Плутовка

      Я проснулась с тяжёлой головой. Ночной кошмар не выходил из головы. Но часы отсчитали семь часов после полуночи. Я собралась в школу. В горло не лезли ни бутерброды, ни конфеты. Я тихо оделась и вышла в зимнее, леденящее утро, так и не позавтракав. В школу мне нужно было пройти через лесную тропу и мост. Путь казался близким при свете солнца, но сейчас его пока не было. Не было и луны, и звёзд. Зимняя темень просочилась в каждый уголок и кромешным комком заползла в мою голову. Я больше не видела в елях дружелюбных покачиваний на ветру. Только массивные и страшные лапища. Я вышла со своего дворика и невольно посмотрела туда, где так рьяно скакала фигура. По спине прошёл холодок. Вдруг нечто все ещё там. Вдруг оно притаилось, чтобы схватить меня ранним утром. Нет. Оно не станет хватать меня возле дома. Если бы я была монстром, я бы сделала это в лесу. Я нервно сглотнула. Впереди меня ждала узкая, припорошённая снегом тропа в школу, через густой лес. Остаться дома, притвориться больной! Сказать что подскользнулась, ушибла ногу! Но это первый день в новой школе. Надо идти. Иначе что подумают обо мне? Испугалась придти в первый день! Вот трусиха. Надо идти... Ноги шли сами, а глаза то и дело держали на прицеле ту кошмарную поляну. Вот она скрылась за ветвями елей, и я оказалась в тёмном лесу. Только бы не свернуть с тропинки. Я шла быстро, ощущая на себе чей-то тяжёлый и пристальный взгляд. Тяжёлые снежные ветки касались моей рыжей шубки, то и дело, снимая капюшон с головы. В лесу хрустнула ветка. Я почти ощутила вкус страха во рту. Под моими ногами веток не было. Это ведь зайчик? В лесу ведь есть зайцы. Прыгнул себе на ветку, та щёлкнула, а я знай, трясусь. – Зайчик-попрыгайчик, – еле слышно сказала я. Попрыгайчик... Мысль о прыжках снова вернула меня в ночной кошмар, – давай, упрыгивай отсюда. Подальше от меня, – прошептала я. Мне казалось, если я буду говорить с кем-то, то будет не так страшно. И как я была благодарна тайге, что никто не ответил мне. – Прыг-прыг, – шептала я, всё сильнее ускоряя шаг, – не то я тебя съем, – сорвалась я на бег. Я хотела покинуть лес, скорее увидеть людей или хотя бы дома, в которых ещё горит свет. Я запыхалась прежде, чем увидела мост, который вёл к школе. Лес остался позади, но не чувство тревоги. Всё таки хорошо, что в городе нет леса. В городе не так страшно. Всюду снуют деловые люди, и ездят шумные машины. Не чувствуешь себя в опасности, но здесь... Тишина. Возле школы топтались старшеклассники и маленькие первоклашки. В толпе сонных, измотанных учеников виднелись и мои сверстники. Я сглотнула. Нет, я не боюсь быть маленьким затравленным зверьком, как некоторые мои бывшие одноклассники. Я хочу быть, как мама в мои года – старостой, умницей и красавицей. Не зря же папа называет меня "копией матери". В холле было светло и оживлённо. Кто-то опаздывал в класс, и нёсся сломя голову, а кто-то томно разгуливал по коридорам. У расписания было не протолкнуться, но я настойчивая. Проскользнула между старшеклассниками, чтобы посмотреть в каком кабинете будет мой первый урок. На доске, возле расписания, висела чёрно-белая фотография мальчика. «Матюхин Вова, 10 лет. Ученик 4 "В" класса. 