Литания влюблённых

"Переверни страницу, Лайлалило лалилэ, Что-то должно случиться В следующей главе". The Dartz, "Переверни страницу"

- Вы не жалеете, что не остались там, со всеми? – голос Фулгрима звучал вкрадчиво. Обнажённый примарх раскинулся на ложе в своих покоях, Эйдолон и Юлий стояли рядом. Не рискуя коснуться этого великолепного тела, алебастровой кожи, и безумно желая этого. Услышав его вопрос, оба выдохнули: - Нет! - Тогда, - Фениксиец был доволен ответом, - идите же ко мне. Разве эта музыка не зажгла вашу кровь желанием? - Эта музыка изменила нас. Искале…, - пробормотал Эйдолон. То, как раскрывался его рот, когда он отвечал примарху, как раздувалось горло, вполне подчёркивало его слова. Внезапно воин прекратил ощупывать шею и опустился на ложе рядом с Фулгримом, - Если ты позволишь, мой лорд… Юлий, присев на край постели, пристально следил, как губы Эйдолона скользят по бёдрам примарха. Поцелуи и ласки становились всё откровеннее. Кажется, мутация перестала казаться ветерану отвратительной, когда он понял, что может доставить Фулгриму удовольствие. Когда пальцы Фениксийца впивались в ложе, а тело извивалось в судорогах наслаждения. «А я так не смогу». В мыслях Каэсорона не было зависти или недовольства, простая констатация факта. Он бы не рискнул принять ртом плоть Фулгрима, опасаясь ранить примарха зубами или отшатнуться от нехватки воздуха, что будет понято как отвращение. Значит, надо, пока есть время, придумать что-то иное. «Хотя, похоже, мне это не понадобится». Фениксиец, чуть отойдя от пережитого удовольствия, притянул Эйдолона к себе, шепча тому: - А теперь позволь мне доставить тебе наслаждение. Наблюдать за тем, как покорен желаниям примарха могучий воин, как нежен с ним Фулгрим, было любопытно. На секунду сердца Юлия кольнула игла обиды – про него, казалось, просто забыли. «Нет! Примарх желает, чтобы ты сидел и смотрел. Это, верно, дарит ему особые ощущения. И кто подходит для этой роли лучше, чем ты?». Каэсорон улёгся поудобнее. Да, он в очередной раз оказался читателем, а не героем книги, но он привык к такому. И если Фениксийца это радует… - Любуешься? – внезапно Фулгрим обернулся к нему с какой-то хищной улыбкой. - Вы прекрасны, - сейчас даже Эйдолон казался красавцем, та готовность служить желаниям примарха, которая читалась на его лице, покоряла. Но Фениксиец, о, Фениксиец! - Ну что ж, - прошипел примарх, накрывая отдыхающего любовника одеялом, - Пришла твоя очередь. Юлий закусил губу, когда белоснежные пальцы впились ему в плечи, как когти. Сейчас Фулгрим не нежничал. Хорошо ещё, что, лёжа вниз лицом, можно глушить крик подушками. А стоны… не всё ли равно, от боли они или от удовольствия? Звучат примерно одинаково. Это было мучительно и казалось бесконечным. И всё же, всё же… «Для своей страсти он выбрал меня. Того, кто её переживёт. Того, кто счастлив быть в его руках. С кем он может не сдерживаться». Мысли и тело точно встраивались в ритм чужих движений, и ощущения становились приятнее. Фулгрим всё крепче прижимал к себе любовника, сдавливая его в объятиях. Пряди волос примарха скользили по лицу и плечам Юлия, и нежность этих случайных прикосновений была сильнее грубости и боли. - Тебе нравится? – в голосе Фениксийца слышалась насмешка. Но мягкие касания волос, но его горячее дыхание на коже… - Да! - Юлий выгнулся навстречу возлюбленному, забыв про всё, кроме этого мига единения. Очнулся он, когда Фулгрим склонился над ним, осторожно приводя в себя. - Я… заигрался. Забыл, насколько я сильнее. Ты простишь меня? - Мне не за что вас прощать, - Каэсорон сморгнул, окончательно возвращаясь в реальность. Краем глаза он заметил, с какой неприязнью смотрит на него Эйдолон. Он что, ревнует примарха? - Может, позвать апотекария? – Фениксиец придвинулся ближе, слизнул кровь с прикушенной губы. Юлий потянулся, проверяя ощущения. - Нет, не надо. Всё тело ныло, но опасной боли он не чувствовал. Скорее, боль была приятной. - Хорошо, - Фулгрим улыбнулся, - Такого больше не будет. Скажи мне, Юлий, ты по-прежнему любишь меня? - Люблю как книги, - другого ответа у него не было. Фениксиец рассмеялся и положил голову на грудь Юлию. - Узнаю тебя. Что ж, доброй ночи, мои любимые. Завтра будет новый день и другие удовольствия.