Dior Eau Sauvage

      Когда заходим в помещение, преодолев несколько пунктов пропуска в здание, мой внутренний секундомер отсчитывает уже двадцать три минуты с моей последней сказанной ему фразы. Мне отчего-то кажется, что это был действительно последний наш диалог. Может, это и к лучшему. Потому что я твердо для себя решила, что я не буду падать еще глубже в эту яму. Мира как будто помогла мне пошире раскрыть глаза и понять, что Арсений Попов просто более облегченная версия моего бывшего молодого человека, который выкачал из меня всю жизненную энергию. И я больше не позволю этому случиться.              Актер идет по правую сторону от меня, и смотрит куда-то вперед, как будто сквозь стены. Я бы могла сказать, что он спокоен, но ходящие в разные стороны скулы на его лице говорят мне об обратном. Я не понимаю, на что он злится. За что он вообще может на меня злиться? Что из произнесенного мной в машине я сказала не по делу? Или я просто задела его мужское эго, и он никак не может с этим смириться?       Хмыкаю про себя, решив, что мне нет дела до того, что происходит с этим человеком и что творится в его голове. Мне кажется, он и сам не всегда это понимает. Цокаю шпильками, стараясь сконцентрироваться на окружающей меня обстановке, а не на эмоциях человека, который рисковал стать моей второй огромной ошибкой. В бизнес-центре царит строгая атмосфера дороговизны и работы. Внутри поселяется чувство, что я не должна здесь находиться. Что я недостаточно подхожу под регламент. Но мой внутренний психолог призывает меня перестать принижать свое достоинство и наслаждаться опытом, который я получу сегодня. Вокруг много стекла и каменной плитки, в воздухе витает аромат какого-то дорогого парфюма. У лифта нас встречает миловидная девушка, которая вежливо спрашивает, в какое именно место мы хотим попасть. Арсений совершенно сухо отвечает ей, что мы на съемочную площадку «Пятницы с Региной», и его тон меня удивляет. Обычно флиртующий направо и налево Арсений вдруг пропустил мимо себя юбку. Причем такую красивую. Девушка с улыбкой на лице сообщает, что нам нужен 47 этаж, и я дружелюбно благодарю ее, в отличие от Арсения, который молча заходит в пустой лифт. Захожу вслед за ним, надеясь, что уже спустя несколько секунд он попадет в свою компанию, и мне не придется терпеть его присутствие. Такое ощущение, что напряжение захватывающее его, потихоньку настигает и меня.       Лифт трогается с места, и я поджимаю губы, когда на меня вновь накатывает волна его аромата, поглощающего весь воздух в лифте. Я слышу его дыхание, которое кажется мне неровным, и я начинаю думать, что действительно очень сильно разозлила его. И это лишь подтверждается его выражением лица, которое он изо всех сил старается сделать невозмутимым. Не знаю, насколько это его состояние повлияет на съемки, но надеюсь, он не возненавидит меня еще и за это. Лифт, кажется, едет уже целую вечность, и когда двери наконец отрываются, я отчетливо ощущаю, что у меня заложило уши. Арсений первый выходит из лифта, и мне остается лишь плестись за ним следом. Выпрямляю спину и натягиваю на лицо улыбку. Этот день точно пройдет хорошо.       Попов как будто уже был тут, и точно знает, куда нам идти, петляя по коридорам. Спустя несколько секунд мы доходим до нужной двери, но тут уже, признаться, Арсений открывает мне дверь, и я захожу в светлое помещение первой.       Первое впечатление – я попала на концерт какого-нибудь рэпера. Настолько много тут было людей. Операторы, гримеры, продюсеры, декораторы, ведущие и еще черт знает кто. Единственные, кого я узнаю, это собственно команда импровизаторов, и Регина Тодоренко с мужем. Шаст, стоящий с ребятами у огромных панорамных окон, первый видит нас, приветственно машет рукой, и я тут же улыбаюсь, забывая про своего компаньона за спиной. Пытаюсь пройти мимо всей этой гудящей толпы, занятой съемочными делами, и никого не задеть, но естественно, пару раз получаю по ребрам. Тихо ойкаю, и когда подхожу к команде импровизации, замечаю рядом с ними нашего оператора, который, очевидно, снимает контент в новый импровлог. Актеры громко смеются над Димкой, который боится даже подойти к окну.       – Привет, ребят. – улыбается Матвиенко, и я отвечаю ему тем же, заодно поздоровавшись со всеми, кто стоял рядом, в том числе и с Региной и Владом.       – Регина, очень приятно. Мы тут как раз хотели сфотографироваться, а вы, судя по рассказам ребят, профессиональный фотограф.       С радостью, достаю из сумки камеру, и настраиваю объектив, призвав всех скучковаться у окна.       – Арс, а ты че, жабу проглотил? Чего такой надутый? Или на лифто-луке плохо получился? – похохатывает Дима, и его подхватывают все остальные. В другой ситуации и я бы посмеялась над ним, но не сейчас, когда его прекрасное состояние напрямую связано со мной и моим острым языком.       Делаю несколько кадров, пару раз попросив ребят сменить позы и выражения лица, улыбнувшись над тем, как импровизаторы начинают дурачиться, как только я навожу на них объектив.       