Fetus

«31» декабря 1926 г.

Шел снег. На улице стоял ужасный холод. Женщина грустно улыбнулась, смотря на девочку в своих руках. Малышка крепко спала, завернутая в одеяла с наложенными на них согревающими чарами, ни о чем не подозревая и сжимая в маленьких ручках кулон-камею и записку. Похоже, ей снился очень сладкий сон — малышка причмокивала губами, словно ела что-то очень вкусное. — Когда-нибудь ты поймешь и простишь меня, моя дорогая Айлин… если узнаешь, — женщина ласково коснулась мягкой щечки девочки, чувствуя, как желание не расставаться с ней только нарастает. Боже, как же она могла бросить свое дитя! Волшебница зажмурилась, пытаясь проглотить подступающие к горлу слезы. Нет, так надо. НАДО. Женщина вдохнула морозный воздух и, собравшись с силами, оставила сверток у заметенного порога хмурого и мрачного приюта. Быстро постучала в дверь и, слыша поспешные шаги, скрылась за угол, наложив на себя чары невидимости. Она видела как молодая женщина-монахиня напугано взвизгнула, поворачиваясь вглубь тускло освещенного газовыми-лампами помещения: — Шарлотт! У нас подкидыш. — Марта, не кричи! Дети спят. Дай посмотреть, — появилась другая женщина. Она быстро выскочила на улицу, подняла на руки ребенка и также быстро вернулась в тепло, всматриваясь в одеяла. — Смотри. Здесь записка. Двери приюта закрылись за двумя женщинами и подкидышем. (Мать девочки почувствовала пугающую пустоту внутри и расплакалась). Шарлотта, поднесла записку поближе к лицу, пытаясь прочесть чужой почерк полуслепыми глазами. К сожалению, очки она забыла в комнате. — Айлин — в честь бабушки, рождена 25 декабря 1926 года. Пожалуйста, позаботьтесь о ней, — прочитала она наконец вслух текст, написанный неровным почерком, пока Марта держала на руках их нового обитателя приюта. — Шарлотт, мне позвать врача? — Да. Позови миссис Уинтерс. Нужно убедиться, что она не больна, — девочка, словно почувствовав, что что-то вокруг происходит, раскрыла свои большие голубые глаза и заворочалась в руках Марты. Женщина восторженно улыбнулась девочке. — Шарлотт, только посмотрите какие у нее глаза! Как каменья в ваших сережках! Шарлотт наклонилась, смотря в голубые глазенки, невольно улыбнувшись: девочка, на удивление, не плакала, только ворочалась, пытаясь выбраться из одеял и осмотреть помещение. — Вот уж и правда. Давай ее сюда, положим в колыбель. — Какую фамилию дадим ей? В записке не было сказано на этот счет. — Винтер. В честь снега, который идет сегодня целый день. Марта направилась к врачу — она проживала на третьем этаже в крыле их малочисленного штата, когда в дверь раздался стук. Мисисс Коул, оставшаяся одна, отворила. В дверях стояла женщина: бледная, худощавая. И у нее уже отошли воды. — Помогите… И так в колыбель к крепко спящей девочке положили здорового, молчаливого мальчика, завернутого в белую чистую пеленку. В эту ночь, на 31 декабря, в «Приюте Святого Вула» родился Том Марволо Реддл, который перевернувшись и почувствовав от второго спящего ребенка магию, впился ручками в чужую простынь.

