Мастерская Боти Хекснат

      В обычный, не отличающийся абсолютно ничем от предыдущих, летний день, в дверь, снова начавшую осыпаться, постучали.       — Войдите! — звонко ответила Боти, вставая из-за стола, на котором распласталось множество деталей, — Чем могу помочь?       На пороге стояли двое детей, ещё едва ли выучивших таблицу умножения в школе. «Наверное, брат и сестра», — догадалась Боти. Вид у них был потрёпанный, словно они побывали в переделке, подрались с кем-то, может быть, неудачно попытались покорить какую-нибудь особенно крутую горку, коих было много в окружавших город холмах.       — Нам нужна мисс Хекснат, — стесняясь, подала голос девочка, когда брат потеребил её за рукав, — нам сказали, что она может починить что угодно!       — Нам очень, очень нужна помощь! — подтвердил мальчик, — Это очень важно!       — Ньё-ох-хо! А что сломалось? — глаза Боти засверкали готовностью.       — Вот, — мальчик достали из кармана старый, но очень красивый мешочек.       — Это очень важная вещь! — девочка достала из мешочка маленькую, очень красивую птичку, собранную из тонких металлических полосочек, — Это любимый соловейчик мамы! Он умеет пить воду, а когда дует ветер, он поёт, да так красиво, что настоящие птицы слетаются послушать!       Боти благоговейно протянула сложенные лодочкой руки, принимая игрушку.       — Нам очень нужно починить его! — мальчик сложил руки, умоляя, — Когда она сможет починить его?       — Приходите вечером, — Боти едва смогла отвести взгляд от птички, — если и не будет готово, то будет ясно, когда будет.       Дети ушли, а Боти с рвением, присущем ей, принялась изучать сломанную вещь. Это и правда была удивительно красивая игрушка — полосочки металла переплетались причудливыми, но такими точными и выверенными узорами, что, казалось, такой красоте не место в столь пыльном и потрёпанном городке.       Действительно, подумалось Боти, она ведь впервые видела этих детей. Наверное, они недавно приехали сюда.       Бедная птичка пострадала от чего-то, что помяло её, не думая о том, какие тоненькие внутри трубочки, по которым текла вода, и как нежны полосочки, которые создавали свист, когда ветер проходил сквозь них, протискиваясь через маленькие дырочки.       Боти работала весь день, едва вспомнив об ужине, когда уже всё за окном подернулось рыжим закатными красками.       Сидя на крыльце, жуя маленький воздушный хлебец, принесённый в благодарность за отремонтированное ушко у деревянного зайца, Боти наблюдала, как починенная птичка радостно наклонялась над стаканом воды, попивая из него, а потом, незаметно для неподготовленного взгляда, сливала через трубочку в ножке назад в стакан.       — Привет! — неуверенно окликнул знакомый голос.       Брат и сестра пришли, как и должны были, в оговорённое время, всё ещё держась за руки и виновато опуская глаза.       — Хорошие новости! — Боти затолкала хлебец в рот и встала во весь свой небольшой рост, — Птичка снова ожила!       Дети смотрели на игрушку, как на чудо, наблюдая за тем, как она мерно кланялась и поднималась, прислушиваясь к тихому свисту, издаваемому ею из-за слабого ветерка.       — Это так круто! — девочка запрыгала от восторга, — Не могу поверить!       — Мисс Хекснат просто чудесница! — брат протянул руку и аккуратно поднял птичку, опуская её в мешочек.       — У нас не так уж много денег взамен, — скромно сказала сестра, протягивая несколько помятых бумажек, типичное содержимое детских копилок.       — Двери мастерской всегда открыты для тех, кому нужна помощь, — Боти покачала головой, — не важно, сможете ли вы отблагодарить деньгами или лишь сказать «спасибо».       — Нам будет неловко, если мы ничего не дадим взамен, — девочка протянула Боти деньги, настойчиво кивая, — Мы очень, очень благодарны мисс Хекснат!       — Ладно, — Боти улыбнулась, почесав затылок, — я приму благодарность! Но знайте, дверь всегда открыта!       