Хогвартский комиссар

За всеми этими событиями у Гарри не случилось ни одного магического выплеска, и он начинал верить, что его ненормальность сама собой прошла. Ведь и правда за весь год с ним ничего странного не произошло. Почему это так, Гарри не знал, но помнил, что раньше он часто расстраивался и оттого у него происходили те непонятные штуки, которых так боялась тётя. Сейчас расстройств не было, и ЭТО прекратилось. За что он особенно сильно любил Рекса, понимая, что это именно пёс остановил его… ненормальность, как это называла тётя Пэт. Здоровье, правда, заставляло желать лучшего, сердечко всё ещё трепыхалось временами, сохранились одышка и периодическая слабость, да и тщедушность осталась прежняя, что поделать — недостаток кальция сказывался. Жизнь в темном чулане и плохое питание в течение всего детства привели к тому, что Гарри вырос заморышем — мелким, тонкокостным и щупленьким. Но в этом тощем цыплячьем теле обретался боевой дух, который не смог убить даже чулан. А теперь и чулана не было! У Гарри есть комната и полная свобода передвижения по всему дому. И за год боевой дух Гарри окреп, подарив ему живой и страстный нрав. Сами Дурсли за тот же год тоже кардинально переменились, что было совсем не удивительно при таком опекуне, как Рекс. У Рекса не забалуешь: бывший комиссар венской полиции тщательно следил за порядком в доме, четко блюдя постулат — главой семьи является тот, что с хвостом. Он выгуливал Вернона и Дадли каждое утро при любой погоде, задавая им хороший темп, при котором толстяки медленно, но верно сбрасывали жирок. Петунья, напротив, полнела, но не от булочек, а совсем по другой, интересной причине, которую подтверждала детская кроватка, поставленная в бывшей комнате тётушки Мардж. Защита материнской крови Лили, пробужденная Гарри с помощью Рекса, активировалась и сняла все нанесенные Дамблдором ограничения. Петунья и Вернон просто проснулись однажды, посмотрели друг на друга и поняли, что молоды ещё, а поняв — занялись любовью. Эрнестина Лили Дурсль родилась в мае, ровно через девять месяцев после того сентября, когда город накрыло волшебным защитным куполом Гарри. Имя Эрнеста Штокингера не забыли благодарные Дурсли, и когда родилась доченька, они, не колеблясь ни секунды, назвали её Эрнестиной. Дадли, неожиданно ставший старшим братом, да ещё и сестрёнки, проникся к ней пламенной любовью. За тот год, за который его выгуливал Рекс и протекала мамина беременность, Дадли сумел стать человеком. Да и попробуй не стать, если любящая и любимая собака всегда на виду и вечно требует к себе внимания… А если тебя любят, и любят беззаветно, это рано или поздно сказывается. Рекс именно любил, не баловал, как Петунья раньше, а любил, ласково и терпеливо, как любят все собаки. Любовь мамы, кстати, тоже стала настоящей, кажется, с того дня, когда она впервые огрела Дадли полотенцем, всерьез взявшись за его воспитание. Тискать и сюсюкаться с сыном Петунья перестала, вместо этого она стала его любить и воспитывать по-настоящему. И Гарри тоже. И к моменту рождения Эрнестины это была очень дружная, сплоченная и крепкая семья. Петунья довольно быстро пришла в хорошую форму, сумев избежать неудобной послеродовой депрессии. С помощью Рекса, нагрузок и какой-то магии желания женщина вернула себе стройную фигуру, прежнюю подвижность и хорошее настроение, которое ей, впрочем, дарила нежданная и ненаглядная доченька. Вернон радовал супругу своей постройневшей фигурой и помолодевшим лицом, он даже усы сбрил. Дадли прямо расцвел, щеки остались румяными, но из его внешности исчезла прежняя хомячистость. Теперь это был просто здоровый ребёнок с хорошим аппетитом и покладистым характером. Вот только Гарри… его мелкие формы вызывали теперь слезы, и Петунья всё чаще недоумевала, как же она могла засунуть ребёнка в чулан? — А эти… ненормальные, нас не могли того… колдануть? — осторожно предположил как-то Вернон, услышав очередное её недоумение. Петунья задумалась. — А