В целом, я так и не поняла, зачем ребята позвали меня помогать с организацией съемок, если спросив у Регины, в чем нужна помощь, она заявила мне, что я могу расслабиться, так как организацией полностью занимается ее команда. После разговора с девушкой у меня осталось хорошее впечатление. Тодоренко оказалась очень милой и дружелюбной девушкой, которая просто обожает свою семью. Я поняла это еще в первые пару минут, когда ведущая только начала показывать мне фотографии Влада с сыном. Я искренне улыбалась все время разговора с ней, внутри думая о том, что когда-нибудь я бы тоже хотела себе такую семью. Любящий муж, милый сын, путешествия. Шатенка все время глазами искала в толпе людей Влада, который не отходил от импровизаторов. Они настолько поладили, что смех в помещении не смолкал больше чем на минуту. И зная ребят, это не доставляло им каких-то особенных усилий.       Картинка в кадре очень красочная и сочная, декораторы действительно профессионалы своего дела. Длинный стол, заполненный разнообразными закусками, фруктами и лимонадами, на фоне огромных панорамных окон с видом на Москву. За актерами и ведущими стоят книжные шкафы, украшенные цветами, рядом на подставке стоит гитара, на которой Влад уже успел сыграть. Во время первой половины съемок я уже сделала актерам кучу фотографий для соц. сетей, познакомилась с парой ребят из команды Тодоренко, с которыми успела обменяться контактами. Если бы в Воронеже мне сказали, что я буду так легко обзаводиться новыми знакомыми, я бы недоверчиво усмехнулась. Но теперь все именно так. Спустя несколько часов съемок, у меня вновь болит живот от смеха, и я невольно думаю, что я смогу без особого труда накачать себе пресс. Чаще всего, конечно, я смеюсь над Топаловым, который уже несколько раз спросил у Регины, в качестве кого он присутствует на съемках, потому что он не занимается ничем, кроме как уничтожением еды со стола. Импровизаторы уже кучу раз пошутили на эту тему, но Влада нисколько это не задевает, он лишь продолжает уплетать за обе щеки закуски, запивая все лимонадом. Ближе ко второй половине съемок я увидела среди присутствующих Иру. Приветственно помахав ей рукой, я глазами предложила девушке выйти, поболтать. Выяснилось, что она помогала с организацией внизу и освободилась только сейчас. Русоволосая предложила мне подышать на улице, а я про себя подумала, что заодно смогу покурить.       Когда оказываемся на свежем воздухе, я вдруг четко ощущаю чувство голода, которое до этого особенно меня не беспокоило. На улице до сих пор льет дождь, и кажется, он еще не скоро закончится, поэтому остаемся стоять под навесом. Вдыхаю влажный прохладный воздух, но он нисколько не тушит мой внутренний пожар.       – Мы как будто так давно с тобой не виделись. Последнее время дома не бываешь. – замечает Кузнецова, пока я ищу в сумке пачку сигарет с зажигалкой в надежде на внутренне облегчение. Кажется, девушка искренне обеспокоена моим отсутствием дома у Шастуна.       – Да ночевала у подруги сегодня. Она ненадолго в Москве, решили увидеться. – поджигаю сигарету, зажимая ее в зубах. Вдыхаю дым, и в голове тут же появляется легкая дымка, а мышцы расслабляются. Понимаю, что нисколько не осуждаю людей, которые не могут бросить. Эти ощущения сложно с чем-то сравнить. И на что-то заменить.              – Девчонки спрашивают, когда пойдем в клуб, как договаривались. Тебе когда удобно? – спрашивает кареглазая, и я недолго раздумывая, отвечаю, что могу всегда. – Вот это мне нравится. Сразу видно, что человек готов тусануть. – улыбается девушка.              Предлагаю ей сигарету, на что та отказывается. Перед глазами вдруг всплывает недовольный образ Попова с ходящими на лице желваками. Я закусываю нижнюю губу, раздумывая, почему я чувствую себя виноватой. Я ему ничего не должна, как и он мне. Более того, за его внезапную смену настроения я не в ответе. Но на душе все равно отвратительно. Не замечаю, как девушка, спрашивает у меня что-то, сильно погрузившись в свои мысли.              – С тобой все в порядке?       Я поворачиваю на нее голову, пытаясь вспомнить, какой вопрос следовал до этого, но мысли, заполненные другим человеком, не дают мне этого сделать. Я глубоко вздыхаю, делая очередную затяжку.              – Да, просто задумалась. Извини. – совершенно неправдоподобно оправдываюсь, и девушка это сразу понимает.       – Дай угадаю, о ком-то со съемочной площадки, с которым ты приехала? – ухмыляется Кузнецова и немного толкает меня в бок. Мне хочется улыбнуться ей, но моя улыбка настолько же неискренняя, насколько она вообще может быть. – О-о, дело плохо. У вас что-то случилось? – обеспокоенно спрашивает Ира, но я лишь снова вздыхаю.       – Да нет никаких нас. И не может быть. И головой я прекрасно это понимаю, но… в общем, не обращай внимания, это мои загоны. – отнекиваюсь я, не желая снова погружаться в эту тему. Мне просто нужно время переварить все это. Время наедине с собой. Объяснить самой себе все это. И наконец, оставить идею заигрывания с Поповым в надежде на что-то большее в прошлом.       – Ты запуталась? – аккуратно спрашивает девушка, и я поджимаю губы, нерешительно кивая ей. Когда между пальцев остается один фильтр, тушу бычок о мусорный бак и отправляю его туда же. – Может, тебе нужно развеяться? Как раз сходим в клуб, потанцуем, поболтаем. Или наоборот, хочешь побыть одной? – меня удивляет, что девушка действительно выглядит обеспокоенной. Нисколько не удивляюсь, почему Шастун выбрал именно ее. Ира – замечательная девушка. Понимающая и тактичная. И если честно, в моем окружении таких людей почти нет.       – Скорее второе. – ежусь в кожаной куртке, пряча руки в рукава. Кажется, Мира не подогнала мой стильный образ под московскую погоду. Изо рта вылетают облачка пара, а нос наверняка уже покраснел, как у алкоголика.       – Мы с Антоном сегодня как раз после съемок поедем в ресторан. У тебя будет время побыть наедине с собой. – ободряюще улыбается девушка и приобнимает меня за плечи. – Если что, ты всегда можешь ко мне обратиться. Я знаю, как тяжело первое время в большом городе.       Благодарно смотрю на нее и на этот раз искренне улыбаюсь. Мы еще недолго стоим на улице, русоволосая решает пойти в здание греться, а я остаюсь еще на пару минут. Бездумно смотрю на дождь, который крупными каплями бьет по лужам, и снова ежусь от холода. Желудок напоминает мне о своем присутствии протяжным ноющим звуком, и я недолго поразмыслив, вспоминаю, что у меня в сумке завалялся утренний недоеденный круассан. Как только во рту оказывается еда, даже на душе становится полегче. За несколько секунд доедаю свой импровизированный мини-обед, и решаю, что уже достаточно проветрилась, и спешу вернуться на съемочную площадку, пообещав, что не буду думать о Попове ближайшие несколько часов. Тем более, он не обращает на меня никакого внимания, так почему я должна?       Вторая половина съемок по ощущениям проходит еще быстрее чем первая. Думаю, это потому что на этот раз меня наделили работой обновить напитки ребятам в гримерной. Ношусь по этажам, разыскивая в кафе бизнес центра энергетики без сахара специально для Матвиенко, и уже в третьем кафе, где их не оказывается, я начинаю проклинать тягу Сережи к здоровому питанию. Подумываю о том, чтобы при первой е возможности прочитать Матвиенко лекцию о том, что сахар это далеко не самое вредное в энергетике. Прихоти остальных ребят оказываются гораздо проще. Просто крепкий эспрессо для Димы, две бутылки минералки для Шаста, а Арсений все же решил выделиться, потребовав ореховый капучино. Когда возвращаюсь на съемочную площадку, замечаю, как стало шумно. Оказывается, что основная часть уже отснята, и остается пару дублей для концовки программы, где ребята вместе с Региной и Владом выбирают, куда бы они хотели съездить в этом году. Пока команда настраивает правильный свет для кадра, я подхожу к столу с закусками и закидываю пару несъеденных бутербродов в рот, чувствуя, как живот снова начинает сводить. Видимо, пол бутылки йогурта ему оказалось мало. К столу вдруг подходит Оксана, которую я тоже за весь съемочный день увидела впервые.       – Привет, Жень! Спасибо, что помогла с напитками ребятам. Мне нужно было отойти на часик, у мужа форс-мажор случился. И сейчас снова бежать надо. Какой-то ужасный день сегодня, ничего не успеваю. – произносит впопыхах Суркова, и я киваю ей головой, прожевывая бутерброд.       – Ничего, мне не сложно. – отвечаю я, как только прожевываю.       – Я смотрю, тут без происшествий. Тогда я побегу. Тебе еще раз спасибо! – девушка чмокает меня в щеку, и снова убегает. Я поражаюсь тому, насколько ей удается быть энергичной. Ведь она находится в таком ритме почти каждый день.       Проходит еще минут сорок, и ребята почти заканчивают съемки. Мой живот болеть не перестает, что уже откровенно начинает напрягать. Хочу съесть еще пару закусок со стола, чтобы унять желудок, но как только подношу тарталетку с рыбой к губам, меня тут же начинает тошнить. Откладываю закуску обратно и прикладываю руку к груди. Решаю обойтись парой глотков воды, и снова пойти подышать, накидывая сверху куртку. По пути к выходу из помещения меня ловит Ира, легонько схватив меня за плечо.       – Жень, мы с Антоном уехали. Ключи у тебя есть, ты можешь спокойно ехать домой, отдыхать. – улыбается девушка и обнимает меня, на что я ее благодарю и улыбаюсь, провожая взглядом эту сладкую парочку. Выхожу за ними в коридор, но сделав пару шагов, понимаю, что стены начинают качаться в разные стороны. Непонятливо хмурюсь, встряхивая головой и пытаясь проморгаться, но не удивительно, что это мне не помогает. Делаю еще пару шагов, но меня буквально качает в сторону, и мне приходится схватиться за стену. Что, черт возьми, происходит?       Решаю немного постоять на месте, и достаю телефон из заднего кармана, чтобы отвлечься от собственного состояния. Вокруг толпами ходят люди, кто-то уносит аппаратуру, кто-то одежду актеров, из чего я делаю вывод, что съемки закончились. Интересно, сколько я уже тут простояла?       