Сильнейший из магов

Пока Гадрела нет, Каин балуется с магией. Задувает свечку и снова поджигает, повторяя за Терри. Стоит только представить, как огонек обволакивает фитиль, и это происходит на самом деле. Даже секунды не проходит, как реальность подстраивается под мысленный образ. Почему же у Терри уходит так много времени на такое простое колдунство? Зажигать и задувать свечу быстро наскучивает, и Каин начинает играться с формой. То представляет идеальную огненную сферу, и она тут же появляется, то кубиком ее выворачивает, то заставляет распуститься цветочным бутоном. Огонь удивительно податливый, даже ласковый, когда касается кожи, чуть теплый и совсем не обжигающий. Когда огненный зайчик приземляется на столешницу, дерево лишь слегка нагревается, как от человеческого тела. И тогда зайчик начинает скакать по комнате, меняясь, преображаясь. То становится кошкой, то китайским драконом, то распадается множеством пламенных бабочек. Одна из бабочек разбивается об дверь, когда снова заходит Гадрел с подносом на одной руке. Он окидывает взглядом комнату, и так остается с открытым ртом, не успевая ничего сказать. Он смотрит на порхающие огоньки, и те отражаются в его зрачках искрами восхищения. Как у ребенка, который впервые увидел настоящее волшебство. Наверное, у самого Каина точно такие же искры в глазах. Это ведь он наколдовал этих бабочек. Он самый настоящий маг, легко подчиняющий себе огонь. И он бы прыгал от восторга, если бы не пребывал в таком шоке от происходящего. Одно дело, когда смотришь фильмы или играешь в игры, где такие эффекты достигаются компьютерной графикой. Совсем другое — творить магию в реальности. Это ведь не просто фокусы и иллюзии. Это настоящий огонь, который подчиняется желаниям ребенка. Бабочки освещают комнату, летают вокруг предметов. Несколько подлетают к Гадрелу, и он тянет к ним свободную руку. Бабочка садится на палец, язычки пламени крылышками распахиваются в разные стороны и растворяются в воздухе. Все остальные бабочки тоже исчезают, напоследок сверкнув рыжими искорками. — Удивительно, — выдыхает Гадрел и делает пару шагов внутрь комнаты. — Мне тоже нравится, — улыбается ему Каин. Ему очень нравится колдовать. Впервые он чувствует, что действительно что-то может. И это чувство слегка опьяняет. И вместе с тем появляется желание присвоить всю магию мира себе, чтобы больше никто не мог колдовать. Чтобы Каин стал особенным и незаменимым для этого мира. Вот только не бывать такому. Реальность как всегда быстро напоминает о себе. Гадрел, который стоит и восхищенно пялится на Каина, тоже колдует. Он силой мысли заставил кусок земли подняться на целый метр. Возможно, он и таких же бабочек создать сможет, если захочет. Или другие удивительные штуки наколдует, на которые хватит его воображения. Не такой уж Каин и удивительный получается. Просто один из многих. Как и раньше. Ничего не меняется даже в волшебном мире. — Ты пришел отвечать на мои вопросы? — возвращается Каин к насущным проблемам. Гадрел кивает, не переставая улыбаться и ставит поднос с едой на столик, убирая с него блюдо фруктов. Их он переставляет на комод и снова возвращается к столику. — Я исходил из второго и третьего постулатов, дерзнув предположить, что у тебя возникнут вопросы, — говорит Гадрел, присаживаясь на стул. Он начинает раскладывать на столике деревянные тарелки и ложки, как заправская хозяюшка, и приглашающим жестом показывает на второй стул. Каин слезает с кровати и садится. В одной тарелке овощной салат, в другой — печеная картошка с куриным шашлычком. Выглядит вкусно, пахнет тоже соответствующе. И у маленького тельца начинается активный процесс слюновыделения. Говоря простым языком, от вида еды хочется жрать. Не есть, а именно жрать. И Каин принимается за картошку, заедая салатом. Прожаренную на открытом огне курочку он оставит на потом. Гадрел ждет и не торопит. Все-таки оторвавшись от еды на целых десять секунд, Каин задает сразу несколько вопросов, чтобы не отвлекаться потом. — Итак, расскажи мне про этого Мартина. И про того старого епископа, который