о пирогах и призраках

Сколько Люси себя помнила, октябрь всегда имел для нее теплый вкус вишневого пирога. Это была традиция, одна из немногих, которую мать соблюдала, даже если была чертовски усталой. Первый вечер октября они встречали, наскоро поужинав, и усевшись перед камином с кусочками пирога в руках. На следующий день все вновь разбегались по своим делам, уходили рано, возвращались глубокой ночью, но этот вечер первого октября был для Люси особенным. Позднее, когда она стала старше и покинула родной дом, перебравшись в лондон, стало сложнее. Готовила Люси плохо, навыков едва хватало для выживания, что уж говорить о пирогах. Грузить своими идеями Джорджа, который, слава всем богам, отвечал у них за готовку, Люси не хотелось, поэтому чаще всего она забегала в какую-нибудь кофейню, где просила чашку кофе без молока и кусок вишневого пирога. Пирог матери был грубоватый и не слишком сладкий, с вишневой кислинкой, которую, впрочем, Люси даже любила. У него частенько подгорали края, пирог имел не слишком красивый вид, но он нравился девушке своей простотой и любовью, с которой мать выкраивала время, чтобы приготовить его. В кофейне пироги были сладкие и мягкие, выглядели так, словно сошли с картинки, поначалу даже есть страшно. Но это было лучше, чем ничего. Люси пыталась крепко зажмуриться и представить, что она снова сидит дома перед камином, вокруг расположились сестры и мать, они болтают и смеются, как самая настоящая дружная семья, которая всегда друг о друге заботится. Получалось не очень, мешал шум кофейни, голоса людей, яркий свет ламп. Но Люси все равно упрямо из года в год повторяла этот ритуал, словно кусок пирога с вишней мог склеить что-то внутри нее. Как-то летним днем она рассказала об этом Локвуду. Они полулежали в обнимку на траве под деревом у них в саду и болтали обо всем на свете. Было жарко и душно, слова лились неохотно и вязко. Люси говорила о вишневом пироге, о том, какой он бывает ненастоящий, сделанный руками умелых поваров, как будто она смотрит на него сквозь розовые очки со стразами. Локвуд внимательно слушал, перебирая ее волосы, потом вспоминал свою семью, все еще не слишком уверенно, словно совершенно разучился о них говорить. Люси его не торопила, и ей удалось узнать, как наряжали для маленьких Энтони и Джессики елку на Рождество, закрывая двери в зал, чтобы они не увидели ее раньше времени. Каким был его детский восторг, когда двери распахивались и глазам представала высокая пушистая ель, блестящая игрушками и свечами, с кучей подарков под мягкими ветками. Не то чтобы Люси забыла этот разговор. Он был надежно упрятан в особое место в ее сердце, где хранилось все, связанное с Локвудом. Его улыбка, азартный блеск в глазах, теплые объятия и многочисленные беседы. Время от времени она доставала их и наслаждалась воспоминаниями, чтобы после с успокоенной душой отправиться получать новые. Но она не думала об этом постоянно, в конце концов, у нее была работа, тоже отнимающая большую часть ее мыслей. Поэтому, вернувшись под вечер домой после тяжелого дня, наполненного ужасно скучной работой с бумагами, которая в этот раз досталась ей, и быстрым заказом, с которым она расправилась еще до наступления девяти, Люси не ожидала почувствовать в прихожей знакомый аромат вишни и подгоревшего теста. Она даже зажмурилась и поморгала, чтобы убедиться, что пришла на Портленд-роу, 35, а не куда-то еще. Потом у нее одновременно сформировались три мысли. Первая и вторая о том, что она совершенно забыла, какое сегодня число, и не зашла по привычке в знакомое кафе, чтобы съесть свой кусочек. И третья, совершенно безумная: неужели пирог каким-то образом