Ох, уж этот русский язык...

      Тони искренне не понимал, что они забыли в этом захолустье, где даже не было асфальта (хотя Наташа и утверждала, что «дорога здесь ещё ничего»). Но ребёнок потребовал показать ему «настоящую Россию», и Романофф с каким-то подозрительном энтузиазмом привезла их сюда.       Вообще Тони думал, что они едут на российскую «ферму», но деревянный дом с довольно необычным украшениями на окнах, множеством таких же деревянных пристроек, именуемых «сараями», садом, огромным участком земли и маленькой хрупкой старушкой-хозяйкой, мало походили на ферму.       Питер был в восторге и, спросив разрешение у «миссис бабы Шуры», полез исследовать раскинувшуюся перед ним территорию. Тони же увлекли к столу под старой яблоней (Старк впервые видел, чтобы стол и лавки делали из старых пней).       — Ты не стесняйся, не стесняйся, сынок, — приговаривала старушка, расставляя перед Старком угощения. Наташа, принятая за свою, помогала приносить из дома чашки, ложки и другую посуду. — Сейчас чай попьём, потом ягодки покушаете, а я вам борща наварю. Домашний борщ, да со сметанкой! — Тони понадеялся, что его желудок переварит неизвестное для него блюдо, и мило улыбнулся хозяйке.       Тем временем со стороны сарая примчался Питер, весь светясь от счастья и неся на руках чёрного кота с белым ухом. Взъерошенный, с испачканной в чём-то щекой Пит и сам был похож на жизнерадостного котёнка.       Разговор за чаем шёл вполне мирный: Наташа обсуждала со старушкой урожай и частоту дождей в этом году, Питер слушал и «впитывал» самобытность великого и могучего, а Тони просто наслаждался спокойствием.       — А там у тебя что растёт, баб Шур? — спросила Наташа, указав на кустарники возле дома.       — Да там крыжовник, смородина, — зачастила хозяйка, найдя в Романофф благодарного слушателя.       — А смородина чёрная или красная?       — Чёрная, Наташенька. У меня с того года ещё немножко замороженной осталось, я вам назавтра пирогов испеку.       Питер, внимательно вслушивающийся в их разговор, поднялся из-за стола и подошёл к кустам, о которых до этого велась речь. Внимательно рассмотрев спрятавшиеся среди листьев ягоды, он изумлённо спросил:       — А почему эта ваша смородина белая? Вы же сказали, что она чёрная.       — Потому что зелёная, — последовал невозмутимый ответ, и Тони поспешил увести ребёнка в другую часть сада, пока русский язык в лице двух мило беседующих женщин не нанёс ему ещё большую психическую (или языковую?) травму.