5 января, примерно в 16:00 ушёл из дома и не вернулся. В последний раз был замечен на мосту через реку Ольшанку. Был одет в оранжевую куртку с капюшоном, вязаную чёрную шапку, шарф и серые варежки с зелёными полосами. При себе мог иметь пластмассовый автомат. Особые приметы: рост 142 см, худощавого телосложения, волосы русые, глаза зелёные. Всем, кто может сообщить информацию о местонахождении Вовы, просьба звонить: 3-67-22 или 02 — милиция 3-17-58 — родители Вовы» Это же было вчера! Вчера пропал ребенок, когда я ела печенье и запивала чаем с молоком. Где-то там, может быть в лесу, он заблудился и плутает, а кто-то грелся под одеялом с книгой в руках. Я откинула мрачные мысли о пропавшем ребёнке и направилась в класс. Когда я вошла, дети уже сидели, но учителя не было. Видимо он опаздывает. – Новенькая, – прощебетал девчачий голосок. Это была светловолосая девочка с зелёными глазами и заплетённой на бок косой. Она не спросила, а больше проконстатировала факт. – Меня зовут Алиса, – я помахала классу рукой, как было принято у нас в городе. – Мы выскочек не любим, – донеслось с последней парты от толстого мальчика с гнойными прыщами на лице. – Поэтому ты и сидишь один? – спросила я, исключительно в игривой форме, но я осталась недопонятой. – Тебе рёбра что ли пересчитать, выскочка? – осклабился жирдяй. – Бабурин, ты почему такой не приветливый? – к жирдяю обернулась светленькая девочка и хищно улыбнулась. Кажется, она тут главная, – дай Алисе высказаться, да покрасоваться. А то, вон в каком платишке-то пришла. Платье у меня было старое, но я его берегла, поэтому оно выглядело как новенькое, как с иголочки. Папа сказал, что денег у нас теперь будет не столько, сколько было раньше, поэтому нужно быть более аккуратной. Тем более, с переездом, новые вещи мы сможем купить только по мере необходимости. – Что их считать? – я попыталась разгладить складку на школьном платье, – двенадцать, – гордо сказала я, прощеголяв своим знанием. Не зря же мы с папой смотрим документальные фильмы про хирургов и костоправов. Бабурин, кажется, хотел что-то сказать, но не успел. В класс вошла учительница. – Новенькая, значит, – сказала она себе под нос, – Алиса Иванова? – Да, – звонко подтвердила я. – Садись на свободное место, – учительница села за свой стол и открыла журнал, – вон там, рядом с Семёном. – А чё со мной? – возмутился Бабурин и водрузил на соседний стул портфель. Что ж, в этом классе мне будет сложно. Я больше не староста и не любимица класса, но я всё ещё я. Чтобы навсегда не остаться «новенькой», придётся брать быка за рога. Я подошла к Семёну, нацеленная на его портфель. Садиться рядом с ним не хотелось вовсе, но я покажу всем, что я его не боюсь. Я взяла его портфель в руку, он оказался слишком лёгким. Видимо Бабурин не носит с собой даже половины учебников. Глаза класса жадно поедали меня, раскладывающую вещи на своей половине, и Семена, тупо смотревшего на меня. – Смотрите, Бабурин влюбился, – рассмеялась всё та же девочка с косой. – Да завали ты, – огрызнулся мой сосед, раздувая большие ноздри. – Свой учебник мне дашь, поняла? – а это уже было адресовано мне. От его дыхания воняло гнилью и дохлятиной, а от жирного бесформенного тела потом и немытостью. Мне стало дурно. Я пожалела о своём глупом порыве смелости. Теперь мне придётся задыхаться рядом с этим вонючим существом, еле походившем на человека. Да та фигура в ночи казалась более человекоподобной, чем этот Бабурин. Весь урок прошел в размышлениях, как мне вынести эту пытку. Семён все время толкал меня, когда я делала записи. Вся моя классная работа была в каракулях из-за этого жирдяя. Нужно срочно придумывать план отхода. Урок длился вечность, но когда прозвенел звонок, и все вскочили со своих мест, я заставила себя медленно встать и собрать вещи. Мне пришлось подавить желание броситься с места и убежать в столовую, затерявшись в толпе. Ничего хорошего, если все сочтут меня трусливой выскочкой. В столовой на меня частенько обращали внимание. Мне хотелось, чтобы на меня смотрели, как на мою маму, но на меня смотрели как-то не так. Их взгляды говорили: «Чужая». Кто-то подставил подножку, и я увидела её позже, чем следовало. Мой компот полетел, куда-то в толпу. – Криворукая, – завизжала Катя, та самая светловолосая девочка. – Ты специально! Пятно компота из шиповника