В эту ночь Боти легла спать с чувством выполненного долга — всё-таки, уже давно никто не обращался к ней с чем-то столь красивым и столь сложным. Смакуя в памяти каждую деталь птички, девочка-изобретатель заснула, укрывшись залатанным одеялом.       Утром, лишь вынеся табличку и повесив её на дверь, Боти увидела спешащих к её дому уже знакомых ей брата и сестру.       — Что-то случилось с птичкой? — взволнованно спросила она.       — Нет, — сестра отвела взгляд, пытаясь подобрать слова, — просто у нас случилась ещё одна беда.       — Может быть, эти часы ещё можно спасти? — дети протянули небольшие настольные часы, завёрнутые в полотенце, — Это любимые часы дедушки!       Часы были красивы — деревянные, со стеклянными стенками, через которые было видно механизмы, с яркими, резными стрелками и выведенными, словно рисунки, цифрами на циферблате.       — Непременно можно спасти! — Боти потерла ладошки, — Механизм, кажется, просто немного сбился! Я постараюсь справиться к вечеру!       Брат и сестра переглянулись, улыбнулись, кивнули и побежали назад, оставив Боти наедине с часами.       Сдвинув детали, которые она всё ещё не успела перебрать, Боти уселась за стол, открывая стеклянные панельки и любуясь шестерёнками, поблёскивающими серебристыми бликами. Какая удача — вторая столь прекрасная вещь!       Некоторые детали механизма немного сдвинулись — словно кто-то хорошенько потряс часы, наверное, желая посмотреть на то, как маленькие фигурки, прикреплённые к большой шестерне, словно бы перебирают рукоятки, как будто это они вращают стрелки — маленькие сказочные существа, которых было видно через стеклянные стенки с боков от циферблата.       Пружинка, которая заводила часы, была немного спутана, словно ключ крутили через силу, даже когда механизм начал сопротивляться и хрустеть.       Какая удача, что в мастерской было множество старых часов с такими же деталями. Может, они были и не такие красивые, но Боти могла привести их в подобное, практически идеальное состояние.       Пружинка, хоть и не столь яркая, но похожая по цвету, нашлась в часах в форме совы, которые принесли со школьной ярмарки — они были сломаны, и никто не хотел их покупать, а тут, как кстати, Боти была готова взять их себе, в надеждах, что они пригодятся.       Шестерёнка, которая двигала секундную стрелку, оказалась истёртой, но нашлась подходящая от часов, которые три года назад принесла старушка из булочной, специально, на детали — много механических игрушек в тот год пришли в магазин на главной улице бракованными, а зимние праздники приближались слишком быстро.       Минутная стрелка, помятая, потерявшая свой первозданный блеск, была спасена лёгкими и простыми инструментами — разглажена, покрыта позолотой, практически неотличимой от настоящей, словно бы вернулась во время, когда была только-только отлита.       Дети были в восторге — сестра прыгала, словно получила самый прекрасный подарок, а брат, придерживая восстановленные, снова прекрасные часы подобно тому, как держат маленьких зверьков, благодарил, засыпая Боти похвалами.       С грустью окинув взглядом детали, всё ещё не похожие на то, чем они должны быть, Боти широко зевнула и легла спать, накрывшись почти с головой. Каждый раз, когда ей удавалось починить что-то настолько сложное и прекрасное, её окутывало это странное, но очень приятное чувство, словно тепло весеннего солнца, подгоняющее стремиться вперед, не останавливаться. Ох, как её радовало, когда вещь, владельцы которой отчаялись, вновь оживала в её маленьких руках, когда она возвращала эту вещь и видела удивление и радость в глазах людей, когда они благодарили её и были счастливы.       