оказался у нее дома. Уронив рапиру и сумку со снаряжением где-то в углу, девушка сбросила ботинки и, завороженно вдыхая такой знакомый аромат, прошла на кухню. Картина, представшая ее глазам, потрясала Люси до глубины души. Энтони Локвуд, глава знаменитого агентства «Локвуд и компания», стоял посреди кухни в ярко-желтом фартуке Джорджа, его волосы, лицо и руки были испачканы мукой и чем-то похожим одновременно на кровь и на вишневое варенье. Парень старательно посыпал сахарной пудрой неказистый пирог с подгоревшими краями. Вокруг царил немного прибранный хаос, который всегда появляется на кухне, когда за дело берется человек, готовящий раз в столетие. Наверное, Люси издала какой-то изумленный звук, потому что Локвуд обернулся, обсыпав себя еще и пудрой и широко улыбнулся. — А вот и ты, Люс, — он, не глядя, поставил пудру куда-то на стол, не сводя с нее счастливого и немного смущенного взгляда, — ты как раз вовремя. Люси медленно подошла, силясь справиться с эмоциями. Локвуд нервным жестом указал на беспорядок и свое вишневое творение, которое красовалось посреди стола на большом блюде. — Получилось не так красиво, как я задумывал, — парень неловко взлохматил свои волосы, пачкая их еще больше, — но не во всем же мне быть идеальным, верно? Люси молчала. — Люс, пожалуйста, скажи что-нибудь, — Локвуд заволновался, — тебе не нравится? В ответ Люси всхлипнула раз, другой и окончательно разревелась, когда Энтони привлек ее к себе. Она уткнулась ему в фартук, пачкая собственный нос в муке. Руки Локвуда обернулись вокруг нее словно самая надежная броня, он что-то взволнованно бормотал, чуть покачиваясь, будто она была совсем малышкой. Наконец, сквозь всхлипы Люси удалось выдавить: — Это… самый прекрасный… пирог на свете… Услышав это, парень заметно расслабился и облегченно рассмеялся, крепче прижав ее к себе. — Тогда почему ты ревешь? Я уж подумал, что сделал что-то не так и расстроил тебя. Девушка отстранилась, чтобы поднять на него заплаканное лицо. Тут же получила поцелуй в нос, а осторожные пальцы стерли слезы с щек. — Я просто не ожидала, — она судорожно вздохнула, успокаиваясь, — не ожидала, что ты запомнишь и захочешь приготовить его для меня. Ты же… когда ты вообще последний раз готовил? Это было событие года. Локвуд снова мягко рассмеялся, глядя на нее так, что Люси захотелось опять разреветься от переполнявшего ее счастья. — Ты говорила, как это важно для тебя, и я подумал, что так ты сможешь представить, будто ты снова дома. В ответ она поцеловала его, постаравшись вложить в поцелуй всю свою любовь и благодарность, которые сейчас разрывали сердце. Чуть позже они сидели на ковре перед камином, налив в чашки любимый чай, и с видом величайших дегустаторов пробовали локвудовское творение. Парень нервно ждал вердикта, пока Люси сосредоточенно жевала. — Это правда лучший пирог в моей жизни, Локвуд, — наконец серьезно сказала она, избавляя его от волнения. Пирог был не самый аккуратный, кое-где вытекло варенье, краешки были неравномерной толщины, немного подгоревшие и иногда жесткие. Но Люси казалось, что ничего вкуснее она в жизни не ела. То, что Локвуд — Локвуд! — приготовил его для нее, запомнил обычную историю, которые они рассказывали друг другу сотнями, и так сильно хотел ее порадовать, заставляло трепетать что-то глубоко внутри, гораздо глубже, чем сердце и легкие. Каждый раз, когда думала она об этом, хотелось плакать и целовать его. Уютно устроившись в его объятиях, жуя пирог и глядя на пламя в камине, Люси, наконец, поняла, что обрела долгожданное спокойствие. — Мне не нужно что-то представлять, — сказала она, отвечая на его недавние слова, — я уже дома, Локвуд.