расплылось по ее белой рубашке. Мне было ужасно жаль эту красивую вещь. – Прости, – промычала я, собирая с пола разбитую посуду, – меня толкнули. – Никто тебя не толкал, – Катя гневно стала вытирать блузку полотенцем, – ты специально это сделала. Все видели. – Я видел! – Бабурин подошёл так близко, что меня снова накрыло волной вони. Аппетит пропал на веки вечные. – Ты специально к Катьке шла. Завидуешь ей, прошмандовка. – Специально кинулась на меня! – запричитала Катя. Все одноклассники столпились вокруг меня. Новенькая упала, да ещё и на одноклассницу напала, маньячка! Я перестала ползать по полу и собирать котлету с макаронами на поднос. – Чё остановилась? – Бабурин пнул макароны мне в лицо, – проси прощения за свой свинарник, – макароны полетели мне в лицо. Одна макаронина предательски застряла в волосах. Бабурин рассмеялся. – Вы видимо не знаете, в чём разница между намеренностью и случайностью, – я встала с пола, сжимая в руках найденную котлету, – компот это случайность, а это намеренность! – я с размаху кинула твердую котлету в жирное прыщавое лицо Семена. Он удивлённо заморгал. Я выбежала из столовой, но вслед услышала кровожадное: – Тебе пиздец, сука! После случившегося, я всё-таки села на другое место, что вызвало недовольство у Лилии Павловны, но сидеть рядом с Семёном было равно смерти. После ужасно скучного урока, я выбежала из класса, в надежде быстрее забрать свою шубку и смыться из этой школы, подальше от этих одноклассников. Мне захотелось обратно в город, к своим друзьям. – Это было смело, – чья-то мягкая рука коснулась моего плеча, от неё пахло ежевикой, – я бы на твоём месте ещё и Катьке макароны в лицо швырнула! – это была девочка с красивыми длинными волосами. Кажется, её звали Полиной. Она была самой тихой и скромной из класса. – Мне кажется, компот тоже ей к лицу, – я почувствовала облегчение. Полина была первой, кто не просто заговорил со мной, но ещё и поддержал. Полина хихикнула. – Здорово ты. Я бы так не смогла, – она держала в руке какой-то музыкальный инструмент, кажется это была скрипка, – у нас вообще класс сложный. – Я заметила. Надеюсь, после школы, мне не забьёт стрелку Бабурин? – это был больше не вопрос, а надежда. – Нет! Что ты. Мальчики у нас конечно... – она сделала паузу, как будто подбирала слова, – непростые, но девочек они не обижают. Я не нашла что ответить, только хмыкнула. – Поэтому не бойся идти домой. Торчать здесь просто так – не очень развлечение, – Полина подтянула скрипку к груди. – Мне надо на дополнительное занятие. Я же скрипачка, – девочка робко улыбнулась. – Спасибо, удачи! – я уже надевала шубку, воодушевлённая беседой с новым приятным человеком. – До завтра. На улице, возле школы уже никого не было. От этого мне стало не по себе. В толпе чувствуешь себе как-то безопаснее, но здесь ни души. Я медленно побрела домой, озираясь по сторонам. Миновав мост, я снова задумалась о лесе. Он был прекрасен, таинственен и манящ. Как же он бывает коварен. Ночью притворяется жутким зверем, затаившимся во мраке, а днём кажется тебе приветливым стражем чистой природы. Я нашла утреннюю тропу и двинулась в глубь леса. На душе всё же было как-то не уютно. Казалось, что кто-то идёт по пятам. За спиной я слышала шаги, но когда оборачивалась – никого не было. – Не страшно, – сказала я вслух, чтобы тот, кто шел сзади услышал. Я снова обернулась. На тропинке были чьи то маленькие следы. – Гав-ав, – подбежала сзади собака. Я подпрыгнула от неожиданности. Собака в лесу. Маленькая и счастливая. Она задорно виляла хвостом. – Фу ты, напугала, – я села рядом с собачкой и почесала ей за ухом. От неё пахло хвоей и снегом. Милое и доброе создание неспособное на жестокость и глумление. – Голодная, да? У меня с собой еды нет, но мама вчера варила