смс-ки приходили всю ночь

Катя ненавидит Туркину. Ненависть довольно странное чувство, всепоглощающее и конкретно так ударяющее по психике. Ненавидеть — сложно. Она однажды возненавидела одноклассника за поцелуй на спор, который тот заключил со своими друзьями. А потом, со всей своей силой ненависти, пинанула того по яичкам, как учил папа полицейский. Что делать с Туркиной, которую она возненавидела вот прямо сейчас, оставалось загадкой. — Ты идиотка, — бурчит Синицкая, отворачивается от внимательно-пристального взгляда Макарова и чувствует, как шею покрывают розовые пятна — единственное свидетельство смущения. Черт. Черт. Черт. Она до коликов в животе не хотела с ним видеться. До самого отвратительного привкуса на языке. Видеть его — невозможно, неправильно и до чёртиков желанно. Долбанутая Туркина. Как хорошо, что криминалист ее бросил. — Итак, гражданка Синицкая, вы признаетесь во взятке и… — Господи, Туркина, просто завались, — вспыхивает Катя, готовая сквозь землю провалиться и уйти танцевать с демонами джигу, только бы не видеть смешинок в серьезных глазах бывшего. Бывшего начальника. Бывшего любовника. Бывшего массажиста. Бывшего носителя завтрака в постель. Бывшего- постельную грелку. Бывшего. Довольно широкий термин использования. — Пароль, — в спешке говорит он. Катя почти смеётся. Почти, потому что все ещё готова биться в истерике.Почти, потому что Туркина все равно бы не поняла. Почти, потому что нужно сначала узнать пароль у владельца и только потом вводить его, а не наоборот. Почти, потому что ты сам когда-то просил сменить его. — Вы свободны, гражданка Синицкая. — Спасибо, Павел Сергеевич, — доброжелательно улыбается она и пихает Туркину в сторону. *** Катя ненавидит Туркину. До зубовного скрежета. До чисто девчачьей драки с элементами волос, слюней и сломанных ногтей. Чтобы ей было так же больно, дико неловко и абсурдно смотреть в глаза человеку, которому когда-то позволяла трахать себя в этом самом отделе. Катя ненавидит Туркину, но сейчас готова расцеловать: за его смех, наверное.