«Скорее бы автоматы дали...
Автоматы, гранат побольше и одну мину!»
Анатолий Пестемеев, рядовой армии РФ.
Одну неделю спустя... 18 декабря 1936 года. 19:30. Кабинет И. В. Сталина. Москва, Сенатский дворец Кремля. Вечером восемнадцатого декабря в кабинете товарища Сталина состоялось совещание, что называется, «в узком кругу». За десять минут до начала в кабинет вошел пунктуальный нарком иностранных дел Молотов, вслед за ним явились нарком обороны Ворошилов и его заместитель Буденный. И последним, буквально за минуту до назначенного времени, пришел нарком внутренних дел Киров. - Хорошо, товарищи, все, кто нужно, на месте, - произнес Сталин, окидывая взглядом собравшихся. - Начнем, пожалуй, с главного. Сергей, как прошла твоя командировка в Закавказье? - Отлично, товарищ Сталин! - довольно ответил Киров. - Распада Закавказской Федерации на отдельные республики удалось избежать! - Замечательно, товарищ Киров, - произнес Сталин, не скрывая своего довольства. - И как же тебе удалось этого добиться? - Объединил усилия с товарищами Багировым и Берией, - ответил Киров. - С Мир Джафаром мы знакомы еще с тех времен, когда я был первым секретарем Коммунистической партии Азербайджана, а с Лаврентием Павловичем мы познакомились совсем недавно и общий язык нашли далеко не сразу. Все же товарищ Берия возглавлял НКВД Грузии в те времена, когда в ходу были несколько другие методы работы. Однако, мы смогли договориться и начали действовать строго по заветам Владимира Ильича Ленина... - Что, неужели захватили почту, телефон и телеграф? - наигранно удивился Буденный. - Ну, зачем же так грубо? - рассмеялся Киров. - Обратились к низовым партийным и комсомольским организациям, причем, в основном - в Грузии и Армении. В Азербайджане у Багирова все было под контролем, просто раньше он оставался в меньшинстве. У Берии в Грузии, в общем-то, тоже партийная работа была поставлена, но там воду мутили председатель совета министров Герман Мгалобришвили и его заместитель Буду Мдивиани. А вот Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Армении Агаси Ханджян давно был известен своими националистическими взглядами и потому охотно поддержал предложение Мгалобришвили о роспуске Закавказской федерации. В общем, обратились мы к низовым партийным организациям. Грузинам рассказали, что отдельные товарищи хотят не просто сделать Грузию самостоятельной республикой, но и в будущем отделиться от СССР, после чего вернуть старые феодальные порядки. Армянам же популярно объяснили, что Армении, как самой экономически отсталой на сегодняшний день республике, будет легче развиваться в составе ЗСФСР, нежели самостоятельно. После этого нам оставалось лишь устроиться поудобнее и наблюдать, как сознательная часть населения Армении и Грузии самостоятельно делает за нас всю работу. Ну, мне еще пришлось мобилизовать управления НКВД по Грузинской и Армянской республикам, чтобы не допустить превращения собраний и митингов в массовые беспорядки. Самым сложным для меня, наверное, было помирить Берию с Нестором Лакобой. Хотя товарищ Лакоба и способствовал выдвижению Лаврентия Павловича на пост сперва Второго, а потом и Первого секретаря ЦК коммунистической партии Грузии, в дальнейшем их отношения разладились. Лакоба был сторонником отделения своей родной Абхазии от Грузии и вхождения ее в состав РСФСР, а Берия активно против этого возражал. Пришлось пообещать устроить плебисцит, чтобы абхазский народ сам определил свою дальнейшую судьбу. После того, как Киров замолчал, Иосиф Виссарионович взял со стола трубку и принялся неторопливо ее набивать. Это занятие всегда позволяло ему сосредоточиться и хорошо подумать. - Пусть так, - раскуривая трубку, произнес Сталин. - И в самом деле, пусть абхазский народ сам решит, где им будет лучше. Скажи, Сергей, что ты думаешь о товарище Берии? Товарищ Белов, кажется, довольно лестно о нем отзывался? - Товарищ Берия довольно жесткий человек, - помолчав, произнес Киров. - Жесткий и крайне требовательный, как себе, так и к окружающим. Я вполне понимаю, почему в истории Максима его назначили наркомом внутренних дел. В наркомате нужно было срочно навести порядок, и товарищ Берия вполне для этого подходил. - Значит, товарища Берию нужно использовать там, где срочно требуется навести порядок? - переспросил Сталин. - Хорошо, мы будем иметь это ввиду. - Товарищ Сталин, а для чего, вообще, нужна была эта возня с Закавказской федерацией? - спросил Буденный. - Ну были бы в составе СССР отдельные Грузия, Армения и Азербайджан, кому бы от этого стало хуже? - Понимаешь, Семен, - сделав глубокую затяжку, произнес Сталин. - Мне, как уроженцу Грузии, неприятно об этом говорить, но на Кавказе весьма распространены кумовство и землячество, а многие товарищи, заняв высокие должности, быстро впадают в барство. И хуже всего то, что местными это воспринимается как должное. Федеративное Закавказье - это отличный инструмент для борьбы с этими пороками, и мы просто обязаны были попытаться его сохранить. Со временем границы республик размоются, а лет через пятьдесят мы воспитаем там единый закавказский народ, сохраняющий национальную идентичность, но не делящий друг друга на своих и чужих по территориальному признаку. - Значит, ты поэтому отложил принятие новой конституции? - спросил Ворошилов. - И поэтому тоже, - кивнул Сталин. - Но это была не единственная причина. В конце ноября мне из Осинформбюро прислали статью некого профессора Попова из будущего. Я бы даже сказал - товарища Попова. В этой статье товарищ Попов высказывает мнение, что переход от производственного формирования советов к территориальным был большой ошибкой, лишившей советы инструмента досрочного отзыва депутатов, и создавший для отдельных граждан возможность реализовывать личные карьерные амбиции в ущерб общественным интересам. Мы не могли оставить данное замечание без внимания. Но этот вопрос сперва нужно тщательно рассмотреть, затем вынести на обсуждение, затем внести правки в текст новой конституции и только потом вынести его на голосование. Поэтому мы и отложили принятие новой конституции до апреля следующего года. - Все понятно, товарищ Сталин, - кивнул Ворошилов. - Ну, раз понятно, тогда перейдем к другим делам, - произнес Сталин. - Наш ограниченный воинский контингент находится в Испании уже месяц, и мне кажется, что можно подвести первые итоги. Клим, что скажешь? - На испанском фронте без перемен, - усмехнулся Ворошилов. - Сразу после высадки добровольческая бригада под командованием комдива Штерна разгромила войска генерала Варелы и ликвидировала угрозу Мадриду с юга и юго-востока. Сам Варела при этом оказался в плену. Больше Штерн не предпринимал активных боевых действий, сосредоточив все усилия на возведении вокруг Мадрида эшелонированной обороны и преобразовании отрядов ополченцев в нормальные армейские части. Вооружаются новые части советским оружием, регулярно доставляемым в Картахену. После завершения формирования новых армейских частей комдив Штерн и генерал Миаха планируют выбить националистов из университетского городка и окончательно замкнуть кольцо обороны вокруг Мадрида. - Не спешит, значит, товарищ Штерн, - задумчиво произнес Сталин. - Это, пожалуй, правильно. Наша