Боти улыбнулась, поёрзав в кровати — она предвкушала столь же приятный день. Предчувствия не обманули — словно по расписанию, уже привычные брат и сестра опять пришли к ней, прося о помощи. С таким же рвением Боти принялась ремонтировать старый маленький телескоп. Вернее — подзорную трубу, так как разглядеть звёзды через него было уж точно невозможно. Чудесная вещица, упрятанная полностью в рукоять трости, настоящая красавица среди подзорных труб, которые изобретательнице приходилось видеть за весь свой век.       И вновь вещь стала такой же прекрасной, как и когда-то была, и вновь восторг сестры и благодарности брата, пока он заворачивал трость в чистые тряпочки. Вновь приятное чувство достижения. Вновь легкий укол совести от взгляда на детали, так и лежащие на столе. Мало того, к ним присоединились ещё и новые — теперь ей нужно было починить и старенький самокат девочки из начальной школы, которая со слезами пришла днём, но была несказанно вежливой, даже заверила, что не торопит, потому что ей пока всё равно не разрешают на нём ездить, после того, как она поранилась.       Но на следующий день снова свалилась беда — брат и сестра принесли не менее прекрасную старую вещицу, которой очень срочно был нужен ремонт, и опять Боти корпела над ней весь день, не отвлекаясь даже на то, чтобы поесть или попить.       Гора дел всё росла, но каждый день у брата и сестры что-то ломалось, и всегда это было что-то, от чего у Боти захватывало дух.       Новый день выдался дождливым, в шуме капель, падающих на землю и козырёк над крыльцом, Боти даже не услышала, как в её скромный домик пришла гостья, уже практически «своя». Отряхнув зонт в открытую дверь и показательно громко, привлекая внимание, откашлявшись, Люкия поняла, что Боти едва ли замечает окружающий мир.       — Земля вызывает капитана Хекснат, — Люкия потеребила клюющую носом Боти за плечо, — приём, как слышно?       — Я почти закончила! — мгновенно очнулась та, принявшись ворошить что-то в горе деталей, сваленных на столе, — Я быстро!       Люкия плюхнулась напротив неё, кладя ногу на ногу и наблюдая, как Боти медленно приходит в себя.       — Я хотела узнать, как поживает мой бинокль. Не то чтобы он был мне срочно нужен, просто вспомнила сегодня, — девочка засмеялась, бестактно, но безобидно, — как можешь понять, я почти и не помню, что он у меня и был!       — Я перейду к нему, как только смогу! — Боти быстро закивала, потирая глаза.       — Кажется, ты просто нарасхват! Ты давно спала?       — Я сплю каждую ночь! — Боти нахохлилась, морща носик, — Вот сколько, это да, уже другой вопрос.       — Я принесла тебе кое-что, — Люкия заулыбалась как-то коварно и полезла в карман, — я знаю, что это твои любимые!       Она вытащила запечатанные хлебцы, коих можно было купить в магазине очень много. Безвкусные, липнущие к языку; никто из детей не ел их по своей воле. Никто, кроме Боти, готовой уплетать их десятками.       — Дай, дай! — Боти обеими руками потянулась к заветной упаковке, — Я не ела сегодня весь день!       — Вот и мне интересно, что же такое увлекло тебя таксильно! — Люкия резко схватила хлебцы, поднимая их высоко над собой, слишком высоко для низенькой Боти, — Рассказывай, иначе они так и не прилетят к тебе!       — Уух! — в голосе изобретательницы была боль поколений, — Это нечестно! Я обещала никому не говорить!       — Ну же! Мы же подруги!       — Я не могу! Мне же прекратят приносить такие вещи на ремонт!       — Такие? — Люкия схватила стоявшую перед Боти шкатулку и повертела в руках, не обращая внимания на протесты, — Выглядит, как что-то из магазина антиквариата «Дядюшки Просто».       — Но это просто удивительные вещи! Они такие увлекательные! А главное, их починка приносит столько радости двум очень милым детям!       Люкия вдруг начала мрачнеть, словно бы понимая что-то, что ей очень не нравилось. Посмотрев на Боти с жалостью и каким-то мрачным сожалением, она с громким хлопом положила хлебцы на стол, отчего запрыгали мелкие болтики, разбросанные на нём, и торопливо, даже не попрощавшись, вышла, чуть не забыв закрыться зонтом, впустив в дом порыв крупных летних тёплых капель.       — Ньё-хо? — удивленно проронила Боти, пытаясь понять, что же столько что произошло.       Но долго думать об этом ей не позволили столь желанные хлебцы. Отойдя от стола, он разорвала упаковку и с наслаждением вонзила зубки в лакомство. Сухой хруст наполнил мастерскую, освещённую масляной лампой, наполненной запахом старых железяк и пыли, скопленной в нутре каждого механизма.       — Попить, — пробурчала Боти, поняв, что её рот слипся.       Она подошла к стенке, на которой висела маленькая бочка, соединённая со стоящим на полу, наполовину втопленным в стену странным механизмом. Размяв пальчики, слизнув с них крошки, Боти нажала пару кнопок и дёрнула за рычажок.       Маленькая панелька в стене сдвинулась, и оттуда выпал деревянный, аккуратно вырезанный стаканчик, приземлившись в красивый, но уже потерявший блеск подстаканник. Вода забулькала в бочке, начав сходить по маленькой трубке и смешиваться со сходящей по другой трубке заварке из едва заметной коробочки, вырезанной и сваренной из старых жестяных чайных банок.       Воздух вокруг Боти наполнился сладким ароматом луговой ромашки. С громким стуком по широкой трубке скатились маленькие кусочки сахара, приземлившись в стакан и немного забрызгав истертую временем и трудом рубашку девочки.       Взяв в свободную руку стакан, Боти отошла к окну, наблюдая за тем, как огромные капли бились о стекло и листья дерева, разлетаясь на мелкие капельки, разбрызгивая влагу и лёгкую прохладу.       Боти любила смотреть на то, что происходило за окном её маленького домика. Она любила и гулять, но всегда боялась, что кому-то понадобится помощь, а её не окажется на месте, вот ведь кто-то расстроится! Что если ему нужно починить очень важную вещь?       Боти была, что называют, романтиком — ей хотелось верить в лучшее, в более яркое завтра, в более счастливых людей, в более искренние разговоры, во всё более прекрасное, чем если бы это всё было менее прекрасным. И она верила.       Допив теплый, испускающий пар чай, Боти вернула стаканчик и подстаканник, которые, уехав в специальный паз в стене, были тут же омыты водой и возвращены в положение, из которого они могут быть готовы по первому же нажатию рычага.       Предстояла серьёзная работа над шкатулкой. Очень сложной и красивой. Не только желание помочь подгоняло Боти, но и жажда услышать, под какую же мелодию танцует маленькая фарфоровая балерина с длинными жёлтыми волосами прозрачного стекла.       Ближе к вечеру, когда дождь прекратился, Боти заставила себя оторваться от работы, чтобы убрать вывеску. Остановившись, обнимая дощечку, как маленького зверька, девочка-изобретатель всматривалась в тёмное серое небо — не было оранжевых тонов заката, всё из-за туч, так и не рассеявшихся, а, казалось, лишь ставших более густыми.       — Хекснат! — окликнул её девчачий, громкий, очень резкий голос.       — А! — обрадовалась Боти, — Ты пришла за шкатулкой? Прости, мне нужно ещё немного времени!       — Как ты могла?! — закричала девочка.       Боти замерла, всё ещё улыбаясь, не понимая, что делать.       — Мы же просили никому не рассказывать! — продолжала кричать девочка, хотя брат и пытался её успокоить,       Боти была обескуражена, хоть и не совсем понимала этого. Она была доброй девочкой, не то чтобы сдержанной или тактичной, вовсе нет — она забывала прикрыть рот, когда зевала или чихала, могла поковырять в носу, если сильно захотелось, могла громко закричать, увидев очень красивую или нуждающуюся в ремонте вещь, и уж тем более, если видела вещицу красивую и нуждающуюся в ремонте. Но она не любила громко говорить с людьми. Вернее, очень громко говорить с людьми. Она никогда не понимала, зачем кричать, если собеседник стоит рядом? Другое дело, если между вами улица, а то и стена, тогда можно и покричать; если вы далеко друг от друга, то можно хорошенько напрячь легкие, чтобы громко-громко позвать, но разве есть смысл срываться на писк, крича так громко, когда тот, с кем ты говоришь, стоит и внимательно слушает?       — Что-то произошло? — тихо, стараясь, однако, звучать уверенно, спросила Боти.       — Произошло!       — Вам срочно, — Боти вдруг оказалась неспособна сдержаться и зевнула, да так широко и сладко, что на глазах проступили слезинки, — срочно нужна шкатулка?       — Замочи! — сестра было ринулась на Боти, но брат обхватил её за талию и удержал, — Ты подставила нас! Из-за тебя у нас проблемы, — девчонка размахивала кулаками, — ты глупая, глупая!       Этой ночью Боти плохо спала, ворочалась и терла глаза, пытаясь найти ответ на мучавший её вопрос: «Что же я сделала не так?» Может быть, какая-то из вещей сломалась? Может быть, шкатулка была нужна срочно? Сон никак не шёл, было почему-то страшно, а маленькое сердечко билось словно бы через раз. Съехав под одеяло и развернувшись, Боти дотянулась ногами до пола и выехала из-под одеяла. Не переодеваясь, так и оставшись в пижаме, она села за рабочий стол и принялась с диким рвением перебирать шкатулку.       Никак она не могла понять, что же всё-таки сломалось. Все шестерёнки были на месте, ключик и пружинка в полном порядке. Она ломала и ломала свою голову, всё сильнее и сильнее склоняясь к столу. Маленькая фарфоровая балерина ведь была так несчастна без музыки!       Ещё раз она перебрала шестерни, снова повернула ключик, но не помогло — балерина всё ещё не двигалась, замерев и грустно глядя на Боти, прося: «Ну помоги же мне».       — Я стараюсь! Честно, я стараюсь! — отвечала Боти, — Я сделаю всё как было!       «Я хочу вновь танцевать! Я скучаю по тем прекрасным временам, когда мой ключ поворачивали, и я пускалась в пляс!»       — Твой ключик поворачивается, но твои ноги не движутся.       «Пружинка не пускает меня, она должна подталкивать меня, а вместо этого держит, словно цепь!»       — Но она в порядке! Она скручивается и даже раскручивается!       «Зубчики иступились, не поворачивают колёсики.»       — Но шестерёнки в прекрасном состоянии! Кто бы ни помогал тебе танцевать, он заботился о том, чтобы твоя сцена была прекрасна!       «Я мечтаю ещё хоть раз услышать прелестную мелодию. Я уже почти забыла, как она звучит!»       — Я помогу тебе, — Боти попыталась улыбнуться, едва держа в руках отвёртку, — я сделаю всё, что в моих силах!       Она вновь завела шкатулку. Балерина дрогнула и попыталась повернуться, но споткнулась, падая, теряя туфельку и разочарованно ударяя по полу крохотными фарфоровыми ножками, как обиженный ребенок.       Боти пыталась успокоить её, обещала всё исправить, говорила, что то небольшое па, что балерина смогла сделать, было прекрасно, но та всё равно стучала по полу, что-то бормоча.       — Ну же, ты не можешь так сильно грустить, я же ещё не закончила, — Боти подалась вперёд.       И тут же отпрянула, отскочив лбом от стола.       Шкатулка стояла перед ней, много раз перепроверенная, пересобранная, а балерина застыла в лебединой позе, откинув ногу назад и вверх. Она не стучала по полу своей сцены-шкатулки и не плакалась о судьбе.       Боти слезла со стула и осмотрелась, потирая глаза. Что-то стучало, что-то бурчало, громче, чем птицы, облюбовавшие подоконник снаружи. Оранжевые блики рассвета пробивались через занавески, окрашивая комнату в золотистые цвета,       Дверь! Кто-то стучится в дверь!       «О нет!» — подумалось Боти, — «Сколько времени?»       Она посмотрела на часы. И правда! Ей уже надо было вынести вывеску! Как можно было настолько проспать! Будучи не только доброй, но ещё и пунктуальной девочкой, Боти не могла позволить себе ждать и секундой дольше. Чуть не распластавшись на полу, она схватила свою вывеску и открыла дверь.       