Хогвартский комиссар

В скорченном трупе загрызенного оборотня Северус, Филч и Хагрид, к своему вящему изумлению, признали печально известного Фенрира Сивого. Вздрогнув, трое мужчин бросили взгляд вокруг, шаря глазами по снегу в поисках детских тел, автоматом ассоциируя их с оборотнем-детоубийцей. Пока Филч не выдохнул облегченно, вспомнив. — Так они же все живы, в Большом зале сидят!.. — Господь уберег! — гулко бухнул Хагрид, неумело крестясь. А Филч кинул взгляд на псов, любопытно взирающих на них, и вздохнул. — Понимаю теперь королей, тративших тонны золота из собственной казны на личную охрану волвенов… — Ась? Это ктой такие? — не понял Хагрид. — Королевские телохранители, — пояснил Филч. — Доблестные воины, преданные солдаты, люди, умеющие превращаться в собак. О них очень много упоминаний в старых хрониках. Сейчас о волвенах и неизвестно почти ничего. Да и найти их теперь трудно, разве что цыганские общины прошерстить — в них ещё встречаются люди с задатками волвенов. А если и найдем, то их ещё выпросить надо, цыганские бароны весьма прижимисты по части собственности, как бы не всё гринготтское золото пришлось выгребать из сейфов, чтобы заполучить хотя бы одного волвена. — А если их самых пригласить в школу? — бухнул наивный Хагрид. — А смысл? — резонно возразил директор Филч. — Волшебников-то среди цыган не так уж много, да и люди они те ещё, доверия особо не вызывают. А уж о том, чтоб цыгану палочку доверить, и речи не может быть. — Да не цыганов! — всплеснул ладонями Хагрид. — А самых волвенов! Понимаете? Самых волвенов пригласить в школу и предоставить им полный пансион. — Ну и как это сделать? Они ж бесправные… — загрустил Филч. — Вот всё равно что очень дорогие собаки, которых хозяева-цыгане сдают в прокат за очень большую плату. А если их купить… Денег никаких не хватит. Северус, всё это время молча слушавший диалог ключника и директора, поморщился, не понаслышке зная о том, какие порядки царят внутри цыганских общин. Всё верно, за своих цыгане войну развяжут, чужое берут, как свое, без зазрения совести, могут украсть коня, машину и самолет с шейхом и заявить, что это их личная собственность. — Аргус, — окликнул он. — А если поискать волвенов не среди цыган, а в свободных братствах друидов, как думаете, толку больше будет? — Это возможно лишь при условии, что они ещё существуют! — с горечью ответил Филч. Северус грустно задумался, понимая, что мудрый старик прав — о друидах вот уже который век ничего не слышно, не говоря уж о свободных волвенах… — А вот я однажды в «Кабаньей голове» засиделся, — пространно начал вспоминать Хагрид. — До самой глухой ночи, все уж расползлись к тому времени, тока самые верные завсегдатаи и остались… А среди них и леший тот, в шерстяном шлеме, значится. Он тама до последнего сидит, до упора, порой даже до рассвета. Трактирщик его никогда не прогоняет, кстати, грит, для психики чревато. Ну и вот. Наклюкался волосатик в дымину, стал совсем никакущий, но домой засобирался. Кинул на стол золотой и грит, провожатого давай. А народ в трактире — один другого краше, пьянущий-препьянущий, усе под столами храпят. Один я тверезый как стеклышко, мне ж бочку грога надо выхлебать, чтоб полноценно вырубиться, а где ж ту бочку в наше время достанешь? Так, галлон-другой эля-пива и подадут… Эх ностальгия… в пиратские-то времена, бывало, откроешь дверь с ноги и орешь с порога: «эй, бармен, а ну кати бочонок темного и кабана жареного к нему!» Чуете, какой колорит? — Хагрид элегически вздохнул и продолжил: — Так вот, Аберфорт золотой мне кинул и грит, проводи малого до дому, а? Ну а я чё? Я парень отзывчивый — чем надо, подмогну. Взял лешака пьяного за шкирятник и поволок восвояси. Кое-как вытряс из него адрес, да и тот еле раскумекал, язык у нево заплетался так, что и не ясно, на каком наречии шпарит, на смеси английского, гоблинского и того, чем