задача - помочь испанским товарищам и самим набраться опыта, а не гробить наших красноармейцев в бессмысленных атаках. - В деле получения опыта уже есть первые результаты, - заметил Ворошилов. - Несколько дней назад по диппочте пришел подробный доклад комдива Штерна с выводами и рекомендациями, сделанными им по итогам его прорыва в Мадрид. - И что же нам советует товарищ Штерн? - заинтересовался Сталин. - Например, товарищ Штерн отмечает, что очень удачным решением было посадить на броню танков автоматчиков и пулеметчиков и использовать их в качестве мобильного десанта, - ответил Ворошилов. - На основании этого опыта Григорий Михайлович рекомендует создать отдельные штурмовые части уровнем не менее рот, а также рассмотреть возможность создания специального бронированного транспорта для них. - Скажи, Климент Ефремович, а товарищ Штерн, случайно, не был ознакомлен с результатами совещания по вопросам развития бронетехники? - уточнил Киров. - Ты тоже заметил, что выводы товарища Штерна совпадают с предложениями Максима о создании бронетранспортеров и боевых машин пехоты? - понимающе усмехнулся Ворошилов. - Нет, товарищ Штерн о результатах совещания не знает, и до идеи бронетранспортера он дошел сам. - А какой состав этих штурмовых рот предлагает товарищ Штерн? - поинтересовался Сталин. - На уровне отделения - два бойца с автоматическими винтовками с барабанными магазинами, один меткий стрелок с винтовкой с оптикой, остальные - автоматчики, - ответил Ворошилов. - Ну, и гранат побольше. Никаких станковых пулеметов и минометов, зато в каждую роту, или даже в каждый взвод обязательно должно быть включено инженерно-саперное отделение, которое сможет как обезвреживать вражеские мины, так и проводить собственные подрывные работы, например, при прокладывании маршрутов через здания и баррикады. - То есть, товарищ Штерн самостоятельно дошел еще и до идеи штурмовых инженерно-саперных частей? - уточнил Сталин. - Так, кажется, их называли в присланных товарищем Беловым документах? Вот что, Клим, ты, помнится, докладывал, что добровольцев, желавших отправиться в Испанию, было гораздо больше, чем требовалось для комплектования бригады? Создай из оставшихся добровольцев одну-две такие роты и отправь на усиление бригады товарища Штерна. Практика, как известно, является единственным критерием истины, вот на практике и узнаем, насколько эффективны будут предложенные товарищем Штерном роты. - Уже, товарищ Сталин, - улыбнулся Ворошилов. - Две роты уже комплектуются, немного поднатаскаем их, проведем боевое слаживание - и отправим. - Вот и хорошо, - кивнул Сталин. - Кстати, вы обратили внимание, какие части Григорий Михайлович ввел в прорыв? - поинтересовался Буденный. И тут же сам и ответил: - Кавалерию! - Ну, кто про что, а Семен про кавалерию! - усмехнулся Ворошилов. - А что? - ничуть не обиделся Буденный. - Мы еще в годы Гражданской войны пробовали усиливать кавалерийские части броневиками! Только те броневики были страшная дрянь, вот из этой затеи тогда ничего и не вышло. А если, как Григорий Михайлович сделал, сперва танками оборону прорвать, а потом в прорыв конницу пустить - так ведь можно и глубокий рейд по тылам противника устроить! Да и конница еще послужит, не придется многих толковых командиров в отставку отправлять! - Знаешь, а ведь что-то в этом есть, - задумчиво произнес Ворошилов. - Семен, ты эту идею высказал, значит, тебе ее и проверять! Сформулируй концепцию танково-кавалерийских частей, проведи учения... ну, ты не первый год в армии, сам знаешь, как это делается. - Займусь, - кивнул Буденный. - Я попрошу Осинформбюро поискать материалы по этой теме, - пообещал Киров. - Возможно, найдутся какие-нибудь материалы, которые облегчат вам задачу. - Что ж, для первого месяца результаты неплохие, - подытожил Сталин. - Мы и получили подтверждение правильности некоторых наших решений, и узнали новые тактические приемы. Клим, передай товарищу Штерну, чтобы продолжал действовать в том же духе. Без спешки, но и не затягивая сверх необходимого. - Передам, - кивнул Ворошилов. - Теперь к тебе вопрос, Сергей, - повернулся Иосиф Виссарионович к Кирову. - Как дела в Испании по линии НКВД? - Товарищ Артузов достиг взаимопонимания с командованием Национальной республиканской гвардии, и они проводят совместные операции по ликвидации националистического подполья, - ответил Киров. - С местными коммунистами вначале были определенные разногласия, но, думаю, что после событий на Пласа-Майор товарищ Пассионария будет более внимательно прислушиваться к советам товарища Артузова. - А я слышал, что товарищ Артузов поссорился с премьер-министром Ларго? - заметил Молотов. - Да не то, чтобы поссорился, скорее - на место поставил, - заметил Киров. - Чтобы господин премьер-министр не считал себя самым умным, а, наоборот, активнее прислушивался к нашим советникам. - Это было так необходимо? - продолжал допытываться Молотов. - Сами посудите, Вячеслав Михайлович, - ответил Киров. - Окопы он не одобряет, использование входящих в его профсоюзную организацию рабочих на строительстве укреплений не позволяет, а его предложение арестовать всех, подозреваемых в сочувствии националистам - это, вообще, за гранью добра и зла! Я, значит, уже два года внедряю в НКВД правовые методы работы, а он предлагает моим сотрудникам устроить тридцать седьмой год в отдельно взятом Мадриде! Нет, товарищ Артузов все сделал правильно! - Может, вы и правы, Сергей Миронович, - задумчиво произнес Молотов. - Но все же действия товарища Артузова могут заметно осложнить наши отношения с правительством Испанской республики. - Я запросил в Осинформбюро справку по господину Ларго и выяснил, что премьер-министром ему осталось быть менее полугода, - сообщил Киров. - В мае тридцать седьмого в Барселоне произойдет вооруженный конфликт между Республиканцами, после которого Франсиско Ларго Кабальеро будет смещен со всех постов в правительстве. - А вот с этого момента поподробнее, - потребовал Сталин. - Что за конфликт, кто участники? - С одной стороны в конфликте примут участие Женералитет Каталонии, вставший на сторону республиканского правительства, Коммунистическая партия Испании и Объединенная социалистическая партия Каталонии, - пояснил Киров. - Против них выступят Анархо-синдикалисты из Национальной Конфедерации Труда и ее боевое крыло Федерация Анархистов Иберии, а также Рабочая партия марксистского объединения. Это вроде как коммунисты, но антисоветского толка, что-то вроде троцкистов. Конфликт произойдет из-за какой-то мелочи, но быстро перерастет в полноценные боевые действия, которые будут продолжаться несколько дней и в ходе которых анархисты и их союзники из ПОУМ будут разгромлены. - Все ясно, Сергей, - кивнул Сталин. - Анархисты, конечно, люди опасные, но в политическом смысле безобидные. А вот эти якобы «коммунисты» - дело другое. Как ты думаешь, Вячеслав, стоит нам препятствовать этому конфликту, или нет? - Я не могу сразу ответить на этот вопрос, - помолчав, ответил Молотов. - Нужно сначала понять, из-за чего произойдет конфликт, кто будет в нем виноват, и как это отразится на репутации республиканцев вообще и коммунистов в частности. - Конфликт произойдет из-за