Хочу написать сообщение Мирославе, сможет ли она меня встретить, потому что мне становится очевидно, что я в таком состоянии до дома не доеду. В голове закрадывается мысль, что я умудрилась чем-то отравиться. Захожу в мессенджер и пытаюсь набрать сообщение девушке, но буквы путаются в глазах, как после бутылки вина.       Не замечаю, как присаживаюсь на корточки, потому что сил становится заметно меньше. Не припомню, когда в последний раз находилась в таком состоянии. Вспоминаю, что раньше носила с собой таблетки от боли, и надеясь на свою старую привычку, ищу в сумке блистер с обезболивающим. На свою удачу, я их действительно нахожу и выдавливаю одну капсулу. Вдруг вижу перед собой чьи-то ноги. Или мне кажется? Поднимаю голову наверх, но Арсений уже присаживается на корточки рядом.       – Что-то случилось? – спрашивает брюнет, но вместо благодарности за то, что он единственный из всей этой кучи людей, которая ходит туда-сюда, заметил меня, мне хочется его оттолкнуть. Спросить, что же такого случилось, что вместо обиженного маленького мальчика он вдруг превратился в адекватного мужчину?       – Нет. Все в порядке. – произношу нетвердым голосом, стараясь побыстрее закинуть таблетку в рот. Он забирает из моих рук пачку таблеток, видимо, посмотрев на название, и телефон, на котором открыта переписка с подругой. У меня нет сил, чтобы отобрать у него свои вещи, но мне очень хочется это сделать. Он быстро просматривает мое отправленное Мире сообщение с просьбой встретить меня, и недолго поразмыслив, поднимается на ноги, хватая меня за запястья, и поднимая меня следом. – Что ты делаешь? Оставь меня в покое. Со мной все нормально.       – Ты белая, как вот эта стена. Давай хотя бы на пару часов ты забудешь, как меня ненавидишь, и дашь тебе помочь? – мой телефон вибрирует в его руках, и мужчина мельком просматривает входящее сообщение. Какого черта, он читает мои переписки? – Тем более твоя подруга написала, что она отравилась «походу утренним круассаном». Цитата.       Черт, круассан. А я так радовалась ему утром.       – Вы где купили эти круассаны? В переходе у вокзала? – язвительно спрашивает актер, закидывая мою руку себе на плечо. Мне надо бы сопротивляться тому, как он по-хозяйски ведет себя со мной, но часть меня, конечно, тает от его заботы.       – Не твое дело. Тебе не обязательно мне помогать, Попов. Я справлюсь сама. – произношу я, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Не замечаю, как мы доходим до лифта, такое впечатление, что это не я шла сейчас по длинному коридору.       – Именно поэтому, ты написала подруге, чтобы она тебя забрала. Ермолаева, не спорь хотя бы сейчас. – твердо произносит он, буквально затаскивая меня в лифт, и нажимая нужную кнопку этажа подземной парковки. Решаю заткнуться, раз меня так попросили. Если ему так нравится, когда я молчу, значит буду молчать.       Выходим на нужном этаже, и я чувствую, как земля буквально уходит из-под ног. Что же было в этом чертовом круассане? Кишечная палочка? Сибирская язва? Куда написать жалобу на того, кто это готовил?       Я не понимаю, куда мы идем, и вообще не ориентируюсь в кружащемся вокруг меня пространстве. Когда вижу перед собой черную дверь джипа, понимаю, что это машина Попова, в которой я последнее время появляюсь чаще, чем должна. Через пару секунд оказываюсь внутри, и Арсений захлопывает за собой водительскую дверь, обеспокоенно взглянув на меня.       – Ты как? – спрашивает брюнет, на что я хмыкаю и отворачиваюсь в сторону окна, но машины на парковке тут же начинают меняться местами друг с другом. Прикрываю глаза, чтобы не наблюдать этот бесконечный хоровод, и откидываю голову на спинку сидения. – Теперь будешь меня игнорировать?       Поджимаю губы, одновременно чувствуя злость на него, но и чувство вины. Во-первых, за утреннюю ситуацию, и во-вторых, за то, что веду себя как сучка, хотя на самом деле, я благодарна ему за помощь. Я понятия не имею, как бы добиралась до дома в одиночку. Не исключено, что я бы вырубилась где-нибудь по дороге от слабости.       – Ты же сказал не спорить с тобой. В другом формате я наш диалог представить не могу. Придется молчать. – прыскаю ядом, чувствуя как машина трогается с места, и Попов выезжает с парковки.       – Тем лучше. Хотя бы сегодня не будешь выносить мне мозг. – так же грубо произносит актер, и я возмущенно выпускаю из легких воздух. Это я выношу ему мозг?       – Какой же ты нахал. – в очередной раз убеждаюсь, что он самый непонятный в моей жизни человек. Я никогда не знаю, что он чувствует, о чем думает, как ко мне относится, какие его слова искренние, а какие полная импровизация в рамках навешивания лапши мне на уши. И никогда не узнаю. Он может сказать, что сходит по мне с ума, на следующий день может сделать вид, что ничего не было, и игнорировать меня, затем может помочь, когда я действительно нуждаюсь в его помощи, что бы я ни говорила, а потом сказать, что я истеричка, которая регулярно выносит ему мозг.       – Сочту за комплимент. – низким голосом произносит он, внимательно глядя на дорогу, когда мы выезжаем на улицу.       Мне по-прежнему отвратительно плохо, но помимо отравления чертовым круассаном, к причинам ухудшения ситуации относится идиотское поведение моего водителя. Его, судя по всему, уже можно назвать личным. И я понятия не имею, почему он со мной возится. Можно было бы подумать, что я ему не безразлична, но судя по его игнору и хамству в мой адрес, этот вариант отпадает.       Черный джип мчится по дождливым улицам, разбрызгивая лужи в разные стороны. Мы оба молчим, слышен лишь звук двигающихся дворников, стук капель дождя по капоту и гудение двигателя. Арсений молча ведет машину, перебирая пальцами руль, и я тайком наблюдаю за его движениями. Внутри все плавится от отравления и переизбытка чувств. Он настолько меня бесит, насколько меня тянет к нему. И я черт знает, что с этим делать. Я бы хотела вычеркнуть его из своей жизни, не видеть его больше, не общаться. Но уже спустя пару дней меня начало бы ломать. Я уже успела привязаться. Успела стать зависимой от его присутствия.       Не понимаю, чем он меня зацепил. Хотя, нет, вранье. Понимаю. Харизмой, чувством юмора, своими подколами, которые я одновременно терпеть не могу и обожаю, красивым профилем, который я наблюдаю прямо сейчас, пока он внимательно смотрит на дорогу, загадочностью, дебильной сменой настроения, которую я не могу понять, благородными чертами лица, заботой даже в те моменты, когда он, очевидно, не хочет со мной разговаривать, но видит, что я нуждаюсь в помощи.       Я погружаюсь в свои мысли, а мой ослабленный организм решает, что самое время отрубиться в машине Попова и перестать думать о том, какой он молодец.       Когда чувствую, что кто-то касается моих плеч, резко открываю глаза, не понимая, что происходит. Видимо, выгляжу я не очень, а глаза испуганные от неожиданности, потому что Попов, который нависает над моей фигурой, обеспокоенно смотрит на мое лицо.       – Все в порядке, это я. Мы приехали.       Усиленно моргаю, пытаясь сфокусировать взгляд на виде за окном, и не понимаю, куда мы приехали. Я думала, он довезет меня к Антону.       – Куда мы приехали? – спрашиваю сонным голосом, потирая лицо рукой, и отчетливо чувствуя, как подступает тошнота.       – Ко мне. – мужчина вытаскивает ключи из машины и выходит на улицу, тут же попадая под проливной дождь. Я пару секунд не понимаю, что произошло. Попов привез меня к себе домой? С какой стати?       Хочу выйти из машины, но Арсений уже сам открывает мою дверь, подавая мне руку. Хватаюсь за его ладонь и в ту же секунду чувствую, как моя одежда промокает буквально насквозь. Попов отпускает мою руку, и разворачивается в сторону многоэтажки, метрах в пятидесяти отсюда. Сама про себя задаюсь вопросом, почему он не припарковался ближе ко входу.       – Я живу у Антона, если ты забыл. - слышу, как включается сигнализация машины.       – А я думал, ты уже поселилась у своего мотоциклиста. Или так и шаритесь по отелям? – язвит мужчина, и я бы продолжила эту перепалку, притворяясь, что у меня что-то есть с этим самым мотоциклистом. Но у меня правда нет сил.       – Не твоего ума дело. – я не знаю, почему я говорю с ним в таком тоне в то время, как он спасает мою задницу. Другой бы уже давно перестал помогать мне, бросил бы где-нибудь на лавочке под дождем, не став терпеть мои язвительные комментарии. Но Попов лишь ухмыляется, дернув головой. Не спорит со мной, не оставляет на улице, не кричит. И мне почему-то хочется рассказать ему правду. – Я ночевала в отеле у подруги. Она ненадолго прилетела в Москву и остановилась там.       Попов никак не реагирует на мое признание, на что я поджимаю губы, уже жалея, что перестала притворяться. Пока мы доходим до дверей подъезда, оба мокрые насквозь. Мои волосы скатываются в сосульки, с которых стекают капли дождя, а одежда неприятно прилипает к телу. Арсений прикладывает магнитный ключ к замку, и мы заходим внутрь, хотя теплее становится не сразу.       Когда заходим в лифт, мужчина внимательно оглядывает мою фигуру, снимая с себя очки, через которые уже ничего не видно.       – Ты как? Сильно замерзла?       Поднимаю на него взгляд, увидев в его глазах искреннюю обеспокоенность. Неужели, он правда так волнуется за меня?       – Нормально. – ежусь в своей мокрой одежде, натягивая рукава куртки пониже. Тошнота лишь усиливается, а голова не перестает кружиться, но я хотя бы держусь на ногах, хоть меня и трясет от холода. Арсений не подает вида, но я вижу, как он едва заметно дрожит. Мне хочется помочь ему, но я понимаю, что действительно нечем.       