Литания влюблённых

"Безымянная дорога, Фальшью давится труба. Для одних ещё тревога, Для других уже судьба". Браво "Я вернусь"

«Закрой глаза. Иди ко мне!» Марий вздрогнул, обводя взглядом каюту. Снова этот голос. Её голос. Стоило остаться в одиночестве, и шёпот заполнял уши, и ему чудилось, что потерянная возлюбленная стоит рядом. Когда он услышал это впервые, решил, что сходит с ума. Но потом Уллиан, Валерий и другие его воины старались держаться рядом с командиром, зов не повторялся, и Вайросеан почти успокоился. Да, боль потери проявляется и вот так. Разум воссоздаёт то, что ты хотел услышать. А живая речь разгоняет эти мороки. Он не верил в чудесное вознесение. Беква мертва. Само её тело рассыпалось в мельчайшую пыль, и это уже было даром свыше – так трепетно относившаяся к своей красоте, она бы не желала гнить даже в самом роскошном саркофаге. От неё не осталось ничего, кроме музыки и памяти. И ещё одного. Далеко не сразу он осмелился раскрыть свой медальон, Марий боялся, что и оттуда высыпется горсть праха. Но там по-прежнему хранилась синяя прядь. «И даже теперь ты не веришь, что я не покинула тебя?!». - Верю, - тихо ответил он на яростный вскрик, - Беква, я приду. Прошу, дай мне несколько дней, а потом я буду с тобой. Впереди ждал бой, и, может, Истваан-5 поставит точку в этой пытке. Но Марий должен был сделать всё, чтобы на Ургалльской низменности, в приготовленной ловушке остались лежать враги, а не его братья. И не воины верных Воителю Легионов. - Ждать?! – невидимая женщина оскорблённо рассмеялась, - Вот какова цена твоей любви и твоим клятвам, Марий Вайросеан! Легко же ты забыл меня! Стук в дверь каюты показался спасением от несправедливого и мучительного суда. - Извини, что тревожу, но я хотел поговорить с тобой без лишних ушей, - Юлий Каэсорон проскользнул в каюту со своей извечной грацией крупного хищника. Огляделся, точно выискивая следы… чего? Безумия, отчаяния? Но в покоях Вайросеана царил такой же порядок, как всегда. Командир должен быть идеален, что бы не творилось в его душе. - Я слушаю, Первый капитан. - Брось, Марий. Иногда твоя субординация становится невыносимой, - Книжник поморщился, - Я хотел спросить вот что – ты постоянно строишь расчёты на том, что у нас идёт схватка шесть на пять Легионов. Разве ты не слышал, что говорил примарх про обещания Эреба? У нас будет больший перевес сил. - Слышал. И не верю им, - Вайросеан почти незаметно для себя отстукивал пальцами по столу ритм «Пыли». Каким-то неведомым образом это позволяло успокоиться, - Хорошо, я верю, что Эреб действует, как голос своего примарха, Лоргара Аврелиана. Но кто может поручиться за то, как поступит Владыка Железа? Лорд Пертурабо был очень не рад, когда Хоруса провозгласили Воителем. А очиститься в глазах Императора он может по-разному. И кто вообще может знать, что сделает лорд Альфарий? Если будет иначе, хорошо, но пока я исхожу из таких данных. Каэсорон усмехнулся: - Трудно поспорить, особенно насчёт Альфа-Легиона. Но Повелителей Ночи на той стороне ты не рассматриваешь. - Потому что лорд Кёрз всегда будет сражаться на стороне Фениксийца. И в это я не верю. Я знаю, - спокойно и твёрдо произнёс Марий. - И ты прав, - вздохнул Юлий, - Такие вещи ты понимаешь лучше всех нас. Ладно, оставим в покое верность лорда Конрада. Ты серьёзно собираешься применить в этой битве новое оружие? Вайросеан кивнул. Испытания на списанной броне доказали – аккорды звуковой пушки рвали её. Для этого нужна было сойтись совсем близко, но плоть даже Железных Рук уязвимее керамита. А доспех плохо защищает от звука. - Я не сомневаюсь в его мощности, - аккуратно начал Каэсорон, - Но воинов с таким оружием невозможно прикрывать. А если что Саламандры, что Морлоки… что Железные Воины перенесут огонь на вас… Вы не терминаторы, вы не выстоите в этом. Марий, это не приказ, это совет – сражайтесь как раньше. Будьте частью Легиона, а не его… звуковым мечом. - При всём моём уважении, Юлий, нет, - секунду Вайросеан смотрел на ошеломлённого Первого капитана, и в этот миг ему почудился смех Беквы, только не издевательский, а радостный, - Твои воины – щит Легиона. Мои будут клинком. У нас больше нет Деметера, Эйдолон его не заменит, а Люций хорош в индивидуальном мастерстве, а не в командовании. Мне понадобится взять роль Второго капитана на себя. Да, на нас нет терминаторской брони. Мы уязвимее. Зато мы быстрее. И у нас есть шанс обогнать всех тех, кого ты назвал. Тем более, что я увеличу этот шанс. - Каким образом? - искренне поинтересовался Книжник. Марий криво усмехнулся: - Придётся позаимствовать кое-что у наших союзников, Повелителей Ночи. Идея мерзкая, но секундный шок противнику она обеспечит. В превратившемся в святилище концертном зале всё осталось именно так, как было во время Маравильи. Никто не убрал даже тел со сцены, их осыпали душистыми лепестками, перебивающими запах тления. Трупы жалких трусов, пытавшихся сбежать от величайшей музыки мира, валялись там же, где их застигла смерть. Уллиан, проходя вслед за командиром, пнул одно тело. - Зря, - поморщился Марий, - Они нам