Плутовка

Телефонный звонок проревел, как сирена, мчавшаяся к больному. Трель разрезала густую утреннюю тишину дома. — Ало, — папа поднял трубку. Я сидела на кухне, скорбно разглядывая манную кашу с комочками. Каждый отрывок фраз чётко доносился до меня. Жаль, не слышно голос из трубки. Я бы всё отдала, что бы это позвонила мама, но она ни разу не позвонила после ухода. — Где? – в голосе отца мгновенно появилось напряжение. Как оголенный провод, сейчас он представлял опасность. Тронь и ударит. Не рукой, словом. — Да. Озадаченный, папа сел на стул, стоявший для долгих или серьёзных разговоров по телефону. Его лицо менялось на глазах. Большая ладонь прикрывает рот. Глаза устало закрылись, и дрогнули ресницы. Какие картины он рисует в воображении, и что заставляет отца переживать? Что он представляет себе под монолог собеседника? Я взяла ложку с манной кашей в рот. Мне представляется как я бегу стремглав по лестнице, чтобы усесться на этот стул и выслушать всё, что прощебечет мама. — Я понял. Спасибо. Всего доброго. Сильная рука с трудом опустила лёгкую пластиковую трубку. — Сегодня занятий не будет. В школу не поедем — папина тревожность, как опрокинутая краска, растекалась по утреннему полотну. В городе тоже отменяли занятия, и это был целый праздник для класса. И не важно, что причиной мог быть карантин или сильные морозы. — Почему? – за окном стоял лёгкий морозец. Не самый веский повод, чтобы отменить занятия. И одноклассники не болеют, только пропадают. Их забирает тайга, одного за другим, пока от класса или даже от всего поселка не останется жалкая горстка людей. Или пропал кто-то еще… Удары сердца больно и сильно забились в груди. Сейчас отец произнесёт эти слова, и они, как иглы, вонзятся в память. Это будут слова о том, что пропал Ромка Пятифан. Так и должно быть. Жизнь забирает самые дорогие кусочки тебя. Семья. Друзья. Жизнь забирает саму жизнь. Я приготовилась к удару жестокой правды. Пятифан пропал. Ромка умер. Его сожрали. Я прокручивала эти слова в голове, пытаясь свыкнуться с ними. Принять действительность. Папа тяжело вздохнул. Он пододвинул тяжёлый деревянный стул и сел напротив меня. — Ты большая девочка, Алиса. Я могу тебе доверять. И надеюсь на твоё благоразумие, — его шершавая рука спрятала мою в ладонях. — В лесу, недалеко от нашего дома, нашли тело ребёнка. — Одного из пропавших? – я была уверенна, что стук сердца было слышно лучше, чем мой голос. — Нет. Пропавшие до сих пор не найдены. Но милиция работает над тем, чтобы найти каждого и вернуть домой, — отец пододвинул к себе мою тарелку с кашей. Критично осмотрел её и отвернулся. — Посиди сегодня дома, но на улицу даже нос не высовывай. Я перевела взгляд на мирно спящую у холодильника Жульку. — И с собакой не гуляй. Папа вышел заводить машину, оставив меня с самой собой. Как часто я остаюсь в этом приятном обществе… Мысли закружились вихрями, а вопросы не давали снова заснуть. Это не Ромка? Не его тело? И он не пропал? Чьё тело лежит там, в снегу? Давно ли оно там, и кто его убил? Растерзали дети в масках, или Хозяин Леса счёл его за опасность? Телефонный звонок выдернул из головокружительных вопросов без ответов. — Ало. — Ты слышала, на? Жмурика в лесу нашли, — Бяша тараторил на другом конце провода. Он вовсе не был расстроен, а наоборот, даже рад, — уроков не будет, бля! — Бяша, — я вцепилась в трубку. — Где Ромка? Голос бурятёнка изменился. Смену настроения мальчика можно было ощутить даже через телефонный провод. Моё сердце упало куда-то вниз. Ниже пола, если это вообще возможно. — Да замели его, Алиса, — Бяша шмыгнул носом. Неужто плачет? — Как замели? Кто? — Мамаша того пиздюка на Ромыча заяву накатала. Ну менты беседу там провели, колонией пригрозили и на домашнее обучение вывели. На месяц, бля! Из дома теперь четыре недели не выйдет, — Бяша горестно выплюнул, — с мамкой сидеть будет. Без телефонов и приставок, бля. Я слушала, как сокрушается близкий друг Ромки. Мне представлялось его бледное от возмущения лицо. Уголки губ поползли вверх. Я ощутила настоящее облегчение. — А что на счёт… жмурика? Что знаешь? – я попыталась скопировать Ромкину манеру общения с Бяшей. — Да это пиздец мистика, Алиса! Похуже