Переступив порог его квартиры, первое, что бросается в глаза – чистота и порядок. Такое впечатление, что здесь действительно нет ничего лишнего, и все лежит по местам. Боюсь, что если вдруг положу что-нибудь не туда, меня сразу выставят за дверь. В квартире пахнет порошком и дезодорантом. И немного его парфюмом. Чувствую, как мужчина стягивает с моих плеч куртку, и ежусь от неприятных ощущений.       – Проходи.       Не дожидаясь хозяина, иду по коридору, разглядывая серые стены, на которых висят самые разные картины, от какой-то непонятной мазни, наверняка стоящей кучу денег, до плакатов импровизации. Догадываюсь, что на полу остаются мокрые следы от моей одежды, но решаю, что это последнее, о чем стоит сейчас беспокоиться. Захожу на просторную кухню в тех же серых цветах. На столе пусто, на кухонном гарнитуре тоже, за исключением чайника и микроволновки. Грязной посуды нет, разбросанных чайных пакетиков тоже. Если бы я не знала, что это квартира Попова, я бы подумала, что в ней никто не живет. Подхожу к окну, и ахаю от красоты вида. За окнами в разводах от дождя мелькают тысячи огоньков многоэтажек, фонари, машины, кипит жизнь. Не передать словами, насколько я люблю такую атмосферу. Она нравится мне намного больше, чем самый красивый вид на горы или море.       Очень странно, но я действительно чувствую себя дома. В квартире у Попова. И это ужасно пугает.       – Держи. Иди в душ первая, я потом.       Поворачиваюсь к Арсу, который протягивает мне большое полотенце и какие-то свои вещи, пока сам еле заметно дрожит от холода.       – Спасибо. – беру в руки одежду, и он слегка прикасается к моим ладоням, заглядывая мне в глаза, но тут же разворачивается к холодильнику.       – Выпей таблетку от тошноты. Будет полегче. – мужчина протягивает мне блистер с таблетками, и наливает стакан воды, после чего уходит куда-то за двери кухни.       Когда захожу в душевую кабину, включаю самую горячую воду, которую только способна вытерпеть. Стою так недолго, вскоре намеренно стукнувшись головой о стекло. Не знаю, как расценивать все, что сейчас происходит. Я чувствую, как он становится мне очень близок. И одновременно с тем я понимаю, что мне нельзя с ним сближаться.       Идиотка, Ермолаева. В чистом виде.       Кажется, идея постоять под горячей водой была не самой лучшей, хоть и вариантов было немного. Голова снова начинает кружиться, хоть я теперь и не дрожу от холода. Чувствую, как в горле застревает комок чего-то не очень приятного, и морщусь, понимая, что если меня вырвет в душе, Попов это вряд ли оценит. Выключаю воду, вышагивая из кабинки и стараясь не поскользнуться. Промакиваю полотенцем волосы и заматываюсь в это же полотенце, оглядывая свое лицо в зеркале над раковиной. Не помню, когда последний раз выглядела такой бледной и потерянной. Даже с похмелья. Прикладываю к щекам руки и слегка хлопаю ладонями с целью привести себя в чувства, и я вдруг замечаю, что тошнота отступила. Видимо, таблетка Арса оказалась на удивление быстродействующей. Прикрываю глаза, вздыхая от бессилия, как вдруг слышу отдаленный, но очевидно разъяренный голос Попова:       – С какой стати ты решила это сама, не посоветовавшись со мной? – спрашивает у кого-то Арсений, и я невольно прислушиваюсь, честно говоря, немного напугавшись. Натягиваю на себя его футболку, снова промакивая волосы, и уже хочу выйти из ванной, как вдруг снова слышу его крик. – А ты не подумала, что я против? Мне похуй, что они ладят! Я не хочу, чтобы она видела, как ты трахаешься направо и налево! – он замолкает на несколько секунд, и мне кажется, что он сбросил звонок, но потом снова взрывается в злости. – Я не ревную, идиотка, я беспокоюсь за нее!       Поджимаю губы, и мне остается только догадываться о том, с кем он разговаривает и на какую тему. Не могу разобрать всех слов, но что-то мне подсказывает, что на той стороне телефонной трубки его очередная пассия, с которой они что-то не поделили. Что в очередной раз лишь подтверждает мои мысли о том, что я для него никто. Новая игрушка, как меня и предупреждал Антон.       Наконец, подождав когда тишина растянется почти на минуту, я выхожу из ванной, выпуская в коридор облако пара. Захожу в темную комнату, держа в руках свои мокрые вещи, и вижу Попова, который неподвижно стоит у окна и смотрит на улицу. Хочу спросить, куда можно повесить вещи, но понимаю, что его лучше не трогать сейчас. Мне кажется, я даже вижу, как у него из ушей идет пар. Мне бы хотелось его обнять и успокоить, но я не желаю быть его лекарством от других женщин. Кажется, он замечает мое присутствие, и оборачивается, оглядывая мою фигуру. Я только сейчас понимаю, что я не в самой его длинной футболке, и несмотря на его высокий рост, ткань едва доходит до середины бедра, еле закрывая все, что не предназначено для его взгляда. Мужчина поджимает губы, буквально осматривая каждый мой сантиметр, но одновременно с этим я вижу, какой яростью пылают его глаза. Я вижу, как они блестят. Слишком знакомый мне взгляд. До жути.       