Не считая нагена

      Оставшееся до встречи время они посвятили тому, что обучали Жульену по первому же слову искать Яна. После того как она успешно отыскала его в «Веселых баранках», сыщики решили, что урок усвоен, и вознаградили нагена большим куском грудки краснозоба.       За полчаса до назначенного времени вызвали дежурную вездеходку. Жульена, пока еще на поводке, но уже чисто вымытая и без попоны, смирно сидела рядом с Дином, сам же он надел почти-невидимую рубаху и закутался в накидку. Смысла в этом было немного: сними Дин накидку, голова и нижняя часть тела все равно останутся на виду. Но даже такая невидимость наверняка осложнит жизнь противниками и лишит их душевного равновесия, а матушка учила, что в драке может пригодиться все. 

***

      Указанная Дину улица располагалась неподалеку от городской пристани. Ян остался сидеть в вездеходке, только поднял полог: начинался дождь, и крупные капли тут же забарабанили по плотной непромокаемой ткани. Дин же снял с Жульены поводок и тихонько попросил ее идти рядом.       – Будь осторожен, – уже в который раз предупредил Ян.       – Разумеется, – в который раз пообещал Дин и направился к приземистому дому кирпично-красного цвета. Подойдя к двери, он обернулся и убедился: вездеходку отсюда не разглядеть, и из-за расстояния, и из-за пелены все усиливающегося дождя.       Дверь открылась, едва он коснулся оповещателя. Открывший ее человек коротко поклонился, и, ни слова не говоря, отступил в темноту, которая немедленно сменилась ярким светом. Дин на мгновение зажмурился, а когда снова открыл глаза, то обнаружил, что стоит в большом полупустом помещении, стены которого были сплошь увешаны рисунками в блестящих рамах. Но разглядеть все получше Дину не дали.       – Господин Линский? Прошу вас, идите за мной. – С этими словами человек, не оглядываясь, направился к лестнице на второй этаж. Дин последовал за ним. Жульена кралась сзади: ее он не видел и не слышал, но каким-то непостижимым образом чувствовал рядом.       Облик провожатого показался Дину немного странным, но в чем заключалась странность, понять не успел, потому что тот уже остановился перед дверью и сделал пригласительно взмахнул рукой.       Дин вошел.       – Приветствую вас, господин Линский, – произнес Ильмар Зарецкий и обаятельно улыбнулся. – Проходите, присаживайтесь.       Дверь за спиной захлопнулась.       – Чувствуйте себя как дома. И ваше животное пусть тоже... чувствует.       Дин нахмурился: он мог бы поклясться, что заметить Жульену невозможно.       – О, это очень просто. Сейчас я вам все объясню, – сказал Зарецкий, словно подслушав его мысли.       – Я так понимаю, никакого лекаря-исследователя не существует. –  Дин против воли почувствовал разочарование и тут же отругал себя за неуместные чувства.       – Конечно, – отозвался Зарецкий. – Есть только я. Ну и те, кого я нанял.       – Это вы похищаете людей? – спросил Дин по возможности спокойно. – Зачем мы вам понадобились?       Вместо ответа Зарецкий полез в стол и достал из ящика длинный стеклянный сосуд. В сосуде клубилось что-то, похожее на туман – плотный, белесый. Приглядевшись получше, Дин увидел, как в нем то и дело проскакивают голубоватые искры.       – А вот зачем. – Зарецкий поднял сосуд повыше, предлагая им полюбоваться.       – И… что это?       – Это то, что у тебя внутри. У тебя и у твоего животного, – сказал Зарецкий, переходя на «ты».       Он оглядел Дина с ног до макушки, как какое-нибудь редкое блюдо, и чуть ли не облизнулся.       – Для меня ты выглядишь как этот сосуд, точнее, выглядел бы, если бы не одежда и краска. А вот твое животное…       – Ее зовут Жульена, – сказал Дин, чувствуя, как в нем, словно ядовитая ползунья, просыпается злость. Злиться он не любил, и от этого разозлился еще больше       – Когда я вытяну то, что делает тебя невидимым, ты снова станешь обычным человеком. К сожалению, мертвым, – продолжал Зарецкий, не обратив внимания на его слова. –  Мне хотелось бы пообещать, что родные напоследок увидят тебя и смогут достойно похоронить, но увы – этого я сделать не могу. То есть пообещать могу, конечно…       Дин снял с пояса кнут и отступил к двери, но та распахнулась прежде, чем он успел коснуться ручки. За дверью обнаружились трое, в том числе и провожатый. Дин наконец-то понял, что было странным в его облике: из-под приличного темного кафтана виднелись холщовые штаны и грубые сапоги, какие обычно носят полевые рабочие или работники пристани.       – Жу, ищи Яна! – крикнул Дин и почувствовал, как по ноге что-то мазнуло – должно быть, Жульенин бок. На мгновение он обеспокоился, подумав о запертой двери, но потом вспомнил о способности нагенов просочиться сквозь любую щель и волноваться перестал.       В руках у наемников словно бы из ниоткуда появились дубинки: деревянные, обмотанные мягкой тканью.       «Убивать меня они не собираются, – решил Дин. – Во всяком случае, не сразу».       Он метнулся к столу и схватил сосуд с туманом, не обратив внимания на возмущенный вопль Зарецкого, затем развернулся и швырнул сосуд в нападавших. Те отшатнулись, и сосуд, врезавшись в дверной косяк, разлетелся на мелкие осколки. Белесый дым повис почти непрозрачной пеленой. Дин попытался задержать дыхание, но часть вещества все равно проникла в легкие, а в носу защипало, словно он глотнул шипучего напитка из аранты.       Воспользовавшись тем, что пелена скрыла его и нападавших друг от друга, Дин мгновенно проскользнул в дверной проем. Руку выше локтя обожгло болью: кто-то из наемников все же достал его дубинкой.       За дверью он оттолкнулся здоровой рукой, перепрыгнул через поручни лестницы и мягко приземлился на пол. Трое наемников спрыгнули вслед за ним. Дин взмахнул кнутом, и нападавшие замешкались, а затем и вовсе остановились, замерев в десятке шагов.       – Вам со мной не справиться, – сказал Дин с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. – Давайте разойдемся по-хорошему? Вы открываете дверь, и мы все вместе убираемся отсюда. Сколько бы вам ни обещали заплатить…       – Экий ты прыткий, – раздался голос Зарецкого. Дин поднял голову и увидел, что тот стоит на лестнице и держит в руках блестящую трубку крупноразмерного игломета. Дин моргнул, но, настоящее или обман зрения, оружие никуда не делось. Стоит ему шевельнуться – Зарецкий сразу же выстрелит и вряд ли промахнется.       – Жаль терять такой отличный сосуд, ну да ничего.       Наемники шарахнулись в сторону. Краем сознания Дин отметил тихий стук где-то позади, но оглядываться не стал.       «Ян был прав, – успел подумать он. – И Жульена…»       А больше ничего сделать не успел, даже закрыть глаза, потому что Зарецкий выстрелил.       Дин почти телесно ощутил, как иглы разрывают одежду и впиваются в кожу, но сверкающий рой, не долетев каких-нибудь пару шагов, ткнулся в невидимую преграду и исчез. Впрочем, не такую уж и невидимую – Дину показалось, что воздух на мгновение помутнел и приобрел знакомый белесый оттенок.       