Осознание, длинною в двух друзей и одну навязчивую мысль

Утром мы вместе умывались, вместе завтракали. Тетя Люба, не путать с тетей Людой, мама Игоря, не раз за это утро гладила меня по голове и ласково причитала как мы с Игорем неразлучны. Интересно, всегда ли так будет? Я интересуюсь этим у Игоря, когда мы едим горячие бутерброды и смотрим Спанч Боба. — Не знаю. — Отвечает мне Игорь и в этот раз даже пожимает плечами и оборачивается на меня — он и в самом деле не знает. Наверное, как и я он никогда об этом не думал. Я киваю ему и молчу. — Я на это надеюсь. — Говорю ему, когда он от меня отворачивается. Он дарит мне улыбку ртом, набитым бутербродом. Я смеюсь, он смеется следом. Но как только мне кажется что он давится — я бью его по спине. Игорь издает невероятную палитру звуков и эмоций и выкашливает наполовину жеваный бутерброд на тарелку. Я не могу перестать смеяться, у Игоря из глаз брызгают слезы и он, посмеиваясь, вопит: — Я не подавился! Зачем ты это сделал? — Мне показалось!.. — Что тебе показалось? Ты специально! — Он грозным медведем на меня наваливается и его даже не останавливает тот факт, что я все еще могу настучать по его красной от солнечных ожогов спине. О нет, этот взгляд! Он собирается защекотать меня до икоты! Пока я отбивался как мог, ногами, руками по животу и ногам, он успел схватить меня за пятку и только тогда я взмолил о пощаде. Тогда, когда он горделиво ушел смыть остатки бутерброда с лица я почувствовал себя чуть лучшим другом чем был вчера. А потом его не отпустили гулять. — Подмети двор, а потом ступай. — Прозвучало в воздухе и когда я уже ожидал услышать возмущенный голос Игоря он просто сказал: «Да, мам» и я не понял, как это произошло, но в самом деле пошел за веником. Но у нас же планы! Мой друг смущенно на меня оглянулся и пожал плечами. Я был удивлен и застопорился на несколько секунд прежде чем прихватить еще один веник и в противоречивых чувствах побежать за ним следом. — Игорь, но почему? — Я знал как обычно Игорь просит у мамы обождать, говорит, что обязательно сделает все поручения по дому позже. Но Игоря, который так легко соглашается отложить запланированный поход на площадку… такого я его еще не видел. — Она бы не разрешила. А ты по глазам не видел? Наверное, заметила, что я залил ирисы и хотела накричать на меня, но при тебе не стала. — Он грустно пожал плечами, но глаза его не были наполнены печалью. Он просто понял неизбежность этого действа и спешил поскорее его закончить. Такой Игорь показался мне ненастоящим. Я думал о том как тетя Люба могла повлиять на него за те пол года что мы не виделись. Я неожиданно разозлился на эту женщину. Меня злило что из-за нее он изменился, стал другим. Людям свойственно меняться, да? Но неужели стать безвольным — это достойная перемена? Нет ничего плохого в помощи родителям, я сам иногда помогаю маме, но ведь Игорь — личность, у нас с ним были планы, неужели так важно сделать эту работу сейчас? Раньше бы Игорь ей возразил или поторговался. Сейчас, кажется, он выучил исход каждого такого спора наизусть и больше просто не видит смысла спросить. Вот кто-кто, а тетя Люба точно мафия — всякая мафия не любит докторов и мирных. Я твердо укоренился в своих мыслях и наблюдая, как усердно Игорь метет сухую листву, вторил ему, и уже меньше чем через час мы управились. А к полудню мы уже бежали к площадке, слегка пыльные после работы, но неизменно опьяненные свободой. Наш путь лежал к четырехэтажке — именно там жила Ксюша с бабушкой. Игорь хотел ей позвонить чтобы она к нам вышла. Но у меня на этот случай был весомый аргумент — если мы заявимся лично шансы на то, что ее отпустят с нами погулять резко увеличатся. Убеждать долго не пришлось. Мы вбежали на предпоследний этаж и, помявшись пару минут, я постучал. Дверь открыл мужчина. Ксюшин папа, догадался я. — Кто такие? — У него был пивной живот-бочка, но сам он толстым не был. Хоть от него и пахло перегаром, но злым он пока не выглядел. Я совершенно забыл как зовут Ксюшиного отца и мысленно обозвал его Человек-противоречие. Я раньше его не встречал, но был наслышан из Ксюшиных рассказов. Он военный. — Мы это… — Я знал, что ответить, но замялся. — Мы к Ксюше пришли. — Я машинально