того, что начальник полиции Барселоны, коммунист, кстати, прикажет Национальной гвардии занять центральную телефонную станцию, с начала войны находящуюся под контролем местных анархистов, - заглянув в свои записи, пояснил Киров. - Те откажутся отдать станцию и окажут вооруженное сопротивление. Это и приведет к городским боям. - Получается, что конфликт разожгут все-таки республиканцы, - задумчиво произнес Молотов. - Впрочем, если подать его как отказ анархистов подчиниться центральному правительству… Я думаю, что стоит посоветовать испанским товарищам действовать более дипломатично, а если конфликт все же произойдет - сразу же осветить его в выгодном им ключе. - Я бы предложил еще направить в Испанию дополнительный контингент войск НКВД, чтобы гарантировать разгром противников республики, - заметил Киров. - Неплохая идея, Сергей, - согласился Сталин. - И какого же размера контингент ты думаешь отправить? - Думаю, батальон, - ответил Киров. - Причем, одну роту в нем сформирую в соответствии с предложениями товарища Штерна. Заодно и опыта бойцы наберутся. Мне ведь тоже нужны толковые инструкторы! - Прибавь еще нескольких специалистов из второй ШОН, - посоветовал Сталин. - Чтобы никто из лидеров ПОУМ не ушел. - Сделаю, - кивнул Киров. - Сергей Миронович, а кто займет пост премьер-министра после отставки Ларго? - поинтересовался Молотов. - Хуан Негрин, - ответил Киров. - Он тоже социал-демократ, но более ориентированный на СССР. Впрочем, внешне он будет тщательно это скрывать. - Все понятно, - кивнул Молотов. - Значит уже сейчас нужно искать подходы к господину Негрину. Сергей Миронович, вы не подготовите мне справку по нему, чтобы мне было легче понять, что это за человек? - Разумеется, Вячеслав Михайлович, - ответил Киров. - Все имеющиеся у нас материалы по Негрину вам пришлют. - Благодарю, - кивнул Молотов. - Товарищи, у нас есть еще вопросы, подлежащие обсуждению? - спросил Сталин. - Нет? В таком случае, предлагаю сегодняшнее совещание считать оконченным. Уже на улице Сергей Миронович на минутку остановил Ворошилова. - Климент Ефремович, еще раз спасибо, что присмотрел за Женей в мое отсутствие, - произнес Киров. - Да брось, Сергей Миронович, какие тут могут быть благодарности! - ответил Ворошилов, после чего неожиданно усмехнулся. - Кстати, твоя Женя, похоже заинтересовалась моим Тимуром, так что возможны варианты! - Поживем - увидим, - улыбнулся в ответ Киров. - Тимур - парень хороший, правильный, так что, если у них что-то сложится - я возражать не буду. 20 декабря 1936 года. 13:30. Отель «Палас». Мадрид, площадь Кортесов, дом 7. После заварушки на Пласа-Майор и последовавшего за ней интересного вечера, перетекшего в не менее интересную ночь, жизнь Максима вернулась в спокойное русло. К операциям по захвату сторонников националистов, в силу некомплекта группы «Авангард», Максима не привлекали, зато с Киу у него возникло некое подобие военно-полевого романа. Отношения у парочки получились весьма своеобразные. Максим, выросший и повзрослевший практически в казарменных условиях, не очень представлял, как ухаживать за девушками, а Киу, рано осиротевшая и половину жизни пытавшаяся элементарно не умереть от голода, довольно скептически относилась к цветам и прочим красивым жестам. Так что, отношения Белова и Линь строились, скорее, на тепле и чувстве поддержки, которые они дарили друг другу, нежели на каких-то нежно-романтических чувствах. Словом, временно, предоставленные сами себе, Максим и Киу гуляли по считавшемуся безопасным центру Мадрида, держались за руки и были почти счастливы. Почувствовать же себя полностью счастливым Максиму не давало беспокойство за Грету, до сих пор находившуюся в госпитале. На следующий день после событий на Пласа-Майор Белов и Линь отправились в госпиталь, чтобы навестить подругу, но их к ней не пустили. Дежурная медсестра, у которой Максим поинтересовался о местонахождении Греты, отправила его к ее лечащему врачу, который сообщил, что у сержанта Шнайдер диагностированы сотрясение мозга и легкая баротравма среднего уха, и что ей придется провести в стационаре не менее недели. Посещение же ее врач запретил, аргументировав это тем, что по правилам внутреннего распорядка посещение больных разрешено только близким родственникам, а ни лейтенант Белов, ни сержант Линь таковыми не являются. Спорить с врачом, тем более - старшим по званию, Максиму было не с руки, поэтому им с Киу пришлось покинуть госпиталь и ожидать выздоровления подруги. Между тем, прогулки Максима и Киу дали еще один, совершенно неожиданный результат. Белов, полюбивший носить темные очки, подарил пару и Линь. Очень быстро вид парочки в темных очках заинтересовал коллег, не преминувших поинтересоваться, где они взяли такую интересную вещь. Максим честно рассказал, что привез их из Советского Союза и даже раздал две пары своим знакомым. В результате удобство очков в определенных ситуациях было оценено по достоинству, после чего из СССР их заказали целую партию. Так продолжалось девять дней. На десятый день Максим и Киу вернулись с обеда в выделенный для их группы номер и обнаружили там Грету, сидевшую в кресле и читавшую газету. Услышав голоса вошедших в номер друзей, девушка оторвалась от чтения и улыбнулась. - Привет! - произнесла Шнайдер, вставая с кресла. - Грета? - недоверчиво произнесла Киу, после чего бросилась обнимать подругу. - Ты вернулась? Ну и отлично! Как ты себя чувствуешь? - Отпусти, задушишь! - рассмеялась Грета, не пытаясь, впрочем, вырваться из объятий. - Со мной все в порядке, честно! Максиму же, прислонившемуся к дверному косяку и с легкой улыбкой наблюдавшему за воссоединением подруг, показалось, что сержант Шнайдер несколько лукавит. Грета говорила чуть громче, чем обычно, а когда слушала - ее лицо приобретало излишне сосредоточенное выражение, чего раньше за ней не замечалось. - Здравствуй, Грета! - дождавшись, пока Киу наобнимается и отпустит подругу, Максим подошел к Шнайдер и тоже заключил ее в объятья. - Рад, что ты вернулась! - Я тоже, - прижавшись к Максиму, ответила Грета. - Что ты на меня так смотришь? Со мной все в порядке! - удивилась девушка, когда Белов отстранился и, аккуратно придерживая за плечи, внимательно оглядел ее. - Давай я сделаю вид, что поверил, а ты расскажешь, как себя чувствуешь на самом деле, - улыбнувшись, предложил Максим. - Заметил все-таки... - вздохнула Грета. - У меня временные проблемы со слухом. Последствия баротравмы... Но не волнуйся, врачи говорят, что в течении двух-трех недель барабанные перепонки полностью восстановятся и все будет в порядке! Лучше расскажите, что происходит, а то я, пока лежала в госпитале, немного отстала от жизни! - А у нас ничего особенного не происходит, - ответил Максим. - Вернее, происходит, но не у нас. Почти в полном составе были захвачены две группы, которые должны были отбить Варелу, их сейчас активно допрашивают и по результатам допросов арестовывают пособников националистов. Но нас с Киу к задержаниям не привлекают. - Почему? - удивилась Грета. - Разве товарищу Артузову не нужны сейчас все доступные сотрудники? - Так мы боевики, а не группа захвата, - пояснил Максим. - Да и группа без тебя в некомплектном состоянии. Вот когда