Так и не решаюсь задать свой вопрос об одежде, и едва заметно вздрагиваю, пока он медленно сокращает расстояние между нами, заглядывая мне в глаза. Вижу в них злость, интерес и желание. Достаточно гремучая смесь, особенно для Попова. Понимаю, что если он подойдет достаточно близко для того, чтобы я могла чувствовать его аромат, я снова потеряюсь. Тем более сейчас, когда у меня нет ни на что сил, а тем более на противостояние его бешеной харизме. Хоть меня и задело, что он, очевидно, разговаривал с женщиной, которая ему небезразлична, я понимаю, что он мне ничего не должен. И это нисколько не меняет моей тяги к этому загадочному и соблазнительному человеку.       – Тебе идет. – хмыкает он, облизывая губы и задерживаясь взглядом на моих ногах. Мне не хочется закрыться от него, как ни странно. Мне бы хотелось, чтобы он приблизился еще на пару сантиметров, коснулся моего лица, сорвал с меня футболку и отбросил в сторону мои мокрые вещи, которые неприятно холодят кожу.              Я чувствую, какой он разъяренный, и думаю, что это бы его отвлекло, но головой понимаю, что я не могу себе того позволить. Я не буду спасать его. Не в этот раз. Он злится из-за какой-то женщины, которая по-видимому не просто так, вызывает в нем такие эмоции. Но моему телу откровенно плевать на мысли, пытающиеся внести ясность в данную ситуацию. Он подходит достаточно близко и встречается взглядом с моими глазами, от чего я начинаю дышать чаще и порывистее. Он слегка наклоняется к моему лицу, и я прикрываю глаза, потянувшись в его сторону, но в ту же секунду чувствую вокруг себя холод. Попов уходит от меня, забирая с собой мою одежду.       – Я закину в стирку. Или, если хочешь уехать домой в мокром, могу оставить так. – Арс скрывает за дверью в ванной, щелкая замком, оставляя меня в недоумении. Спустя уже пару секунд в душе начинает шуметь вода.       Хмурюсь, не совсем понимая, что это значит. Это намек на то, чтобы я ушла? После того, как он сам взялся подвезти меня, сам привез меня к себе домой, сам дал свою одежду и лекарства? Если бы он не закрыл дверь в ванную, клянусь, я бы прямо сейчас ворвалась туда и предъявила ему за его грубость. Он вообще не умеет нормально общаться с женщинами? Или он считает, что если его кто-то обидел, он может срывать свою злость на мне? В голове вспыхивает картинка, как я как бы случайно задеваю ногой напольную вазу слева от меня, которая наверняка стоит кучу денег, как и все, что находится в этой квартире. Я хожу кругами по темной комнате, придумывая, чего бы неприятного можно сделать Попову, но понимаю, что пока я не претворила все эти планы в реальность, нужно уходить. Выхожу из комнаты, думая о том, чтобы и правда уехать, пока он моется. Если бы я была в адеквате, вряд ли я бы вообще снова села в его машину и позволила бы ему привезти меня к себе домой. Хочу вызвать такси, поэтому подхожу к вешалке в коридоре, и проверяю карманы куртки, но кроме промокшей пачки сигарет и зажигалки я ничего там не нахожу. Залезаю в сумку, но и там не вижу своего мобильника. Отдаленно вспоминаю, что последний раз видела свой телефон в руках у Попова, пока он нагло читал мою переписку с подругой. Значит, он где-то у него. Моя совесть, которая сейчас мне только мешает, не позволяет мне шариться по его карманам в поисках телефона. Но я решаю засунуть ее куда-нибудь подальше, не желая терпеть выходки Попова еще как минимум вечер. Для начала пытаюсь найти в его пальто карманы, которых, как мне кажется, здесь и нет. Не думаю о том, что ехать домой в этой короткой футболке и куртке – идея не очень. И я не знаю, что меня вывело из себя больше всего. То, как он тонко намекнул, чтобы я ушла, то, что он меня не поцеловал, или то, что ссорился с какой-то из своих пассий, в то время, как пару дней назад недвусмысленно сказал мне, что я ему небезразлична. Что я вообще делаю здесь после перечисления всех этих трех пунктов?       – Что ты делаешь? – сначала думаю, что это мой внутренний голос говорит со мной, но когда слышу звук приближающихся босых ног, оборачиваюсь, увидев перед собой высокую фигуру Попова в обернутом вокруг бедер полотенце. Мне должно быть стыдно? Если и так, то сейчас мне откровенно наплевать.       – Ищу свой телефон, чтобы вызвать такси. – твердым голосом произношу я, уже понимая, что в пальто телефон я не найду.       – Ты так собираешься ехать? – спрашивает актер, ухмыляясь. Ему снова смешно. Только мне уже не до шуток.       – Мне плевать как ехать. – язвительно отвечаю ему, хотя мозгом понимаю, что так я далеко не уеду. Честно говоря, мне кажется, что лучше бы я отказалась от его помощи и осталась бы на съемочной площадке, чем сейчас находилась бы здесь.       – Твой телефон остался в машине. Так что таксисты на сегодня останутся без шоу. Но завтра, ради Бога.       Саркастично произносит он, уходя в свою комнату, пока я, поджав губы, глубоко вздыхая. Сейчас я еще злее, чем была. Внутри буквально все закипает, и я не в силах с этим справиться. Мало того, что я была в ярости от его поведения, теперь я еще и не могу уехать. Я не стану просить у него телефон, чтобы вызвать такси. Я вообще больше не стану у него ничего и никогда просить.       