Литания влюблённых

"Если ты не видишь крыльев за спиной, Ничего не бойся и ступай за мной. Нас с тобою двое, и вдвое мы сильней На пути блуждающих, призрачных огней." Ignes Fatui "Блуждающие огни".

«Маравилья закончена». Беква могла кокетничать сама с собой, говоря, что ещё нужно проработать некоторые места, что пока непонятно, какие инструменты смогут в полной мере воссоздать эту мелодию, но вещь была завершена. Осознание этого было настолько сильным, что на глаза навернулись слёзы. Женщина схватила платок, с недоумением взглянула на оранжевые пятна на ткани и вытерла лицо тыльной стороной ладони. Ах да, она пролила сок и ей была срочно нужна ближайшая тряпка, лишь бы не отвлекаться от работы. Брезгливо отбросив грязный платок, музыкант вернулась к своим записям. Сколько партий, какая многоплановая вещь получилась. И ей необходимо этим поделиться. Основную партию её синтезатор возьмёт, да он любую из партий потянет, вот только много синтезаторов сделают мелодию унылой, уберут всякую яркость. Да и среди оркестрантов «Гордости Императора» нет равных Бекве. Тут нужны инструменты, которые помогают играющему, а не требуют величайшего мастерства. «Скоро ты придёшь. Скоро я буду играть Маравилью впервые – для тебя». Рассмеявшись, женщина наиграла на синтезаторе совсем другую, простенькую мелодию марша. Мотив «Пыли», первую вещь, которую Марий подобрал сам. Вспомнив, с каким трепетом он ждал её мнения, Беква ещё раз вслушалась в чёткие аккорды. Нет, она не солгала ему, эта мелодия действительно прекрасно подходила к стиху. «Вспомнишь ли ты эту песню, когда поведёшь своих воинов маршем по какой-то планете? Будете ли вы петь, как веками пели солдаты, меряя ровным шагом дороги или бросаясь в бой?» Когда открылась дверь её каюты, музыкант поднялась навстречу любовнику, раскинув руки, как крылья. - Садись и слушай! Маравилья закончена! На секунду он был готов повиноваться, охваченный тем же восторгом, что и Беква. Но величие момента абсолютно не соответствовало этой каюте. Грязные тарелки, разбросанные обрывки нотной бумаги, валяющаяся на полу скомканная одежда… Марий покачал головой. - Я не сомневаюсь в твоём таланте. Но сокровищу нужна достойная оправа. Дай мне минут двадцать, хорошо? Беква вскинулась в молчаливой ярости. Женщина облизывала губы, точно не находя слов для его наглости. Казалось, она готова приказать ему исчезнуть из её каюты и её жизни. Вайросеан только склонил голову, дожидаясь её решения. - Ладно, - отрывисто кивнула Беква, тряхнув спутанной синей гривой. Всё с тем же видом воплощения музыки и гнева она следила за тем, как вызванный сервитор наводит порядок в каюте. Свой любимый синтезатор женщина прижимала к себе, и Марию почудилось, что это какое-то странное оружие. Бумаги на её столе Вайросеан сложил сам, не позволив сервитору прикоснуться к ним. Пристальный взгляд обжигал спину. Заметив среди нот Маравильи листок со своей записью «Пыли», он скомкал его, готовясь выбросить. Рядом с совершенством это не нужно. - Положи на место, - тихо, но твёрдо произнесла Беква, - Вернее, разгладь, аккуратно сложи и вложи в книгу Киплинга, пусть в себя приходит. - У тебя есть эта мелодия на вокс-кастере, если вдруг захочешь вспомнить, как она звучит. Зачем тебе ноты ученической поделки? - Потому что мне она нравится, ясно?! Ты дал голос песне, молчавшей тысячелетия. И выбрасывать здесь хоть какие-то ноты имею право только я, - она шагнула ближе, чтобы сервитор мог закончить уборку. Потом усмехнулась и протянула Марию синтезатор, - Подержи пока. Раз всё равно приходится ждать, я хочу привести себя в порядок. В его руках синтезатор казался удивительно лёгким, каким-то воздушным. Вайросеан держал инструмент, поражаясь, что Беква доверила ему своё бесценное сокровище. Своеобразное извинение в её неповторимом стиле. Он уже достаточно хорошо понимал подругу, чтобы знать – она никогда не скажет, что была не права. Разве что вот таким жестом, и не иначе. - А вот и я, - женщина шагнула из душевой полностью обнажённая. Сервитор уже закончил работу и ушёл, унося грязную посуду, впрочем, вряд ли бы присутствие лоботомированного слуги смутило бы Бекву, - Можешь поставить синтезатор. И знаешь… тут действительно стало лучше. - Я не мог позволить, чтобы Маравилья звучала в грязи, - он сел на кровать, любуясь тем, как его прекрасная подруга идёт к инструменту. Стекающие по нагому телу капли воды напоминали древнюю легенду. Марий помнил, что фонтаны часто украшали женскими фигурами, потому что верили, что из чистейшего озера некогда вышла покровительница искусств, дарующая успех творцам. Первые же аккорды отбросили эти мысли. Какое дело до суеверий предков, когда перед тобой настоящее, живое чудо! Когда мелодия уводит тебя то в руины Лаэра, бешеной планеты, над которой всё же взвилось знамя Третьего Легиона, то в мир нетронутой чистоты, на Хемос, каким он был до того, как люди начали изменять его под себя. Звуки мерцали драгоценными камнями, кричали в порыве страсти, вонзались в душу, как клинки, и ласкали её поцелуями. А когда Беква в последний раз обрушила пальцы на клавиши, синтезатор выдохнул имя. Слаанеш. Это же имя повторял примарх Фулгрим, когда сразил эльдарского идола на Тарсусе. Оно звучало боевым кличем и неодолимым зовом. Отравленным шипением змеи и чистым дуновением ветра. - Что это за слово? Чьё это имя? – Марий глубоко вздохнул, приходя в себя. Может, ему просто вспомнился тот бой и почудилось? Но Беква смотрела на него с пониманием: - Я не знаю. Оно просто должно быть в этой мелодии, именно так, а не иначе завершается Маравилья. Может, это имя божества, или воплощения музыки, или ключ к тайнам варпа… Не знаю. Наверно, когда Маравилья прозвучит в полную силу, я это пойму. А пока… люби меня, будь со мной. Останься сегодня здесь. Провести всю ночь в её каюте было рисковано, но сейчас Марий не боялся. Если кто-то что-то заметит и начнёт любопытничать, он сумеет найти объяснение, солжёт или рявкнет так, что отобьёт всякое желание совать нос в свои дела. А вот оставлять Бекву одну сейчас нельзя. Позже, когда утомлённая музыкой и любовью женщина крепко уснула, он сидел на краю кровати и смотрел на неё. Даже если бы ширина постели это позволяла, Марий бы не рискнул заснуть рядом с подругой, опасаясь во сне прижать её, ранить хрупкое тело. А так у него было время поразмыслить над всем, что произошло. Вайросеан чутьём понимал, что столкнулся с чем-то особенным. Слово «Слаанеш» было именем, древним и могущественным. Может, древние люди (взгляд скользнул по фолианту Киплинга) назвали бы это существо богом. Мир рвался пополам, за простой и понятной картиной догм Империума проступали совсем иные очертания. Но если тот, кому Марий служит и верит, и та, кого он любит, идут по этому пути, то он тоже пойдёт по нему.