знаешь… Вполне могли, — согласно покивала она. — Но тогда… Почему же всё это прошло? — А как оно прошло? И когда? — Вернон развел руками и подытожил: — Когда появился Рекс. — Если бы я не знала волшебства, я бы сказала, что Рекс — волшебный пёс. Но я знаю о мире волшебников и знаю, что в их мире нет таких собак. Лили мне рассказывала о крапах, гримах, баргестах и всяких прочих демонических псах. — Ну, значит, Рекс волшебен даже для них. Потому что он настоящее чудо! — не согласился с Петуньей Вернон. — Ой, и не говори, — засмеялась Петунья. — Телевизор смотрит, в магазин ходит, предметы по первому движению мысли подает, а ещё так и кажется постоянно, что вот-вот скажет что-нибудь умное! — помолчав, она грустно улыбнулась. — Но Гарри мы искалечили… Он никогда не оправится полностью. — Скоро ему?.. — очень тихо спросил Вернон. — Да, совсем скоро. В августе ему придет письмо… — Петунья горестно вздохнула. — И что? Совсем-совсем нельзя?.. — запротестовал Вернон. — Не знаю, — удрученно посмотрела на него Петунья. — Я бы тоже не отпускала его в Хогвартс, но… не знаю. Загрустив, супруги замолчали, тесно обнявшись на диване и слушая полуденную тишину. Положил голову на лапы задумчивый Рекс, пёс мало что понял из разговора людей, английский ему пока не весь был понятен, но он прилежно учился, каждый день запоминал и понимал всё больше слов и фраз. Гарри чем-то болен и ему придет какое-то письмо? И в каком мире нет таких собак, как он? Какой интересный разговор… Стали ждать августа. Рекс заметил, что этого дня Дурсли очень не хотят, и потихоньку начинал нервничать, не зная, чего конкретно ожидать от грядущего месяца. А пока шло время, Гарри и Дадли наслаждались начинающимся летом, ездили в школу на последние июньские экзамены, бегали по мелким поручениям Петуньи и обожали сестрёнку, которая пока мало что умела, только лежала в пеленках, агукала и сосала пальчики, бессмысленно глазея на непонятный пока мир. Была она всё равно прелестью, родной и чудесной, у неё были голубые глазки, пухлые ножки и ручки и симпатичный каштановый хохолочек, мило закрученный в спиральку. Эту шелковую спиралочку особенно любил Гарри, он мог часами играть с ней, нежно приглаживая мягчайшей щеточкой и осторожно накручивая на свой палец, трепетно храня красивую завитушечку.

***

Дамблдор грустил. Сидел в своей башенке и страдал от того, что не сможет вздрючить отвратных магглов тоннами писем. А так хотелось… Так сильно хотелось, прям до зуда хотелось вздрючить семейку сначала письмом, которого, как он знал, Дурсли испугаются до усрачки и, скорей всего, не дадут прочитать племяннику. Затем он планировал замучить их письмами-нежданчиками, которые будут появляться в течение недели там-сям, и наконец контрольный выстрел, с помощью которого он заставит магглов сняться с места и удрать — миллион конвертов в каминную трубу. Ведь гениальный же план! Продуманный и просчитанный от и до! А сколько изумительных впечатлений для малыша, он же в восторге будет от всего этого и с полной готовностью пойдет за добрым великаном! Как телёночек на веревочке пойдет, зачарованный сказкой. А вместо этого скучная сушеная вобла МакГонагалл… Эх-хе-хе-е-еее… Или кто там получит право сопровождения? Забеспокоившись, Дамблдор бросил взгляд на приборы и успокоился — сопровождающий ещё не был определен. Однако надо сходить, посмотреть, кто за Гарри отправится. В назначенный день — двадцать пятого июля, в день разноски писем — Дамблдор вместе со всеми пришел в Большой зал, где магия Хогвартса вершила свое обычное ежегодное волшебство: создавала конверты и список студентов, поступающих в этом году. Больше всего привилегий было почему-то у Аргуса Филча, занявшего самое почетное место — у пюпитра, на котором возлежала Учетная Книга Хогвартса. Хотя почему «почему-то»? Именно Филч её приносил и бережно устанавливал на подставке. Все успели вовремя — Книга и Всеведущее Перо начали создавать конверты: сам собой подлетал, ложился и разворачивался