понадобятся. На сцену капитан старался не смотреть. Ему хватало того, что голос невидимой Беквы почти не смолкал, не отгоняемый даже разговором с живыми, а тут ещё и воспоминания. - Зачем? – изумлённо уставился на него сержант. - Мы должны быть ужасом. Воплощённым кошмаром древних легенд. Чтобы те, кто нас видят, хоть на секунду не поверили своим глазам. Как подобного эффекта добиваются Повелители Ночи? - Атаками в темноте? – неуверенно предположил Валерий. - Цепляя на себя содранную кожу врагов, - ответил Марий, склоняясь над ближайшим трупом, - Это выглядит достаточно жутко и омерзительно, чтобы на миг заставить замереть даже космодесантника. Да, потом нас будут уничтожать хуже, чем ксеносов, но если наша музыка ударит первой, ни Саламандры, ни Железные Руки не смогут уже выстрелить в ответ. Так что пусть вот эти трусы послужат делу Легиону хотя бы после смерти. Постарайтесь снимать кожу так, чтобы было видно, что она принадлежала людям. Задача оказалась непростой, особенно когда речь шла о том, чтобы обдирать лица целиком, а не отдельными лоскутами, зато она отвлекала от шёпота в разуме. Уллиан и Валерий без возражений занялись неприятной работой, Валерий разве что негромко ругался, что это занятие для апотекариев. Зато сержант оказался самым ловким из них троих. Когда Марий это отметил, Уллиан польщённо улыбнулся: - Я всё же хтонийский варвар, капитан, мне такие дела по вкусу. Но в словах сержанта чувствовалась горечь. Он знал, что не будет среди тех, чью броню техножрецы сейчас дополняют шипами для человеческой кожи. Если капитан погибнет, следующим в цепочке командования идёт именно Уллиан. Им нельзя рисковать одновременно. Сержанту предстоит держаться сзади, а не идти на острие атаки. Когда работа была закончена, Марий выпрямился, рассматривая груду освежёванных, уже неузнаваемых тел. Подозвал ближайших слуг: - Выбросьте это. Утилизируйте, как мусор. Один из астартес, бродивших возле сцены, точно ловя отзвук недавней музыки, обернулся к нему, услышав этот приказ: - Но, лорд Вайросеан, это ведь священный зал. Отсюда ничего не уносят… - И что же, они так и будут осквернять его собой? – рявкнул в ответ Марий, - Хотели уйти, так пусть убираются. Они недостойны Маравильи. Больше никто возражать не осмелился. А Вайросеан с удивлением осознал, что даже шепчущий голос стал слабее, хотя и не смолк. Как будто Марий нашёл в этом зале что-то важное. «Маравилья. Музыка, которая открывала небосвод, но и убивала. Беква обожала войну и смерть. Она бы радовалась, что созданные ею инструменты окажутся на поле боя». Он резко развернулся и вышел из концертного зала. Пока его броню приводят в должный вид для этого боя, нужно поговорить. Впервые со дня Маравильи Вайросеан шёл в каюту Беквы. Инструмент-оружие лежал в руках так, точно был создан специально для него, и Марий, поставив звуковую пушку на самую малую мощность, на ходу пытался подбирать пришедшую на ум мелодию. Одновременно горькую и весёлую, песню войны, разлуки и надежды. - Безымянная дорога, фальшью давится труба. Для одних ещё тревога, для других уже судьба… Слова тоже приходили сами, как будто зал Маравильи подарил ему новое вдохновение. - Ты обещал! – выкрикнула женщина в его разуме, - Закрой глаза, Марий. Не оставляй меня томиться в этой пустоте. Иди же ко мне, забери меня отсюда. Голос звучал жалобно, раздирая душу болью. Вайросеан вздрогнул от этого страдания… и от понимания – это не Беква. Той, кто говорила с ним, музыка была безразлична. А Беква звала его своим учеником и радовалась первым его опытам в творчестве. - Кто бы ты ни была, - медленно начал он, шагнув в каюту своей погибшей возлюбленной, - ты не она. И если я узнаю, кто смеет подделываться под голос Беквы Кински, я убью тебя, тварь! Убирайся! Невидимая женщина зарыдала, но в её словах отчаяние сплеталось с властностью. - Ради нашей любви, Марий, закрой глаза и позови меня. Дай мне эти несколько минут. Неужели я для тебя значу меньше, чем твои битвы и музыка? Вайросеан тихо и страшно рассмеялся. - Беква никогда бы не предложила такое сравнение. Нож, которым он сдирал кожу с трупов, все ещё был у него на поясе. Глядя в зеркало, Марий поднёс лезвие к лицу. - Не надо! – взвизгнула незримая тварь, но клинок очень осторожно скользнул по веку. Марий ещё отметил, что боли почти не было – то ли разрывавшие его душу чувства не оставляли места для другой муки, то ли потеря кусочка кожи для астартес и не должна быть чем-то заметно ощутимым. А может, Беква, настоящая Беква незримо поддерживала его. Визг твари резко оборвался, как будто нож прорезал не веки, а её глотку. Марий улыбнулся, рассматривая своё отражение. Прозрачные третьи веки уже прикрыли глаза, придавая взгляду какое-то змеиное выражение. - Боевой хемосийский ящер, - оскалился он. Тщательно вытерев нож, убрал его в ножны и снова подхватил инструмент. Музыка вливалась в пальцы, показывая – ты всё сделал правильно. - Так пожелай мне ветра! Сквозь тоску и грусть пожелай мне утра, и я вернусь! Я вернусь! На пороге каюты он остановился и обернулся: - Я вернусь, Беква. Вернусь к тебе.