Dior Eau Sauvage

      Спустя три недели       Сижу на подоконнике, нервно вдыхая сигаретный дым. Ноги запутались в клетчатом пледе, которым я зачем-то укрылась. Из распахнутого окна дует легкий ветер, взлохмачивая и без того не самую лучшую прическу. Темные пряди волос, уже прилично отросшие с момента последней стрижки, небрежно раскинулись по плечам и уже наверняка пропитались запахом табака. Медленно делаю затяжку в надежде, что дым заполнит внутреннюю пустоту, которая поглощает меня настолько, что я боюсь в ней потеряться. Я слышу, как во дворе бегают дети. Признаться, мне кажется, что даже дети сегодня носятся по площадке с особым весельем и кричат громче, чем обычно. Мне кажется, что я могу разобрать некоторые их слова и смех. Это буквально меня убивает.       Думала ли я, что такое может произойти? Да. Я думала и боялась. Меня предупреждали. Меня пытались отговорить. Но я не видела для себя другого выхода. Я знала, чего я точно не хочу, и не собиралась поступать так, как от меня ждали, только из-за страха за то, что может произойти в будущем. А может и не произойти. Я не хотела ставить так много под угрозу. В противном случае и с небольшой вероятностью, пострадала бы только я, и я решила, что так будет лучше. И теперь эта небольшая вероятность стала вполне реальной проблемой, из-за которой я чувствовала внутри огромную дыру, которую, я была уверена, не залатать уже ничем. Я прекрасно понимаю, что на данный момент как будто ничего не изменилось. И это на самом деле так. Все по-прежнему. Все точно так же, как и несколько дней назад. Но почему на душе так гадко? Пройдет ли когда-нибудь это отвратительное липкое ощущение внутри, или оно теперь со мной навсегда?       На столе стоит стеклянная ваза с нежно-розовыми пионами, которым я так радовалась вчера, и от вида которых меня теперь коробит. Они кажутся мне пластмассовыми. Недалеко от цветов валяется новая открытая пачка сигарет, в которой осталось всего несколько штук, белая тарелка с почти нетронутым салатом и наполовину пустой стакан воды.       На самом деле я не помню, как я зашла в квартиру, как помыла руки, разогрела еду и налила себе воды. Не помню, где взяла плед и как оказалась на подоконнике с сигаретой между пальцев, как открыла окно. Чувствую такое первый раз в жизни. И от этого не страшно. В глазах застревают слезы, которые я быстро смахиваю, когда слышу, как хлопает входная дверь. Сердце замирает и сжимается от вдруг охватившей меня целиком паники. Он пришел. И первый раз за столько недель я не рада, что он не задержался на работе, как обычно.       Собираюсь с силами и леплю на лицо некое подобие моего обычного выражения лица, даже сумев натянуть на губы улыбку. Мне кажется, отношения с Поповым сделали из меня настоящую актрису. Я не хочу ему ничего объяснять. Я не готова сейчас.       Соскакиваю с подоконника, поспешно затушив сигарету в пепельнице, и беру в руки тарелку со стаканом, отнеся их к раковине, и сделав вид, что я только что плотно поужинала. Вываливаю содержимое в мусорку и открываю кран, чтобы сполоснуть тарелку. На секунду задумываюсь, зачем я устраиваю этот спектакль, но, не сумев ответить на свой же вопрос, решаю просто продолжать.       Чувствую на талии теплые руки, а на шее глубокое дыхание Попова, от которого я почему-то не чувствую обычного трепета.       – Я скучал, ангел. И у меня для тебя новость.              Неделю назад              В голове полный сумбур от того количества вакансий, которые я просмотрела за эти дни. Все работодатели, звонки и сообщения смешались в одну кучу, и я уже не помню, кому и что отвечала по телефону. Мне кажется, за две недели я отправила больше двадцати заявок в разные компании. Я точно помню, что меня позвали на три собеседования, но сходила я только на два, потому что проспала одно из-за бешеного темперамента Попова, благодаря которому я уснула лишь под утро и не услышала вроде бы достаточно громкий будильник. На тех двух встречах, на которых мне довелось побывать, должно быть, я не произвела должного впечатления, потому что их обещание перезвонить в течение трех дней осталось не сдержанным. Признаюсь честно, меня напрягают мои безрезультатные поиски работы, которые заставляют меня вспомнить слова матери о том, что у меня ничего не получится. Делаю глоток свежесваренного кофе, думая, что это поможет унять волнение, но напиток лишь учащает пульс и заставляет мысли летать в моей голове с бешеной скоростью. Закрываю ноутбук, когда в глазах уже начинает рябить.       