борщ. У нас точно есть кости, – я беседовала с собачонкой так, будто она меня понимала, – пойдем ко мне. Я тебя накормлю. Собака гавкнула и пошла со мной вдоль тропы. Мы шли вместе, как закадычные друзья. Я рассказала ей о сегодняшнем дне, а она терпеливо всё выслушала. – Тебе очень повезло, что мы встретились. Вон, какая ты худенькая. – Собака резко сорвалась на бег, влево от тропы. В лес. – Стой! Дом не там! Я уже почти видела свой дом сквозь ели, но я не могла бросить голодную собаку, которой пообещала кости. Я бежала за ней. Ветки били по лицу, но мне было всё равно. Я всё бежала и бежала. – Гав! – собака остановилась так же резко, как и сорвалась на бег. – Тебе по-человечески кости предлагают, а ты… – Так она же собака, – раздался голос из-за спины. Я замерла. Голос не Семёна. – Ну и что? Предлагают еду, так бери. Ишь, недоверчивая, – я обернулась и увидела мальчика. Он был немного ниже меня, одетый в простую куртку и… маску. На нём была старая потёртая маска зайца из папье-маше с наклеенным мехом. В прорезях мазки виднелись голубые глаза. Собака бегала вокруг него, – ты чего тут ходишь? Один в лесу. – Я и не один. Тут ты и она, – мальчик присел погладить собаку. В этом мальчике было всё странным. Он двигался быстро и точно, но не пугающе, а нежно и аккуратно. Я села на коленки рядом, чтобы присоединиться к нему. Я гладила собаку, а сама косилась на незнакомца. – Чего ты так смотришь? – смутился зайчик, – зайчиков что ли в лесу не видела? – Не видела, – честно призналась я, – я вообще-то из города и в лесу бывала редко. В тех лесах, где я была, вообще никто не водится. Именно поэтому мне нравился этот лес. Он казался волшебным и живым. – Наверное, хорошо, если в лесу никто не водится, – загадочно сказал мальчик. – Чего же хорошего?! – я поднялась на ноги. – Если в лесу зверей нет, а в деревнях собаки не лают, то земля… – я поставила паузу, подошла к зайчику и прямо в старую потёртую маску выдохнула, – проклята! – Проклята?! – испугался он и смешно забегал глазами по моему лицу. Я рассмеялась. – А что ты делаешь в лесу, зайчик? – я легко толкнула его, – не боишься, что тебя кто-нибудь съест? – я постаралась хищно улыбнуться. Настолько, на сколько это возможно. – У зайцев дом в лесу, а вот твой дом совсем не здесь, – мальчик отряхнул колени от снега, – что ты здесь делаешь? – Я тут живу, – деловито заявила я, гордясь своим новым домом. Но мысль о школе несколько помрачила мое настроение. – В лесу?! – изумился зайчик. – Да нет же! В поселке, – рассмеялась я, – где ты вообще видел, чтобы девочки в лесу жили? Зайчик смутился, почесав носик своей маски. – Почему ты в маске? – незнакомец казался мне таинственным, как и сама тайга. – А ты почему? Я невольно коснулась своего лица варежкой. Щека, как щека. Обычная, гладкая, без меха. – Я без маски, в отличии от тебя, – мне захотелось потрогать его маску. Она казалась, как будто... живой? – Чудная ты, какая-то. В маске стоишь и не замечаешь. А под маской-то, – мальчик-зайчик поднял голубые глаза к небу, – а под маской-то – лиса. Я устремила свой взор туда, куда смотрит незнакомец. Под маской? Глупости какие-то говорит таинственный мальчик. – Это потому что я Алиса, – резонно заметила я. – Ой, а как тебя зовут? Когда я опустила голову, мальчик уже смотрел на меня. Может быть, он вообще не отводил от меня глаз? – Я Зайчик. Зайчик-попрыгайчик. Прыг-прыг. Мне стало смешно от его игривого тона, но потом я вспомнила. Эти же слова я говорила сегодня утром. Неужели он был там?! Неужели это он следил за мной утром? Я хотела спросить мальчика, но собака истошно завыла. – Что это с ней? – удивилась я, пока не заметила, как она усердно начала копать яму. Снег был пористым и воздушным. – Это что? Варежка? – собака держала в зубах детскую серую