хмель одаривает в минуты высшего просветления, наверное… Ну ладно, допер ево до дома, а там жена навстречу с двумя собачатами, толстопузыми, приняла муженька драгоценного с рук на руки и пёсикам кричит, чтобы те прекращали баловство, а помогли б матери! И поди ж ты — встали пёсики на ножки мальчонками стройными, чернявыми да черноглазыми! Папеньку пьяненького под ручки подхватили и на крылечко повели. Во, думаю, маги какие сильные, анимагия в таком раннем возрасте… А теперь кумекаю, что не анимагия то была, а кое-что посильнее, а? Хагрид умолк и вопросительно уставился на коллег. — Ты адрес тот помнишь? — страстно спросил Аргус, сверкая глазами в предвкушении. — Агась! — Хагрид с готовностью сообщил друзьям местонахождение предполагаемых волвенов. Таким образом заручившись примерными планами на будущее, трое мужчин предали огню тело оборотня, а когда от него остался лишь пепел, вернулись в школу. Рекс заинтересованно крутился вокруг Северуса, заглядывал в глаза и, почихивая и покашливая от волнения, вопрошал о том, что всё это означает? Как понял Северус, Рекса взволновал их поступок, на его памяти тела преступников не сжигали, как мусор, а увозили в большую комнату со стальными столами, где с ними работал Лео Граф. Ну извини, Рекс, мы не знаем твоего Лео Графа и поэтому тело утилизируем только так. Такое объяснение тебе пойдет, герр комиссар? Ладно, пойдет, но всё-таки в следующий раз лучше всё сделать по закону. Если он будет — следующий раз… Запах жареного оборотня не скоро забылся, Рекс и его новые друзья долго ещё помнили жутковатый дух паленой шерсти и горелой плоти, и тот жирный, маслянистый пепел. Но несмотря на это, зима прошла для псов вполне весело. Лохматая банда только и делала, что носилась целыми днями по лугам и лесам окрест Хогвартса, заныривая в самые глубокие тайны волшебных мест. На правах Сусанина Рекс даже сводил приятелей в Паучью лощину, благо дорогу хорошо запомнил… Барон пауками не впечатлился, а вот Юпитер с Трюфелем знатно поистерили: ошалев до щенячьего визга, ротвейлер с бультерьером выразили все спектры эмоций — ужас, трепет, восторг и гастрономический интерес, вследствие чего попытались попробовать одного акромантула на зубок, пожевав его ногу. Сонный, разбуженный от зимней спячки паук тем не менее к попытке барбосов отнесся с юмором, ноги отгрызть себе не дал, конечно, только отдергивал их от жадных собачьих пастей, легонечко оглаживая псов по хребту, пока до них не дошло, что паук — не предмет охоты. Тем более что акромантулы додумались угостить пёсиков свежими оленьими костями, на которые четвероногие гости с удовольствием отвлеклись. Во время таких прогулок Барон однажды преподал приятелям новый урок. Шныряя средь кустов, облачный пёс вдруг басовито зарычал, зарываясь носом в снег. А секунду спустя заблажил на весь лес, ввинчиваясь в землю… — Р-р-ры-ы! Хватай! Гаси его!!! Маркиза от неожиданности прижалась к земле, а прочие псы с недоумением уставились на многоногую зубастую жуть, внезапно выскочившую из корней. Прянув туда-сюда и видя повсюду собачьи пасти, существо попыталось снова занырнуть в кустики, но тут опомнился Рекс. Прыгнув наперерез, он интуитивно схватил монстра за затылок, аккурат позади выпученных желтых глаз, но тот вдруг удлинился, как телескоп, и, как-то хитро извернувшись, цапнул Рекса за скулу, прямо под глазом… Тем временем пришли в себя Юпитер с Трюфелем, услышав жалобный взвизг Рекса, взъярились и, прыгнув к товарищу, в единый момент разорвали страшилище. Потом, когда Барон принялся ласково зализывать рану пострадавшему, Рекс смущенно спросил: — Что это было? — Страшный МакБун Пятиног, крайне вредное существо. Если нападает на дом, то как правило, убивает всех, никого в живых не оставляет, целые семьи за раз вырезает. А рядом школа, парни, так что… Чудо, что оно ещё не добралось до Хогвартса. Видимо, только-только