Кажется, поселившейся в моей душе тревоге там очень даже нравится, и она не собирается ее покидать. Спустя некоторое время к тревоге присоединяется еще и злость, и это бешеное комбо заставляет меня встать со стула и занять себя каким-то активным делом, потому что от переполняющих меня эмоций я не могу сидеть на месте. И настоящая причина моего эмоционального взрыва заключается далеко не в неудачах в поиске работы. Проверяю экран телефона на наличие пропущенных звонков и непрочитанных сообщений, но увидев лишь одинокие 23:27 на дисплее, блокирую экран и глубоко вздыхаю. Он издевается.       Направляюсь в ванную комнату, хватая в руки тряпку с батареи и оглядывая свое лицо в зеркало. Странно, пребывая в состоянии стресса, ощущать, что лицо стало немного круглее, а синяки под глазами исчезли. Как человек, который при малейшем волнении не может засунуть в себя даже маленький кусочек хлеба, заметно удивляюсь тому, что ребра уже не торчат из-под короткого топа как балкон, хотя не могу сказать, что эти две недели я нахожусь в спокойном состоянии. Намочив тряпку, начинаю с силой мыть раковину, пытаясь выместить свое раздражение на белом куске керамики, в мыслях находясь совсем не в ванной.       Попов снова не отвечает на мои звонки и сообщения. И я искренне не понимаю, в чем состоит сложность чиркнуть мне короткую смс с текстом «занят, перезвоню». И я бы могла оправдать его бешеным графиком съемок, на которых совершенно нет времени даже заглянуть в телефон, не то чтобы позвонить кому-то или написать сообщение. Однако это оправдание разлетается в пух и прах, так как я присутствовала на съемках и своими глазами видела, сколько времени за день Арсений проводит в телефоне. И у меня снова складывается впечатление, что меня просто игнорируют, найдя себе дело поинтереснее. Или девушку поинтереснее.       Мне не хочется вести себя, как ревнивая идиотка, тем более мне кажется, что слишком рано взрывать ему мозг своими истериками, но я ничего не могу с собой поделать. Напоминаю себе, что он и так много для меня сделал, и что я не должна сомневаться в его чувствах и порядочности. Но вспоминая то, каким он был, когда мы только познакомились и, как он флиртует направо и налево, строя глазки каждой встречной симпатичной девушке, внутри появляется плохо скрываемое раздражение. А когда я прибавляю к этому поведение самих девушек, которые буквально готовы вешаться на него и сделать все, что он попросит после пары комплиментов в их сторону, внутри поселяется настоящая тревога. От части, за мнительность, ревность и неуверенность в себе я премного благодарна своему бывшему молодому человеку, который вдобавок ко всем своим отвратительным поступкам и ужасному отношению ко мне, еще и изменял. Сначала он придумывал нелепые отговорки о том, что мне показалось, что я слишком неуверенна в себе и придумываю себе несуществующие сценарии его измен. Со временем, он перестал это скрывать, начав обвинять в своих изменах меня, мое отвратительное поведение, фригидность, объясняя, что это его природа. Он такой. Оглядываясь назад, мне стыдно осознавать, что я не понимала, что это полный пиздец. Я верила ему. Я любила его. И благодаря нему я теперь чокнутая ревнивая идиотка. Мой психотерапевт сказал бы, что я перекладываю ответственность за свои чувства на другого человека, вместо того, чтобы проработать проблему в себе. Но я и не считаю себя образцовым пациентом.       