Он обернулся и увидел в дверях Яна: тот был без очков, и это зрелище отчего-то поразило Дина намного больше, чем боевой игломет в руках у владельца новостного листка.       – Ты в порядке? – спросил Ян. Дин кивнул, разглядывая его во все глаза. Кстати, глаза оказались карими, почти что черными.       С улицы послышался шум подъезжающей вездеходки, потом еще одной, и в дом вбежали покойники во главе с господином Эльским.        Дин посмотрел наверх, но Зарецкого не обнаружил. Трое наемников, опустив дубинки, растерянно переглядывались, явно не в силах решить, что делать – сдаваться или попробовать сбежать. Потом благоразумно решили сдаться.       Повернувшись к Яну, Дин увидел, что тот уже снова надел очки.       – Стоять здесь, – приказал Эльский сыщикам, а сам с четырьмя покойниками принялся обыскивать дом. Еще трое остались внизу, связывать и сторожить бандитов.       Вскоре Эльский вернулся, а с ним – еще двое, в том числе и жених Терины Цинмер или кто-то, очень на него похожий.        – Спасибо за помощь в поимке преступников, – сказал господин Эльский, но таким тоном, что Дин снова поежился. – С остальным мы справимся сами.       – А где Зарецкий? – спросил Дин.       – Какой еще Зарецкий? – резко обернулся к нему господин помощник.       – Владелец «Ванцийского утренника». Это он похищал людей.       – Я нашел еще одного! – раздался сверху крик, и Дин, наплевав на приказ господина Эльского, бегом поднялся по лестнице и свернул в темный коридор. В комнату они вбежали одновременно.       Зарецкий, бывший владелец новостного листка под смешным названием «Ванцийский утренник», ничком лежал у окна. Господин Эльский быстро наклонился и прижал пальцы к его шее, но тут же выпрямился и сообщил, скорее сам себе, чем Дину:       – Мертв.       – Он… сам? – глупо спросил Дин.       Эльский неопределенно мотнул головой и взмахом руки велел выйти из комнаты. Возвращаясь к лестнице, Дин заметил в конце коридора полуоткрытое окно и разбитый цветочный горшок, и подумал, что при более внимательном осмотре на подоконнике наверняка обнаружатся следы маленьких лапок.       Когда Дин спустился вниз, Ян все так же стоял у двери, безучастно опустив голову; края его плаща время от времени колыхались, будто сами по себе. Дин с облегчением вздохнул.       – Господин Эльский, – заговорил Ян, увидев господина помощника главы. – Мы можем идти?       – Да, пока вы свободны, – ответил тот, едва заметно выделив слово «пока».       Ян кивнул и вышел на улицу. Дин поклонился всем сразу, и отдельно – господину помощнику. Ему показалось, что покойник, обнаруживший тело Зарецкого, проводил его чересчур уж внимательным, пристальным взглядом – может, и правда только показалось.       – Мы возвращаемся? – спросил Дин, догнав Яна.       – Я возвращаюсь к себе, а ты иди домой. И забери с собой Жульену.       – Что? – Дину показалось, что он ослышался. – Вы на меня сердитесь? Да, я признаю, что был неправ, но Жульена здесь ни при чем, да и мне…       Дин только сейчас заметил, что удар дубинкой был вовсе не таким пустяковым, как показалось в горячке боя – левая рука почти не слушалась.       – Я сказал – ступай домой. Вместе со своим животным.       Ян ушел, а Дин остался стоять, отстраненно наблюдая, как тот садится в вездеходку. На месте возницы уже кто-то сидел. Перед тем как тронуться с места, Ян кинул на мостовую Жульенин поводок; когда вездеходка скрылась из виду, Дин поднял поводок и приложил руку к щитку вызова, который обнаружился буквально в двух шагах. 

