ветра дуют с севера

Люди склонны быстро все забывать — Сухо думает об этом, когда пробирается через толпу людей, спешащих на электричку. Некоторые толкают его, некоторых он — и никто, вежливо кланяясь на автомате, не всматривается в его лицо, черно-белое фото которого всего полгода назад транслировалось в экстренных выпусках новостей по всей стране. Сухо натягивает черную кепку пониже, и сворачивает за угол, в более тихую улицу. Несмотря на то, что его торжественно объявили мертвым за пару дней до выборов — так говорила доктор Кан, а если точнее, теперь уже доктор Ким, осторожность сейчас была необходима как никогда. Сухо почему-то не очень нравится сеульское лето, может, из-за не слишком приятных воспоминаний, связанных с ним, а может, просто потому что по душе больше сеульская весна, а он не успел к тому времени достаточно оправиться, чтобы ее застать. Доктор Ким до ссоры отговаривала его от идеи встретится с Ли Канму лично, аргументируя и умоляя, и оба они знали, что дело совсем не в Канму. Дорога до главного офиса АНБ проходит мимо кафе «Рома». Сухо идет нарочито медленно, считая шаги. Даже в тени деревьев ужасно жарко, три часа дня, в такое время неделю назад доктор Ким бы зашторила окна и на всю включила бы кондиционер. Сейчас она, наверное, в их съемной квартире на окраине города, и когда он вернётся обратно, она ещё долго не будет с ним говорить. Потому что опасно. Потому что глупо. Потому что не может он иначе. До кафе шагов шестьдесят, сердце с каждым новым шагом сжимается все сильнее, и Сухо не знает, дойдёт ли он до места назначения живым. Наверное, отдавать кассету Ёнро было жестокостью. Наверное, позволив ей услышать все, что он не успел и не разрешил себе сказать тогда, он причинил ей ужасную боль. Но что-то в нем отчаянно желало остаться с ней хотя бы так. Наверное, Сухо ужасный эгоист. Он снова натягивает кепку ниже, хотя в его сторону все ещё никто не смотрит. Перед глазами знакомые очертания двухэтажного здания кафе. Практически ничего в нем не поменялось, только, наверное, поставили новые окна вместо разбитых во время протестов. Сухо всматривается внимательно, сквозь стены и время, и видит её, улыбающуюся и беззаботную, какой потом никогда не видел. И видит себя рядом с ней, неумолимо несущего боль и разруху. Ын Ёнро. Весна его жизни, одна из немногих светлых страниц, которые он не смог заставить себя вырвать. Достаточно ли она безрассудна, чтобы ждать его? Сухо и сам не знает, на какой ответ надеется. Сухо подходит ближе, шаг, ещё шаг, полнейшее безумие, о боже, спасите его кто-нибудь, он больше не может повернуть обратно. Сквозь высокие стеклянные окна видно практически все, люди внутри, наверное, счастливые, и совершенно точно улыбающиеся — как странно. Сухо окидывает взглядом помещение, ища знакомую черную макушку — что он ей скажет? Что он может ей сказать? Сердце готово взорваться ко всем чертям, усыпая черными осколками асфальт и царапая случайных прохожих. Сухо смотрит сквозь стекло зачарованно, на снующих студентов и официанток, на воркующие по углам парочки, на знакомый аквариум с золотисто-оранжевыми рыбками… Ёнро там нет. Разумеется, Ёнро там нет. У нее, в общем-то, нет причин там быть, прошлой весной он пообещал придти в три, а потом оставил ее с гниющей дырой в груди. Он не имеет права на ее ожидание. Дверь кафе с тихим звоном открывается, миловидная девочка-администраторка встречает его у входа дежурной улыбкой, заглядывая в лицо. Она ведь вполне может его узнать, проносится где-то задней мыслью. — Господин, вас кто-то ждёт? Вы впервые у нас, верно? Позвольте проводить вас к свободному столику. Сухо неловко наклоняет голову в неопределённом жесте. Зачем он зашёл сюда? С другой стороны, он не представляет, как ещё можно узнать о Ёнро. Доктор Ким сообщила, что в университет она не вернулась, Сухо понимал почему. Он бы тоже не вернулся. Хотя, что за бред. Вернулся бы, ещё раз, ещё три раза, сколько угодно раз вернулся бы, если бы смог ее увидеть там. Девочка-администраторка пытливо всматривается в его лицо. — Я, м-м, — опускает голову, не зная с чего начать и тут же замолкает. — Мы договаривались встретиться с ней в три, я опоздал, как видите… — Девочка участливо кивает. — Это место, наверное. Сухо сглатывает, указывая пальцем на нужный диванчик. Девочка внезапно резко ахает и почему-то свирепо ударяет его ладонью по плечу. От