был со стражниками. Почему он так странно говорил? Почему вы с ним не в ладах? И что за постулаты такие? Гадрел слушает вопросы, запоминает, даже пальцы загибает, считая. Дожидается, когда Каин закончит и снова примется за еду, и только потом начинает отвечать. — Проповедник Мартин заведует церковью в портовом городе Лаур, к северо-западу от Антара. Мы с ним равны в положении, но… — Гадрел затихает, опускает плечи, а потом тяжело выдыхает. Он смотрит себе под ноги и тихим голосом продолжает. — В отличие от меня, он не утратил почитание горожан. Его уважают и в Лауре, и здесь, в Антаре. Он будто признается в собственной слабости. Без стыда, но с болью и обидой на самого себя. И Каин отлично понимает, как это на самом деле тяжело, — признаться, в первую очередь самому себе, что ты так и не достиг того, чего от себя ожидал. Он знает, каково это — разочаровываться в себе. Но Гадрел проговаривает это вслух, что еще сложнее. Проговаривает и признается личному божеству, которому посвятил всю жизнь. Это чем-то напоминает исповедь. И продолжать набивать брюхо в такой обстановке становится до безобразия неловко. Каин откладывает тарелку с ложкой на столик, старается делать вид, что наелся, чтобы не мешать Гадрелу, не сбивать его. А тот усмехается с натяжкой и продолжает. — Мы с ним росли вместе, но друзьями нас не назвать. Всегда соперничали. Лицо Гадрела на долю секунды светлеет ностальгией, и ломающая губы усмешка смягчается почти до улыбки. Но в следующий миг он весь сложно потухает. И произносит с болезненной обреченностью. — И он выиграл... Из него получился лучший проповедник, чем я. При нем церковь в Лауре похорошела, а я… Я стал посмешищем для горожан. И почти привел эту церковь к краху. Он неопределенно обводит рукой комнату, показывая, какую именно церковь имеет в виду. С каждым словом его голова опускается все ниже, во всей красе показывая залысину, а голос становится все несчастнее и надломленнее. Он открывает свое нутро нараспашку, являет раны и вываливает это на Каина. Так тяжело. И слушать, и видеть. И Каин невольно начинает задаваться вопросом, так ли себя ощущают психологи на сеансах? Когда клиенты вываливают на них все свои переживания, выговаривают с самым несчастным видом свои тревоги и разочарования. А священники в исповедальнях? Им также тяжело слушать про грехи прихожан, которые тонут в чувстве вины перед Богом? Почему самому Каину настолько тяжело? Наверное, потому что каждое слово Гадрела попадает в самого Каина. Как пересмешник, перекликается с его собственным разочарованием в себе. Гадрел ровно такой же неудачник, только у него хватает сил продолжать жить. Он еще не сдается, пусть и признает все свои косяки. Вот и сейчас он усмехается, пытается увести все в шутку. — Вот такой никудышный проповедник тебя встретил, прости, — извиняется он и хрипло смеется. Выдыхает, выпрямляется на стуле и старается взбодриться. Или хотя бы сделать вид. И продолжает задорнее и громче, как продавец-консультант в каком-нибудь салоне сотовой связи. — Мартин гораздо лучше меня, он отличный проповедник! Верно служит церкви, живет в соответствии с твоими учениями. Он твой преданный слуга, и сделает все, чего бы ты ни попросил. И я пойму, если ты пожелаешь уехать с ним в Лаур. Пожалуй, так даже правильнее будет. Там и еда получше, и свежий морской воздух. И комнату там обставят поприличнее, чем… — Мне нравится эта комната, — прерывает его Каин и старается улыбнуться. Ему хочется показать Гадрелу, что все не так уж плохо, даже если пачки сигарет в кармане нету. И наверняка, выходит у него отвратительно и фальшиво. Но Гадрел только смотрит на него, и вынужденная усмешка медленно сползает с его лица. Он закрывает глаза, снова вздыхает и прячется в собственных ладонях. — Воистину, нет предела твоей доброте, — бормочет Гадрел и еще пару раз судорожно вздыхает. Его плечи подрагивают в такт неровному дыханию, как будто он беззвучно плачет. Когда он убирается руки от лица и поднимает взгляд на Каина, ресницы действительно оказываются мокрыми. — Благодарю, Великий Каин. Я