детей в масках, на! – Бяша говорил громко и быстро. Он был дома один, как и весь наш класс. Все родители ушли или уехали на работу, оставив нас дома. Безопасность, но мнимая. — Говорят, девка эта, несколько десятков лет как скопытилась. Прикинь?! Нет, так не может быть. Я гуляла по этому лесу и не видела тела, да и милиция все окрестности обшарила в поисках пропавших детей. Неужели не увидели? Или Хозяин Леса за нос водил. Не давал тело увидеть. Или дети в масках уводили прочь от своего трофея? Маски. И всё встало на свои места. Я сняла маску с Совушки, но она не исчезла, как Антон. Его душа стала свободной, но её… Душа девочки в совиной маске истлела вместе с Совушкой. Но, по крайней мере, ей больше не пришлось страдать. — Бяша! Я знаю, как их остановить! Нужно маски снять! Нам нужно встретиться и решить, как мы это сделаем. — Так ведь, — пыл Бяши утих, — Ромыча то нет. — И значит нам с тобой повезло. Наш друг в безопасности, — я не могла сидеть на стуле. Ноги гудели от бездействия. — Через сколько встретимся? — Алиса, выходить же нельзя, — стушевался одноклассник. — Как раз нам с тобой нужно выйти, – я изо всех сил вкладывала в свои слова интонацию Ромки, — чтобы больше никогда не сидеть вот так, как сейчас. — Если мамка узнает… Нет. Надо Ромку дождаться, — Бяша мямлил на другом конце провода. — И вообще, отдохнула бы. Я вот выспаться собираюсь наконец-то. Пока. Гудок. Один. Второй. — Трус! – мне хотелось кричать в пустоту. Опять одна. Одна, как и все мои одноклассники. Только их вынужденное одиночество не тяготит, а наоборот, даёт возможность ощутить себя в безопасности. В стенах дома всегда спокойно, но высунь нос за окно, и там будут они ждать с забитой слюной пастью. Готовые наброситься, разодрать — и одна могу! Я поднялась в свою комнату. Мне было необходимо увидеть то, что пугало меня и восхищало. Солнце постепенно выползало над поляной. Снег заискрился в солнечных лучах, а верхушки елей надели на себя солнечную вуаль, сотканную из света. Я встретила их здесь впервые. Среди них был Антон. Мальчик, чьи голубые глаза смотрели сквозь прорези маски. Кто меня увидел первым? Человек или зверь? Жаль, что первым, я увидела Зайчика. Больно, что с ним я провела больше времени, чем с Антоном. И как бы мне хотелось выслушать всё. Но его нет. Зайчик сожрал его, не добрался до души. Теперь нет и Зайчика, и Совушки. Хозяин Леса знает это, чувствует, но он… бездействует? Сидит себе среди елей и смотрит, как ломаются маски. Я нутром чувствовала затишье перед бурей. Но пока он не выдавал себя, я могла действовать. Мне под силу снять маски. Если я сломаю волчью и медвежью, Хозяин леса лишится своих подданных и, может быть, потеряет свою силу? И тогда я избавлю себя от раскола своей души. Я нащупала ручку ящика. Он с визгом выдвинулся. Чтобы снять чужие маски, мне придётся надеть свою. В лесу стояла тишина. Ни ветра, ни хруста снега. Словно все звуки поглотила скорбь леса о почившей Совушке. Каждая косточка, каждая мышца моего тела зудела от напряжения. Дом позади меня, скрылся. Пора. Лисья маска пахла мандаринами. Я погрузила лицо в запах нового года. И тепло обволокло лицо, и солнце заблестело ярче, и снег заискрил сильнее, и ветви елей сделались пушистее. Сердце кольнуло от тоски по… флейте. Душа заныла от недостатка музыки. Ноги сводило от остолбенения. Мысли о волшебстве и чуде постепенно проникали в моё сознание. И я бы хотела согласиться с самой собой, что всё это — чудо и непременное волшебство, но не было ничего прекрасного в отравленных душах, разодранных детях и разрушенных семьях. Я двинулась в лес. Шаг. Разодранное тело одноклассницы. Шаг. Красивый светловолосый мальчик. Шаг. Одинокий старик в инвалидной коляске. Шаг. В голове будто мёд. Мысли норовили ускользнуть, но я держала их крепко, не давая себе польститься на красоту природы. Я двигалась аккуратно, пока мне не приглянулась маленькая укромная полянка. За ней будет другая, где когда-то мы танцевали под лицом луны. — Куда спрятались? – причитала я, ломая комедию. — Зайчик! – я кричала в разные стороны. Поднимала ветви кустов в поисках друга в маске. — Совушка! — задирала голову на ветви деревьев в поисках девочки в