***

      Оставив вездеходку на соседней улице, Дин прошел к дому Яна, стараясь по возможности держаться в тени. Во дворе привязал Жульену к забору и приказал сидеть тихо. Потом снял накидку, тщательно вытер ею лицо и бросил уже ненужную грязную тряпку на землю; власяница отправилась вслед за накидкой.       Дин осторожно прокрался к дому и, сам толком не зная, что делает и зачем, спрятался в кустах напротив двери.       Прошло с полчаса. Дин замерз, рука окончательно разболелась и ныла как зуб, а в довершение ко всему он проголодался и устал.       Наконец дождался. Дверь тихо отворилась, и на пороге показался Ян. Дин осторожно огляделся и заметил, как качнулась ветка дерева неподалеку; затем кусты раздвинулись, и на поляну перед домом вышли люди, почти неразличимые в темноте.       Ян шагнул им навстречу.       – Господин Вайнер, вы знаете, зачем мы здесь, – произнес один из незнакомцев, и Дин понял, что в руке он держит игломет – не такой большой, как у Зарецкого, но наверняка не менее смертоносный.       «О нет, только не снова», – подумал Дин, чувствуя, как тело цепенеет, словно его окунули в ледяную воду. Но это помешало ему сорвать с пояса кнут, прыгнуть вперед и без затей, наотмашь, хлестнуть вооруженного человека по руке. Тот сдавленно вскрикнул и выронил игломет.       Теперь оружие появилось в руках и у остальных.       Дин отпрыгнул в сторону и услышал, как игла просвистела возле уха. Развернувшись, он достал кнутом второго противника, но третий оказался быстрее и горячая, словно бы раскаленная игла вонзилась куда-то под ключицу. Противник снова поднял игломет, но прежде, чем он выстрелил, Ян сделал быстрый шаг и закрыл его собой.       «То есть не его, а меня», – мелькнула своевременная мысль, а затем земля больно ударила Дина по спине. Последним, что он услышал, был голос – до того громкий и властный, что Дину захотелось немедленно подняться и выполнить все, что прикажет его грозный обладатель.  

***

      Когда Дин очнулся, то обнаружил себя лежащим на кровати в комнате Яна. Он осторожно пошевелился и понял, что грудь его и левая рука туго перевязаны лекарскими лентами. Но боли Дин почти не ощущал, и это приятно удивляло.       Придерживаясь здоровой рукой за стену, он вышел из комнаты и увидел, что Ян сидит за столом, а напротив него расположился господин Эльский.       – Я что-то пропустил? – спросил Дин, дождавшись, когда на него обратят внимание.       – Твой парнишка такой шустрый, Карст, – вздохнул господин Эльский, не удостоив его ответом.       Дин представил, как выглядит в чужих глазах: ленты на невидимом теле и остатки краски на лице, пятнами, словно у болотного лягуха. Хорошо хоть кровь невидимая, а то зрелище вышло бы еще живописнее. Дин неловко переступил с ноги на ногу и провел здоровой рукой по колкой щетине волос.       Ян встал и накинул ему на плечи рубаху.       – Кто были эти убийцы? – снова попробовал добиться ответа Дин, и на этот раз ему ответили.       – Это не убийцы, а вполне законопослушные бойцы Тайной службы Ванции, – сказал Ян, покосившись на господина Эльского, словно спрашивал разрешения.       Дин пододвинул стул и сел подальше от стола – присутствие господина Эльского действовало на него как ползунья на того самого лягуха.       – И почему они хотели вас убить?       – Не убить, а казнить. Как государственного преступника.       Дину понравилось, что на его вопросы так быстро и четко отвечают, хотя смысл ответов все равно оставался непонятным. Более того – диким и не укладывающимся в голове.       – Думаю, их послал Кожезуб, – сказал господин Эльский. – Он не имел права.       – Ты знаешь, что имел, – вздохнул Ян. – А еще имел возможность и очень большое желание. Если бы не ты…       – Если бы не твой парнишка.       А вот то, что господин помощник называет его парнишкой, Дину совсем не понравилось, но он благоразумно промолчал.       – Ян, а вы не ранены? – осторожно спросил Дин после многозначительного, но оставшегося незамеченным молчания.       – Нет. Господин помощник успел вовремя.       – Тогда расскажите, что все это значит.       Ян и господин Эльский переглянулись.       – Помнишь, я рассказывал тебе о волшебниках?       Дин с трудом удержался от тяжелого вздоха – ну или почти удержался.       – Поразительно, – сказал Ян. – Видеть собственными глазами и все равно не верить.       – Инертность мышления, – с важным видом кивнул господин Эльский, и Дин понял, что непонятными словами умеет выражаться не только Ян.       О чем тут же и сообщил.       – Это не «непонятные слова». Так разговаривают в Либруме. Не все, конечно, в основном ученые. Древний язык. Подозреваю, придумали его исключительно для того, чтобы вызывать благоговейный восторг у непосвященных. Я долго жил в Либруме, поэтому привык.       – И приучил меня, – усмехнулся Эльский.       Ян подошел к плите и снял котелок, затем перелил отвар в кружку и протянул ее Дину. Отвар был приятный, с горчинкой. От него щипало в носу, и Дин немедленно вспомнил белесый туман, которым надышался в доме Зарецкого.       Ян и господин Эльский снова переглянулись.       – Эссенция, – снова сказал непонятное Ян. И для Дина перевел:       – Суть. Суть магии. Таинственное вещество, которое образуется в теле магуса. Во всяком случае, так считают ученые Либрума. Говоришь, оно было у Зарецкого в сосуде? Оставив техническую сторону дела, можно предположить, что он нашел способ отделять эссенцию от тела ее носителя.       – С последующей смертью… хм-м-м… последнего, – уточнил Дин.       – Почему ты вернулся? – внезапно спросил Ян.       – Ну, я понял, что вы зачем-то хотите от меня избавиться. И выглядели так, что…       Дин сделал неопределенный жест здоровой, но невидимой рукой. Впрочем, его поняли.       – Не только шустрый, но и сообразительный. Правда, глупый и наивный. Ну да ничего, это дело поправимое.       – Не надо, – попросил Ян. – Оставь его в покое.       В комнате немедленно повисла тишина, вязкая, как болотная тина.       – Я понял, что это вы спасли меня от игломета, хотя и не знаю, каким образом. И что из-за этого вас чуть не убили, – сказал Дин, желая побыстрее нарушить болотную тишину. – И Жульена…       – Здесь она, дрыхнет, – успокоил Ян.       – Чего я не понял, так это почему вы носите очки, да еще такие, в которых ничего не видно… кроме теплового контура. И при чем здесь, задери его ведмед, волшебство.       – Я магус, – сказал Ян таким тоном, каким обычно признаются в сущей ерунде, к примеру, что любят пироги с сыром или пропустить перед сном стаканчик-другой. – Точнее, бывший магус на королевской службе. Чтобы творить волшебство, мне необходимо видеть… объект. Очки были обязательным условием моей отставки. Либо пожизненная слепота, либо смерть.       Дин потрясенно посмотрел на Яна, потом на господина Эльского и снова на Яна, словно надеялся, что сейчас они засмеются и признаются в глупом розыгрыше.       – Нет, – сказал Ян, правильно истолковав его молчание, – не думай плохо о Его Величестве и Тайной службе. Ты сам видел, что может натворить злонамеренный магус. То есть еще не видел, но мог бы увидеть. Это нужно для блага обычных людей.       – Как-то это все не очень надежно, – заметил Дин, убедившись, что они не шутят.       Впрочем, какие уж тут шутки, когда простреленное плечо отзывалось на малейшее движение тупой болью. Если бы не господин Эльский, назавтра его родителям уже приносили бы соболезнования в связи с безвременной кончиной сына. И хорошо, если вместе с соболезнованиями им не сообщили бы, что Дин – преступник, покушавшийся на жизнь тайников при исполнении. Еще раз спасибо господину Эльскому, что уберег их от такого позора.       Дин на мгновение задумался и решил, что покусился бы на людей в черном даже зная, кто они такие. Крамольная мысль о том, что Тайная служба тоже может ошибаться, ранее не приходила ему в голову, но все когда-то случается впервые.         – Ну почему же, – пожал плечами Ян. – Стоит мне снять очки – и… ты видел. Кроме того, с меня взяли клятву, предварительно напоив таким количеством настоя мелкоростки, что хватило бы на признательные показания десятку преступников. А еще есть всякие разделы и подразделы Устава, допускающие использование магии в неотложных случаях. Но там столько условий и поправок… проще доказать, что ты незаконнорожденный сын Его Величества. Так что по букве закона Кожезуб был прав.       – Я напишу в докладе, что своими глазами видел применение магии и убежден в его правомерности. Или еще лучше – что ты снял очки по моему прямому приказу, – сообщил господин Эльский. – А Кожезуб пусть провалится в трясину.       – Спасибо, Ренмар, – сказал Ян.       – Это не ради тебя, – буркнул тот. – А ради вот этого… шустрого. Будет обидно, если его шкуру продырявили напрасно.       – Ничего, что вы мне все это рассказали? – спросил Дин. – Если это такая страшная тайна…       – Помнишь Родамора Гнилозубого? Попробуй скажи кому-нибудь, что при короле состоят волшебники. Да-да, те самые, с рогами и в платьях. Увидишь, что будет, – усмехнулся Ян.       – Но расписку о неразглашении я все же с тебя возьму, – добавил господин Эльский.       Он встал из-за стола.       – Как поправишься – зайдешь в Управление. – Это Дину.       – Никуда не ходи в ближайшие дни. Я оставлю пару человек поблизости, на всякий случай. – А это уже Яну.       И вышел во двор.       Дин с невольным облегчением вздохнул, хотя и сам не мог бы объяснить, почему в присутствии господина Эльского чувствует себя так, будто выполняет тяжелую работу – к примеру, подсчитывает в уме, сколько яиц, молока и грудки нужно купить Жульене на год, с учетом праздничных дней и посещений лекаря. Ничего подобного наедине с Яном он не ощущал. И дело было не в том, что господин помощник Дину не нравился – как раз нравился.       Ян снова встал и налил в кружку Дина еще отвара, а в другую – какой-то жидкости неприятного синюшного оттенка.       – Это чтобы лучше спалось.       – Мне нужно домой, – заикнулся было Дин, но Ян решительно мотнул головой.       – Сегодня ты ночуешь здесь. С твоими родными я уже связался.       – Тогда расскажите мне, почему господин Эльский смотрит так, будто вы что-то у него украли, – сказал Дин поудобнее устраиваясь на стуле.       Ян невесело усмехнулся.       – Ты почти угадал.       Он вышел из комнаты и вскоре вернулся с бочонком гаоляна. По примерным подсчетам Дина, бочонок уже давно должен был опустеть, если, конечно, Ян не прикупил еще один в его отсутствие.       Дин вспомнил, что был голоден еще часа два назад, но все эти разговоры и государственные тайны отбили у него желание немедленно съесть хвост долгоносика, а то и долгоносика целиком. Впрочем, теперь, когда ушел господин Эльский, голод вернулся.       – Ян, а можно…       – Можно, – кивнул тот, снова вышел и принес ломоть хлеба с сыром и пару вареных яиц на подносе. Дину показалось, что сопение в углу стало громче.       Ян залпом выпил пару стаканчиков гаоляна и уставился в темноту за окном. Дину стало любопытно, что он там видит. Возможно, зеленоватых шнырок или птиц на ветках деревьев, тоже зеленоватых, как праздничные фонарики. Красиво, наверное. Жаль, нельзя одолжить у него очки.       Дин закашлялся. Ян обернулся и посмотрел куда-то мимо него.       – Ты, наверное, уже понял, что мы с господином Эльским вместе работали в Тайной службе. И были друзьями.       – Были? – переспросил Дин.       – Да. А потом… случилось так, что мне пришлось выбирать, кого спасать – Ренмара или его брата. Ренмар и чувствует себя обязанным, и ненавидит меня за этот выбор. Возможно, он и спас меня только для того, чтобы заплатить свой долг и спокойно ненавидеть дальше.       – Не думаю, что он вас ненавидит, – сказал Дин, поразмыслив. – Просто тоже чувствует себя виноватым. И ему проще обвинять вас, а не себя. При этом он понимает, что несправедлив, и старается эту несправедливость исправить. Наверное, это разрывает его на части, но… я думаю, он по-прежнему считает вас своим другом.       – Тебе бы в духовники, – криво усмехнулся Ян. – Но, может, ты и прав. В общем, после того случая я попросил об отставке, а Ренмара перевели из тайников в покойники.       – А кто такой Кожезуб? – спросил Дин и поежился. Этих зверей он побаивался с детства, после того, как прочел сказку о кожезубе и ученике пекаря.       – Они дружили с Нирном, – снова помрачнел Ян. – И уж он-то точно не собирается меня прощать. Ты его видел. Это тот самый человек, который был с Ренмаром.       Дин вспомнил покойника... то есть, как оказалось, не покойника, а тайника в гражданском, который обнаружил тело Зарецкого. Похоже, ненависть в его глазах Дину вовсе не померещилась.       – А теперь… хотя погоди, у меня вопрос. Когда ты познакомился с господином Зарецким, каким человеком он тебе показался?       Дин поспешно дожевал остатки сыра и задумался.       – Умным, – наконец ответил он.  – Немного… грубоватым, но не злым. Расчетливым. Искренним.       – Как думаешь, мог бы такой человек безжалостно убивать? Не защищаясь, а так, ради выгоды?       – Нет, – сразу же ответил Дин и с удивлением понял, что совершенно уверен в своей правоте.       – Вот как… – протянул Ян. – Ладно, иди спать. Настой аркруса должен был уже подействовать.