«31» декабря 1933 год

Девочка напевала себе незамысловатую мелодию под нос, намывая тарелки. Сегодня она схлопотала наказание от миссис Коул, за то что разбила важную вазу, но ее это ни капельки не расстроило. Подумаешь, вымыть тарелки! Главное, что ее не отправили намывать полы в каждой комнате. Как-никак канун Нового года — работать слишком усиленно не хотелось. Подняв последнюю вымытую тарелку перед собой и убедившись, что на ней нет засохших брызг маслянистой и быстро прилипающей к поверхности мерзкой на вкус каши, она быстро положила ее в сушилку наверху, замечая знакомую макушку, выглядывающую из-за двери, в мутном зеркале перед собой. — Элли, что такое? — Билли подрался с Томом, — пропищала пятилетняя светловолосая девочка. Айлин вздрогнула. Что-то, а Тома Реддла многие дети не любили. Боялись, а от страха глаза велики, вот и задирали. Айлин всегда старалась предотвратить драки, ощущая себя более старшей, но она не могла уследить за всеми. Она вытерла руки полотенцем, поворачиваясь к девочке. — Почему? Что случилось? — именно сейчас миссис Коул и остальных взрослых не было. Они ушли забрать подарки из благотворительного фонда в честь Нового года. Ее и Джейн Карлос (одну единственную семнадцатилетнюю девочку) оставили за старших, но последней было давно плевать на всех: собирала вещички, чтобы смотаться отсюда подальше. Нашла себе жениха и больше ни о чем не думала. — Том забрал у Билла книжку. И не хочет отдавать, — Элли неуверенно помялась на месте. Даже в ее словах звучала неуверенность. Но не успела Айлин сделать и шагу, как раздался крик. Душераздирающий крик, который заставил ее сорваться с места и поспешить в общую залу. В общей зале стояла тишина. Некоторые дети в страхе забрались на стулья, а Колл — подпевала Билла, икая, старался слиться со стеной. — Что происходит? — Айлин с удивлением смотрела на застывшего, словно каменную скульптуру, Тома, в глазах которого блестела едкая насмешка; напуганного до ужаса ужиком возле своих ног Билла, возле которого расползалась желтая лужица. Девочка потрясла головой, подойдя к Биллу, который все еще трясся, смотря в глаза Тома, словно увидел в черных колодцах что-то ужасное, и потянула за шкирку. Мальчик еле как встал на ноги, которые точно налились свинцом. — Приди в себя, — Айлин встряхнула Билла, и, словно очнувшись ото сна, он разрыдался. — Он обидел меня, Лин, — хныкал мальчик, утирая рукавами слезы, льющиеся из глаз. Девочка заботливо потрепала мальчишку перед собой по рыжим волосам и тепло улыбнулась: — Иди переоденься, а потом мы с тобой поговорим. Элли, отведи Билли в его комнату, — и ласково толкнула успокоившегося мальчика в руки маленькой Элли, которая, кивнув как китайский болванчик, повела Стаббса на второй этаж. Айлин сделала несколько шажков и опустилась на колени, бесстрашно беря в руки все еще шипящего ужа, не чувствуя враждебности. Реддл смотрел на нее так, словно впервые видел. Она взяла в руки ЕГО ужа. А он не любил, когда прикасались к его вещам. Мальчик поджал губы, наблюдая за тем, как зеленый хвост его змеи кольцом обвил запястье девочки. Дети, увидавшие это, закрыли глаза руками, хотя подглядывали в щелочку, как любопытные варвары. Насколько Том знал — их отделяла глубокая пропасть. Айлин Винтер все любили. Вокруг нее было всего много света, много детей, с которыми она играла в салочки и прятки, когда он — был изгоем. И это не то, что бы раздражало его. Скорее, он не мог поверить, что