Литания влюблённых

"Это не любовь, это Дикая Охота на тебя! Стынет красный сок, где-то вдалеке призывный клич трубят. Это - марш бросок, подпороговые чувства правят бал. Это не любовь, ты ведь ночью не Святую Деву звал!" Канцлер Ги "Дикая охота"

Над медленно просыпающейся Ла Венице царил один вопрос: что это было? Кое-кому из терминаторов случалось перепить дзиры, но даже после неё таких феерических пробуждений не случалось. - Эй, я тебе не койка! – Кэрвин, принятый в Первую роту техником Железнорукий, шевельнулся, скидывая с себя приятеля. Тот поморщился, но откатился в сторону. - Слушай, Кэрвин, а чего ты голый? И я тоже голый… - Да мы все тут такие, - откликнулся ещё один проснувшийся, - Одежда вон валяется. Нагота мало смущала Детей Императора, для них вполне были привычны совместные купания в бассейне, куда в поддоспешнике лезть глупо. Но оказаться обнажёнными в концертном зале? С чего бы? О прекраснейшей музыке помнили все. О том, как какие-то наглецы посмели встать и уйти посреди Маравильи, тоже помнили. На трупы наглецов посматривали с усмешками. А вот потом воспоминания расплывались, тонули в тумане наслаждения. В памяти самоцветами сияли какие-то обрывки. Резкий стон друга, когда ты его обнимаешь. Чужая рука на твоих бёдрах и внезапная приятная судорога, пронзившая тело. - Смотрите! – Саторнию, одному из ветеранов, вспомнилось чуть больше, и сейчас он отчаянно желал перевести разговор на что угодно другое. Хотя бы на фиолетовую тварь, выскользнувшую из объятий спящего капитана Люция. Поднявшись на ноги, странное существо обвело зал взглядом, а потом исчезло в коридорах Ла Венице так быстро, точно его тут и не было. Постепенно пробуждались и остальные. Кто-то с шуточками, кто-то с непониманием и даже с тревогой. Некоторые мучительно тёрли лоб, пытаясь осознать, что за сон им приснился, другие уверенно обнимали случайных любовников, демонстрируя – да, мы вместе, нам было хорошо, и все могут заткнуться. Изодранные, исковерканные тела на сцене мало кого волновали. Маравилья была сыграна и подарила слушателям столько удовольствия, какая разница, что случилось с музыкантами дальше. Спорили разве что о судьбе Беквы Кински. Одни говорили, что и она сама лежит в общей куче трупов, разорванная некими тварями, другие клялись, что видели, как обнажённая композитор вознеслась наверх, воскликнув: «Богов нет? Тогда я буду!». Особо любопытствующие даже искали её, но среди тел ни на самой сцене, ни в оркестровой яме не было заметно гривы синих волос. Одна из летописцев, блаженно потягивающаяся, внезапно вскрикнула: - Смотрите, портрет! Он следит за нами! Подруга, тщетно пытающаяся оттереть забрызганное чужой кровью платье (некоторые умудряются испортить настроение даже своей смертью!), только поморщилась: - Старый трюк. Удивительно, что гениальная Серена унизилась до таких ученических шуточек. Демон, следивший за залом из портрета, зло усмехнулся. Художница создала для него более удобное убежище, чем серебряный клинок, но всё же он желал оказаться в живом теле. Не смотреть на то, как другие предаются наслаждениям, а самому вновь испытать удовольствие от еды, питья, соития. Прошлой ночью он был уверен, что сумеет завладеть или примархом, или его первым капитаном. Он так старательно внушил Фулгриму испытать Юлия, отнестись к Эйдолону со всей нежностью, а с Книжником поступить, как с игрушкой для утех. И ведь всё почти получилось. На какой-то миг даже показалось, что примарх задушит любовника, а на утро, осознав, что убил того, кто был ему верен всей душой, от ужаса и мук совести попросит о забвении. Но терминаторы живучи, и куда больше демон рассчитывал, что оскорблённый Юлий затаит ненависть. И ради мести пойдёт на всё. Может, даже не пришлось бы изгонять его душу, мысль о том, чтобы делить тело с настолько яркими чувствами, как у Книжника, была слишком соблазнительной. Но Фениксиец не просто вовремя остановился, но и попросил у Каэсорона прощения. Вспомнив, как эти двое засыпали в нежных объятиях, демон вскинулся так, что по холсту пробежала волна. Теперь Фулгрим и Юлий недосягаемы для него. Значит… значит, надо выбрать другую цель. Взгляд скользил по лицам, выискивая боль, отчаяние, желание умереть. Кое-кто из людей испытывали это, но поселиться в слабом человеческом теле, когда ты мог занять куда более совершенное… Нет! Астартес интереснее, вон один из них в ужасе и смятении уносит в апотекарион своего смертного любовника. Но может, удастся захватить не рядового воина, а кого-то из командиров? Почуяв запах горя и страха над Люцием, демон потянулся туда, чтобы через миг отшатнуться. Это были не чувства самого мечника, а след того, что испытала, проснувшись, Коралина Асенека. Кажется, примадонна Маравильи не оценила дара от самой Слаанеш – своего нового тела. Её боль для демона была бесполезна, но он вдыхал это страдание, наслаждаясь. Ей хуже, чем ему. А он ещё найдёт того, в кого сможет вселиться. Несколько космодесантников на сцене с любопытством смотрели, как просыпаются остальные. Они провели эту ночь, познавая тайны музыки, и помнили больше, чем их товарищи. Один из них скользил пальцами по клавишам звуковой пушки, удивляясь, каким нежным может быть этот инструмент на самой малой мощности. И каким грозным – на полной. Другие разговаривали. - Может, и хорошо, что её не нашли. Капитану легче будет. Поверит, что она вознеслась, - тихо произнёс Валерий, глядя на разорванное пурпурное платье. - Не поможет, - мрачно откликнулся Уллиан, сержант и правая рука Мария, - Он видел, как погибла Беква. И всё, что мы можем – не оставлять командира одного. Над его головой глаза портрета вспыхнули торжеством.