буду стараться стократ сильнее, чтобы исправить свои ошибки! На этот раз его улыбка искренняя и радостная, и Каину вдруг самому становится легче дышать. Он выдыхает скопившееся напряжение и снова берется за тарелку с картошкой и салатом. — Раз так говоришь, то поверю тебе на слово, — шутит Каин и улыбается, смотря на Гадрела. У того и спина выпрямляется, и глаза загораются искрами, и разглаживаются уже появившиеся от возраста морщины. Гадрел воодушевленно кивает, загибает пальцы, разгибает один, пару секунд вспоминает следующий вопрос и продолжает отвечать. — Ты спросил про епископа Фартона. Он уже многие годы является главой Храма Света в Антаре. Как и положено служителям Старшего бога Ахата, он… — Гадрел снова замолкает. Он явно пытается подобрать слова: жует губу, хмурит брови, то открывает рот, то снова захлопывает, так ничего и не сказав. — Говори как есть, — дожевав кусочек картошки, велит Каин. Гадрел поднимает на него взгляд и кивает. — Если говорить простыми словами, то епископ Фартон вечно лезет в чужие дела. Я слышал, что служители Света и в других городах так часто делают. Но епископ Фартон умудряется влезать даже в политику и торговлю. Вот уж где последователям богов точно делать нечего. Ну разве что юнки могут себе такое позволить, раз у них есть младшее божество торговли. Но то юнки, а служители Света все-таки люди. Гадрел начинает растекаться непонятными деталями, за которыми Каин уследить уже не может. Что за юнки? Младшее божества? Еще и служители Света какие-то? Слишком много для одного раза. Так что Каин поднимает руку, останавливая Гадерла. — Подожди. Гадрел послушно затыкается, ожидая дальнейших слов Каина. Вот только… Как бы сейчас не спалиться? Он так обыденно упоминает и юнков, и богов, словно тут про это знает каждый младенец. И если Каин спросит про такое, то выдаст себя с головой. А давать заднюю уже поздно. — Почему епископ Фартон был вместе с городской стражей? — Потому что этот высокомерный тип решил, что имеет право чуть ли не городом править, — выпаливает Гадрел с еле сдерживаемой злостью. — Представить страшно! Он месяц назад предложил нашу церковь снести, если мы не будем платить налог. Вот только Церковь Каина не платит налог по королевскому указу! Возомнил себя выше короля, старый пройдоха! Пока Гадрел ругается на епископа, Каин просто смотрит на него и хомячит остатки ужина. Курочка действительно потрясающая, с характерным запахом от костра, пусть даже и без специй. Сочная, мягкая, идеально прожаренная. Каин уже почти влюблен в местного повара. Когда он доедает, Гадрел все еще продолжает поносить епископа. Единственное, что уяснил Каин, так это тот факт, что Фартон — чмошник, желающий власти и активно ее добывающий через свое высокое положение в Храме Света. Ему опять приходиться поднимать руку, чтобы прервать эмоциональные речи Гадрела, который уже успел вскочить на ноги и принялся расхаживать из стороны в сторону, махая руками от возмущения. — Чего этому Фартону нужно от церкви? Только налоги? — спрашивает Каин, меняя направление мыслей Гадрела в нужную ему сторону, и заодно ставит пустую тарелку на стол. — Да если бы! Великий Каин, он нашу церковь изничтожить пытается! Уже сколько лет козни строит. Во всех бедах Антара меня винит. И ладно бы только меня, Свет с ним. Так он и остальных каинитов винит! Он и другим храмам житья не дает. Всем гадит, как псина паршивая. — Сейчас он чего хочет? — Да ясное дело, чего он хочет, — вздыхает Гадрел, возвращается к стулу и валится на него. Стул жалобно скрипит, но выдерживает. — Если он настоит на своем, то меня объявят еретиком и накажут. А церковь останется без проповедника. Повезет, если Мартин успеет приехать и защитит служек и сироток. А если не подоспеет, то Фартон, выродок гнилых топей, сделает все, чтобы изничтожить последнюю обитель обездоленных в Антаре. Но ничего у него не выйдет! Потому что ты, Великий, вернулся. И никто не посмеет теперь принижать Церковь. — Окей, я понял, — врет Каин. Возможно, для самого Гадрела тут все понятнее некуда, но звучит слишком наивно. Человек