Штерн закончит гонять ополченцев и перейдет в наступление, тогда и для нас начнется служба! - Кстати, о службе... - погрустнела Грета. - Я, когда меня оглушило, револьвер потеряла... Готова написать рапорт! - Рапорт подождет, - покачал головой Максим. - Идем! Позвав за собой Грету, Максим зашел в свою комнату, открыл оружейный шкаф и извлек оттуда револьвер. - Держи и больше не теряй! - произнес Максим, протягивая оружие Грете. - Это же мой! - удивилась Шнайдер, взглянув на выбитый на рамке револьвера номер. - Но... откуда? - Нашлись добрые люди, отдали, - усмехнулся Белов. - Грета, присядь, пожалуйста! Есть серьезный разговор. - Что-то случилось? - насторожилась присевшая на кровать Шнайдер. - Не буду ходить вокруг да около, - вздохнул Максим. - Меня беспокоит твоя зацикленность на ненависти к фашистам. Я ведь не сильно ошибусь, если предположу, что мужика с гранатой ты не заметила потому, что отвлеклась на происходящее на эшафоте? - Да, отвлеклась, за что и получила, - неохотно призналась Грета. - Но, Максим, я должна была увидеть, как вздернут Варелу! - В этом-то и заключается твоя проблема, - вздохнул Максим. - Ты слишком зациклена на своей ненависти, а это очень опасно. - Тебе легко говорить, твоих родителей фашисты не убивали! - огрызнулась Грета и тут же испуганно прижала ладонь к губам. - Прости, Максим, я не хотела... - Я не знаю, кто были мои предки, вполне возможно, что кого-то из них убили немецкие нацисты, - тихо произнес Максим, не желая показывать, что слова Шнайдер задели его за живое. - Зато я помню, что нацисты убили двадцать семь миллионов советских граждан, четырнадцать из которых были гражданскими. Я ненавижу фашизм, но не я питаю ненависти к каждому фашисту лично. Я считаю их врагами, и хочу, чтобы каждый из них понес наказание в соответствии с совершенными преступлениями. Если бы ты хотела увидеть, как казнят тех тварей, что убили твоего отца - это было бы понятно, а вот Варела тебе лично ничего не сделал и так страстно желать увидеть его смерть у тебя причин не было. Кроме твоей ненависти, которая вполне может свести тебя с ума. Сейчас ты хочешь увидеть, как казнят фашиста, затем тебе захочется убить его с особой жестокостью, а потом ты начнешь получать удовольствие от убийств и превратишься в чудовище, ничем не отличающееся от тех, кого ты так ненавидишь. Ну, или погибнешь где-то на середине этого пути. Ни той, ни другой участи я тебе не желаю. - Ты... ты, правда, думаешь, что со мной может такое случиться? - было видно, что описанная Беловым перспектива не на шутку испугала девушку. - Такое возможно, - ответил Максим. - Поэтому я тебя очень прошу, найди способ справиться со своей ненавистью. Я очень не хочу тебя терять! - Я постараюсь, - кивнула Грета. - Но я не знаю как... - Я тоже не знаю, - вздохнул Максим. - Вспомни отца, которого ты, как я понимаю, очень любила и уважала, подумай, каким человеком он бы хотел тебя видеть. И помни, если понадобится выговориться - я всегда тебя выслушаю! - Спасибо, Максим! - улыбнулась Грета, вставая с кровати и обнимая Максима. - Я очень ценю твою поддержку! И прости, пожалуйста, за то, что я тебе наговорила! Я, правда, не хотела тебя обидеть! - Все хорошо, - ответил Максим, на мгновение крепко прижав девушку к себе. Быстро чмокнув Максима в щеку, Грета вышла из комнаты. В гостиной ее тут же поймала Киу и утащила в спальню девушек. Им тоже было, о чем поговорить. Одиннадцать дней спустя... 31 декабря 1936 года. 13:30. Отель «Палас». Мадрид, площадь Кортесов, дом 7. Наступил третий по счету Новый год, который Максим встречал в этом времени и его празднование было не похоже на два предыдущих. Наступление тридцать пятого года Максим, не имевший в ту пору ни друзей, ни приятелей, встречал в гордом одиночестве, а новый тридцать шестой год, который он праздновал в НИПСВО в компании конструкторов-оружейников, больше напоминал производственное совещание, отличаясь от такового только наличием алкоголя на столах. Новый же тридцать седьмой год отмечали всем испанским управлением НКВД. Столовая отеля снова стала похожа на ресторан, на его сцене, где до войны выступали развлекавшие посетителей музыканты, была установлена трибуна. Какое же празднование без торжественных речей? Впрочем, к официальной части руководство НКВД подошло без фанатизма, ограничившись краткими выступлениями главы управления Артузова, парторга Котова и комсорга Борисова. На этом формальная часть завершилась и начался собственно праздник. Максим, непривычный к большим компаниям, поначалу чувствовал себя неловко, но постепенно втянулся, а в конце концов даже пригласил Грету на танец, чего та, похоже, никак не ожидала. После своего возвращения из госпиталя Шнайдер пребывала в задумчивости и вела себя с Максимом несколько более отстраненно, чем раньше, то ли из-за произошедшего между ними откровенного разговора, то ли из-за его романа с Киу. Максиму подумалось было, что Грета сама имела на него виды, а отстранялась потому, что не хотела мешать отношениям своих друзей, но до сегодняшнего момента он эту мысль серьезно не рассматривал, не считая себя покорителем женских сердец, в которого влюбляются все окружающие его девушки. Но счастливый блеск глаз Греты во время их танца, а также то, что она отказывала всем, приглашавшим ее на танцевать, кроме него, заставили его по-новому взглянуть на эту идею. Как бы то ни было, напряженность между Максимом и Гретой была сломана. Не захотев праздновать до упора, Максим с девочками вернулись в номер. Грета и Киу удалились в свою спальню и еще долго о чем-то там шушукались, Максим же еще долго лежал в кровати и не мог заснуть, размышляя о своем отношении к окружавшим его девушкам и о том, что он будет делать, если окажется, что они обе в него влюбились? Не придя к каким-то конкретным выводам, Максим решил, что подумает об этом позже и, наконец, уснул. Два месяца спустя... 1 марта 1937 года. 12:00. Мадрид. На превращение Мадридского ополчения в подобие регулярной армии у комдива Штерна и генерала Миахи ушло три месяца. За это время ополченцев прогнали через учебные лагеря, наскоро обучив их обращению с винтовками Мосина, ручными пулеметами ДП и станковыми пулеметами Максима. Были сформированы и артиллерийские батареи из семидесятишестимиллиметровых пушек старого, еще царского образца, расчеты которых состояли из советских командиров и наводчиков и местного рядового состава. Разумеется, переподготовку проходили далеко не все сорок тысяч ополченцев, имевшиеся в Мадриде на момент прибытия советской добровольческой бригады. В первую очередь были исключены все женщины, которые могли принести больше пользы, работая в тылу, еще часть отсеялась в процессе обучения. Остальных, прошедших обучение до конца, хватило, чтобы сформировать одну полнокровную дивизию численностью в восемнадцать тысяч человек, и по одному отдельному пехотному и артиллерийскому полку. Комплектовались новые части по штатам республиканской армии, которые хоть и уступали новым советским, зато были знакомы и понятны испанским офицерам. Главной проблемой новообразованных частей была низкая дисциплина, характерная для испанских войск в целом. В данном же случае, общеиспанское разгильдяйство