Le déluge

— Солнышко, даже если ты оторвёшь мне руку, быстрее дело не пойдёт, — со смехом произнёс Руневский, в очередной раз пытаясь отцепить от своего локтя буквально повисшую всем своим весом на нем Алину. Из всех кошмаров современного мира Икея казалась ей самым мучительным. — Мы же были тут недавно, — ныла Алина, с ненавистью смотря на то, как Руневский дотошно выбирает совершенно ненужные, но, без сомнения, мило упакованные свечки в форме маленьких летучих мышек. — Под «недавно» ты имеешь в виду «год назад»? — фыркнул Руневский, любовно укладывая в тележку вместе со свечками ещё и подставки под бокалы, — мы тогда на пять минут забежали сюда за сидром, это не считается! О том, что вместе с сидром они тогда купили два стула и коврик в прихожую, потому что Руневский отказался уходить без «этой прелести идеального изумрудного цвета», Алина мужу напоминать не стала. Это была странная, совершенно парадоксальная зависимость — проводить баснословное количество времени в Икее. Руневский, никогда не страдавший чрезмерной любовью к покупкам, даже в магазины брендовой одежды ходил с меньшим энтузиазмом. Не знавшие Руневского люди никогда бы и представить себе не могли, что этот суровый полковник, предпочитающий классику во всем — от дорогих часов до вычищенных даже в самую слякотную погоду до блеска чёрных «Оксфордов», часами мог кружить с тележкой по бесконечным икейским лабиринтам, таща, как маленький ребёнок, в дом всё, что можно было собрать своими руками, и что носило мало-мальски смешное шведское название. Перебежки меж стеллажами со всевозможной утварью Алина про себя отсчитывала как круги Ада по Данте. Отдел с вазами и мисками, по общей градации, должен быть стать пятым — тем самым, где грешники дерутся друг с другом в зловонном болоте. — Я больше не могу, — заныла Алина, — бухнувшись грудью о тележку и с ненавистью смотря на то, как Руневский пытается всунуть в общий ворох покупок ещё и салатницу — к слову, упоительно розового цвета. — Нам нужны новые большие блюда, у предыдущих края оббились, — невозмутимо сказал вампир. — Саша, предыдущие мы купили месяц назад, они чисто физически не успели бы оббиться! — Ты просто невнимательная! — фыркнул Руневский. Алина двинула тележной — специально так, чтобы торчавший из неё край невесть как оказавшегося в общей куче торшера больно въехал вампиру в бок. — А ты мнительный шопоголик! — зашипела она, сложив руки на груди в ультимативном жесте, — пойдём домой! Сколько можно здесь торчать?! Руневский потёр ушибленный бок и посмотрел на жену исподлобья. — Хорошо, домой так домой, но в следующем зале у меня для тебя был припасён сюрприз, но раз ты не хочешь… Алина, как и ожидал Руневский, дуться не перестала, но заинтересовалась. Теория о том, что интрига — лучшее лекарство для женщины, оправдывала себя вот уже сто лет кряду. Следующим залом оказался буфет. Руневский, чувствуя, как буря успокаивается, с умилением смотрел на то, как его хрупкая жена уминает за обе щеки сразу три порции фирменных тефтелей с пюре, обильно сдобренных кровью, спрятанной для маскировки во флакончик из-под ингалятора. — Блаженство, — с набитым ртом произнесла Алина, — вот эти вот штуки из мяса — единственное, за что я могу терпеть твою проклятую Икею. Руневский усмехнулся, промакивая губы Алины салфеточкой. Он всегда знал: сытость жены — залог семейного благополучия. Для закрепления результата в следующем отделе Алине помимо обещания «пройти в последний зал — и сразу на кассу» был выдан утешительный бонус в виде игрушечной акулы. — Милый, если ты каждый раз в этом шведском аду будешь покупать мне акулу, тебе придётся спать на диване, потому что эта уже четырнадцатая, и она уже в изголовье кровати