примигрировал сюда с побережья, логово тут устроил, а по весне собирался открыть охоту на людей. На тех, что поблизости, а поблизости у нас, повторяю — школа, полная детей. Или деревушка, не знаю, до чего ему ближе… Рекс передернулся и посмотрел на останки пятинога — ну зубки у него впечатляющие, это да, скулу до сих пор жжет. У, больно. Заскулив, Рекс прижался больной щекой к снегу и поелозил мордой, силясь уменьшить боль. Барон презрительно наморщил нос, глядя на трупик, потом повернулся задом и, дрыгнув ногами, засыпал тушку комками снега и земли, выражая собачье неудовольствие, после чего удовлетворенно проворчал: — Вот тебе, паразит, получи! Что, не ждал, что тебя самого однажды разорвут, как ты — невинных людей, кровосос паршивый? — и пояснил друзьям: — Он убивает страшно, горла жертвам вырывает, поэтому и не выживает никто… Воткнет переднюю лапу в ямочку меж ключиц, упрется четырьмя остальными ногами в плечи и грудь, голову набок и глотку как есть выкусывает. Вон, посмотрите, передняя лапка у него самая короткая. А убивает он ещё и подло, ночью, когда все спят, и так быстро, что жертвы и проснуться не успевают и предупредить прочих членов семьи. А без горла попробуй покричать — только хрипы и бульканье и слышны. Так же Барон преподал и прочие уроки, пополняя рексову голову знаниями. В ближнее февральское полнолуние заставил псов погоняться за лунными тельцами, велев разогнать засранцев к кошачьей матери. Ну, Рекс и команда с удовольствием побегали всласть за лупоглазиками, похожими на очаровательных овечек, но к ягнятам никакого отношения не имевшими. Лунные тельцы Саламандера, в отличие от Дарреловых, оказались паразитами, портящими посевы, выплясывая на них круги и фигуры по весне, для чего зимой выискивают удобные танцплощадки. Лесная поляна вроде не поле с пшеницей, но Барон пояснил, что луг предназначен для выпаса единорогов, и его лучше поберечь. На болотах псы под управлением Барона гоняли и ловили Красных колпаков и фонарников, нашли и выкопали из омута снулого келпи, которого без зазрения совести разорвали и съели, пока свежий и пахнет нормальной рыбой. Он выглядел, как щука с лапами. То есть в коня не успел оборотиться. Гарри, бедный, только стонал да за голову хватался, видя Рекса после лесных похождений, вид у того бывал порой таким живописным: то в сучьях-репьях весь заявится, то ветками исхлестанный, с ободранными боками придет, то покусанный кем-то… Теперь вот рыбой развонялся вовсю, чешуя с шерсти никак не отчищалась, пришлось купать бродячую собаку. Но ругать и запирать Рекса не хотелось, зачем? Городской ультрацивилизованный пёс в кои-то веки зажил полноценной жизнью, обрел просторы, ничем не ограниченные, нюхнул леса, поля и той свободы, которой ни один человек не даст. Бегать по утрам с хозяином в парке не равно свободному бегу в полях с себе подобными, с лохматыми дружелюбными псами. Тому самому бегу, летящему и шальному, когда можно совсем отключить голову и полностью отдаться воле и инстинктам. Воле, счастью и восторгу, когда в нос летит ветер, несущий всю информацию о том, что впереди, и надо бежать, бежать со всех ног туда, откуда пахнет лисой и каштаном. Пахнет елью и подснежником, слышится трель синицы и ругань сорокопута. Надо сбегать туда — понюхать елочку и послушать новости от птиц. Само собой, лес вскоре стал верным другом для пятерых собак — Рекса с Маркизой, Барона и Трюфеля с Юпитером. Стало привычкой просто вбежать в густые заросли опушки, углубиться в дебри и нюхать, нюхать, нюхать, нюхать лесной духмяный воздух, так по-разному пахнущий каждый день. Вчера он пах морозом и клубникой — олени раскопали земляничную куртинку в поисках подснежного корма, и запах оттаявших ягод вкусно смешался с морозом. Сегодня пахнет дымом: где-то в распадке развели огонь, и душистый можжевеловый аромат вполз вверх по склонам, заставляя дышать