усугублялось еще и политическими конфликтами между коммунистами, социал-демократами и анархистами, составлявшими основную часть солдат. Сгладить ситуацию помогли новая военная форма, которую генерал Миаха смог добыть с мобилизационных складов, располагавшихся на подконтрольных Республике территориях, и запрет на ношение любых знаков различия, кроме общеармейских. После этого новоиспеченные солдаты стали, наконец, напоминать регулярную армию. Все то время, что длилось переобучение ополченцев регулярные силы, оборона Мадрида лежала в основном на плечах советской бригады. Значительное превосходство в танках и артиллерии вкупе с регулярными поставками боеприпасов позволяли бригаде удерживать столицу с минимальными потерями. Значительный вклад в оборону внесли и советские летчики, на своих И-15 и И-16 не подпускавшие к Мадриду вражеские бомбардировщики. Все это время рота пешей разведки, усиленная отрядами ополченцев, вела наблюдение за университетским городком, планомерно изучая оборонительные рубежи националистов. Территория городка некрасивым выступом вдавалась в линию центрального фронта и его необходимо было срезать. Вот только сил для решительного штурма пока было недостаточно. Нужно было дождаться, переподготовки ополченцев и прибытия подкреплений. В январе из СССР была доставлена рота средних танков Т-28А, укомплектованная по новым советским штатам и состоявшая из тринадцати машин. Командовать ротой предстояло майору Полю Арману, советскому военному советнику, известному в Испании под оперативным псевдонимом «майор Грейзе». Арман уже успел отличиться в бою у населенного пункта Сесения, где лично уничтожил три танка противника и стал первым советским танкистом, получившим звание Героя Советского Союза. Новые танки были доставлены на территорию учебно-тренировочной базы в городе Арчена, что в провинции Мурсия, где майор Арман занялся дополнительным обучением экипажей, которые, хоть и состояли из опытных танкистов, отлично знавших матчасть и прекрасно умевших управлять своими танками, не были знакомы со спецификой испанского театра военных действий. Плюс, Арману нужно было сработаться со своими подчиненными. В течении месяца Арман гонял своих танкистов до седьмого пота, пока не пришел приказ о передислокации. Арману, конечно, хотелось потратить на подготовку экипажей еще пару недель, но сроки откровенно поджимали. Поэтому восемнадцатого февраля танки были погружены на железнодорожные платформы и с соблюдением всех мер секретности доставлены в предместье Мадрида Карабанчель, где и принялись ожидать своего часа. Примерно в это же время с очередным конвоем в Мадрид прибыли и присланные Ворошиловым две штурмовые роты, сформированные в соответствии с рекомендациями Григория Михайловича Штерна, которые тот сразу же начал встраивать в боевое расписание. А первого марта состоялся торжественный смотр новообразованных частей республиканской армии. Больше тянуть было нельзя. Комдив Штерн и генерал Миаха, опираясь на самые свежие данные об обороне противника, приступили к подготовке штурма университетского городка. Освобождение Мадрида вступило в финальную фазу. 3 марта 1937 года. 07:43. Мадрид, Каса-де-Кампо. Университетский городок располагался на окраине Мадрида к западу от исторического центра города. Строительство его началось совсем недавно, в тысяча девятьсот двадцать девятом году и было далеко от завершения. К лету тридцать шестого года были сданы в эксплуатацию здания четырех факультетов: медицинского, фармацевтического, философского и естественных наук, архитектурный, ветеринарный и аграрный же факультеты находились в процессе постройки. Вокруг зданий факультетов располагались библиотека, студенческие общежития, и недостроенное здание клинической больницы святого Карлоса, в котором, по замыслу строителей должны будут проходить стажировку студенты медицинского факультета. Юго-западнее, на другом берегу реки Мансанарес, располагался обширный парк Каса-де-Кампо, по которому проходила линия фронта. Наступление началось утром третьего марта. Едва только над Мадридом забрезжил рассвет, как взревели моторы средних танков, расквартированных в предместье Карабанчель. Лязгая гусеницами и фыркая выхлопными газами, машины двинулись на северо-запад в направлении парка Каса-де-Кампо. Остается только гадать, что испытывали солдаты националистов, встретив советские Т-28А. Если уж устаревшие легкие танки Т-26, на равных сражавшиеся с итальянскими танкетками и немецкими «Панцерами», вызывали у националистов серьезные опасения, то знакомство с огромными двадцатипятитонными монстрами, вооруженными, к тому же, семидесятишестимиллиметровыми пушками, должно было вселять в их сердца самый настоящий ужас! Но в этот рассветный час танки, выдвинувшиеся на позиции, с которых первая линия обороны националистов оказалась в зоне прямой видимости, остановились, не давая себя рассмотреть. Да и зачем им было приближаться? Все огневые точки противника давно были выявлены бойцами роты пешей разведки и помогавшими им ополченцами, поэтому танковые орудия могли бить по позициям противника, как в тире. Внутри башен лязгнули затворы, принимая снаряды внутрь казенников, наводчики поворачивали башни и крутили ручки вертикальной наводки, ловя в прицелы каждый свою цель. Наконец, получив от командиров всех танков доклад о готовности, майор Арман скомандовал: «Огонь!». Из-за несовершенства связи залп получился не таким слаженным, как хотелось бы Арману, но все равно впечатляющим. Несколько секунд спустя над позициями националистов захлопали разрывы шрапнельных снарядов, а по спешно занимавшим свои позиции в окопах солдатам стегнули почти три с половиной тысячи пуль. Окопы националистов наполнились стонами раненых и криками ужаса тех, кому повезло не попасть под удар. Танкисты же к этому моменту уже перезарядили орудия и дали второй залп. Танковые орудия КТ-28, ведущие свою родословную от скорострельных горных пушек образца тысяча девятьсот девятого года, имели практическую скорострельность в десять - двенадцать выстрелов в минуту, за что и были некогда прозваны «Русской косой смерти». И эта коса вновь собрала свою кровавую жатву! Уже после второго залпа среди солдат националистов нашлись те, кто бросил оружие побежал, после четвертого же дрогнули даже самые стойкие. Советские танкисты же, дав для острастки еще два залпа по флангам, тронулись с места и двинулись в образовавшийся прорыв. Оказавшись в тылу, рота разделилась. Второй и третий взводы выдвинулись по направлениям левого и правого фланга, пулеметным огнем малых башен и экономными выстрелами их пушек вычищая окопы. Все происходило настолько быстро, что националисты просто не успевали развернуть свои пушки и оказать танкам достойное сопротивление. Лишь возле холма Габитас наши танки попали в засаду. Танкисты слишком поздно обнаружили замаскированные в кустах две немецкие противотанковые пушки Pak-36, поэтому националисты успели дать залп по одному из танков. Один тридцатисемимиллиметровый снаряд бессильно чиркнул по броне, а вот второй, попавший под более удачным углом, вскрыл бронелист и серьезно повредил двигатель. Ответный залп из двух танковых орудий смешал обе противотанковые пушки с остатками