Литания влюблённых

"А потом, потом... душу - за ночлег! После нас - потоп; был у нас ковчег: Белая стена, бедная луна, Бледная страна, слава - и вина. Баночка белил, палочка сурьмы - Это с ними мы покоряли мир. " Кэт Бильбо, "Артисты" (автор слов Э. Транк)

И всё-таки этот разговор его зацепил. Марий понимал, что летописцы живут по своим законам, что глупо требовать от смертных, тем более не военных, того же порядка и дисциплинированности, которой отличаются астартес. Раньше он вообще не интересовался происходящим в Ла Венице, появляясь там только ради выступлений Беквы. Но теперь присмотрелся, и многое ему сильно не понравилось. Почему-то творчество сопровождалось таким количеством бардака и пьянства, что становилось неприятно. Сейчас Вайросеан куда лучше понимал, что так возмутило Деметера. Похоже, некоторым летописцам тоже было не по себе – он видел, каким взглядом окидывал происходящее невысокий мужчина с какой-то аугментикой на пальцах. Впрочем, когда этот парень посмотрел на Бекву, общавшуюся возле сцены с черноволосой женщиной-итератором, лицо его чуть исказилось гримасой, и Марий почувствовал глухую ярость. Враг Беквы был его врагом, как не смешно думать так о смертном. - Кажется, тебя это всё слегка смущает? – раздался рядом низкий голос. Юлий Каэсорон в Ла Венице был как рыба в воде. Он знал чуть ли не всех здешних, то и дело окликая кого-то из летописцев, интересуясь, как идёт работа над портретом примарха, у красивой женщины со шрамами на руках – Серены д’ Ангелус, подбадривая поэта, жалующегося, что ему не хватает вдохновения. - Я не понимаю, почему это выглядит так грязно, - честно ответил Вайросеан. - Перегной, мой друг, - Каэсорон усмехнулся, - Почва, на которой вырастут прекрасные цветы. Когда думаешь об этом в таком ключе, становишься снисходительным. Марий вздохнул, вспомнив недавнюю высадку в Аномалии Пардус. Примарх не зря приказал оставить открытый ими мир нетронутым. Одна мысль о том, что фабрики техножрецов выжгут леса, отравят реки и превратят планету в ещё один Хемос, да, любимый, но, по сути, погубленный, заставляла сердца болезненно сжиматься. «Вот эта чистота и свежесть стали бы идеальной сценой для Маравильи». - Посмотри-ка, у нас в гостях кто-то новенький, - негромко хихикнула Коралина Асенека. Беква взглянула туда, куда указывала приятельница, и замерла, опасаясь выдать себя, - Птицы такого полёта редко нас навещают. Из капитанов Легиона часто в Ла Венице появлялись только двое – Юлий Каэсорон, а теперь ещё и Люций. - Марий Вайросеан, Третий капитан, - наконец, музыкант справилась с голосом, - Он нередко приходил на мои концерты. Очень достойная личность. Коралина мило улыбнулась: - Понимаю. Невозможно остаться равнодушным к музыке госпожи Кински. Учитывая, что среди твоих поклонников даже сам капитан Юлий… Кстати, некоторые сплетничали, что порой космодесантники проявляют к смертным не только, хм, платонические чувства. Как думаешь, это правда? - Не смешно, - холодно ответила Беква, радуясь, что после пластических операций её алебастровая кожа почти не краснеет. - Послушай, я понимаю, что вышло двусмысленно, но, клянусь, я ничего такого не имела в виду. Просто ты много общаешься с астартес и, может, что-то подобное слышала. Я не хотела сказать, что ты завоёвываешь их сердца красотой, а не талантом, - судя по встревоженному голосу Коралины, она и впрямь не хотела ссориться. А вспомнив о том, с каким интересом приятельница смотрела на того же Люция, Беква засомневалась, что та бы стала её осуждать, узнав про тайный роман. Раньше женщина бы не удержалась, чтобы немного не посплетничать. Тем более, что Коралине Асенеке можно было доверять. Красавица-актриса, ставшая теперь итератором, умела хранить чужие тайны. Но… «Марий бы никогда не стал обсуждать меня и наши отношения с кем-то из братьев. Никогда». - Кое-что я действительно слышала. Космодесантники не так отличаются от людей, как это принято считать. Так что я вполне могу поверить, что кто-то из девушек, та же Серена, могла рискнуть, - Беква пожала плечами. - Понимаю, - Коралина вздохнула, - Знаешь, мне толком не с кем поговорить по душам, кроме тебя. Я же итератор, а значит, даже старые подруги думают, что я общаюсь исключительно для того, чтобы выловить нечто недозволенное и прочесть им лекцию о должном поведении летописца. - Ты – голос Маравильи, - сверкнула глазами композитор, - И будь я проклята, если я буду бояться хоть кого-то из своих музыкантов. В своём выборе Беква не сомневалась – серьёзная, наблюдательная умница Коралина обладала не только исключительным голосом, но и пониманием того, что она делает. В своей актёрской карьере Асенека вживалась в каждую роль, открывая неожиданные аспекты в, казалось бы, давно известных образах. И многие, восхищаясь воплощёнными на сцене древними королевами и героинями, страстными любовницами или коварными злодейками, не верили, что в жизни Коралина, по меркам богемы, настоящая скромница. «Влюбись, подружка», - мысленно посоветовала ей Беква, «Найди в себе решительность делать то, что тебе хочется. Пошли подальше унылые правила, соблазни того, кто тебе нравится, скажи Эвандеру Тобиасу, что он всех замучил своей особой библиотечной системой». Вслух они вернулись к обсуждению лучших вокальных упражнений.