неожиданности он отступает на пару шагов, широко открывая глаза. Девочка смотрит на него яростно, и, кажется, готова драться. На них потихоньку оборачиваются посетители и прочий стафф, но девочку-администраторку это, похоже, волнует слабо. — Так это вы! Вы! — Я? — Сухо моргает, не понимая, где он успел накосячить. — Да, вы! Это из-за вас она каждый чёртов день сюда приходит! — Девочка подходит совсем близко и тычет его пальцем в солнечное сплетение. — Да вы вообще знаете, сколько она из-за вас выплакала?! — Вып… Погодите. — Сухо отступает еще на шаг. — Я правильно вас понял, вы… знаете ее? Знаете Ын Ёнро?.. — О, конечно, я знаю Ёнро-онни! Она у нас самый частый посетитель. И самый грустный! И все из-за вас! У Сухо чернеет перед глазами и резко кружится голова. Вокруг них поднимается гомон, девочка продолжает что-то обиженно выговаривать ему, но уши закладывает, в голове — белый шум. Ёнро ждала его. Ёнро все ещё ждёт его. Глупая, отчаянная, прекрасная Ёнро. Сухо не помнит, как оказывается на улице, где девочка, по видимому, сменившая гнев на милость, держит его под руку, взволнованно что-то тараторя. Мир вокруг расплывчатый и блеклый, ноги держат слабо, дыхание рваное. Сухо всегда считал, что превосходно умеет держать контроль над своими эмоциями. Благодаря этому своему умению ему и удалось проработать шпионом так долго, благодаря ему Гёкчан не перестрелял всех заложников в первый же день, благодаря ему Ёнро узнала о том, что он любит ее, не лично от него давным-давно, а с кассеты. Сухо прижимает пальцы к вискам, перед глазами — Ёнро, она тянет к нему ладони и кричит-кричит-кричит, и по щекам ее текут слезы, и он тонет в них. Он просил ее не ждать его. Он обещал, что забудет о ней, едва покинув общежитие. Он говорил со всей возможной жестокостью, что, конечно, они не встретятся больше, конечно нет, глупая моя Ёнро, на что ты надеялась? Конечно, он лгал. Он так отчаянно лгал, что почти верил самому себе. —…ин, вам плохо? Господин? Господин!.. Сухо резко отстраняется от девочки, возвращает себе баланс. Та обиженно смотрит на него из-под сведенных к переносице бровей: — Да ну вас. Думала, вы сейчас сознание потеряете, на свежий воздух вывела вон, а вы тут толкаетесь. — Прошу прощения, — Сухо цепко окидывает взглядом площадь перед собой и здание кафе позади. Слишком внимательных зрителей не наблюдалось, но лучше уходить как можно быстрее. Девочка деловито вздыхает, почему-то напоминая ему в это мгновение Бунок. — Да ничего. Похоже, и вам расставание с Ёнро-онни нелегко далось. Сухо медленно кивает. — Она рассказывала обо мне? — Идти, ему нужно идти, нужно уходить… Сухо стоит на месте, жадно ожидая ответ. — Немного, — девочка поджимает губы. — Говорила, что вы уехали далеко, и не сказали когда вернетесь. И что она не может не надеяться на то, что вы ее не забыли. Но вы не забыли, похоже, — девочка улыбается, но как-то невесело. У Сухо в голове сумбур из переплетенных между собой мыслей и чувств, их так много, что опасения девочки насчет потери сознания становятся чудовищно небеспочвенными. — Верно, — тихо роняет он. — Вообще странно, что вы сегодня не встретились. Ёнро-онни каждый день приходит сюда именно в это время. Может, она заболела? Девочка бормочет что-то про то, что в последнее время ее знакомых всех как одного скосила простуда, аккурат после длительных дождей неделю назад. Сухо кивает, сжимая ладони в кулаки. Каждый день. Она приходит сюда каждый день. — Я обязательно скажу ей, что вы искали ее… О, хотя!.. Думаю, она будет завтра, обязательно приходите, онни так обрадуется! О-о, до сих пор поверить не могу, что я вас встретила, признаться, иногда мне казалось, что Ёнро-онни выдумала вас, и… — Пожалуйста, не говорите ей ничего… пока. — Что? Почему? Сухо прикрывает глаза на мгновение. — Я очень виноват перед ней. Я должен сам… — А-а, да-да, конечно, разумеется! Можете на меня положиться, господин! Девушка улыбается ярко-ярко, кланяется и бежит обратно на рабочее место. Сухо сквозь стекло наблюдает, как начальник ее отчитывает, но смущенной она не выглядит ни капли. Сухо не замечает, как ноги приводят его к станции электрички, не замечает, как оказывается у двери их с доктором Ким временного пристанища, не замечает, как проходит внутрь, провожаемый ее укоризненно-обеспокоенным взглядом. Сердце колет, будто его перевязали тысячью гитарных струн. Это и есть тоска?