варежку с зелёной полоской. – Твоя? – я оглядела мальчика-зайчика. На нём были обе варежки. Кто мог в такой глуши потерять варежку? Разве тут гуляют дети? Но я же гуляю. Почему бы и другим здесь не быть. Серая варежка… – Это же … это же Вовина варежка! – осенило меня, – я видела объявление! Вова был здесь! Может быть он до сих пор здесь?! Мы можем его найти. Я чувствовала, как кровь забурлила по жилам. Пропавший ребёнок может вернуться домой! Я начала оглядываться и кричать «Вова!», но Зайчик, кажется, не разделил моего энтузиазма. – Ты что, не хочешь его найти? – спросила я. – Хочу, но он, наверное, очень глубоко в лесу. Нам, наверное, придется идти очень и очень долго. – Ты хочешь увести меня в лес, хитрый заинька? – хмыкнула я. Мама иногда отвечала в такой тональности другим мужчинам. – Такую плутовку как ты разве уведёшь? Да ты сама кого хочешь уведёшь! Я кинула в зайчишку снежок. Будет знать, как обзываться плутовкой! – Ох, да я тебя, за плутовку-то… Съем! Собачка одобрительно тявкнула. Я кинула в него один снежок, затем другой. Собака радостно забегала вокруг нас. – Ещё какая плутовка, а не признается, – крикнул Зайчик и побежал в лес, на бегу захватывая горсть снега. – А ты трусливый зайчишка! Снежки летели градом то в мою сторону, то в сторону мальчика. Мы бежали по сугробам, падая и поднимаясь снова. Я старалась кинуть снежок, чтобы он угодил в снежную ветвь, и снег с ветвей свалился на макушку мальчику. Он звонко смеялся каждый раз, когда снаряд попадал прямо в цель. От Зайчика исходила куча энергии. Мальчику в маске позавидовал бы даже самый прыткий зверёк. Он двигался быстро и прозорливо, перепрыгивая через поваленные деревья и большие сугробы. Я еле успевала за ним. Даже собачка не поспевала за беглецом. – Ага! Испугался! – кричу я ему в след. – Еще чего! – он резко повернул в сторону. Я не успела затормозить и угодила в мягкий, как перина, сугроб. – Лисичка не догнала меня? – зайчик наклонился надо мной. Голубые глаза из прорези маски игриво рассматривали мое лицо. – Ой-ой-ой, – я приложила руку к лицу, – кажется, меня победил зайчишка-трусишка! Мальчик подал мне руку. Я схватилась за неё и дёрнула на себя. Зайчик завалился в сугроб рядом со мной. – Хитрая лисичка-сестричка, – за этим последовал снежок. Мальчик подпрыгнул и побежал прочь со словами «Плутовка!». – Врешь! Не уйдешь! – впервые за этот день, я чувствовала такую лёгкость и свободу, от чего мне хотелось бежать и бежать, падать в снег и снова вставать. – Выходи-выходи! – смеялась я, оглядывая по сторонам своего нового друга. Прыткий какой, успел с виду удрать. – Глазастая? – проскрежетал знакомый неприятный голос. Это был Семён. Он стоял один, самодовольно ухмыляющийся неизвестно чему, – ща я тя проучу, сука! Я нервно сглотнула. Мой взгляд забегал в поисках Зайчика. Нет, он не мог удрать и оставить меня одну. Даже собачки не было видно. – Т-т-ут мой друг. Если он увидит тебя, тебе не поздоровится! – я старалась говорить, как можно чётче и воинственнее, но, скорее всего, это было похоже на блеяние. – И че он мне сделает, а? – Бабурин взял меня за шкирку, как котёнка. Он был выше меня и намного тяжелее. Я ни за что не смогу его повалить. – Пусти, пусти! – только успевала пищать я, когда он поднял меня. Ноги оторвались от земли, а ворот шубки впился в горло. Портфель выпал из рук. Все тетрадки, ручки и карандаши повалились в снег. – Чё шубу напялила? Богатенькая прошмандовка! – он тряс меня, пока капюшон моей шубки не затрещал, – жри снег, сука. Бабурин кинул меня в сугроб. Его мясистая вонючая рука схватила меня за волосы и силой вжала в сугроб. – Я тя научу, как с людьми базарить надо, выскочка! Сколько там у тя ребер? Я пиналась, пыталась схватить его за дубленку, но жирдяй придавил меня всем весом. – Ай, - воскликнул Семен. – Эй! Пацаны?! Он отпустил мои волосы. Я подняла голову. Лицо щипало от снега. Я чувствовала как покраснели и разодрались щеки. – Ты меня не понял, толстый? – я слышала этот голос в школе, кажется, это был один из друзей Бабурина – Ромка. Они везде ходили вместе, – я тебе сказал девчонку не трогать? – Да, глухой, на? – рядом с Ромкой семенил бурятёнок. – Ромыч, ты же сам сказал... – замямлил Семён. Вот уж не думала, что такой жирдяй будет слушать поджарого, ниже него ростом пацана. –.