и впиваться ноздрями в ельный дух. Ибо нет запаха вкуснее и полнее, чем пряное благоухание воздушного букета хвои и смолы. И если поначалу Рекс бегал на каждый элемент — проверять, кто, чем и зачем, то теперь он и ухом не ведет, знает, что костер развели кентавры — коптят на огне свою лесную дичь. А вот этого запаха он, кажется, ещё не встречал. Чуткий нос Рекса уловил странный несочетаемый букет птицы и коня. Пахло сразу и конем, и хищной птицей, что здорово сбивало с толку. Сальное перо, конский пот, стертый кератин с копыт и когтей, мельчайшие их частички очень так хорошо ощущались острым нюхом немецкой овчарки. А наткнувшись на навозную кучку, Рекс и вовсе опешил — фекалии содержали мясо хорька. Голове стало тесно, и как обычно в таких случаях, Рекс нервно зарокотал, не понимая и не видя связи между погадком из хорька и лошадью. Фестрал? Но те вроде хорей не едят, предпочитают оленей и коров. Да и едят они чистое мясо, сдирая шкуру. То есть никакой шерсти в навозе фестрала нет. Барон тоже внюхался в след и фыркнул. — Гиппогриф. — Кто? — рыкнул Рекс. — Гиппогриф, — повторил Барон. — Оставь его — неинтересен. Но Рекс так не считал — ему было интересно абсолютно всё, и неизвестный гиппогриф в том числе. А значит, надо найти этого зверя и посмотреть на него. С чем он и взял след. За ним преданно и без колебаний потрусила верная Маркиза, безоглядно верившая другу. А прочим псам пришлось пойти просто за компанию — не оставлять же Рекса одного?! Нам с вами известно, что гиппогриф — зверь гордый. Настолько, что блюдет некие церемонии с гляделками и поклонами. Но только с людьми. И только с теми, с кем познакомит Хагрид прирученного гиппогрифа. Дикому было одинаково фиолетово на людей и животных. Так что выскочившего из зарослей пса он полоснул когтями без раздумий, даже не глянув, кто там выскочил… И даже хуже, увидев, что это пёс, дикарь решил и подзакусить им заодно, чего ж добру-то пропадать? Стальной клюв, нацеленный на основание черепа, мог прикончить Рекса в единый момент. Но он был не один. Услышав короткий взвизг Рекса, Барон поднажал и выломился из кустов как раз в тот миг, когда гиппогриф собрался нанести смертельный удар клювом. Прянув вперед, Барон перехватил летящее орудие и буквально размолотил клыками-долотами нижнюю челюсть гиппогрифа, кроша тонкие хрупкие птичьи кости. В следующую секунду подоспели Трюфель и Юпитер и с яростью берсерков насели на ноги и бока странного зверя, заставив того опасаться за свою жизнь. Хлопая огромными крыльями и выстреливая головой с размолоченным клювом, гиппогриф попытался разогнать собак. Но псы слишком рассердились. Пылая праведным гневом, они наседали со всех сторон, хватали и рвали ноги, крылья, бока… Перья и шерсть летели по воздуху подобно метели. От криков и лая можно было оглохнуть. А уж когда с неба спикировал Дементор и атаковал глаза гиппогрифа… Честная злоба псов и пугача была сильнее, и победа досталась им — гордый гиппогриф отступил. В какой-то момент он вдруг отпрянул, развернулся и, коротко разбежавшись, натужно замахал прореженными крыльями, с трудом поднялся и взлетел. Далеко не с первой попытки: Барон, Юпитер и Трюфель долго преследовали, хватая за конские задние ноги, а сверху к земле прижимал Дементор, колотя крыльями, клювом и когтями. Маркиза в свалку не включалась, она с самого начала лежала на Рексе, прикрывая его собой, и теперь, слушая стихающую вдали погоню, тихо плакала, пытаясь остановить-зализать сильно текущую кровь, толчками выплескивающуюся из рваной раны на шее Рекса. Тот лежал врастяжку на боку, ошеломленный и слабеющий с каждым толчком утекающей жизни. Дрожащей лапой Рекс поцарапывал мерзлую землю, не делая, однако, никаких попыток подняться, понимал — не сможет. Скулила-плакала Маркиза, шумел негромко древний лес, шуршал невидимо в проталинках под снегом ручеек. Опасливо и робко перекрикивались