при власти хочет больше власти, и поэтому гадит всем вокруг. Не может быть все так легко. Хотя кто это магическое средневековье знает? Может, Гадрелу как местному все-таки виднее. Да и не Каина это дело. — Ты еще про постулаты спрашивал, — напоминает Гадрел. Скорее всего, себе напоминает, потому что опять считает вопросы на пальцах. Черт. Точно ведь спрашивал. А вдруг это что-то совершенно очевидное для этого мира? Вдруг, настоящий Каин не может этого не знать? — Ты можешь не знать, Великий Каин, — тут же опровергает тревожные мысли Гадрел. И Каин облегченно выдыхает. К счастью, Гадрел все также пялится на собственные ладони и не замечает натужной работы шестеренок в мелкой белобрысой голове. Проповедник поднимает взгляд, выпрямляет спину и начинает свою речь, больше похожу на проповедь. Если вкратце, то первые каиниты сначала искали настоящего Каина, расспрашивали его знакомых и друзей, собирали различные слухи. Когда Каина так и не нашли, решили просто нести память о нем и его мудрости сквозь века. А потом уже вывели эти шесть постулатов. По факту, это шесть фраз Каина, которые дословно передавались с момента его исчезновения. Сложно поверить, что эти фразы совсем никак не изменились за века. Но каиниты верят, что Великий маг говорил именно так. Пусть верят, их право. А сами постулаты прикольные. Короткие, емкие, человечные. С такими сложно не согласиться. Либо среди каинитов есть грамотные маркетологи, либо настоящий Каин и сам отлично разбирался в том, как зацепить парой фраз максимальное количество людей. «Природа превыше всего» — это лозунг эко-активистов. «Люди есть люди» — про неидеальность людей и право совершать ошибки. А еще про равенство. Это много каким активистам понравится. «У людей есть языки» — про дипломатию и необходимость решать конфликты словами. «Насилие недопустимо» — прямо, жестко и правильно. «У жизни свои правила» — а это уточнение для нытиков, что не все желания можно исполнить. «Человек всесилен». И вот с последней фразой куча непоняток. К первым пяти постулатам есть пояснения, что же имел в виду Великий Каин. А вот шестой постулат расшифровки не имеет. Не смогли исследователи-каиниты понять, что же тут скрыто. Но постулат упорно сохраняют. Упорные ребята. Ну или упоротые. *** Заканчивает Гадрел свои разглагольствования уже глубокой ночью. Каину-то пофиг, он днем аж два раза поспать умудрился, а вот Гадрел начинает потихоньку зевать. Но при этом все равно сопротивляется, когда Каин предлагает закругляться. Приходится прибегнуть к крайним мерам. — Ты же назвал себя моим верным слугой, — напоминает Каин, делая максимально суровую моську. Гадрел хмурится, но кивает. — Тогда Выполняй мой приказ! А ну живо спать! Детский голосок совсем не подходит для команд, ни суровости в нем, ни строгости. Только недовольный писклявый лепет. Но на Гадрела все равно действует как пощечина. Тот резко отстраняется, пару раз хлопает глазами, а потом усмехается и встает со стула. — Как прикажешь, Великий, — произносит он с улыбкой и кланяется, а потом начинает укладывать пустые тарелки на поднос. — Спокойной ночи, — выдыхает Каин, когда Гадрел поворачивается к двери. Тот вдруг останавливается, поворачивается и смотрит удивленно. Упс. Похоже, в этом мире такое не принято. Блин, не подумал, как и всегда. Гадрел снова улыбается и кивает. Выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь, а потом слышится скрип ступенек. Каин снова остается один. Спать ему не хочется, но и заняться особо не чем. Колдовать интересно, конечно, но нельзя же все свободное время на это убивать. Ему катастрофически не хватает сведений об этом мире, и с этим что-то надо делать. Каин подходит к окну, ведущему во внутренний дворик. Церковь давно спит. Нигде не горит свет, ни одной живой души не видно. Небо над головой необычайно темное, практически черное, и поэтому звезды светят очень ярко. Их очень много. Невероятная красота. В мегаполисе такое не увидишь, а в других местах он и не бывал никогда. Вокруг так тихо, что даже собственное дыхание слышится громким. Самое