Ты чё, шельма, девчонку отлупить собрался? Чё ты нас-то не позвал? Мы б тебе помогли, а то ты, жирный, один бы не справился, – Ромка не дал договорить Бабурину. Я закусила губу. Бежать, надо бежать, но ведь их трое, догонят. – Да ножом по горлу, таких как ты! – в руке Ромки появилась нож-бабочка. Я больше не могла на это смотреть. Я чувствовала, как меня бьёт сильная дрожь. Ноги онемели от страха и холода. Я закрыла лицо руками. – В канаве утопить, на! – поддакнул где-то Ромкин друг. Я слышала только вопли и удары. Кажется, Бабурина били в четыре руки. Он жалобно ныл и стонал. Хоть бы его не били ножом. Хотя, я бы сама ударила его один раз. – Вернёшься, я тебе горло перережу. Свинья! – Испугалась, выскочка? – Ромка присел на корточки рядом со мной, – ну ничего, все кончилось. Я попыталась подняться, но ноги больше не слушались. Ромка подал руку, как настоящий рыцарь. Мне захотелось её принять. – Ты больше его не бойся, он тебя не тронет, на, – зашепелявил бурятёнок, – он Ромки боится. Его вообще вся школа боится, на. Ромка отвесил оплеуху своему другу. – Наговоришь тут. Девчонка и так трясется, как… В общем, со мной тебе вообще бояться не надо. – Я и не боюсь вовсе, – я принялась собирать разбросанные вещи. Ромка учтиво стал помогать, – ты знал что ли, что он следить будет? – я шмыгнула носом. – Да от такого говна другого и не ждёшь, – он протянул мне маску лисицы из папье-маше, с красивым рыженьким искусственным мехом. Маска выглядела, как настоящая морда лисицы. Искусная работа, – держи. – Э-э-то не моя. – Бля буду, Бабурин извращенец, на, – засмеялся бурятёнок. – Бяша, глаза разуй. Вещь красивая. Толстый красивые вещи не понимает. А эта маска красивая как… – Ромка посмотрел на меня, – странная в общем, как ты. – Ничего я не странная! – я выхватила маску и убрала к себе в портфель. Потом решу что с ней делать. – Пойдем, проводим тебя, что ли, – Рома оглядел лес, – а то стемнеет скоро. Заблудишься ещё. – Или маньяк заберёт, на! – Какой маньяк? – если в этом поселке водится маньяк, то дела набирают новый оборот. Знает ли Зайчик про маньяка? А что если он сейчас один, и на него ведут охоту? – Да есть тут один или одна… Менты по домам ходят, расспрашивают. Видели что или нет, – Рома и Бяша повели меня в сторону жилых домов. – Что должны видеть? – я заметила, как Бяша стал озираться. – Странное, – прошептал бурятёнок. Я вспомнила прыгающую фигуру под окном. Помогла бы милиции информации о прыгающих фигурах под окнами мирно спящих людей? Не думаю. Скорее, это всё бы усложнило. Память воспроизвела ту мелодию, от которой на душе становилось легко и приятно. Я словно снова стою у окна, закутанная в нежный скользящий шелк. – А вы видели, ну, что-то странное? В окнах, например. – Видеть нет, но, – Ромка покосился на Бяшу. Мальчик нервно теребил руки, – Бяша слышал. Он сказал, что это была душераздирающая мелодия. Скрежет, который режет тебе душу. На куски рвёт и вынимает из неё душу. – А-а-а-а, – Бяша закричал и упал на колени, – Ромыч, ты её слышишь? Она там, в лесу! Ромка сел рядом с Бяшей, схватил его за куртку и начал трясти, приводя в чувство. – Ну ты че, мужик?! Нет тут… а? Алиса? Алиса, стой! Там же могут быть… Но я уже не слушала Ромку. Я бежала в лес. Все глубже.