под пером пергамент, в котором Перо с механической скоростью выстрачивало стандартное сообщение будущему ученику. Потом готовые пергаменты подлетали к Минерве, и та со скучающим видом ставила приевшуюся за четверть века подпись: «Искренне ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора». Все остальные так же привычно считали — всего Минерва поставила тридцать четыре подписи. Понятно. Не очень-то густо, всего тридцать четыре ученика в этом году. Подписанные пергаменты тем временем сворачивались и самостоятельно впихивались в готовно раскрывшие треугольные пасти конверты. Те в свою очередь бросались к Перу и Печати, Перо размашисто строчило адрес, каким-то чудом зная, кому и куда… Потом конверты переворачивались другой стороной и ложились на стол к завхозу. Филч, дождавшийся своего часа, аккуратно лил на них сургуч и отводил руку, уступая дорогу Печати, которая с грохотом и бравадой оттискивала на вязкой массе свежую эмблему Хогвартса. И вот лежит на столе готовая кучка конвертов — ждет письмоносцев. Те тоже не заставляют себя ждать: в окно влетает стая Специальных Сов, прилетающих сюда раз в год. Держась вереницей друг за другом, они подлетывают к столу, хватают письмо и уносятся прочь. Только они способны пролететь сквозь Защиту любящих родителей и найти надежно запрятанные мэноры чистокровных волшебников, чьи дети с нетерпением дожидались своего самого первого письма из Хогвартса. Улетели двадцать восемь птиц, пятеро пока остались. Это значит, что сейчас начнется отбор пяти сопровождающих для магглорожденных детей. Среди профессоров нарастает волнение — кого выберут эти волшебные птицы? Взгляды величественных сов устремились на магов, и те затаили дыхание. Наконец одна кивнула МакГонагалл, та подошла к сове и спокойно приняла письмо к своей подопечной, которую ей предстояло обслуживать один день. Кинув равнодушный взгляд на имя адресата, она прочитала вслух: — Гермиона Грейнджер. Помоне Стебль достался Джастин Финч-Флетчли, Аврора Синистра получила право сопровождать Лили Мун, Септима Вектор отправилась за Салли Энн Перкс. Осталось последнее письмо, которое Дамблдору очень хотелось вырвать из лап этой чертовой совы и отправиться с ним к вожделенному мальчику. Но увы, тут он был бессилен и не мог противостоять магии Хогвартса. Эх, ну почему Защита встала вдруг, так всё хорошо было, целых девять лет всё шло по его плану, а потом в одночасье всё рухнуло! А как просто было, если б сова доставила первое письмо Поттеру, которое родственники уж точно не дали бы ему прочитать, а он, Дамблдор, позаботился об остальном, обо всём, что запланировал, и никто б ему не помешал отправить за мальчиком идиота-Хагрида… И Дамблдор почти с отчаянием проводил взглядом последнюю женщину, получившую письмо к Гарри Поттеру. Во взглядах остальных читаются зависть с примесью вопросительного удивления — а почему Гарри Поттер у магглов? Они думали, что к герою давно сова улетела, а к нему, на-те вам, профессор отправлен. Так так?! Разве его опекун не Дамблдор? Взгляды всего педсостава, кроме Минервы, скрестились на седобородом старце, и тому стало очень неуютно, прямо не по себе. За него раздраженно вступилась Минерва: — Ну вы будто не знаете, что Сириус Блэк посажен в Азкабан. Разумеется, Альбусу пришлось определить мальчика в семью его матери, а Лили, если вы не помните, происходила из семьи магглов. — А почему же он сказал, что ребёнок у него? — возмутился Флитвик. — Почему врал, что передавал ему все письма от моей дочки? Ах вы, лжец! Теперь-то я понял, почему высокомерный мальчишка не отвечал ни на одно письмо моей Келлы! Поттер не высокомерный, он их просто не получил! Верните мне письма, которые я передал вам для мальчика! — обиженно потребовал крошка профессор. Глаза Дамблдора трусливо забегали, и в зале настала нехорошая тишина. Потом Помона Стебль схватилась полными руками за объемистую грудь и потрясенно выдохнула: — Ах! Только не говорите, что вы уничтожили все наши письма!