кустарника, но один танк все равно пришлось бросить. Впрочем, имея работоспособную пушку и целых четыре пулемета, у экипажа были все шансы продержаться до эвакуации... Вскоре после того, как майор Арман доложил комдиву Штерну об успешной зачистке первой линии обороны, к опустевшим окопам выдвинулись республиканские войска, а вместе с ними - и состоявшие из ополченцев похоронные команды. Пусть на дворе было всего лишь начало марта, на улице все равно было тепло и солнечно, и, во избежание болезней, от трупов нужно было срочно избавиться. Поэтому, пока солдаты занимали оборону, а сапёры прикидывали, как перестроить позиции так, чтобы они смотрели в противоположную сторону, ополченцы грузили тела погибших националистов на грузовики и телеги вывозили их за город, где экскаватор уже копал ров, которому предстояло стать братской могилой. Работа по укреплению захваченных позиций продолжалась до самого вечера и только после заката командовавший испанцами полковник Ромеро смог доложить в штаб Хунты обороны Мадрида о том, что республиканцы закрепились в Каса-де-Кампо и готовы удерживать плацдарм столько, сколько потребуется. Основная цель наступления в Каса-де-Кампо, таким образом, была достигнута. Пускай Французский мост через реку Мансанарес и находился перед захваченной республиканцами линией окопов, но размещенные там пушки и пулеметы блокировали любую возможность подхода националистов к мосту, надежно отрезав университетский городок от снабжения и подкреплений со стороны Каса-де-Кампо. Пока республиканцы удерживают парк, националисты, засевшие в университетском городке, могут рассчитывать на помощь лишь тех частей, что располагаются в их собственном тылу на левом берегу реки. 4 марта 1937 года. 07:44. Клиническая больница святого Карлоса. Мадрид, университетский городок. На следующий день после захвата плацдарма в Каса-де-Кампо началось наступление непосредственно на университетский городок. Республиканские части, что стало уже своеобразной традицией комдива Штерна, вошли на территорию городка с рассветом. Первыми на территории городка оказались республиканские танки БТ-5 и советские БТ-7. Чтобы снизить шум при движении и не так портить дорожное покрытие улиц, танки были сняты с гусениц и передвигались на колесном ходу. Благодаря этому националисты обнаружили танки только в тот момент, когда те уже повернули на проспект Рейес Католикос и оказались в прямой видимости клинической больницы святого Карлоса. Спохватившиеся националисты незамедлительно открыли по танкам пулеметный огонь, оказавшийся, впрочем, безрезультатным. Пули винтовочного калибра были неспособны пробить броню советских танков, так что стреляли националисты больше для самоуспокоения. А вот ответный огонь имел совершенно противоположный эффект. Танкистам был дан приказ не церемониться с оборонявшимися, поэтому в каждое окно больницы, из которого велась стрельба, незамедлительно всаживался осколочно-фугасный снаряд. Мощность сорокапятимиллиметровых снарядов была совершенно недостаточной, чтобы повредить стены и перекрытия здания, а вот на то, что чтобы уничтожить пулеметный расчет, ее хватало с лихвой, поэтому очень скоро огонь из окон прекратился. Подавив огонь противника, танки взяли больницу в кольцо, угрожающе наставив пушечные стволы на соседние здания и не позволяя находившимся в них националистам открыть огонь по штурмовикам, которые были доставлены на грузовиках и тотчас же направились внутрь. Сперва в здание больницы ворвался первый взвод, сразу же взявший под контроль холл и ведущие в разные стороны коридоры. Затем внутрь вошли второй и третий взводы, которые разбились на отделения и начали методично зачищать здание. Еще в процессе подготовки инженерно-штурмовых частей нарком Ворошилов обратился за информацией в Осинформбюро, откуда, в числе прочего, узнал, что первой при штурме в помещение входит граната, и только потом – штурмующие. По такому принципу штурмовики и действовали, не особо церемонясь с противниками. В каждую дверь и за каждый поворот сначала забрасывали по тяжелой РГО, являвшейся дальнейшим развитием гранаты Ф-1, затем, через приданного каждому отделению переводчика-испанца, предлагали сдаться. Если в ответ не следовало однозначно выраженного согласия, в помещение забрасывалась еще одна-две гранаты, а затем туда врывались штурмовики, завершая зачистку. Пленных в таких ситуациях предпочитали не брать. В тех же случаях, когда националисты предпочитали сдаться, штурмовики занимали позиции по обе стороны двери и приказывали выходить по одному, предупредив, что сперва через дверь должна вылететь одна винтовка, а затем выйти один человек. Сдавшихся ставили лицом к стене под присмотром пары автоматчиков. Затем проверяли помещение все по тому же принципу – пара гранат для верности, затем контроль. Пленных же вязали и отводили в холл на первом этаже, где те, под присмотром автоматчиков, пребывали в ожидании своей дальнейшей участи. Благодаря такому подходу удалось зачистить больницу с минимальными потерями. Пару раз националисты, укрывшиеся за стройматериалами, оставшимися в больнице еще с прошлого лета, успешно переждали разрывы гранат и открыли огонь по вошедшим в будущие палаты штурмовикам, в результате чего те потеряли несколько человек убитыми и ранеными. В еще одном случае штурмовики, вошедшие в очередной коридор, наткнулись на стоявший там станковый пулемет, из которого националисты и выкосили все отделение. Выжить удалось только одному красноармейцу, который и рассказал впоследствии, что его отделение перед входом не проверило коридор при помощи гранат, из-за чего и попало в засаду. В остальном же штурм прошел вполне благополучно. Вскоре здание больницы заняли республиканские солдаты, а штурмовая рота была отведена в тыл на отдых и перегруппировку. В то же самое время… 4 марта 1937 года. 08:11. Архитектурный факультет. Мадрид, университетский городок. Для Белова участие в штурме университетского городка началось со вчерашнего вызова к Артуру Христиановичу Артузову, что показалось Максиму несколько необычным. Ему была решительно непонятна причина такого вызова. В конце концов, где комиссар государственной безопасности третьего ранга Артузов, равный по званию командиру корпуса, и где лейтенант Белов? Тем не менее, в назначенный час Максим дисциплинированно явился в номер отеля, используемый Артузовым в качестве кабинета. - Здравия желаю, товарищ комиссар! – поприветствовал Максим хозяина кабинета. - Проходите, товарищ Белов, присаживайтесь, - кивнул Артузов. – Еще в Москве товарищ Киров предупреждал, что вы направляетесь в Испанию для получения боевого опыта. Меня это несколько удивило, учитывая ваш послужной список, все-таки куратор разработок стрелкового оружия и порученец наркома – это, скорее, кабинетные должности… Артузов замолчал и выжидательно посмотрел на Белова, словно ожидая его комментариев. - В том числе потому, что я курировал разработку оружия и снаряжения, я и напросился в Испанию. Мне хотелось лично посмотреть, насколько удачными получились наши разработки, - счел возможным пояснить Максим. – А еще понимаю, что близится большая война, во время которой мне советь не позволит отсиживаться в тылу. Вот я и решил