потер нос и мне тут же подумалось что сделал я это зря. В маминых книгах я читал что трут нос только лгуны. Сейчас я очень надеялся, что Ксюшин папа таких книг не читал. — Кто такие? — повторил он чуть громче и Игорь шагнул ко мне ближе. Я разозлился на Человека-противоречие за то, что он тратит наше время. Но еще мне было боязно. Я снова заговорил. — Ну, это — Игорь. А… — Человек-противоречие меня перебил. — Фамилия. — Он надменно смотрел на меня с порога. Я мысленно переименовал его в Человек-моральный-урод. Сокращенно — ЧМУ. — Игорь Давыдов. — Я указал рукой на друга, кажется, слишком резко. Надеюсь, ЧМУ не угадает мое раздражение. — А я Конев, звать меня… — из квартиры послышался стук босых ног и под рукой мужика пролезла Ксюша, тут же меня перебив. — Отец! Это мои друзья, почему ты их не пускаешь? — Она пожурила отца и я был этому рад. — Откуда ж мне знать, что они тебе друзья? — Он хмыкнул и зашел в квартиру, да затерялся в одной из комнат. Игорь взирал на Ксюшу как на спасительницу. Я, впрочем, тоже. Спасительница защебетала приветствия и пригласила нас внутрь, а мы слишком перепугались, чтобы сопротивляться. Мою голову занимал ЧМУ — до чего же вредный дядька. — Мне нужно прибрать в комнате. Вы же гулять собрались? Я закончу и смогу пойти. — Она очень ярко улыбалась, мне поэтому каждый раз когда я думаю о ней представляется в голове маленькая птичка — из-за ее улыбки, светлых глаз и тоненького голоса. Ксюша усадила нас с Игорем на кухню — простенькую и захламленную. Она совершенно по-взрослому заняла нас разговором о совершенно детском йойо, которое ей подарил отец сегодня утром. Она налила нам чай. Сам я чай тоже умел заваривать, но у нас дома был электрический чайник, а она в свои 11 бойко орудовала спичками и газовой плитой. Я подивился, какая она умница. Знаете, в каждом доме всегда пахнет по-разному. Ты даже сам не замечаешь, что у тебя дома пахнет как-то особенно пока тебе об этом не скажут гости. У бабушки в доме пахло пылью и мылом, но потом мама начала приносить срезанные цветы в дом и стала пользоваться освежителем воздуха для туалетов и запахло иначе. Ксюшин дома тоже имел запах. В квартире пахло странно и как-то неприятно. Когда Ксюша ушла в другую комнату, наказав нам ждать, я высказал свою мысль Игорю. — Тебе не кажется что тут пахнет странно? — Я шептал, но друг услышал меня через стол. Он задержал лицо над чаем, потом поднял на меня страшные глаза и посмотрел престранно. Я аж смутился. — Что? — Выдавил из себя я. Игорь помолчал, посмотрел на стол, как будто подбирал слова. Потом посмотрел на меня уже недоверчиво. Меня утомила его игра в гляделки и я повторил уже чуть громче: — Ну что я такого сказал? — Ничего. — Игорь как будто что-то понял для себя и решительно отставил чай. — Чем пахнет-то, Юр? — Мой друг погрустнел, а я, кажется, стал причиной его грусти. Но в чем я виноват? Я принюхался, силясь понять что за запах я слышу с того момента как только переступил порог этой квартиры. — Мясом, наверное? И стоматологом. — Я оглядел кухню, рассудив, что это мясо где-то размораживается, вот мне и пахнет. Но ничего такого не тут было. Игорь выглядел смущенным, он поманил меня ближе и мне пришлось перегнуться через стол к нему. — Ты не знаешь? У Ксюши бабушка очень болеет. Она за ней присматривает. — Я ничего не понял. — Как болеет? — Сильно, Юра. — С укором сказал Игорь. Я вдруг осознал почему пахнет мясом и меня затошнило. Игорь продолжил. — Я от матери узнал, когда она тетке рассказывала. Я подумал о том, почему Ксюша всегда уходит ровно в семь вечера и никогда не зовет к себе в гости. Некоторые вещи которые раньше меня не интересовали логически сложились в прискорбную картину. Я открыл рот, но взглянув на Игоря тут же закрыл. — Не подавай виду что ты знаешь об этом. — Наказал мне друг. Я кивнул. Вдруг Ксюша стала мне такой понятной. Я видел ее запойного отца, знал о бабушке, о которой ей приходится заботиться. Я вдруг понял почему Ксюша так легко орудует газовой плитой и представил сколько у нее забот даже сейчас, летом, когда нет школы. Я очень пожалел ее. И восхитился. Она для меня стала невероятной, как она могла делать все это и оставаться такой солнечной и жизнерадостной? Когда я