не поместится, придётся занимать твоё место, — хмыкнула вампирша, смотря в по-дурацки широко расставленные вытканные рыбьи глаза. Руневский отреагировал абсолютно флегматично — засмотрелся на новые кухонные полотенца и упустил момент очередного витка Алининого недовольства. — Если не хочешь акулу, можем взять одного из тех уродцев, — произнёс он, махнув рукой куда-то за стеллажи. Не поняв, о каких уродцах идёт речь, Алина проследила за рукой мужа, прошла несколько шагов, заглянула за угол и поняла наконец, что так неласково Руневский обозвал плюшевых грустных рыб с почти человеческими губами и огромным носом. Алина успела приятно удивиться — она любила раскладывать на мебель в спальне вместо подушек смешные мягкие игрушки, и что-то новенькое изрядно ее веселило. А потом Алина поняла, что потерялась. — Сашенька? — напряжённо позвала она, но на том месте, где, как ей казалось, только что стоял Руневский с кухонными полотенцами в руках, возвышался стеллаж с цветочными горшками. Круги «шведского Ада» сомкнулись, подхватили несчастную вампиршу и оставили ее одну посреди грехов человеческих совершенно одинокой. Грехи в виде бесконечного потока никчемных, но призывно блестящих товаров для дома и быта пробегали перед глазами потерянной Алины бесконечной каруселью, и, казалось, не было конца и края набитым ими полкам, тянущимся с пола и до самого потолка — так высоко, что последние ярусы невозможно было разглядеть с человеческого роста. От постоянных попыток увидеть хоть какой-либо намёк на выход из окружившего вампиршу ночного кошмара голова у Алины закружилась, и несчастная узница Икеи, тяжело вздыхая, повалилась на первое попавшееся ей под ногами более-менее мягкое место. Полки с пестрыми безделушками ещё секунд десять покружились у неё перед глазами, а потом, как по велению волшебной палочки, все охватил мрак. Очнулась Алина от того, что кто-то жарко дышал ей на ухо. — Нашел, — выдохнул Руневский, — а я говорил, что третья порция тефтелей тебе будет лишней. Видишь, уже и в сон клонит в неположенном месте! Алина потёрла виски. Вокруг все отчего-то сияло бело-бежевыми тонами. — Я что, в раю? — простонала она. Руневский с настороженностью прикоснулся губами к ее лбу. — Ты себя хорошо чувствуешь? Ты кажешься немного горячей. Скажи на милость, как тебя занесло в спальный отдел? Я на секунду отвернулся! Алина с трудом приподнялась на локтях. То, что показалось ей раем, на деле оказалось рядами широких, застеленных по витринному образцу кроватей, заботливо отделенных друг от друга простенькими светлыми ширмами. — Я уже всё в машину отнёс, — продолжал Руневский, помогая Алине подняться и бережно придерживая ее за талию, — обернулся уже на кассе, думал, ты за мной идёшь, а тебя — нет. Час по всем отделам бегал, тебя разыскивал. — И поделом тебе, — проворчала Алина, — совсем замучил меня своей манией бессмысленного домашнего обустройства. Руневский хотел было возразить, но посмотрел на позеленевшую в миг супругу и вместо ответа примирительно чмокнул ее в кончик носа. — Обещаю, в ближайшие пару лет никаких больше походов в Икею! Алина вдруг насупилась. — Это я что же, получается, без тефтель теперь останусь? Руневский расхохотался. — Не я начал эту войну! Они еле уселись в свой набитый доверху чёрный миниджип, и единственным, что не заставило Алину снова учинить скандал, был запах тефтелей, купленных Руневским с собой, к ужину. — А это все-таки тебе, — улыбнулся вампир, выуживая из пакета и протягивая жене уродливую плюшевую рыбу. Алина закатила глаза. В тот момент жизни она свято верила в то, что ни это плюшевое недоразумение, ни ещё тринадцать мягких игрушек в форме древних водоплавающих их семье уж точно никогда не пригодятся.