Le déluge

Генерал Свечников медленно потягивал шампанское из своего фужера и посмеивался: его сын впервые вышел с Алиной в свет в новом 21 веке. Приём в честь Дня защитника отечества по всем законам неоимперской помпезности проходил в Москве, в малахитовом зале Большого кремлевского дворца. Со всех городов собралась блистательная военная «знать» — офицеры Министерства Обороны, военной полиции, разведывательных спецслужб и, разумеется, высшие чины Федельной службы безопасности. Малахитовое сияние широких свобод колоннады мешалось с обилием темных мундиров, и Свечников с приятной тоской подумал о том, как это напоминает ему старые добрые блистательные времена Империи, которой больше не существовало. Среди аксельбантов и белых манжетов блеснула серебристая ткань. Алина, держа под руку облаченного в парадную форму Руневского, была чудо, как хороша: свободное бархатное платье облегало фигуру, и в этом наряде стотридцатилетняя вампирша выглядела совсем юной — как русалка, спустившаяся с ветвей в какой-нибудь народной сказке. Руневский со своей спутницей, наконец, поровнялись с генералом, и к их троице, едва успевшей обмолвиться парой слов, тут же подошли знакомые из внешнеразведовательного ведомства. — Какое приятное и неожиданное новое знакомство! — улыбнулся человек в форме генерал-майора, обращаясь к Алине, — Владимир Михайлович, Александр Константинович, представьте меня вашей очаровательной спутнице! Руневский, не желая лезть вперёд «старшего по званию», кивнул Свечникову, приглашая того совершить ритуал светского «представления». Да вот то ли Свечников отвлёкся, залюбовавшись на ножки помощницы пресс-секретаря министра обороны, то ли задумался о своём, но, вместо положенного «Это Алина Сергеевна, близкая подруга полковника Руневского», сказал: — Это Алина, Сашина воспитанница. Руневский округлил глаза и нервно вздохнул. Ситуация выходила комичная, и выхода из неё совершенно не было видно. Но все возможные варианты разрешения неловкости и превращения ее в шутку враз разбила Алина, подавшаяся вперёд и стиснувшая локоть мужа так, что у него свело зубы: — Да, Александр Константинович мне как отец, воспитывал меня как сиротку, наставляла во всем. Да, папенька? Генерал Свечников молча давился своим шампанским. Руневский смотрел во все глаза на свою новонареченную воспитанницу и чувствовал странное томление, зародившееся у него под рёбрами. Что-то было в этом ее «папенька», что совершенно сбивало с толку. — Милая, пойдём, канапе попробуем, и я тебя с женой генерала Клеменского познакомлю, — улыбнулся через силу Руневский, уводя Алину вглубь малахитовой колоннады. — И что это было? — шепнул он, оправляя лацкан на мундире. Алина взглянула на него совершенно невинными глазами. — Как что, папенька? Конспирация! И легонько погладила его по красиво блестящему в свете парадных люстр погону. Руневский сглотнул. — Не называй меня так больше, умоляю. Коварная женщина соблазнительно откинула голову, делая вид, что поправляет причёску. — Тебе же нравится. — В этом и дело, — нахмурился Руневский. Алина знала об этой его слабости — странному отношению к тому, как жена называла его «папенькой» время от времени. Сначала это неимоверно раздражало. Затем вошло в привычку. А последние несколько десятилетий Руневский ловил себя на мысли, что Алина, невинно округляющая глазки и полушутливо называющая его «отцом», выглядела невероятно соблазнительно. «Старый извращенец» — корил себя за такие мысли Руневский, и каково же было его удивление теперь, когда Алина, понимая сложившуюся ситуацию, сама провоцировала его! — Я тебе помогу, — шепнула она и, взяв своего «родителя» за руку, потянула куда-то вон из зала. — Уместно ли… — хотел было отпереться Руневский, но понял, что дело это бесполезное. — Министр твой только через полчаса выступать будет, — уверенно сказала Алина, впихивая мужа в туалетную комнату. Звякнула щеколда закрывшейся кабинки. Руневский, ослеплённый зеленоватым светом уборной, почувствовал, как юркие пальцы его жены расстегнули уже все пуговицы на мундире. — Тебе что, снова двадцать? До дома не дотерпишь? — хотел было отшутиться он, но рот ему заткнули требовательным поцелуем. Алина, беззастенчиво задрав платье, повисла у мужа на шее, обвив ногами его за талию. Сопротивляться такому натиску было бесполезно. — Полегче, доченька, — расмеялся Руневский, чувствуя на своей шее требовательный глубокий поцелуй, — а то не только наше отсутствие придётся объяснять, но и то, что инцест — дело семейное. — Ты можешь помолчать хоть минуту? — шикнула Алина, пытаясь устроиться удобнее. Кабинка, пускай и в президентском дворце, для двоих все-таки была тесновата. Спустя двадцать минут шепота, стонов, шуршания, ругани и звуков неясного происхождения, супруги Руневские, открыв наконец дверь кабинки, вывалились на мраморный пол, с трудом пытаясь отдышаться. — Больше мы так делать не будем, — протянул полковник ФСБ, опираясь локтями о бортик раковины, — стар я для таких экспериментов. Алина с хрустом расправила плечи. — Да уж, возраст уже не тот… — А ты не примазывайся к моему почтенному возрасту, ты меня на добрую сотню лет моложе, — устало усмехнулся Руневский, жестом прося Алину развернуться и поправляя застёжку на ее платье. — Да бросьте, папенька, что ж вы так резки-то, — хмыкнула Алина, убирая обсыпавшуюся тушь влажной салфеткой. Руневский вздрогнул. — Дома поговорим, доченька. И так многозначительно посмотрел на жену сквозь зеркало, что Алина успела тридцать три раз пожалеть о неудобстве туалетных комнат президентской резиденции. «Надо будет записаться к нему на приём» — подумала Алина, смотря, поднимаясь по лестнице наверх, туда, где находился кабинет «владельца» Большого дворца, — «как-никак такой же старый вурдалак, как и мы. Должен войти в положение».