***

      Добраться до дома Дину удалось только на следующий день, после полудня. Рана мешала двигаться, но, благодаря мазям и настоям Яна, почти не болела. Рука тоже ожила – Дин поднял ею сразу две кружки с отваром и остался доволен.       На первом этаже он встретился с матушкой и снова порадовался, что невидимая кровь делает его рану почти незаметной. Но, как оказалось, Дин все-таки плохо знал свою мать.       – Ты ранен, – сказала та без намека на вопрос.       Дин постарался улыбнуться как можно беззаботнее.       – Ну что ты, нет, конечно.       – А я думала, мы договаривались не лгать друг другу, – вздохнула матушка.       Дину немедленно стало стыдно. Он пригласил ее в комнату и рассказал все от начала и до конца – разумеется, не упоминая магусов и таинственную эссенцию в сосуде из-под хмельной вековухи.       После того как мать, убедившись, что рана обработана и перевязана должным образом, удалилась, Дин прошел в умывальню, чтобы привести себя в порядок. К вечеру он собирался вернуться на Извилистую улицу. Закончив, Дин застыл перед зеркалом, зачем-то пытаясь представить, какого цвета у него волосы и глаза. На детских снимках волосы были русыми и с легкой рыжиной, а глаза светлыми. Слишком светлыми, да.       Дин был не из тех, кто изводит себя напрасными сожалениями, но иногда все же думал о том, как сложилась бы его жизнь, не будь он невидимкой. Наверное, он вырос бы совсем другим. Каким – сказать сложно, но другим однозначно. Жаль, что это невозможно проверить.       Дин легонько щелкнул свое отражение по лбу и вышел из умывальни.       За обеденным застольем присутствовали только он и матушка, отец со вчерашнего дня гостил у друзей. Почти всех слуг, кроме повара, они отпустили, поэтому Дин сам принес из поварни супницу и плетенку со слоеными булочками.       Когда он начал разливать по тарелкам суп, матушка вдруг вскрикнула, словно бы от сильного испуга или внезапной боли.       Дин едва не выронил ложку и поспешно положил ее на край стола.       – Что случилось?       – Дин, – тихо сказала матушка. – Посмотри на свои руки.       Он посмотрел. Сначала ничего не заметил, но, приглядевшись, увидел голубоватые нити, которые тянулись от кончиков пальцев и исчезали в рукаве. Потом обнаружил почти прозрачные пластинки ногтей и сел, растерянно глядя на мать.       – У отца где-то был бочонок арратского ягодного тридцатилетней выдержки, – сказала та уже совершенно спокойным, мягким как шерстка нагена голосом. – Как насчет выпить по кружке? И убери, пожалуйста, суп, я хочу жаркое по-звуарски, с острой подливкой и сырными лепешками. Будь добр, распорядись. 

***

      В тот день Дин к Яну так и не поехал, а весь вечер провел с матерью. Уже за полночь, оставшись наконец в одиночестве, он достал зеленую книжницу и написал твердым, четким почерком, то и дело замирая, чтобы посмотреть, как выглядит его рука на белом бумажном листе:       «Расследования Янгуса Вайнера и Динмара Линского. Рассказ третий. Дело о пропавшем лекаре».