получить боевой опыт во время конфликта низкой интенсивности… - Вы тоже считаете, что близится война с Германией? – заинтересовался Артузов. – Очень интересно! Большинство людей вашего возраста об этом не задумываются… - Так это еще года с тридцать четвертого понятно, - заметил Максим. – Тогда Гитлер совместил должности рейхсканцлера и рейхспрезидента, и тогда же западные корпорации начали активно инвестировать средства в германскую промышленность. - Все верно, - задумчиво кивнул Артузов. – К счастью, наше руководство отлично осознает угрозу будущей войны и активно к ней готовится. Но, вернемся к вам и вашему желанию получить боевой опыт. Я договорился с комдивом Штерном и с завтрашнего дня вы с вашей группой будете прикомандированы ко второй штурмовой роте и примете участие в штурме университетского городка. Сейчас вы получите у секретаря предписание, после чего вам надлежит явиться в казармы штурмовиков. Вопросы? - Никак нет, товарищ комиссар! – ответил Максим. Получив предписание, Белов заскочил в свой номер, чтобы экипироваться и приказать тоже самое Грете и Киу. К чести девушек, собрались они всего за несколько минут. На этот раз они даже не думали одевать женскую форму, предпочтя кители с открытым воротом, бриджи и высокие ботинки. Не забыли они и про совершенно неуставные, но довольно удобные перчатки, еще в Москве пошитые по образцу американских кавалерийских. Снаряжение на всякий случай взяли тоже все, включая ранцы с притороченными к ним шинелями. Киу, к тому же, прекрасно осознав свою бесполезность в качестве снайпера, позаимствовала у Греты пистолет-пулемет. Сама же Шнайдер вооружилась дробовиком, посчитав его наиболее эффективным оружием для штурма. По распоряжению Артузова в состав группы был включен переводчик, молодой испанец по имени Хорхе Молина, бывший членом Коммунистической партии Испании и вполне сносно говоривший по-русски, пускай и с заметным акцентом. Как пояснил сам Хорхе, он начал учить русский, чтобы иметь возможность читать труды Ленина на языке оригинала. А еще Хорхе был довольно опытным бойцом, к своим двадцати четырем годам успевший отслужить срочную службу в республиканской армии, поучаствовать в обороне Гранады, получить ранение, и, вернувшись в строй, покомандовать ополченцами в боях за Мадрид. Группу «Авангард» прикомандировали к первому взводу второй инженерно-штурмовой роты, после чего у Белова состоялся непростой разговор с командиром взвода Василием Сидоренко. Оба они носили лейтенантские петлицы, но Белов, будучи лейтенантом госбезопасности, соответствовал по званию армейскому капитану, из-за чего возник вопрос, а кто, собственно, кем командовать будет? Максиму пришлось объяснять, что на общее командование он не претендует и просит воспринимать его группу, как еще одно отделение в составе взвода. Сидоренко на подобное издевательство над субординацией только головой покачал, но возражать не стал. На следующий день начался штурм. Второй инженерно-штурмовой роте предстоял захват Архитектурного факультета, представлявшее из себя большое трехэтажное здание, сложной формы, состоявшее из центральной части с выдававшимся вперед фронтоном и двух крыльев, правое из которых дважды загибалось под прямым углом, образуя просторный двор, внутри которого был разбит сквер. Штурм проходил по единой для все зданий университетского городка схеме: сначала танки пушечным огнем подавили огневые точки вокруг и внутри здания, затем внутрь вошли штурмовики. Часть роты при этом вошла через парадный вход, а часть - через боковой, на другой оконечности правого крыла. Зачистка осложнялась наличием большого количества лестниц, по которым националисты то и дело заходили штурмующим в тыл, оказываясь в уже, казалось бы, зачищенных коридорах. Из-за этого части бойцов в группах приходилось держать тыл, двигаясь спиной вперед и, чтобы не кружилась голова, постоянно сменяя друг друга. Другой, совершенно неожиданной проблемой оказалось громкость выстрелов. Пистолеты-пулеметы, которыми в массе своей были вооружены штурмовики, имели сверхзвуковую начальную скорость пули, отчего во время стрельбы в коридорах звуки выстрелов сильно били по ушам. Про автоматические винтовки, спроектированные под мощный патрон и имевшие начальную скорость пули под восемьсот метров в секунду и говорить было нечего. После первых же перестрелок штурмовики ощущали себя так, будто их мешком по голове стукнули. Один раз, вообще, чуть не дошло до огня по своим. Группа «Авангард» с еще одним отделением двигалась по коридору правого крыла, и собралась было уже повернуть за угол, как Максим услышал за поворотом звук шагов. Максим жестом велел своим остановиться и замереть и, стараясь двигаться как можно тише, подошел к повороту. Прислушавшись, он убедился, что звук шагов ему не послышался, но, только он собрался высунуть за угол свою автоматическую винтовку и дать поперек коридора очередь на полмагазина, как ему показалось, что за поворотом кто-то отдал команду на русском. - Стой, кто идет! - крикнул Максим. – Отзовитесь, а то стреляю! - Свои! Не стреляй, б… - откликнулся голос из-за поворота, присовокупив в конце заковыристую матерную конструкцию. - Верю, что свои! – хмыкнув, ответил Максим. - Выходите! Вышли, опознались. Оказалось, что красноармейцы, чуть не попавшие под дружественный огонь, были из группы, зачищавшей первый этаж, которым надоело, что националисты постоянно лезут со второго этажа и заходят им в тыл. Вот они и отправили нескольких бойцов найти и уничтожить националистов на втором этаже, где те и столкнулись с группой «Авангард». И только благодаря Максиму, который и сам не понимал, как ему, в его оглушенном выстрелами состоянии, удалось услышать шаги, все обошлось благополучно. Об инциденте было немедленно доложено командованию, после чего зачистка здания продолжилась, но уже в более осторожном режиме. Наконец, штурмовики дошли до деканата, расположенного на третьем этаже. Но, не успели штурмующие решить, как им вскрыть массивные дубовые двери деканата, как эти самые двери распахнулись и из них в холл выскочили трое националистов, по-видимому, решившие продать свою жизнь подороже. И, что хуже всего, в руках у них были немецкие пистолеты-пулеметы, на ближних дистанциях - оружие страшное. Открыть огонь, впрочем, успел только один, выпустив длинную очередь и ранив одного из красноармейцев. В ответ из холла раздалось несколько выстрелов, звуки которых слились практически в одну очередь и все стихло. Стрелявший националист сполз по стене возле дверей, остальные двое мешками повалились в дверной проем. Все произошло настолько быстро, что находившиеся в холле штурмовики вначале ничего не поняли, затем их взгляды сошлись на сержанте госбезопасности Шнайдер, державшей револьвер на уровне пояса с левой рукой в районе курка. Судя по ошалелому виду девушки, она сама была поражена не меньше других. - Ich verstehe nicht... - пробормотала Грета, глядя на лежавшие передней тела. - Was habe ich getan? - Научилась-таки, - усмехнулся Максим, припомни желание Греты освоить стрельбу из револьвера по-ковбойски, после чего подошел к девушке и легонько встряхнул ее за плечо. - Отомри, подруга! Посмотри лучше раненого бойца! - Was? Ja, jetzt! - увидев