На удивление, сегодня он пришел домой трезвый. Не знаю, с чем это может быть связано, и даже боюсь предполагать. К тому же подарил мне букет белых роз, которые, к слову, я ненавижу, но сказать ему об этом – значит спровоцировать очередную истерику о том, как я не ценю его заботу. Мне этого совсем не хотелось. За ужином его устроила температура и соленость еды, которую я готовила к его приходу. Он даже сделал мне комплимент. Я не знаю, хороший это знак или плохой. Я изо всех сил пытаюсь уговорить себя расслабиться и радоваться его хорошему настроению вместе с ним. Может, он, наконец, решил бросить? Может, это начало нового этапа в нашей жизни? Позволяю себе улыбнуться и в следующую секунду слышу, как на тумбочке у кровати вибрирует его телефон, и из любопытства решаю взглянуть. Но увидев там «Милый, завтра как обычно в 7?», у меня спирает все внутренности. Я хватаю телефон в руки и направляюсь к нему на кухню, но тут же вижу его в дверном проеме с лицом, выражающим явное недовольство.       - Какого хрена ты лезешь в мой телефон?       - Это как понимать, Марк? Что значит «милый»? Что значит снова в 7? Кто такая Марина? - начинаю повышать голос, тряся перед собой его телефоном, но он быстро перехватывает его из моих рук.       - Во-первых, прекрати орать. Во-вторых, я сто раз говорил тебе не лазить в мой телефон, это мое личное пространство. Хоть что-то у меня может быть личным? Или у нас все должно быть общее? Ты ничего случаем не перепутала, Еромолаева? – у него из глаз буквально летят искры, и после его пламенной речи я сразу начинаю чувствовать себя виноватой. Но ответа на свои вопросы я так и не получаю.       - Что это за сообщение, Марк? – медленно произношу я, заглядывая ему прямо в глаза, но ярость на его лице сменяется деланным спокойствием, и он даже позволяет себе улыбку.       - Дурочка ты моя, что себе напридумывала? Марина это моя коллега, вечером мы с ней остаемся после работы убрать помещение, мы дежурные на этой неделе. А насчет «милого», она всех так называет. Манера общения у нее такая. – мягко произносит он и подходит еще ближе ко мне, утыкаясь носом мне в макушку. – Чего опять накрутила сама себя?       Его объяснение и правда выглядит правдоподобно, а когда он крепко обнимает меня и опаляет шею своим теплым дыханием, я и вовсе чувствую себя последней истеричкой. Он ведь все для меня делает, он бы не смог так со мной поступить. А то, что я так подумала, лишь говорит о том, что я не доверяю ему. Не доверяю своему любимому человеку? Как я могла?       - Ты слишком неуверенна в себе. Тебе надо бы обратиться к специалисту.       После этих его слов я впервые задумалась о походе к психотерапевту. И именно мой психотерапевт помог мне выйти из этих отношений. Если бы не он, не знаю, хватило бы у меня сил и смелости или нет. О том, что происходит у нас дома не знал никто, кроме Мирославы, но и ей я не рассказывала, она догадалась сама. Поэтому в глазах собственной матери, я бросила прекрасного преуспевающего амбициозного парня, отчислилась из университета, послала к черту все ее планы на меня и переехала в Москву с совсем уж небольшой суммой наличных на руках. Действительно, идиотка.       Мысли от темного прошлого возвращаются к тревожному настоящему, с чем я отчаянно пытаюсь бороться. Я пытаюсь встать на его место. Я рассматриваю ситуацию со всех сторон. Я стараюсь анализировать вместо того, чтобы просто полагаться на эмоции и устраивать истерики. Я прекрасно понимаю, что их съемки вполне могут длиться до самой поздней ночи, но все же не могу заставить себя успокоиться.       Подсознательно замечаю некоторое сходство со своими предыдущими отношениями, и меня это пугает.       В кого я превращаюсь? Почему еще полмесяца назад меня устраивало, что он появлялся раз в двое суток и изредка присылал сообщения? Потому что мы не жили вместе? Потому что я не думала, что нас связывает нечто большее, чем взаимный интерес с легким привкусом ненависти? А теперь? Что нас связывает теперь? Кто я для него? С Арсением никогда и ни в чем нельзя быть уверенной. В один день он говорит тебе, что ты придумала себе несуществующие чувства и ему все равно на тебя, а в другой день задаривает цветами и предлагает переехать к нему. Но я не готова жить в таком режиме. Не готова ждать его дома сутками, чувствуя себя настолько ненужной персоной в его жизни, сообщения и звонки от которой можно игнорировать весь день, хотя я точно знаю, что у него есть время ответить. Не готова придумывать себе несуществующий статус, пока Попов воспринимает меня всего лишь слабой девочкой, которую нужно защищать. Если я нахожусь здесь на правах бездомной дворняжки, которую он приютил из-за своего идеального воспитания, я уеду сегодня же.       