Ох, уж этот русский язык...

      Наташа проснулась с первыми петухами и сладко потянулась. Так хорошо она не спала уже давно. Деревенская атмосфера всегда действовала на неё умиротворяюще. Пробежав пальцами по висящему над её кроватью ковру, Наташа ещё раз потянулась и встала.       За окном, над клумбами, уже носилась стая бабочек и пчёл, во дворе коротко тявкал пёс, выпрашивая свой утренний паёк, а баба Шура ругала курей, которые крутились у неё под ногами и не давали насыпать отруби в кормушку.       Улыбнувшись столь умиротворяющей картине, Наташа направилась в кухню, помня, что баба Шура обещала оставить для них молоко после утренней дойки. К её удивлению на кухне уже был Питер и с самым, что ни на есть лицом мученика, пытался позавтракать.       — Как вы это едите? — простонал он, как только заметил шпионку. Наташа подошла ближе и заглянула в его тарелку, от которой поднимался лёгкий пар. — Баба Шура налила мне борщ, но он был холодным; я погрел его, и теперь это просто невозможно есть. Зачем вы готовите столько борща, если его можно есть только после приготовления? — с досадой воскликнул Питер и пристально вгляделся в лицо Наташи, надеясь услышать понятный для него ответ.       Романофф же держалась из последних сил, чтобы не обидеть мальчика, но всё же не выдержала и прыснула в кулак.       — Милый, — начала она, тщательно подбирая слова для расстроенного Паучка, — дело в том, что это не борщ. Это свекольник. И его не нужно греть, мы едим это блюдо холодным.       Глаза Питера медленно округлились. Он несколько раз перевёл взгляд с Наташи на загадочный «свекольник» и обратно, а потом как-то уж очень потерянно вздохнул и пошёл к Тони. Тот, конечно, будет в шоке, что его ребёнка довели уже с утра, но что поделать — Питеру страсть как хотелось посмотреть на русскую деревню изнутри.