представлял ее птицей, я не замечал что она в клетке. Игорь молча наблюдал за сменой эмоций на моем лице. На кухню забежала Ксюша с маленьким тазиком и шустро пошла к раковине. Запахло моющими средствами. Я задел чайную чашку пальцами так, что ложка застучала о ее стенки. Подруга извернулась и с пустым тазиком хотела уйти в другую комнату, но черт меня дернул спросить. — Ксюшь, может тебе помочь? — Она взглянула мне в лицо и что-то в нем увидела. Что-то, из-за чего ее маска расслабленности тут же спала и она нервно закусила губу. Опустила глаза в пол, я тут же повернулся за поддержкой к Игорю. Но друг смотрел на меня злобно и я понял что сказал что-то не то. — Нет, нет, мальчики, не надо, спасибо. Я быстро. — Она, не глядя на нас, ушла и как только ее фигурка скрылась за дверным проемом Игорь сильно стукнул меня кулаком по пальцам. Я тихо взвыл. Как же больно! — Зачем ты ей это сказал? Теперь она знает, что мы знаем. Она больше не захочет с нами дружить. — Он гневно шептал мне через стол и это было абсолютно не то же самое как мы веселились утром. Игорь в самом деле был зол. — Я просто хотел помочь. — Помог, умник? — Я отпрянул как от пощечины. «Умник.» Только один человек называет меня так. Дима. Я вскипел, поднял взгляд и тут же потух, когда наткнулся на голубые глаза Игоря. — Умник? — спросил я и получилось слишком пискляво. Я не это хотел сказать. Но больше слова из горла просто не шли. «Умник»… мы с Игорем поменялись местами, как вчера, в саду, только теперь иносказаниями говорю я. «Умник»… звучит в воздухе, но в голове оно звучит как куча вопросов. «Мы больше не друзья? Ты такой же, как и Дима, да? Ты предал меня? За что ты так?». Я совершенно не понял, что произошло. Я хотел помочь Ксюше — девочке которая справляется сама со столькими вещами — разве ей не нужна помощь? — а услышал это. То, что боялся услышать от Игоря, особенно после вчерашнего разговора в саду. Игорь Давыдов молчал и смотрел уже не злобно. Я слышал шелест шестеренок в его голове. Наверное, слышал я их потому, что мои шестеренки были совершенно тихими. — Нет. — Игорь тихо заговорил только спустя пару минут, когда я уже отчаялся. Он всегда долго думает. — Нет, Юр. Юрочка. Он никогда меня так не называл. В моих глазах встали слезы облегчения, в его глазах — досада. Ему не надо договаривать чтобы я понял, что он хочет сказать. — Дерьмо. — Говорю я, смеюсь. В такой ситуации больше делать нечего. Он подхватывает мой смех, но очень вяло и смотрит на меня с как будто боится что я убегу. Этот взгляд греет мне душу. Мы разговариваем. Ксюша возвращается на кухню спустя пол часа, когда на наших лицах уже почти не осталось прежних эмоций, и только резкие движения выдают то, что на этой кухне из-за двух глупых фраз чуть полностью не распалась крепкая дружба. — Идем. — Ксюша обувается, от нее пахнет потом и она больше не улыбается лучезарно, но это все еще наша Ксюша. На улицу мы выходим молча. Я чувствую обиду за нее. Мне кажется, ее судьба ужасна. Ей приходится заботиться о бабушке, ее отец вряд ли ей в этом помогает. Возможно, ей приходится заботиться и о нем. Почему она должна? Ей всего 11, почему она так хорошо орудует газовой плитой? Я тут же возненавидел ЧМУ за то что он выпивает пока его дочь проводит детство в заботах о семье. Но основная беда ведь в бабушке — ведь если бы ее не было, Ксюше не надо было о ней заботится. Почему взрослые такие бессердечные? Я задумываюсь, мне хочется понять, что переменилось за этот час в Ксюшиной квартире. А может все переменилось раньше? Мне вспоминается вчерашний наш с Игорем разговор, он не выходит у меня из головы целый день. Шестеренки в моей голове вдруг заработали так громко, что я начинаю говорить вслух. — Ребят, я тут подумал. Может это глупо, но послушайте меня. — Мои друзья, явно прибывающие в своих мыслях, обернулись на меня. — Игорь, мы вчера говорили о мафии, помнишь? — Я продолжаю прежде чем он кивает. — Ты спросил: «Кому какая карта больше подходит?» мне тогда показался этот вопрос странным, но я думаю об этом постоянно. Мне кажется ты, Игорь, доктор. — Я кивнул в его сторону головой. — Ты всегда всех спасаешь. Лечишь таких, как я, после того, как мафия пыталась нам навредить. — Я