то, чтобы почитать при свете настольной лампы. Жаль, что тут ламп нет, да и книг не наблюдается. Но если книг нет в этой комнате, это не значит, что их нет в другом месте! Конечно, красться по скрипучей лестнице не получится, но можно ведь и попробовать. Можно и из окна прыгнуть, всего второй этаж. Да еще и с магией в придачу. С этими мыслями Каин забирается на подоконник и примеривается. Для маленького тела высота кажется больше, чем на самом деле есть, и от этого становится страшно. Когда он прыгал из окна школьного туалета на втором этаже, повредил ногу, но все равно успел убежать от одноклассников. Так что подобный прыжок уже не впервой. И все равно страшно. Сосредоточься! Наколдуй воздушную подушку перед приземлением! Он закрывает глаза, делает несколько глубоких вдохов-выдохов и снова открывает глаза. Прыжок. Он летит вниз меньше секунды, а потом резко отпружинивает как от батута над самой поверхностью. Еще мгновение, и маленькие ножки мягко касаются травы внутреннего дворика. Сработало! Черт возьми, оно сработало! Он смог смягчить приземление магией, как это делал аватар Аанг. Он справился! На волне воодушевления Каин даже не смотрит вокруг. Он вскидывает руки в победном жесте, как гладиатор на арене, который только что победил свирепого льва. Он ходит кругами и не замечает, как подходит к развешенным простыням. Резко разворачивается и сходу утыкается мордой во влажную ткань. Ему хватает ума не запутаться, а просто отойти на пару шагов назад. Не хватало еще чистое белье на землю ронять. Не ему же потом перестирывать. Так, пора прекращать играться и заняться делом. Не просто же так он с окна сиганул, а чтобы отыскать в церкви хоть одну книжную полочку. Если они тут занимаются обучением сирот, то книги у них быть должны. И Каин отправляется на поиски. Сразу же находит деревенский туалет. Прям во дворике, да. Ну, тоже полезная находка. Зайти внутрь церкви труда не составляет. Двери во внутренний дворик никто не запирает. Да и зачем? Все равно красть тут нечего, если церковь в упадке. Внутри темень, так что Каин зажигает послушный огонек прямо в ладони, освещая себе путь. Он слоняется по коридорам, заглядывает в открытые двери и высматривает хоть что-то, похожее на книжную полку. Проблуждав по ощущениям не меньше часа, — очень неточная оценка, — Каин наконец набредает на комнату, в центре которой стоит стол, заваленный стопками бумаг. В этой же комнате он находит и книжный шкаф, забитый под завязку. Книги разной степени раздолбанности стоят вплотную друг к другу на полках, и не понять, про что они. Ни на одном корешке нет названия. Какие-то книги выглядят сильно старше, другие еще можно с натяжкой назвать новыми. Каин берет наугад одну из книг и смотрит на теснение на обложке. Позолота уже давно отлетела, и только вмятины под буквы остались на месте. «Основы и начала теологических измышлений», Архидиакон Ниарит, мыслитель Королевской Михлатской Академии, — гласит надпись на первой странице. Звучит слишком заумно, поэтому Каин ставит книгу на место и берет следующую. Перебрав несколько кирпичиков, Каин натыкается на книгу «Основы мироздания и учений Церкви Каина. Издание для приютов». Видимо, что-то вроде учебника для сирот. То, что Каину и нужно. Если и начинать с чего-то изучение мира, так с детских книжек. Он осматривается и замечает на столе лампу, похожу на старые керосинки. Внутри оказывается наполовину сгоревшая свечка. Каин поджигает ее, ставит лампу на пол рядом с книжным шкафом и сам усаживается рядом, привалившись спиной к стене. Начинается книга с легенд о создании мира пятью Старшими богами. Среди них упоминается и Ахат, бог Света, покровитель людей. А есть еще и Старшая богиня Этна, покровительница тех самых юнков, которых упоминал Гадрел, и еще каких-то гурров. Настоящее фэнтези! Не только магия, но еще и другие расы есть! Оказывается, что юнками тут зовут расу полузверей, даже нарисованные от руки картинки есть. А гурры — это великаны, если говорить простым языком. Еще есть какие-то эльдры, которые по описаниям больше напоминают викингов с их