***
Оставаться на ночь у Никиты не то, чтобы вошло в привычку, но я стала делать это чаще, чем стоило бы. Находиться в своей маленькой, хоть и очень уютной, квартирке стало невыносимо. Одиночество сжирало меня, проглатывая с косточками, мысли в голове заставляли чувствовать себя полной дурой. Почему все произошло именно так? Почему я настолько сильно привязываюсь к людям, что когда они уходят, отрывают от меня огромную часть самой себя? Я уже не уверена, что от меня еще что-то осталось. Я не переставала винить себя в произошедшем. Наверняка, я могла что-то сделать. Чего-то не замечала, не видела, никак не реагировала. Он не увидел со мной будущего. Я оказалась не той, кто ему нужен. Я теперь не верю ни одному сказанному им слову. Он говорил, что я дорога ему. Говорил, что любит. Что сходит с ума по мне. Я чувствовала все то же самое. Я чувствовала, как медленно весь мой мир концентрируется в нем одном. Я знала, что это плохо, но я не умею по-другому. Может, мне просто не суждено быть счастливой? Может, отношения это не для меня? Поразмыслив над этими вопросами пару недель, я пришла к утвердительному ответу. Если отношения не для меня, значит они мне и не нужны. И я доведу себя до состояния, когда мне абсолютно плевать на мужчин и отношения. На их улыбки, флирт, чувства. Возможно, я уже в этом состоянии. Если после каждой моей попытки сблизиться с человеком, будет так же больно, я ни за что в жизни больше не буду наступать на те же грабли. Я уже не помню, когда в моей крови не присутствовал бы даже маленький процент алкоголя. Нет, я не пила каждый день, но когда становилось особенно плохо, я не видела другого выхода. Вино замедляло ход мыслей, немного затуманивало сознание и притупляло чувства. Но не всегда. Иногда после бутылки вина я рыдала, лежа на кухонном столе, а иногда голова буквально разрывалась от мыслей о том, что я круглая идиотка. Я сама виновата во всем. Но все-таки он больше. После моего неожиданного откровения о моих прошлых отношениях и связанной с ними проблеме со здоровьем, Арсений поменялся. Этого нельзя было не заметить. Это произошло не сразу. Он отдалялся постепенно. Он все реже появлялся дома, оправдываясь загруженным графиком, и сначала я верила ему. Однако когда я пару раз встретилась с Шастом, он опроверг его вранье. Выяснилось, что на ближайшее время все их съемки приостановились из-за проблем с помещением. Я не исключала, что он был загружен какими-то своими личными проектами, но склонялась к мысли, что он просто по каким-то причинам не хотел находиться дома. Пару раз он приходил пьяным, и в эти дни он особенно мало разговаривал со мной. Я видела, как его глаза охладевали, тускнели, видела, как он становится все дальше и дальше, но ничего не могла с этим поделать. Что его напугало? Моя невозможность иметь детей? Мое прошлое? В моменты, когда я задумывалась об этом, хотелось наброситься на него с кулаками. Неужели, он оказался таким трусом? Наверное, дети и семья слишком важны для него. А со мной такой картины он бы никогда не увидел. Я путалась в собственных мыслях, то обвиняя его во всех грехах, то оправдывая его и приписывая все совершенные ошибки на свой счет, то желая позвонить ему и наорать за то, что он сделал со мной, то приехать к его двери и кинуться в объятия, вдохнув родной запах. Я разрывалась на части, но понимала, что лучшим решением будет как можно быстрее вычеркнуть все связанное с ним из памяти. Чем дольше я буду думать о нас, тем дольше буду находиться в этом состоянии. Я боялась остаться в нем навсегда. Ужасно боялась. Я цеплялась за любую возможность выйти из дома, даже когда совсем не хотела никуда идти. Все было лучше, чем пялиться в одну точку дома. Я пробовала все, чтобы унять боль внутри. Я била посуду, а потом собирала ее, заливая слезами пол, я резала его вещи и задыхалась от запаха его парфюма, включала музыку на полную громкость, пытаясь заглушить собственные мысли и игнорировала возмущения недовольных соседей, я писала ему сотни сообщений, но не отправила ни одного, потому что знала, что ему оно не надо. Я не могла сомкнуть глаз ночью, а на утро на работе выглядела как зомби. Юля несколько раз спрашивала, что у меня случилось, и я раскололась лишь на третий. После закрытия ресторана, мы остались с ней за баром, осушили пару бутылок вина и поплакались друг другу в рубашки. Я от собственной боли, а она от жалости и сострадания. С того дня мы неплохо с ней подружились. В моем окружении стало на одного собутыльника больше. Никита прекрасно видел мое состояние, и я честно не понимала, зачем