все ее чувства не притворная игра, ведь когда она говорила, что каша вкусная, он ощущал ложь. Он тоже мог бы быть очаровательным, но что-то останавливало его. Ненависть. Ненависть ко всем этим людям вокруг. Мальчик сложил руки на груди, пряча книжку с картинками себе за пазуху, давая понять, что книгу он ни за что не отдаст: — Кто нашел, берет свое, — Айлин поджала губы. Она могла бы прочитать ему длинную нотацию. Но что толку? Вздохнула. Проще подарить Билли свою книжку про чешуекрылых, которую подарил ей Священник после утренней молитвы в том месяце. Все равно она уже знала ее наизусть. — Держи, — спокойно произнесла она, протягивая мальчику ужа, который свисал с ее руки точно с ветки, смотря умными глазами на хозяина. Мальчик молча протянул руку, и змей сразу же скользнул к нему под одежду. Винтер поежилась. Пальцы у этого человека были ледяные, но еще она почувствовала что-то знакомое. Словно ее ударило током. Она удивленно подняла взгляд. Голубой встретился с черным. В черных глазах лишь на секунду блеснуло чувство похожее на любопытство. Айлин, не выдержав чужого взгляда, развернулась, улыбнувшись Коллу. — Принеси тряпку и швабру, пожалуйста. Нужно убрать, — девочка, морщась, принялась убирать чужую мочу с пола, вытирая все шваброй, которую принес все еще бледный Колл, а Том скрылся на втором этаже. Он весь день ожидал, что скоро обо всем узнает миссис Коул, и его запрут, но ничего не случилось. Вокруг слышался веселый смех ребят и их мысли, которые походили на тонкие ниточки. У всех было весьма праздничное настроение. Он услышал восторг Билли, которому подарили новую книжку — тот буквально повис на Винтер, которая из-за этого действия чуть не запачкалась лимонным печеньем, которое принесла Марта из ближайшей лавки, чтобы хоть немного, но угостить детей. За столами было весело: богатые особы из фонда пожаловали совсем маленьким детям одежду с барского плеча, немного книг и другие кушанья, стоящие сейчас на столе. Но одного человека не было. Айлин покрутила головой, пытаясь найти Реддла, но так и не нашла. Хоть он и поступил некрасиво сегодня, но насколько она знала из личных карточек, в которых как-то покопалась ради любопытства, у Тома был День рождения. Девочка поджала губы, и, решая про себя: «Быть или не быть», взяла тарелку, положила на нее несколько увесистых бутербродов, сдобренных мясом индейки, два лимонных печенья и скрылась во тьме полуосвещенного лампами коридора второго этажа, останавливаясь у комнаты номер двадцать семь. Все еще сомневаясь, Айлин подняла руку, чтобы постучать, но дверь, словно по мановению руки, открылась, протяжно скрипнув петлями. Девочка вздрогнула, смотря на мальчика, который сидел на краешке кровати. Она не решалась зайти, чувствуя этот холодный, черный, словно океан, взгляд, изучающий и разбирающий на молекулы. В голове она уже ругала себя за свое добродушие. — Эм… Не знаю, любишь ли ты сладкое, но здесь лимонное печенье… И с днем Рождения, Том, — девочка все же зашла в логово молчаливого мальчика и поставила тарелку на стол, выдерживая ледяной взгляд. Она даже нашла силы тепло улыбнуться ему, а после вылетела из чужой комнаты, ощущая безграничное смущение. Дверь за ней, когда она легко прикоснулась к ней — захлопнулась. Да так, что закрытое окно распахнулось. Реддл взял тарелку, смотря на бутерброды, щедро сдобренные мясом. Как же ему было все это знакомо. Кажется… только что он нашел кое-что крайне интересное.