вечными охотами и набегами на поселения людей. Пока Каин с упоением читает замудреные описания других рас и мифы про богов, свеча в лампе успевает догореть и потухнуть. Когда темнота резко поглощает комнату и скрывает буквы на бумаге, Каин сначала пугается, а потом начинает оглядываться. За приоткрытой дверью уже виднеется темный коридор, а значит, уже как минимум светает. Каин быстро поднимается, зажигает огонек в ладони, убирает на место «Основы мироздания» и лампу, а потом быстрым шагом уходит прочь. Успеть бы добраться до своей комнаты, пока никто не проснулся. Увы, по коридорам уже разносятся чьи-то тихие голоса. Не слишком нагружая мозг размышлениями, он спешит к лестнице, и только после противнейшего протяжного скрипа первой ступеньки осознает свою тупость. Ну, отступать уже некуда, так что он быстро взбегает вверх и натыкается на Терри перед раскрытой дверью своей комнаты. Тот смотрит прямо на лестницу и сразу же ловит ошарашенный взгляд. — Привет, — выпаливает Каин, снова не подумав. Терри только улыбается и кланяется. — Завтрак уже подан, Великий Каин, — рапортует он и указывает рукой внутрь комнаты. — Спасибо, — пытается улыбнуться в ответ Каин. Он потирает затылок, пытаясь избавиться от чувства неловкости, и как всегда, это совершенно не помогает. Привычка, чтоб ее. Он проходит мимо Терри, стыдливо смотря в пол, и доходит до столика. Как и вчера вечером, тут стоит деревянная тарелка, только в этот раз глубокая, с кашей и кусочком свежего хлеба на краешке. Пахнет замечательно и очень вкусно. Каин еще раз благодарит Терри и заверяет, что он может спокойно заниматься своими делами. Терри молча кивает и уходит. *** Ближе к обеду Гадрел начинает орать на всю церковь, что Мартин — паршивец. Как потом удается узнать у Терри, проповедник из Лаура прислал ответ и оповестил, что прибудет только через четыре дня, вместе с торговым караваном. Не сказать, что Каина это как-то расстраивает. Хотя бы несколько дней покоя будет. Впрочем, стражники с епископом Фартоном Гадрела в покое не оставляют и каждый день наведываются. В одно и то же время, как по расписанию. И каждый раз епископ устраивает словесные баталии с Гадрелом. Тот на удивление отлично держится, не кричит, отвечает спокойно и сдержанно. Дети каждый раз с упоением за этим представлением наблюдают из-за своего верного укрытия. В первые пару дней Лина пытается детей отогнать, чтобы не подслушивали, а на третий присоединяется и тоже по-свойски сидит за скамейкой. Вот уже после ухода епископа Гадрел позволяет себе гневно поорать. Удивительное дело, что никто из детей-сирот его вспышек гнева не боится. Самого Каина каждый раз по привычке передергивает, а этим хоть бы хны. Наверное, это потому, что с ними Гадрел всегда добр и даже почти ласков, как и все остальные каиниты. Когда же проповедник Мартин приезжает, Гадрел с порога высказывает ему в лицо все, что о нем думает, даже не пытаясь быть тактичным и вежливым. Каин наблюдает за этой сценой вместе с сиротками, которые по обыкновению прячутся за скамейками и тихонько перешептываются. На Каина дети внимания особого не обращают, им интереснее понаблюдать за тем, как проповедник Гадрел ругается на незнакомца. Мартин слушает эти ругательства молча и скучающим взглядом обводит стены зала для прихожан. Заодно поправляет рукава рясы, как у Гадрела, отряхивает пыль с дорожного плаща, приглаживает ухоженные русые усы. Выглядит довольно статным и серьезным дядькой, и даже немного пугает этой своей отстраненностью. — Ты меня вообще слушаешь?! — орет на него взбешенный Гадрел. — Нет, — честно признается Мартин и впервые смотрит на своего собеседника. — Эта церковь в ужасном состоянии. У тебя талант, брат мой. Так обеднить Церковь Каина не каждый сможет. — А у тебя талант меня бесить, — вяленько огрызается Гадрел. — Для этого талант не требуется. Лучше покажи мне мальчишку, которого ты принял за Великого Каина. Холодный взгляд темных глаз начинает блуждать по прячущимся за скамейками детям. И когда он останавливается на Каине, то по спине пробегает неприятный холодок.