***

День рождения Дадли прошел, как всегда, на уровне. С тортиком и шариками, день был подслащен визитом в зоопарк, куда он съездил с отцом. Мама осталась дома с Эрнестиной, Гарри и Рексом. Так что праздник ничем неприятным не был испорчен, никаких досадных инцидентов не произошло. Точно так же справили и день рождения Гарри месяц спустя. С утра именинника ждал симпатичный тортик от тёти Петуньи, самый первый тортик в его жизни… А в полдень раздался звонок в дверь. Вернон и Петунья моментально напряглись, чувствуя их тревогу, тихо зарычал Рекс, вместе с Верноном идя к двери, чтобы первым встретить и оценить незваного гостя. За дверью обнаружилась высокая седовласая дама с простым мужицким лицом. От неё ничем таким страшным не пахло, и Рекс вполне приветливо вильнул хвостом. Дама так же доброжелательно поздоровалась с Верноном: — Здравствуйте. Я Чарити Бербидж, профессор в школе Хогвартс, мне поручено ввести в курс дела мистера Гарри Поттера. Поколебавшись, Вернон посторонился, пропуская гостью в дом. Провел в гостиную и познакомил с домочадцами. Присев в предложенное кресло, Чарити с интересом обозрела комнату и присутствующих, отметив люльку с младенцем перед Петуньей. Достала из сумочки письмо и нашла взглядом Гарри. И усомнилась. Посмотрела на Вернона. — Простите, а мальчик в курсе? Тяжело вздохнув, Вернон помотал головой. — Нет, мисс Бербидж, мы ничего не сказали мальчику. — А почему? — вполне мирно, с легким удивлением поинтересовалась Чарити. — Потому что что-то с нами произошло, — подумав, начал рассказывать Вернон. — Нечто вроде помутнения рассудка, когда мы нашли на пороге десять лет назад младенца, завернутого в одеяло. При нем было письмо, в котором некий Альбус сколько-то имен Дамблдор убедительно просил нас ничего не говорить мальчику о том, кто он такой. После этого с нами начались странности: нас одолевала беспричинная агрессия, злоба и неприязнь к подкидышу. Мы обнаружили, что ведем себя странно… — Когда? — встревоженно спросила Чарити. — С год назад, когда я сломал ногу и ко мне на помощь пришел племянник, — пояснил Вернон, решив, что этого хватит. И не ошибся. Чарити понимающе закивала. — Узнаю чары наведенного Заморочного Конфундуса… Длительного действия в вашем случае. Снимается только тогда, когда конфликтующие стороны оказывают друг другу дружескую услугу. Н-да… а рыльце-то у него в пушку… А письмо у вас сохранилось? Вернон сходил за письмом. Чарити внимательно изучила его и кивнула: — Есть следы. Его надо отправить в Департамент Магического Правопорядка, там должны знать, чем директор играется… Мальчику будем говорить? Вернон посмотрел на Гарри и вздохнул. — Ладно… — Мистер Поттер, пожалуйста, возьмите письмо, — Чарити протянула Гарри желтый конверт. Тот с некоторой опаской взял его, распечатал, вынул пергамент и, развернув, вчитался. Прочитал два раза, озадаченно уставился на курьера. — Я волшебник? Чарити кивнула и посмотрела на Петунью. — Про родителей он что-то знает? — Лили и Джеймс погибли в автокатастрофе, — твердо ответила Петунья. — Гарри в той аварии чудом выжил. — Резонно, — согласилась Чарити. Посмотрела на Гарри. — Изучите список покупок повнимательнее, пожалуйста, мы с вами должны отправиться за ними в Косой переулок. — Но я думал… пойду в Хай Камеронс, — нерешительно попытался отбрыкаться Гарри. — Мистер Поттер, вы волшебник и должны учиться в школе для волшебников. Простите, но вы записаны в Книге Учета Хогвартса, будет очень неловко, если вы не явитесь на распределение. Хогвартс — волшебная школа, и он начнет вас искать, когда поймет, что в его стенах одного маленького подопечного не хватает. Это письмо, — Чарити кивнула на пергамент, — написано Всеведущим Пером, скреплено Волшебной Печатью и передано мне Особой Совой. То есть ваша магия, как вы сами видите, отнюдь не пустой звук. Гарри заглянул в конец письма и спросил: — А собаку в Хогвартс можно взять? Здесь написано про кошек, сов и жаб… Чарити глянула на крупного пса с ясными внимательными глазами, вспомнила слюнявого красноглазого дога Хагрида и пожала плечами. — Не вижу ничего предосудительного в том, если вы привезете с собой в Хогвартс собаку. Кстати, сову очень рекомендую приобрести, она может пригодиться для связи. Мистер Дурсль, вы разрешите мальчику завести птицу? Вернон вопросительно переглянулся с Петуньей. Та посмотрела на дочку, потом в потолок и вздохнула. — Ладно, но только при условии, что птицы не будет рядом с нашей малышкой. — Нет проблем, — улыбнулась Чарити. — Мистер Поттер может держать сову в клетке. — Ну вот ещё… — строптиво буркнул себе под нос Гарри. Будет он вольную лесную птицу в плену держать. Да он её сразу на волю выпустит, и пусть себе летит! Прежде чем отпустить племянника в Косой переулок, Вернон зажал в руке узкую морду овчарки. — Рекс, прошу тебя, сбереги нам этого ребёнка. Слышишь? Сбереги! Глаз с него не спускай, понял, Рекс? — и добавил шепотом: — Там его родители погибли, в том ненормальном мире, понимаешь? Сердце пса тревожно забилось: о, конечно, он понял! Я понял твое задание, дядя Вернон, не волнуйся, я сберегу мальчика!