вижу, как Игорь покраснел, вспоминая наш вчерашний разговор в саду и Диму. Но он не знает, что лечит не только от Диминых воздействий — от любых. Пока они не начали задавать вопросы я продолжаю. — Разумеется это все метафорически! А ты, Ксюша, путана. — По ее хмурым бровям я понимаю, что должен объясниться. — Не в том смысле! В игре. Ты путана, а значит спасаешь всех еще до того, как мафия пытается им навредить. Ты всегда так делала. Тогда, когда ты разняла нас с Димой или когда спасла нас от своего отца недавно. Я вижу на их лицах непонимание, но я и сам только-только понял эту мысль. — Хочешь сказать, мой отец — мафия? — Ксюша недоверчиво на меня смотрит, как будто пытается понять подменили ли меня. — Ксюша, мафия — это взрослые. А кто еще? Сама посуди — они вечно всеми помыкают и пытаются навредить. — Я видел искреннее недоумение на лицах обоих моих друзей. — Игорь, вот ты. Твоя мама тобой помыкает, ей совсем неинтересно какие у тебя планы. Ей важно чтобы ты сделал что тебе поручено. Она даже искоренила в тебе привычку стоять на своем! — Глаза моего друга на миг блеснули недоверием, потом он нахмурился. Я потянул к нему руку, хотел коснуться плеча, но он отошел назад. Точно. У него же ожоги на плечах. — Ксюша. — Я перевел свой взгляд на подругу. Она смотрела на меня страшно. — Тебе ли не знать, что взрослые — зло во плоти. Твой отец пьет, пока ты в одиночку ухаживаешь за бабушкой и смотришь за домом! — Ты ничего не знаешь, Конев! — Она звала меня по фамилии, как в моменты сильной злобы. Я не унимался. — А твоя бабушка? От нее же у тебя все беды. Разве она не зло, Ксюша? Если бы ее не было ты могла бы жить обычной жизнью ребенка. — Она в ужасе от меня отпрянула, как будто я маньяк какой-то. Но я же прав! — Юра, ты совсем больной? — Ксюша с силой пинает меня кулаком в грудь и я отшатываюсь. — Ты кем себя возомнил, полудурок? — Она бьет меня еще раз. — Комиссаром себя возомнил? Или богом? Раздал всем карты, нашел мафию и думаешь так сразу жизнь понятной станет? — Я чувствовал, как она кипит и как волна ее негодования, копившаяся то ли последний час, то ли последние несколько лет, грозит вырваться наружу. — Как ты можешь желать смерти моей бабушке? Она моя семья! Кто сказал тебе что я хочу жизни как у всех детей? Ты меня спросил? Я ее люблю, а ты такого слова даже не знаешь! — Ее глаза зло мечутся и я уже не вижу ее птичкой в клетке. — Ты знаешь сколько всего дала мне бабушка? Она меня растила всю жизнь. А папа мой пьет, да. — Она шмыгнула носом и пыл ее поубавился. — Но только потому что работает каждую ночь, чтобы обеспечить нас. А днем присматривает за бабушкой чтобы я смогла погулять с вами. — Она начала совершенно по-детски навзрыд плакать, прикрыв глаза сгибом локтя. Она плакала и смахивала сопли руками, разрывая с каждым своим словом все чувства, что копились в ней. А во мне — все мои шаблоны. Я по привычке повернулся за поддержкой к Игорю, но наткнулся только на его хмурый взгляд. — И моя мама тоже никакая не мафия. Она не идеальна, но она в одиночку с маленьким ребенком переехала в большой город и смогла там остаться. Она сильная и старается ради меня. — Игорь смотрел на меня с жалостью, как на маленького ребенка. Я молчал. Игорь подошел к Ксюше и приобнял ее за плечи. — Но ты же, Игорь, только от твоего присутствия мне становится легче, неужели… — он оборвал меня на полуслове, и продолжил за меня. — Неужели ты не понял? Нет никакой мафии. Нет доктора и путаны. Ты это чувствуешь потому что мы — твои друзья. Но людей не оценить игровыми картами. — Моя подруга уже не плакала, она просто всхлипывала и я почувствовал как вторю ей совсем тихо. Я тут же закрыл обеими руками рот. Но если я не прав, то как тогда понять кто злой человек, а кто — добрый? Мне казалось что я совершенно не знаю этого мира. Но минуту назад я ведь я его только понял! И это подкашивало меня больше чем осознание того факта, что я довел до слез вечно веселую Ксюшу и обидел Игоря. — Юра? — Я не понял кто именно из друзей зовет меня. — Простите меня. — Выдавил я из себя, не совсем понимая за что извиняюсь. Но я точно должен был это сказать чтобы сохранить эту чудесную дружбу, а во всем остальном эти двое точно помогут мне разобраться.