он каждый раз впускает меня к себе. Я никогда не приходила трезвой, и по моему состоянию было видно, что мне не нужно от него ничего, кроме секса. Видимо, его такой расклад очень даже устраивал. Я не делилась с ним почти ничем личным, мы обычно обсуждали работу и всякую чушь типа, почему вещи называются именно так, как они называются, почему солнце это солнце, а рыба это рыба. Разговоры с ним меня хорошо отвлекали, а секс заполнял пустоту внутри, поэтому я и приходила. Кажется, он был единственным способом отвлечься от самой себя и мыслей о Попове. Я не думала о том, что это нечестно по отношению к нему. На самом деле, меня все меньше стали волновать чувства других. Я бы предпочла быть бесчувственной сукой, чем постоянно пребывать в таком состоянии. Может, я и правда становилась ей. Мира отправила меня к психотерапевту. Я долго отпиралась, на самом деле понимая, что он вряд ли поможет мне с моей проблемой. Я уже находилась в терапии больше года, и все мои достижения в работе с подсознанием обрушились как только я встретила Попова. Так что не думаю, что мой случай кому-нибудь под силу. Я знала, что он сможет хотя бы облегчить мое состояние на данный момент, сможет даже выписать мне какие-нибудь таблетки, но это означало, что придется завязать с алкоголем, а такая альтернатива меня не очень устраивала. Когда подруге все-таки удалось запихнуть меня в кабинет, я решила, что если они все и хотят, чтобы я поделилась своими мыслями со специалистом, я не буду молчать ни секунды. Я рассказала этой приятной женщине в бежевом костюме и в огромных очках все, что было в моей голове, все в куче, не сильно запариваясь о хронологическом порядке. Рассказывала о том, как жила в Воронеже и как ненавижу Попова, в каком состоянии была после аборта, и как мне понравилась Кьяра, о том, какая у меня деспотичная мать, и как я люблю Попова, как мы с ним познакомились, как до сих пор боюсь Марка и как старательно замазывала свои синяки, чтобы никто не заметил и ничего не заподозрил, как решилась на переезд в Москву, какой Никита на самом деле хороший человек, и как я не хочу пить антидепрессанты, будучи уверенной, что у меня депрессия. Кстати, последнее врач все-таки подтвердила. Она в подробностях расспрашивала о том, что я чувствовала первые недели после знакомства с Арсением, как ощущала себя после, и как мы вели себя перед расставанием. Я пересказала ей слово в слово все, что он сказал мне в наш последний разговор. «Я ошибся». «Я не люблю тебя». «Мне не нужны отношения». «Я предупреждал тебя, что я не сближаюсь с людьми». «Я никогда не скрывал от тебя, какой я человек». Я была уверена, что вижу в его глазах боль, но он так четко и холодно произносил все эти фразы, что у меня почти не осталось никаких сомнений, что это единственные правдивые слова, которые он произнес за все время, что мы вместе. Я не узнавала его в этот вечер. Это был тот Арсений, которого я впервые увидела на съемках Импровизации. Закрытый, заносчивый, грубый и бесчувственный. Думаю, я рассказывала ей все это не потому что мне хотелось, а просто чтобы от меня все отстали. Мне хотелось, чтобы психотерапевт сказала, что мне следует обратиться к другому специалисту, и она не возьмется за меня. Но мне совсем не понравилось, что я услышала от нее в конце нашего сеанса, длившегося больше 4 часов, в течение которых из моих глаз не скатилось ни одной слезинки. – Евгения, я буду с вами предельно честной. Я вижу, что вы совсем не хотите сейчас здесь находиться, и вообще я против, чтобы пациентов приводили в кабинет психотерапевта против их воли. Но так как вы все же решили поделиться со мной, я могу сказать, как я вижу вашу ситуацию со стороны. Вы подсознательно ищете себе партнера в момент, когда вы наиболее уязвимы. В ситуации с Марком это была тотальная зависимость от родителей, вы страдали от их контроля, вам хотелось протеста, хотелось что-то поменять, и вы нашли Марка. В случае с Арсением вы были в состоянии стресса от переезда и выхода из своей так называемой зоны комфорта и из нездоровых отношений. Ваше подсознание правильно распознало человека, с которым схема поведения будет такая же, как в прошлых отношениях, к которой вы уже привыкли. Вы упомянули, что у них один и тот же парфюм. Для нашей психики достаточно какой-то мельчайшей детали, чтобы включился нужный механизм: родинка у глаза, запах или какой-то жест. Понимаете, Евгения, вы нуждаетесь в партнере, который будет решать ваши внутренние проблемы, спасать от всех бед, потому что вы не чувствуете в самой себе опоры, которую усиленно, хоть и