У порога её уже ждали. Брат с сестрой стояли чуть в стороне, опустив взгляды к земле. У дерева, опираясь о ствол и невзначай покачивая висевшую на верёвке шину, стояла Люкия, в другой руке держа длинный хлеб, источавший аромат солёного сыра.       Но был здесь и кто-то, кого Боти едва ли знала. Старик, больше похожий на высушенную яблочную дольку, завернутую в ярко-зелёную салфетку.       — Юная леди, — обратился он.       Его голос был совсем не таким, каким Боти успела его представить. Она ожидала скрипа, а старик звучал, скорее, как сказочник с пластинки, которую Боти послушала, пока чинила граммофон.       — Да, — Боти резко поклонилась, всё ещё держа свою вывеску, — Я могу чем-то помочь? Ремонтирую всё, что угодно!       — Я знаю, — старик кивнул, улыбаясь из-под сливающейся с усами бороды, — Я пришёл не за этим.       — Вот как? — Боти погрустнела, — Но, если что-то случится, обязательно приносите всё, что сломается! Я починю!       — Я верю, — старик опять улыбнулся, — Скажи мне, ты ведь уже помогла этим юным людям?       — Я не могу этого сказать, — замявшись, ответила девочка.       — Да можешь, — процедила сестра, едва сдерживаемая братом, — Ты же уже выдала нас!       — Ну, — Боти посмотрела на старика, потом на Люкию, потом на брата с сестрой, словно ожидая, что ей кто-нибудь подскажет ответ, — Да, я помогла им. Они приносили такие замечательные вещи, как я могла отказать?       — Я подумал, что на старости лет уже с ума сходить начал, — старик мягко засмеялся, — когда заработали часы, которые не ходили уже семь лет, я заподозрил неладное.       — Я не понимаю.       — Эти двое гостят у меня, пока их родители в разъездах. Я стар, не уследил, что они играются по вечерам в моём магазине       Боти вдруг начала понимать, что произошло. Видимо, дети сломали птичку и испугались, что дедуля расстроится, потому так переживали.       — Не ругайте их, ладно, — изобретательница улыбнулась, — они просто хотели, как лучше для вас! Я ведь и правда смогла починить всё, что они сломали! Только, — Боти вдруг погрустнела, — Только шкатулку я никак не могу починить.       — Шкатулку?       — Красивая музыкальная шкатулка. С ярким ключиком и балериной с волосами из стекла. Я покажу!       Боти забежала в дом и выбежала назад, держа в руках шкатулку, аккуратно, словно боясь выронить из неё балерину, будто бы та не была частью механизма, а отдельным, совсем живым существом.       — Она никогда не была цела, — грустно возразил старик, — некоторые вещи нельзя починить.       — Я починю, — Боти замотала головой, прижимая шкатулку к себе, отстраняясь от протянутой руки старика, — Всё можно починить! Я починила птичку и часы, подзорную трубу и даже самолётик! Я могу починить шкатулку!       — Юная леди, — старик снисходительно улыбнулся, — в этом нет нужды.       — Есть! — Боти чуть не упала на землю, всё думая, как же спрятать нуждающуюся в помощи вещь, — Балерина хочет танцевать! Я должна ей помочь! Она хочет вспомнить мелодию, которую ей играли много-много лет назад!       — Боти, — в разговор втиснулась Люкия, — эта шкатулка бракованная, понимаешь? Она с самого своего появления на свет сломанная. У неё нет рабочего состояния. Кто-то что-то напутал в схемах!       — Нет! Подумаешь, что балерине не сделали ручки, зато у неё прекраснейшее платье, голубое, словно летнее небо! И бантик, как обёртка самой вкусной клубничной конфеты! А её волосы блестят на свету, словно раннее солнце! — Боти затопала ногами, — Я починю!       — Мне просто неловко, что мои племянники заставили тебя чинить то, что сломали, — старик покосился на стоящих поодаль брата и сестру, — ну, или думали, что сломали. Ты смогла вернуть к жизни то, чего не смог даже я в своё время, поэтому я пришёл отблагодарить тебя, наверняка они не считали это нужным.       — Они дали мне денег за птичку, — Боти погладила шкатулку, словно ребёнка, — за подзорную трубу они дали мне батон хлеба. Но эти вещи так просили спасти их! Как я могла требовать чего-то?       — Потому ты и живёшь как голодранка, — Люкия покачала головой, — Тебе предлагают оплатить твои труды. Соглашайся! Во сколько ты оценишь неделю без сна, за которую мы тебя и на улице-то не видели?       — А сколько, — Боти даже не задумалась, — сколько стоит эта шкатулка?       — Ух, — Люкия едва сдержалась, чтобы не оттаскать Боти за ухо, — ты за своё, куда ни глянь.       — Она очень важна для меня, — старик с грустью посмотрел на поблёскивающую на свету балерину.       Боти нахмурилась, грустно вздохнув, и протянула шкатулку. Она была доброй девочкой, точно не способной расстроить кого-то, уж тем более специально. Если эта шкатулка так важна, то так тому и быть.       — Вот, ты уже думаешь головой, — Люкия облегчённо вздохнула.       — Но я обязательно её когда-нибудь починю! — глаза изобретательницы сверкали уверенностью, — Только дайте знак!       Старик ушел, оставив в руках Боти россыпь монет. Следом ушли и брат с сестрой, которая всю дорогу показывала Боти язык и кричала дразнилки, но так невнятно, что Боти даже не поняла, с чем её сравнивают и почему. Впервые за неделю девочка-изобретатель не занималась любимым делом, лишь сидя на крыльце и наблюдая за облаками. Из головы всё никак не шла балерина, которой так хотелось вновь танцевать.       — Скажи, Люкия, а балерины умные?       — А? Я не знаю! Наверное, ведь им надо выучить свой танец.       — А добрые?       — Без понятия, — она отвела взгляд, — что за вопросы, Хекснат?       — Ты говорила, что я добрая. Вот я и подумала, что ты знаешь, кто ещё добрый.       — То, что ты добрая, этого не отнять. Но тебе стоит подумать о себе хоть разок.       — Она была такой грустной, Люкия… — Боти подтянула колени и уткнулась в них подбородком, — Ей так хотелось снова делать то, ради чего она жила.       — Фарфоровая балерина в деревянной шкатулке, да? — Люкия поправила упавшие на глаза волосы, — Это даже немного поэтично.       — А внутри неё железная проволочка, которая помогает ей держаться, — добавила Боти, — всё, что она знает, это свой танец. Наверное, она уже даже не помнит, откуда она взялась, кто собрал для неё сцену, и кто и когда составил ноты её мелодии. А теперь она не помнит и мелодии.       — Вот как…       — Прости, — Боти натянула улыбку, — мне нужно починить для тебя бинокль. И велосипед, и самокат, и настольный будильник.       Девочка ушла в тень своей мастерской, села за стол и принялась возиться с разобранными вещами. Линзы, подшипники, колокольчики, всё это было таким простым. Работа постепенно возвращала ей улыбку.       Когда девочка в смешной шапочке забирала свой самокат и протягивала в награду скромный сверток с булочкой, посыпанной семенами льна, такой ароматной, свежей, ещё теплой, Боти не смогла сдержать улыбки.       Когда велосипед, который, казалось, уже не поедет, сделал вместе со своим хозяином несколько кругов вокруг дома, Боти почти прыгала от радости, даже не обращая внимания на то, как расплескала несколько капель сладкого варенья, домашнего, наверняка приготовленного из самых свежих ягод.       Простенькие часы не заняли и часа, а радости-то сколько было! Так, вещь за вещью, ремонт за ремонтом, Боти добралась в скопившихся завалах до бинокля.       — У тебя просто линза заляпана, — постановила она, глядя на пришедшую в гости Люкию, — Ты бралась за неё руками?       — Я что, глупая какая-то, что ли? — та потерла голову, отворачиваясь, — Я пользуюсь чехлом!       — А его не трогала грязными руками?       Люкия вздохнула сквозь стиснутые зубы, признавая поражение. Но ненадолго. У неё что-то было припасено ещё! Боти усиленно пыталась понять, почему же Люкия так усердно прячет ухмылку и посматривает то на часы, то в окно. Неужели…       — Люкия! Ты стала предсказателем и предсказываешь погоду?       