маске. — Играетесь, дурашки? – я представляла, как играю в прятки с Ромкой. Было бы славно поиграть с ним в лесу, когда всё это закончится. — Ох как найду тебя, Зайчик, — я, притворной ведущей в прятках, бродила по тайге, — и съем, сладенький! – я всё ждала, когда они придут. Волчик и Медвежутка. Дети в масках должны придти. Зайчик всегда приходил. И страшно вовсе не было. Только от того, что всё может провалиться, но я себе не могла такого позволить. Мучил лишь один вопрос: «Как?». Как я могла снять маску с двоих сразу? Мне не хватало помощи. — Попр-р-р-ыгайчик, — позади меня раздался рык. Вот он, пришёл таки. — Боится, что съем! – огрызнулся Волчик, выходивший из глубины леса. Я поймала себя на мысли, что впервые вижу его днём. Хоть сквозь густые макушки елей, солнечные лучи едва ли касались земли, я всё же могла разглядеть его лучше. При свете дня его глаза не блестели желтым. В прорезях маски их вообще не было видно. Густой мех выглядел поредевшим и куцым. — Волчик, — я вкладывала всю сладость мира в свои слова. — Разве вы не играете в прятки? — Пр-р-р-ятки? – ощетинился Волчик. — Не люблю прятки! Ар-р-р, — мальчик в волчьей маске рычал и изгибался в неестественных позах. В жилах стынет кровь. — Я больше люблю догонялки! — А я люблю пр-я-я-я-тки, — из-за кустов, где я недавно искала Зайчика, вышел Медвежутка. — Спрячешься и спи-и-и-и-и, — меня обдало знакомым чувством лени и умиротворения. Если Волчик казался диким и неукротимым, то Медвежутка податливым и спокойным. На секунду, мне захотелось прижаться к ним, почувствовать своих друзей в маске и устремиться с ними в лес, вглубь. Выждать ночи и улететь к звёздам в неистовом танце. Я отогнала эту мысль. — Я ту во-о-о-т что нашёл, — протянул Медвежутка, протягивая Волчику два почерневших кусочка. — Не пойму никак, — почесывая ухо, пыхтел мальчик в медвежьей маске. — Что там Волчик? – я подошла ближе, заглядывая через его плечо на разбитую маску Совушки. — Это же… — мне так хотелось верить, что я кажусь удивлённой. Волчик взвыл. Оказывается, они вовсе не знают о пропаже друзей. Мальчик в волчьей маске заметался, изогнулся и упал на снег, стеная и скорбно завывая о почившей. Совушка была ему близка, во всяком случае ближе, чем Медвежутке. Дети в масках привязываются друг к другу. — Медвежутка, где ты её нашел? – я положила руку на плечо Волчику в знак поддержки. Я скорбела с ним, но не по тому, по кому он. — У пн-я-я-я, — тучный мальчик косолапыми ногами топтался на одном месте. Он тоже переживал. — Веди, — я взяла Медвежутку под ручку, как делала это с Ромкой. Как бы мне хотелось идти с ним по лесу, а не с заточенной в медвежью маску душой. — Волчик, жди здесь! Волчик не слушал. Он скрючился на снегу, поджал колени и замер. Мальчик даже не двигался. Сколько времени они провели вместе, что так привыкли друг к другу? Неужели эти звериные маски пропускают сквозь себя эмоции, чувства? Но они не могут чувствовать, иначе бы не прикидывались к плоти, не творили изуверств. Так почему же они так страдают по своим собратьям? Мы шли с Медвежуткой по лесу, к тому месту, где я сняла маску с Совушки. Сейчас там, наверняка, толпы милиции. Что же будет, если нас увидят? Хотя, Медвежутка будет прямым доказательством причастности леса к… ко всему необъяснимому. И всё же, как мне объяснить своё присутствие в маске в компании ходячего мертвеца? В лесу щёлкнула ветка. Знак – не ходи туда. — Что это у тебя на лице, Медвежутка? – я наклонила голову, — Вот тут, у глаза. — У глаза-а-а-а? – бурая варежка коснулась маски. — Да вот же, вот, — мне пришлось встать на носочки, чтобы достать до его маски. Пальцы нащупали кромку маски. Рывок! Мне пришлось вложить немало силы, чтобы оторвать Медвежутку от долго страдавшей души мальчика. Он даже не успел сопротивляться. Едва маска покинула его лицо, тучное тело обездвижено упало в снег. — Если бы я знала твоё имя, — я смотрела на маску медведя. Мне было безумно больно рвать их так. Как бы хотелось видеть их красивыми, неизуродованными временем. Такими, как Антон. Но у меня не было времени на их имена. Я разломила маску пополам. — П-р-р-р-едатель! – рык, ужасный рык, который я никогда не спутаю. Неужели Волчик всё время шёл по пятам?