раненого, Шнайдер тут же подобралась и принялась командовать. - Ты и ты! Аккуратно перенесите его на диван и помогите снять снаряжение! Двое красноармейцев безо всяких возражений выполнили распоряжение Греты и, придерживая раненого в сидячем положении, стали снимать с него снаряжение. Сама же Грета стянула перчатки и принялась расстегивать на нем китель. Разорвав на раненом майку и стянув ее с плеч, Шнайдер приступила к осмотру. - Плохо дело, - нахмурившись, прокомментировала Грета. - У него два ранения в правую руку, одно в плечо и одно в грудь. Причем последнее слепое, похоже, что пуля застряла в лопатке. Я его, конечно, перевяжу, но его срочно нужно в госпиталь… - А если ему морфий вколоть? - спросил один из красноармейцев. - Морфин, - машинально поправила Грета, бинтуя раненому плечо. - Было бы неплохо, но у меня его нет. Санинструкторам морфин не положен. Пока Шнайдер занималась перевязкой, лейтенант Сидоренко отправил вестового к командованию доложить о захвате здания и запросить эвакуацию раненых. Вскоре на третий этаж прибежали санитары с носилками, которые забрали раненого, а еще чуть позже штурмовиков сменили испанские части. Инженерно-штурмовые роты вернулись в казармы, где получили возможность поесть, помыться и отдохнуть. На сегодня для них война была окончена. Одну неделю спустя… 12 марта 1937 года. 19:30. Мадрид. Восемь дней продолжалась операция по зачистке университетского городка от националистов. Еще вечером четвертого числа, после того как бойцы пришли в себя после боев, командиры инженерно-штурмовых рот усадили командиров взводов и рот писать рапорты, требуя максимально подробно указать проблемы, с которыми красноармейцы столкнулись во время штурмов. И в большинстве рапортов командиры указали на проблемы со слухом после стрельбы в закрытых помещениях. Штаб бригады во главе с полковником Малиновским сделал из рапортов соответствующие выводы и на следующий день, пока штурмовики отдыхали, красноармейцы из хозяйственной части бригады обошли городские аптеки, закупив для инженерно-штурмовых рот около пятисот пар берушей. Вечером того же дня было проведено совещание, на котором присутствовали все бойцы инженерно-штурмовых рот. Целью совещания было придумать хотя бы простенькую систему жестов, чтобы бойцы в берушах могли взаимодействовать друг с другом. Максим, также присутствовавший на этом совещании, только зубами скрипел от досады, припоминая, что у него в ноутбуках были уже готовые системы жестов, применяемые в двадцать первом веке. Но, даже если он сегодня же отправит запрос в Осинформбюро, необходимые материалы прибудут в Мадрид не раньше, чем со следующим конвоем, поэтому в ближайшие дни придется как-то импровизировать. Шестого марта штурм университетского городка возобновился и продолжался до десятого числа, с перерывом восьмого марта, когда бойцам дали еще один день на отдых. Группа «Авангард» принимала в штурмовых действиях самое непосредственное участие. Ей пришлось повоевать и в университетской библиотеке, где Максиму пришлось пересмотреть свое отношение к философии, поскольку баррикады, сложенные из толстенных томов, не пробивались даже винтовочными пулями. Поучаствовала группа и в штурме дворца Монклоа, во время которого удалось захватить живыми все командование обороной университетского городка во главе с полковником Хоакином Риасом Капапе. Последняя операция окончилась изрядным курьезом. Собственно, решение взять командование националистов живьем пришло в головы лейтенантам Сидоренко и Белову спонтанно, когда штурмовики уже зачистили практически весь дворец и оказались перед большим залом, за дверьми которого и забаррикадировался весь штаб противника. По команде Максима Грета несколькими выстрелами из дробовика выбила стекла в находившемся над дверьми окне, через которое бойцы «Авангарда» забросили все шесть имевшихся у них светошумовых гранат. Когда же саперы установили на двери маленькие заряды тротила и взорвали их вместе с находившейся позади баррикадой, штурмовики обнаружили не только находившихся в невменяемом состоянии националистов, но и отвратительный запах, встречающийся обычно в привокзальных сортирах на провинциальных станциях. Так был обнаружен побочный эффект светошумовых гранат, к которым с тех пор прочно привязалось прозвище «засранка». К вечеру десятого числа первая инженерно-штурмовая рота захватила ветеринарный факультет, последнее здание, до этого момента остававшееся под контролем националистов. Весь университетский городок, таким образом, оказался под контролем республиканских сил. Одиннадцатого числа состоялось подведение итогов штурма. В целом концепция отдельных штурмовых рот была признана успешной, о чем комдив Штерн и собирался доложить наркому Ворошилову. Что же касается высоких потерь, а обе роты за время штурма потеряли убитыми и ранеными около ста бойцов из двухсот семидесяти, то они были сочтены неизбежными. Снизить потери мог помочь только опыт, а его у штурмовиков пока еще не было. Победу над националистами отмечали с истинно испанским размахом. В отеле «Флорида», являвшемся штабом интербригад, был устроен грандиозный прием, на который были приглашены все участвовавшие в штурмах красноармейцы и командиры. Побывала на этом приеме и группа «Авангард». Вскоре после появления в банкетном зале отеля к группе подошел высокий плотный человек с коротко стриженной головой и усами щеточкой, который представился американским журналистом и попросил ответить на несколько вопросов. У Максима при словах «американский журналист» рука непроизвольно дернулась к тому месту, где обычно располагалась кобура, но потом он сообразил, что еще в будущем видел фотографии этого человека, только сейчас он был заметно моложе и без своей знаменитой бороды. Так состоялось знакомство «Авангарда» с Эрнестом Хемингуэем. «Старину Хэма» в первую очередь интересовали Грета и Киу. Откуда-то узнав, что девушки принимали непосредственное участие в штурме Университетского городка, он поспешил выяснить, что-же сподвигло столь прекрасных созданий идти в бой. Быстро сориентировавшись, Максим шепотом посоветовал девушкам в ответах упирать на интернациональный долг и антифашистские убеждения, благодаря чему беседа прошла спокойно и сдержанно, без неловких вопросов. Говорили на разных языках. Грета разговаривала с Хемингуэем на французском, который она учила в школе, а писатель, долгое время живший в Париже, знал в совершенстве. Когда же познаний Шнайдер не хватало, на помощь приходил Максим, свободно владевший английским. Он же переводил с русского на английский реплики Киу. Хемингуэй был впечатлен. Особенно его поразила история Греты, бежавшей в Советский Союз от немецкого фашизма и отправившейся воевать с фашизмом испанским. Максиму даже стало интересно, не превратится ли рассказ Шнайдер в очередную повесть или пьесу? Так прошел праздник в честь взятия Университетского городка. А на следующий день наступили серые будни. Добровольческая бригада имени Коминтерна и части Первой Мадридской дивизии спешно перебрасывались на север, откуда ожидалось наступление националистов, поддержанное итальянским экспедиционным корпусом. Вместе с войсками на фронт отправлялась и группа «Авангард».