Понимаю, что мне нужно как можно скорее найти работу. У меня просто не будет времени на тревожные мысли и звонки Попову. У меня появятся деньги, а значит, я не буду полностью зависеть от Арсения.       В урагане мыслей и эмоций, захвативших меня в ванной комнате, не замечаю, как перебираюсь в спальню и вываливаю вещи со своей полки в шкафу на пол, чтобы отсортировать их и аккуратно разложить обратно. Не знаю, откуда у меня эта привычка, но еще в детстве я поняла, что если на душе скребут кошки, и ты не знаешь, куда себя деть, уборка поможет не сойти с ума. И она правда всегда помогала, хоть и моментов, когда я думала, что сойду с ума от мыслей в голове, было немало в моей жизни. Не слышу, как щелкает дверной замок, поэтому когда чувствую, как ко мне вплотную кто-то подходит, вздрагиваю, резко оборачиваясь назад. Вижу перед собой пару голубых глаз, хоть и уставших, но ни сколько не осознающих своих не самых лучших поступков. А может, и я не права?       Самое дурацкое во всем этом, что до того, как я увидела его рядом, я была настроена более решительно. Теперь же я хочу засунуть свои капризы подальше и наброситься на него с объятиями. Я скучала. Хоть я и зла на него, сердце по-прежнему вздрагивает от того, как он смотрит на меня, как берет меня за руку и тянет к себе. По коже в местах его прикосновений пробегают мурашки, делаю вдох, вмиг пропитываясь его запахом изнутри.       – У нас незапланированная ночная уборка? – мужчина тянет меня за руку, и через секунду я оказываюсь прижатой к нему, и пока мужчина целует меня в шею, отчего у меня подкашиваются коленки, я пытаюсь собрать в кучу все свои мысли, которые разрывали меня изнутри еще несколько минут назад, и высказать ему. Обещаю себе, что хотя бы постараюсь объяснить свое недовольство в правильной форме       – У нас да, а у вас не знаю. – нахожу в себе силы, вырваться из кольца его теплых рук и вернуться к раскладыванию вещей в шкаф. – Вы, видимо не считаете нужным вообще оповещать меня о своих планах когда-либо возвращаться домой. – выдавливаю из себя эти слова, посчитав жизненно необходимым сообщить ему об этом прямо сейчас. Возможно, зря.       – У тебя какие-то проблемы? – спрашивает Попов, в голосе которого тут же появляются нотки металла, и не остается ничего от той флиртующей интонации, с которой он разговаривал десять секунд назад.       – У меня все замечательно. – едко произношу я, чувствуя как с понижением тона его голоса, внутри все сильнее просыпается злость, и у меня с трудом получается ее контролировать. Он еще недоволен, что я говорю ему об этом? – Может, расскажешь, чем занимался весь день? Наверное, был на приеме у президента, потому что иначе я не понимаю, в чем сложность написать мне короткое сообщение хотя бы о том, что ты жив. – Из меня буквально сочится яд, и я понимаю, как это выглядит со стороны. Я понимаю, что веду себя как чокнутая истеричка, но ничего не могу с собой поделать.       – Если ты думаешь, что я каждую минуту держу в руках телефон и проверяю его на наличие сообщений и звонков от тебя, ты ошибаешься, Ермолаева. – твердо произносит он и разворачивается, оставляя меня в комнате одну.       «Ермолаева».       Он зол.       Что ж, я тоже.       Хмыкаю, чувствуя в его реплике явный намек на то, чтобы я знала свое место. Кидаю на пол футболку, которую до этого пыталась аккуратно сложить и направляюсь за актером на кухню.       Мужчина стоит у раковины со стаканом воды и в расстегнутой рубашке, из-под которой виднеются напрягающиеся мышцы. Я сглатываю, стараясь не обращать внимания на его оголенный торс, затуманивающий мои мысли.       – Попов, если ты считаешь, что меня можно игнорировать сутками, не считать нужным оповещать, собираешься ли ты вообще возвращаться домой, то ошибаешься и ты! Я ценю все, что ты для меня сделал, но можно проявить хотя бы немного уважения и соизволить написать короткое сообщение «не жди, ложись спать». Я не какая-то очередная девчонка, которая будет терпеть… – он не дает мне договорить, прерывая мою пламенную речь и отставляя нетронутый стакан воды на столешницу.       – Я не обещал отчитываться тебе о каждом своем шаге, если я посчитаю нужным написать, я напишу. А если тебе больше нечем заняться, как думать о том, почему я тебе не отвечаю, найди себе занятие! – вскрикивает он, и у меня закипает кровь, и я не могу это скрывать. Он считает, это нормально? И выставляет меня виноватой? Мужчина снова уходит с кухни, собираясь оставить за собой последнее слово, но я не позволю ему этого сделать. Следую за ним, когда он заходит в ванную и закрываю за собой дверь. Внутри разгорается настоящий пожар. Я уже не осознаю, что говорю, и насколько правильны мои слова и обвинения. Я уже не могу остановиться.       – Если пожалел, что предложил мне жить у тебя, так и скажи! Найди себе какую-нибудь телку, которую можно игнорировать сутками, и она будет терпеть это и молчать, лишь бы не злить своего обожаемого Арсения! Вокруг тебя их так много, даже напрягаться не придется! – уверена, в моих глазах горит огонь, а из ушей идет пар от того, насколько сильно повысилась температура внутри. Я закипаю. Точно закипаю.       На удивление, Арсений не продолжает повышать тон голоса, а его лицо медленно меняет свое выражение с раздраженного на усмехающееся. Губы растягиваются в легкой ухмылке, как у хитрого кота, и он заставляет меня задуматься о том, что я только что сказала. Вокруг его глаз появляются мелкие морщинки от улыбки, и я хмурюсь не понимая, что происходит.       – Ты ревнуешь? Вот в чем дело? – спрашивает вдруг брюнет, и я застываю на месте. Ревную ли я? Да, черт возьми. И честно говоря, я не знаю, как ответить на его вопрос, чтобы сбить с его губ эту наглую полуулыбку, которая заставляет меня хотеть наброситься на него.       – Не льсти себе. – только и произношу я, хотя понимаю, что это нисколько не правдоподобно. Его растягивающиеся уголки губ только подтверждают мои догадки.       – Ангел, – мужчина делает шаг навстречу, и я оказываюсь прижатой к закрытой двери. Попов проводит рукой по моей щеке, спускаясь ниже по шее, слегка задевая через тоненькую ткань майки дрожащую от сбившегося дыхания грудь, плавно переползая пальцами к бедрам. – Ни одна женщина в жизни не выносила мне мозг так, как ты. Но это заставляет меня хотеть тебя каждую секунду, что ты рядом. Я не могу думать ни о ком другом, когда представляю, как ты обвиваешь меня ногами. Так что тебе не о чем беспокоиться.       Я забываю всю суть своих претензий, когда мужчина жадно впивается губами в кожу на шее, покрывая ее горячими поцелуями. Его руки крепко сжимают мои ягодицы, и я испускаю сладкий стон, и не вспоминая о том, что еще несколько минут назад была готова лопнуть от злости.       Чувствую тепло его тела, а когда он по очереди стягивает с меня одну вещь за другой, я настолько теряюсь в ощущениях, что не чувствую ничего, кроме дикого желания и страсти. В его голубых глазах читается то же самое, и я резким движением стягиваю с него расстегнутую черную рубашку, а затем и джинсы.       Спустя минуту мы стоим под горячим душем, но я не чувствую температуры воды, его прикосновения и поцелуи ощущаются намного жарче. Стекла душевой кабинки запотевают от наших сбивавшихся дыханий, а на дверцах остаются отпечатки от моих рук, которыми мне оказывается не за что зацепиться. Я чувствую его толчки внутри и кричу одновременно с его стонами. У меня сносит крышу от накрывающего меня напряжения. Я не знаю, кто он, и что он со мной делает, но я клянусь, что никогда в жизни не испытывала таких эмоций. И с каждым новым разом, мне кажется так же. Вцепляюсь ногтями в его спину, стараясь не соскользнуть по стеклянной мокрой стенке вниз. Он шепчет мне на ухо, что обожает меня и еще кучу слов, которые я не могу разобрать, как бы мне ни хотелось.       Когда вскрикиваю финальный раз, обмякая в его руках, пока он крепко держит мои бедра, громко выдыхаю, прижимаясь спиной к стене. Чувствую его пульс через кожу и заглядываю в затуманенные светло-голубые глаза, в которых готова тонуть без возможности зацепиться за спасательный круг.       – Я готова хоть каждый день устраивать тебе сцены, если ты пообещаешь, что они будут заканчиваться так же.       Он слегка усмехается, и это отдается приятной вибрацией в каждой клеточке моего тела. Попов утыкается лбом в мой лоб, тяжело дыша.       – Обещаю.