У высокой девочки ушла уйма сил на то, чтобы не повалиться на пол от таких вопросов. Она более или менее поняла, откуда взялась эта идея, но легче ей от этого не становилось.       — Боти, нет, никаких предсказателей.       — Но ты так смотришь на улицу, словно знаешь, что погода поменяется!       — Я не знаю про погоду, но, — Люкия захихикала и зашторила окно, — я знаю, что тебе нужно открыть дверь.       — Ньё-хо-хо? — Боти наклонила голову набок, — Ладно.       Девочка спрыгнула со стула и быстренько добежала к двери, распахивая её. С той стороны в шоке стоял мальчишка в почти деловом костюме, только сером, а не черном, занеся руку, собираясь постучаться. За его спиной пряталась девочка в джинсовой юбке и глупо смотрящейся, как показалось Боти, розовой рубашке, слишком большой для своей хозяйки.       — Ох, — Боти торопливо прикрыла дверь, — Вы хотели постучаться! Простите, я подожду.       Не решившись спорить, мальчишка постучался.       — Ньё-о~! — Боти радостно открыла дверь под тяжёлый вздох Люкии, — Чем могу помочь?       — Боти Хекснат, — брат схватил сестру за локоть, когда та попыталась скрыться, — мы пришли извиниться.       — Ньё? За что?       — Что валили на тебя все свои поломки! — процедила сестра.       — Да ничего страшного, — Боти растянулась в улыбке, — у тебя очень хороший брат, раз он притворялся, что это и его вина тоже!       — Что? Но нет, я тоже причастен!       — Нет, я же вижу, — изобретательница выпустила из рук дверь, чтобы сделать странный, какой-то очень наивный и практически неописуемый жест руками, словно обнимая невидимый шар, — Ты был чудесно аккуратен со всем, что вы забирали от меня! У тебя руки того, чьи вещи не ломаются!       — Хорошо, хорошо! — сестра вырвалась из хватки, — Хорошо, я пришла извиниться! Вот. Возьми!       Она сунула Боти в руки коробку, обернутую старой мешковиной, — Тебе, кажется, это интереснее, чем нам!       Девочка с интересом осмотрела сверток. Что там? Хлебцы? Нет, слишком тяжёлый. Может, варенье или молоко? Нет, не звенят стеклянные бутылочки. А может?..       Она торопливо, но аккуратно развернула мешковину и раскрыла картонную коробку. Внутри, засыпанная скомканными бумажками, лежала шкатулка с балериной из фарфора, со стеклянными волосами.       — Дядюшка согласился продать её нам, — пояснил брат, — было нелегко уговорить его, но, я думаю, он понял.       — Плакали мои миленькие наручные часики! — сестра громко шмыгнула, — Я копила на них три года!       — Я могу починить! — оживилась Боти, — Даже дорогие часы!       — Нет, их ты не сможешь починить!       — Смогу!       — Нет! Нельзя починить то, чего нет в природе! Потому что нету у меня часиков!       Топнув ногой, она убежала. За ней, извиняясь, ушел и брат. Но Боти это всё было не важно. Неся шкатулку, словно величайшее сокровище, она поднялась по маленьким ступенькам и убрала её в стенной шкафчик под самым потолком.       — Обещаю, я починю тебя, — заверила Боти балерину, сидя на ступеньках и глядя на вечернее небо за окном.       — Ты уже разговариваешь с ней? — снисходительно спросила Люкия, — И как? Отвечает?       — Балерина очень грустная. Потому и кажется капризной. Она громко стучит ножками по шкатулке, когда падает, но она злится не на меня, а на судьбу!       — Да, я поняла, — Люкия показательно, в шутку, отстранилась, — Но ты не смей забывать о том, чтобы погулять и поесть!       — Я немного отдохну от шкатулки, — согласилась Боти, — возьмусь, когда будет время, или когда придёт идея, почему она не работает!       — Умница, — Люкия потрепала Боти по волосам, — А теперь иди и погуляй.       — Не могу! Что, если кому-то нужна помощь! Я ведь могу починить!       — Вот как? — высокая девочка присела на ступеньки рядом с подругой и тихо прошептала ей на ухо: — У меня есть для тебя маленький секретик. Но обещай, что он останется между нами!       — Ньё-о-н? — Боти с интересом прислушалась и тут же подскочила, — Ньёо! Ты не шутишь?!