«14» июля 1934

Их как обычно вывезли на природу на отдых в небольшую деревеньку, где находился летний корпус приюта. Айлин знала это место и близлежащую территорию как свои пять пальцев. Она любила чистый, теплый летний воздух, небольшой лес с его цветочными полянками. Вот и сейчас, когда миссис Коул дала добро всем детям, девочка отправилась на свое любимое место, не заметив, что тенью за ней следует молчаливый Реддл. Ведь с того дня, когда она принесла ему пищу, они так и не разговаривали. Но она практически всегда отвлекала от него задир часом «прочти книгу вслух» или небольшой сценкой, где она по ролям наизусть читала пьесы Шекспира, потому что понимала, что плохо будет им, а не Тому. Остановившись на полянке, которая была мила ее сердцу, Айлин, сорвала цветок, чувствуя, что именно сейчас ей хочется «почудачить», как это она называла про себя. Девочка нежно улыбнулась, касаясь лепестков сорванной незабудки, подула на нее, и цветок, превратившись в голубую бабочку, слетел с ее ладошки, попадая прямо в руки Тома. Айлин испуганно дернулась — она совершенно не заметила слежки за собой. Она побледнела, встретившись взглядом с черными, холодными углями глаз мальчика, на пальце которого доверчиво сидела маленькая голубянка, а после покрылась красными пятнами. Она не хотела, чтобы кто-то узнал, ЧТО она может. Не хотела, чтобы ее записали в ненормальные. Мальчик, с интересом патологоанатома посмотрел на существо, поднеся к глазам. Бабочка в его руках была как настоящая, а он всегда любил обдирать им крылья или сжигать. Существо, созданное из цветка, вспыхнуло в его руках и, тлея, вновь превратилось в цветок незабудки. Айлин приоткрыла рот. Конечно, она догадывалась, что возможно он такой же… но больше всего ее волновало другое. — Зачем ты это сделал? — она вспыхнула, как маков цвет от обиды. Она не плакала, но в широко распахнутых глазах читалась горечь. — Разве ты не читала книг? — Том презрительно кривит губы. — Век бабочек не долог. Она подходит к нему так близко, что они почти касаются носами. Айлин видит как в черных омутах вспыхивает то, что можно охарактеризовать «весельем». Открывает рот, желая высказать Тому все, что думает, но вдруг отступает, сжимая кулаки. Реддл надменно улыбается. — Не знал, что ты такая же как я. Только… такая слабая. — А что тогда можешь ты? — она складывает руки на груди, прожигая его тяжелым взглядом, от которого ему становится еще веселее. — То, что ты не можешь контролировать, — девочка фыркает, и растения только по ее взгляду крепко обвивают его лодыжки, точно оковы. Том остается впечатлен. — Тогда почему ты не используешь эти способности для мытья посуды или пола? — Прелесть вся как раз в том, что ты можешь сделать это самостоятельно, — растения также по ее желанию отпускают мальчика, который сверлит ее нечитаемым взглядом. — Разве кропотливая работа не отвлекает тебя от разных мыслей? Мне вот помогает. Том щурится, сканируя взглядом стоящую перед ним девочку и понимает, что та не лжет. Он пытается уловить ее мысли, но слышит только пугающую тишину в ответ. Незаметно, но он улавливает как свет на секунду меркнет в ярких глазах, разгораясь снова. — О чем ты только что подумала? Скажи мне! — девочка вздрагивает от властного тона Тома, ощущая прилив его давящей внутренней силы, но не собирается оголять душу. Айлин тепло улыбается, и совсем осмелев, без задних мыслей, треплет мальчика по голове — он даже не успевает никак не отреагировать. Его глаза расширяются, когда он чувствует жар чужих, чуть сухих, рук на коже лба. Ему кажется, что его сейчас вывернет, настолько это ужасно. — Не хочу грузить тебя мыслями, малой. Сегодня прекрасный день, тебе не кажется? — она уходит в сторону деревни, читая под нос вспомнившийся ей стих «Колокольчики и Колокола». Оборачивается. — Ты идешь? — Ты старше меня только на несколько дней! — гневно говорит мальчик. Его ноздри раздуваются и он не знает, то ли это из-за того ужасно «горячего» прикосновения или отношения к нему? Его