не осознанно, подавляла в вас мать. И впоследствии вы ощущаете полную зависимость от человека, который помог вам выбраться из этой психологической ямы, вы чувствуете благодарность за помощь, и вам кажется, что самостоятельно вы бы не справились. Вам подсознательно нравится находиться в таком положении дел, когда вы как бы постоянно обязаны, вы терпите то, что вам кажется неправильным, потому что ваш партнер так много для вас сделал. Но в здоровых взрослых отношениях никто друг другу не обязан, вы делаете что-то, не чтобы потом что-то за это получить, а потому что просто хотите, чтобы другому было приятно. Понимаете? Я вышла из кабинета еще более подавленной, чем заходила. Мира все это время ждала в коридоре на диванчике, и тут же начала расспрашивать у меня, как все прошло, но я не смогла выдавить из себя ни слова. Я возненавидела эту женщину. Мне не хотелось погружаться так глубоко в себя, я боялась там утонуть. Я услышала то, о чем всегда догадывалась, но в чем не хотела убеждаться. А после того, как она озвучила все это вслух, на меня как будто упала огромная каменная плита и придавила своим весом, не давая вдохнуть воздуха. Мне не хотелось ни с кем больше разговаривать. После того дня я взяла несколько отгулов на работе, заперлась дома, лежала в кровати в полной тишине и не хотела ничего. После того, как на телефон стало приходить слишком много сообщений от беспокоящихся за меня людей, я включила авиарежим и продолжила лежать, пялясь в дальний угол комнаты. Думаю, Мира уже сто раз пожалела, что отвела меня к специалисту. Почему-то мне кажется, что никто в этой жизни не делал мне больно так, как это сделал Попов. Со временем мне стало немного легче. Я перестала мучить себя голодом, хотя все равно ела недостаточно для хорошего самочувствия, я сильно похудела, лицо осунулось, а под глаза на постоянку переехали синяки. Я даже пару раз убралась в квартире, решив, что больше не могу дышать пылью, которой скопилось тут слишком много. Пустила домой Мирку, и она наготовила еды и буквально заставила меня съесть чашку горячего супа. Я стала отвечать на звонки, поговорила с Шастом и Ирой, голос которых был настолько обеспокоенным, что я стала чувствовать себя виноватой, но потом быстро одернула себя. Чувствовать хоть что-то было для меня больно, поэтому я решила выбрать стратегию пофигизма. Я ходила на работу по графику, отчасти потому что все отгулы закончились, а терять такую работу, даже несмотря на мое состояние, совсем не хотелось. Я задумывалась о том, чтобы бросить все и вернуться в Воронеж, но это бы убило меня окончательно. Я не смогла бы вернуться в родной дом к упивающейся моей неудачей матери. Я стала встречаться с подругами, ходить с Мирой в магазины для беременных и подбирать ей одежду, в которую она бы помещалась в ближайшие месяцы. Камень с души никуда не делся, и я по-прежнему время от времени коротала вечера с бутылкой белого сухого, или проводила их у Никиты дома. Но я уже не упивалась чувством жалости к самой себе. Я настолько устала от всего, что решила смириться с тем, что выбрала. Может, так правда легче жить? Думаю, теперь можно было заикнуться о том, что я постепенно возвращалась к нормальной жизни. Но не к такой, какая была раньше. К новой, в которой я не парюсь о чувствах людей, заглушаю собственные и не запрещаю себе ничего, кроме одного. Мне нельзя звонить и писать ему.***
Лежу на животе с пачкой чипсов в руках и смотрю последнюю серию турецкого сериала, про себя возмущаясь нереалистичностью происходящего. Пару раз похохатываю над глупостью главной героини и закрываю ноутбук, нехотя поднимаясь с кровати. Задумываюсь о том, в чем следует идти на сегодняшнюю вечеринку в честь дня рождения Шаста. Я несколько раз всерьез задумывалась о том, стоит ли мне идти туда, но брат уверил меня, что на празднике будут только воронежские друзья из команды, Оксана, Ира и пара ее подруг. Сережа и Арсений сильно извинялись и предупредили, что у них важное дело в Питере, и в это время они будут в самолете. Я бы подумала, что Попов не пошел специально и самолет лишь придуманное оправдание, но Антон заверил меня, что своими глазами видел билеты. Конечно, а я уже подумала, что он не пойдет из-за меня. Ему на тебя плевать, забыла? Не сказать, что я сильно расстроилась. Если бы был хотя бы малейший шанс, что он будет там, я бы не раздумывая ни секунды не пошла. Я не хочу его видеть. Следующие пару часов ношусь по квартире в поисках нормальной одежды, пытаясь сделать что-то с прической и своим похудевшим бледным лицом, уже десять раз передумав