***

      – Отлично, Евгения. Нас все устраивает. Вы приняты. Можете приступать со следующей недели.       Эта фраза звучит в моей голове еще несколько минут после того, как я выхожу из одного из немногих заведений, в которых успела побывать в Москве. До сих пор не знаю, на что я рассчитывала, когда оставляла заявку на работу в таком презентабельном ресторане в самом центре столицы, и честно говоря, даже не помню, когда я это сделала. Но когда сегодня утром мне позвонили с приглашением на собеседование, я не раздумывая согласилась. И я никак не ожидала, что это очередное собеседование не попадет в список провальных, обычно заканчивающихся словами «мы вам перезвоним». Мужчина, проводивший интервью, показался мне достаточно добродушным и простым, и мы как будто сразу же нашли общий язык. Он предложил мне аппетитно сфотографировать три блюда из их меню и в течение двадцати минут написать три поста о них с приглашением посетить ресторан. На самом деле, он признался, что уже посмотрел мой инстаграм, оценил оформление, ознакомился с портфолио, и ему сразу показалось, что я именно тот специалист, который им нужен. До сих пор не верю, что мне сказал об этом директор крупной сети московских ресторанов. Я не сплю?       Радостно шлепаю по лужам, не сдерживая улыбки. Ощущаю себя парящей над землей, не чувствую вибрации от собственных шагов, я точно лечу. В наушниках играет какая-то чересчур энергичная песня, но сейчас он идеально подходит под мое настроение. Я несколько раз в голове прокручиваю ход собеседования, повторяя собственные фразы, и оценивая их на уместность, и пытаясь понять, что именно так понравилось директору.       Чувствую гордость за себя. Именно в самый темный период моего пребывания в Москве, когда я начинала потихоньку верить словам матери о том, что я не справлюсь, мне предложили работу. Запоминаю эту фразу, откладывая ее в самый дальний ящик сознания. Обещаю себе, что когда в очередной раз буду готова расклеиться и сдаться, буду вспоминать эту неделю, этот день, и свои ощущения в этот момент, когда в руках лежит зеленая папка с договором и документами, которые мне предстоит оформить в ближайшие дни. Про себя думаю, что нужно сегодня же найти клинику, в которой можно пройти медосмотр для приема на работу.       В последнее время ощущения безысходности и боли так часто сменялись сильнейшим чувством счастья, что мне кажется, мое эмоциональное состояние находится на пределе своих возможностей. Мне бы хотелось окунуться в стабильность. В подобие штиля на море. Я устала от постоянных штормов, слез, истерик, предательств. Мне хочется верить, что сегодняшний день действительно положит начало новому этапу в моей жизни, где все спокойно и понятно. Где у меня стабильный заработок, где я сниму собственное жилье, где я нахожусь в гармоничных отношениях, где оба друг друга слышат и доверяют.       Неприятный червячок сомнения заставляет внутренности сжаться, возвращая меня из эйфории в реальность. Может, этот червячок и считает меня ненормальной идиоткой, но я правда верю, что у нас с Поповым может получиться что-то серьезное. Я прекрасно понимаю, что он вспыльчивый, эмоциональный и резкий, но и я далеко не подарок. Я не знаю ни одного человека без тараканов, сложностей и своих заскоков. Он непостоянный, наглый и самовлюбленный. Но он неоднократно доказывал, что я значу для него немало, и я видела это в его поступках. Я влюблена в Арсения Попова, и может, эта фраза в будущем и будет вызывать у меня боль и слезы, но сейчас я счастлива. Когда он рядом, когда прикасается ко мне, когда я запускаю в легкие его аромат, я готова забыть обо всем.       Музыка в наушниках вдруг прерывается, заставляя меня посмотреть на экран телефона, на котором я вижу входящий звонок от Мирославы.       – Да, Мир? – встаю на красном сигнале светофора у дороги, с улыбкой на лице щурю глаза от яркого солнца.       – Женя, ты занята? – с первых же слов, понимаю, что что-то случилось. Ее голос срывается в конце вопроса, и я слышу, как она хлюпает носом, еле сдерживая слезы. Хмурюсь, чувствуя, как внутренности напрягаются от испуга за подругу.       – Что случилось? Ты где? – не раздумывая, готова ехать к девушке, где бы она ни оказалась. Я могу сосчитать на пальцах, сколько раз за все время нашего знакомства, я видела Мирославу плачущей. Более позитивного и жизнерадостного человека я не знаю. И если она плачет, значит случилось что-то действительно серьезное, не знаю, на что думать.              – Это пиздец, Жень. Я не знаю, что мне делать. Приезжай, пожалуйста, я не знаю… я не знаю, что делать. – уже не скрывая, Мира взрывается в рыданиях, и я сжимаю губы от напряжения. – Я отправлю тебе адрес.       – Хорошо, я еду. Постарайся успокоиться, попей воды. – понимаю, что мои дурацкие советы ей ни к чему, но просто не знаю, что можно еще сказать.       – Я жду тебя.