никто и никогда так не называл. Никто не говорил… Но все же он идет за ней, сверля затылок тяжелым взглядом. На мгновение в нем просыпается желание очень сильно потянуть эти длинные до пояса русые волосы, заплетенные в толстую косу, чтобы ей было больно, но его останавливает ее теплый взгляд: — Но я же все равно старше… …Ближе к вечеру, когда полуденная жара спала, ребятишки устроили танцы. Зачинщицей, конечно, была Винтер. Послушница Марта, улыбалась, хлопая в ладоши, под такт веселой музыки из старого граммофона, когда девочка водила хороводы вместе с остальными детьми, бегала, кривляясь и весело смеясь. Наверное, сколько Винтер себя помнила — она всегда была без комплексов. Да, ее оставили родители. Да, порой бывает плохо. А кому не бывает плохо? Вон, в литературе столько героев умирает от страданий, — так она себя и поддерживала, иногда балуясь своим «чудачеством», которое она обнаружила в себе, когда ей было пять. Тогда «поганец Стив», — как называла его миссис Коул, — не полил петунии в особенно жаркий день и они зачахли. Было ужасно обидно. Айлин заботилась о них, разговаривала с ними… А какой-то Стив все испортил. Но, именно в тот момент, когда она коснулась растения с желанием все исправить — цветы вновь набрали силы и расцвели. Это было первое чудо. Нелепость, как думала она. Сказка. Но когда она сказала Стиву в сердцах «Чтоб ты подавился», — он действительно подавился кашей, и чуть не задохнулся. И тогда девочка испугалась. Порой ей приходили мысли, что она странная. Возможно, именно поэтому ее бросили родители, не оставив даже своей фамилии. Стыдно, когда у тебя такой ребенок. Но потом Айлин смирилась. Смирилась и со своими странностями, с помощью которых она могла вдохнуть жизнь в неживое и живое. Девочка, улыбнулась, закружив в танце тощую и тихую Миллу, стараясь подарить ей хоть толику своего веселья. Внезапно ей на глаза попался Том. Реддл как обычно сидел на деревянных ступенях здания приюта и наблюдал за всполохами разливающейся зари в голубых глазах, а в свете зажженного Вербером невысокого костра, они казались почти серебряными. Волосы отливали медью. На мгновение их взгляды встретились, но он не отвел взгляда, жадно вглядываясь в нее. Он ничего не видел. Абсолютно. Чувствуя сейчас от нее только игривость. Это раздражало, злило и одновременно интриговало. Он любил решать интересные загадки больше всего на свете. И одну из загадок этой девочки он разгадал — что она была такой же, как и он. Особенной. Это задевало самолюбие, но все равно, согласитесь, приятно знать, что ты не сходишь с ума. Танцы закончились. Все ребята и две воспитательницы расселись вокруг костра на поленья, нанизывая на палочки ароматные деревенские сосиски. Вдруг он потерял Айлин из виду. «Ночь сказок, ночь баек», — Айлин любила эту традицию, которая появилась в их приюте совсем недавно. На самом деле, священник посоветовал проводить такие летние вечера для того, чтобы ребята сдружились. Мисисс Коул всегда ему жаловалась, что дети очень неспокойные, не дружные. Том вздрогнул и напрягся, когда рядом с ним приземлилась Айлин. Их голые колени коснулись друг друга, и мальчик чуть не шарахнулся в сторону. Стиснув зубы, он стерпел. Слишком непривычно. Слишком тепло. Он зло посмотрел на девочку, которая спокойно протянула ему палочку с тремя зажаренными сочными сосисками, принимая угощение с пылу жару. Айлин фыркнула, почувствовав, как мальчик внутренне дернулся. Порой она его совсем не понимала. Не съест же она его. — Ешь, пока не остыли. — Обязательно, Винтер, — он аккуратно подул на сосиску, откусывая горячее яство. Тепло вместе с вкусной пищей попало в желудок. Девочка все еще сидела вместе с ним, безучастным взглядом смотря на костер, чуть сгорбившись. И их колени все еще соприкасались. Тому закралась мысль, что она очень похожа на растрёпанного воробья, которого видел недавно на подоконнике у окна в своей комнате. Но вдруг она повернулась, и он услышал кое-что совершенно абсурдное: — Давай дружить.