птицы, ставшие свидетелями вечной трагедии леса. Жизнь медленно и неуклонно покидала тело немецкой овчарки. Уходила, таяла так и не начавшаяся девятая весна комиссара Рекса. Друг за другом вернулись псы и окружили умирающего друга, растерянно нюхали рану и заглядывали Рексу в глаза. Как же так? — читалось во взглядах Барона и остальных. Но добрые деяния не должны покидать наш мир вот так. Духи леса давно наблюдали за подвигами отважного четвероного комиссара, восхищаясь его храбростью и бескорыстностью. Каждый его след, оставленный во влажной мягкой почве, был благословенен и почетен. След Рекса, невероятно умной и доброй собаки, стал священен для Покровителей волшебного леса. И о несчастье, случившемся с ним, стало тут же известно добрым духам, которые всё же обитали в этом, Запретном со всех сторон, лесу. Тихо всхрипнул Барон, отползая вбок, когда над ними соткался из воздуха единорог, самое волшебное и светлое создание магического мира. В небе ярким пламенем вспыхнул феникс, на бреющем пролетел над телом неподвижной собаки, на лету пролил искры-слезы, огненной лавой хлынувшие на рану. Коротко кивнув фениксу, единорог шагнул вперед и встал над Рексом, склонил голову и накрыл всего пса густой гривой, как занавесом. Серебряно-лунное сияние окутало Рекса и волшебного зверя подобно кокону, и как река, влилось-втекло в тело собаки, даруя жизнь и долголетие. Раны были уже залечены огненными слезами свободного феникса. Жадно нюхала и смотрела на всё это священнодействие маленькая Маркиза, жарко пыхтел Барон, понимающий чудо происходящего, и кротко ждали, когда всё закончится, простые добрые псы Трюфель с Юпитером. Небытье отступило. Отошла тьма, так и не захватившая его. Откуда-то пришли утекшие силы. В нос влились запахи, в уши — звуки. Сквозь закрытые веки забрезжил свет. Онемевшая лапа ощутила землю. Царапнув её, Рекс приоткрыл глаза и кротко моргнул, завидев над собой сверкающую лошадь. От неё исходило теплое лунное сияние и… что-то очень доброе, надежное, как сама жизнь. Вдохнув полной грудью, Рекс приподнял голову и застенчиво лизнул лошадиный нос, говоря этим: — Не знаю, кто ты, но ты мне нравишься… — Живи долго, Рекс, — тепло отозвался единорог. И отстранился, подался в сторону, чтобы не мешать собаке встать. Поднялся Рекс, встряхнулся, ощущая себя сильным и отличным. Ничего не болело, никакой раны не ощущалось, и тем более странно было видеть на земле свою кровь и чувствовать слипшуюся от крови шерсть на шее и боку. Вопросительно тявкнула Маркиза: — Ой, ты в порядке, Рекс? Ты правда в порядке? Суетливо заскакала перед ним, стремясь дотянуться до подбородка — знак почтения у собак. — Я здоров, — Рекс осчастливил подружку, опустив к ней голову и лизнув мордочку в ответ на тычок в подбородок. Маркиза радостно крутанулась на месте. Подошли Барон, Юпитер и Трюфель, по очереди лизнули Рексу морду, попутно полизав шею, где больше всего спеклась кровь. Приключений в этот день больше не хотелось, и Рекс с покорным видом поплелся прочь с лесной поляны, на которой чуть не погиб, напоровшись на дикого гиппогрифа. Спокойно стоял и смотрел вслед собакам единорог, редко кому приходящий на помощь, и только для Рекса он сделал исключение, вмешавшись в ход событий и вырвав собаку из лап Смерти. Потому что самые достойные — достойны жить. А славный Рекс просто нравился лесу и его духам-хранителям. Гарри на сей раз прямо взвыл: — Рекс! Ты что, принимал кровавую ванну?! Вот ей-богу дождешься, что я тебя на цепь посажу! Прекращай шляться черт-те где. А когда Северус, желая знать, где он заляпался кровью и чья она, кстати, получил фигу — Рекс не сказал ему, где и в чьей крови он так заляпался, просто отводя взгляд и отказываясь смотреть в глаза человеку. Он чувствовал себя виноватым за то, что так глупо ошибся, не послушавшись мудрого Барона, когда тот сказал не трогать гиппогрифа.