идти, но потом еще столько же раз заставив себя выйти из квартиры и как следует повеселиться. Когда уже одетая сижу за кухонным столом и молча слушаю, как по окну беспорядочно стучат капли дождя, наблюдаю за тем, как в приложении такси Москва в очередной раз встает в одну огромную пробку, и мой водитель отодвигает время прибытия еще на 15 минут. Смиренно вздыхаю, недолго поразмыслив над тем, что мне делать ближайшие полчаса, и не нахожу лучшего варианта. Достаю из холодильника бутылку вина и охлажденный бокал и присаживаюсь обратно, кутаясь поглубже в черный оверсайз пиджак. Возможно, я выбрала наряд не совсем по погоде, потому что даже с закрытым окном отчетливо слышу, как на улице завывает сильный ветер. Может, и погода против, чтобы я шла туда? Все-таки решаю не переодевать свое мини шелковое платье, рассчитывая на то, что в машине будет тепло, а в клубе то я уж точно не замерзну. Осушаю пару бокалов, и когда в глазах появляется легкая дымка, натягиваю на лицо улыбку, убеждая себя в том, что сегодня нужно оторваться по полной. Хватит жалеть себя. На телефон приходит уведомление о платном ожидании, и я соскакиваю со стула, не заметив, как прошло время. Не забываю схватить с тумбочки у выхода коробочку с подарком Шасту. Я почти не думала о том, что ему подарить, в голове эта идея сидела уже больше двух месяцев. Как-то вечером после работы он с таким искренним недоверием в глазах рассказывал мне про то, как на каком-то шоу ведущая сказала ему носить красный цвет для прокачки Марса. Я понятия не имела, что это значит, но он так сильно возмущался по этому поводу, что я сразу подумала о том, что обязательно как-нибудь подарю ему кольцо с рубином. Признаться честно, не думала, что это будет стоить таких денег, но мне искренне хотелось сделать ему хороший подарок. И посмеяться с его реакции, потому что на записке в коробке поясняется, что рубин обязательно раскроет его мужскую энергию. Захожу в клуб, все-таки немного промокнув по дороге из машины до входа. Сбиваюсь со счета, в который раз за время жизни в Москве я посещаю подобные места. Из-за жуткого ветра и ливня, такси ехало так долго, что я опоздала почти на час. Думаю, что никто и не заметил моего отсутствия. Тело тут же начинает вибрировать от громких басов, и я одной рукой пишу сообщение Шасту, чтобы найти локацию, где они обитают, но меня тут же одергивают за плечо. – Женька! Привет! – вижу перед собой искрящиеся радостью серые глаза Сурковой, и на лице тут же появляется искренняя улыбка. Я и не думала, что буду так рада ее видеть. – Как твои дела? Как работа? Я почти не слышу ее, но разбираю кое-какие слова, пока девушка попутно ведет меня к месту проведения вечеринки. – Все отлично, работаю в ресторане! Как ты? Мы перекидываемся парой дежурных фраз, но я чувствую, что ей действительно интересно узнать, как у меня дела. Выцепляю глазами бар и предлагаю девушке задержаться ненадолго и заказать выпить. Обсуждаем, насколько это возможно в такой обстановке, что хотим сегодня оторваться, и сходимся во мнениях насчет алкоголя, быстренько заказав у бармена сет шотов. Пустые рюмки одна за другой со стуком приземляются на стеклянную барную стойку, и я глубоко вдыхаю воздух, ощущая во рту горечь от текилы. В голову тут же ударяет, и я остаюсь довольна произведенным эффектом. Русоволосая рассказывает мне, что Антон снял вип-зону, в которой негде потанцевать, поэтому предлагаю Оксане поздравить Шаста и пойти на танцпол. Алкоголь в крови зовет меня поддаться ритму музыки, и я не хочу ему сопротивляться. Разглядываю расслабленные лица танцующих людей, пока мы неспешно идем к ребятам, надеясь, что мне удастся сегодня достичь такого же состояния. Вдруг в толпе мелькает знакомое лицо, и я вмиг хмурюсь, оглядываясь на Суркову. Девушка проводит меня через узенький коридор, и я уже слышу заразительный смех Шаста, но мне почему-то не хочется смеяться. – Это был Сережа? Он разве не в Питере? – Нет, не в Питере! У них из-за штормового предупреждения отменили рейс, они решили приехать к Антону! Внутри все холодеет. Если их рейс отменили, и Сережа здесь, это могло значит только одно. Через секунду оказываемся в вип-зоне, где вокруг Антона, возвышающегося над остальными, столпились ребята. Ира держит в руках небольшой торт с кучей свечек на нем, а Шаст прикрывает глаза, загадывая желание и посмеиваясь над язвительными подколами Журавля, который стоял прямо под боком. По спине бегут мурашки, когда я перевожу взгляд чуть левее и встречаюсь глазами с ним. Я, наверное, и не подозревала, как больно будет увидеть его снова.