Делаю несколько шагов в сторону гостиной, в которой провалился мой план по разгрому вазы. Теперь уже всерьез задумываюсь о его осуществлении, и уже наклоняюсь, чтобы поднять ее и с грохотом бросить на пол, как к горлу очень неожиданно подступает тошнота такой силы, что сдерживать ее я уже не в силах. Со всех ног по памяти бегу в сторону туалета, и к счастью добегаю, не оставив свой след на паркете Попова. Падаю на кафельный пол и оставляю все съеденное за сегодня в унитазе. Мне так плохо, что я не вижу ничего, в глазах темнеет, а все тело дрожит от слабости, и единственное, что я чувствую, кроме того, как из меня вылетают остатки еды, это как теплые руки убирают с моего лица волосы.       Следующее, что мне удается осознать, это как я в полусознании прижимаюсь к мужской груди, пока Попов несет меня в комнату. Меня немного укачивает от его шагов, но уже через пару секунд, я лежу на кровати, и мне тут же становится холодно. Приоткрывая глаза, вижу как Попов в темноте накрывает меня пледом и скрывается за дверьми.       Только спустя несколько минут в голове становится яснее, и я осознаю, что произошло. Наверное, мне должно быть стыдно, но на самом деле мне наплевать. Мне настолько плохо, что о каких-то других чувствах я не могу даже думать. Даже о том, что еще несколько минут назад хотела разгромить квартиру Попова, и была чертовски зла на него, но сейчас я не могу не быть благодарной ему. Я понятия не имею, что со мной происходит, если за десять минут я могу испытать к нему настолько противоположные чувства. Это он? Это его вина? Или моя?       Когда в следующий раз открываю глаза, понимаю, что уснула. Вижу его фигуру перед собой, протягивающую мне кружку. Приподнимаюсь на локтях, принимая кружку и делая пару глотков. Понимаю, что это чай. Очень кислый.       – Чай с лимоном. Мне всегда помогает. – произносит мужчина глубоким голосом, который вибрацией отдается в моем теле. После сна мне и правда становится получше, а чай и вовсе вносит ясность в сознание. И я даже снова могу испускать язвительные комментарии.       – Это же насколько часто ты бываешь в похожем состоянии. – отставляю кружку на тумбочку, и оглядываюсь, понимая, что я в спальне Арсения.              – Не чаще твоего. – испускает он ухмыляясь, и я позволяю себе легкую улыбку. Поверить не могу, что от моей ярости не осталось и следа. Может, это какое-то проклятие?       – Вообще, еще недавно я хотела разбить твою вазу от злости. Потому что ты вел себя как идиот. Не знаю, зачем тебе эта информация. Просто чтобы ты знал, на что я способна. – заставляю его улыбнуться, и сама растягиваюсь в неширокой улыбке. Наверное, все-таки, стоит его поблагодарить. Хоть и за такую неоднозначную помощь. – Но вообще, спасибо. За то, что привез к себе. Думаю, сама до Шаста я бы не доехала. Или испачкала бы салон какому-нибудь таксисту.       – То есть без шоу они бы в любом случае не остались. – посмеивается Попов, и я закатываю глаза.       – Ну вот, ты все испортил. Я опять хочу тебя стукнуть. – произношу я немного хриплым голосом, и он снова смеется. Про себя думаю, что я уже несколько раз подряд заставила его засмеяться. И мне кажется, смех он бы не смог подделать, как все остальные свои эмоции.       – Я вижу, тебе лучше. Раз ты снова готова меня побить. – Попов присаживается на кровать рядом со мной, и мне странно себе в этом признаваться, но мне не хочется, чтобы он уходил.       – Угадал. Твой чай сработал. – произношу я, прикусывая губу от внезапной идеи, появившейся в моей голове. Но если что, смогу потом списать на свое неадекватное состояние. – Расскажешь что-нибудь? – я недолго смотрю на его профиль, а потом отодвигаюсь от края кровати, оставляя ему место. Он заинтересованно смотрит в мою сторону, но не усмехается, и спустя секунду он уже лежит рядом, закинув руки под затылок.       – И что же ты хочешь знать? – спрашивает мужчина, поглядывая на меня из под опущенных ресниц. Я поджимаю губы. Слишком много всего, что я хочу знать. С кем он говорил по телефону? Почему он ведет себя, как дурак? Бывает ли он когда-то искренний? И были ли те слова, которые он сказал мне на корпоративе, правдой? Любил ли он когда-то? Но я спрашиваю лишь то, что могу себе позволить. И то, на что он с большей вероятностью ответит честно.       – Как ты привыкал к жизни в Москве? – кажется, он удивлен вопросу, очевидно, ожидая какой-то из тех, что вертелись у меня в голове. Но, по крайней мере, он мне на него отвечает.       – Тяжеловато. Хотя, когда я переезжал, мне уже было почти тридцать.       Понимаю, что слушаю его рассказ лишь в пол-уха, не веря, что он лежит рядом со мной и действительно рассказывает что-то о своей жизни. Чувствую тепло его тела, которое задевает мое, его аромат, который заставляет меня прикрыть глаза от наслаждения. Мне хочется положить свою голову на его грудь и проводить пальцами по руке, пока он пытается рассказать мне, что чувствовал, когда оказался один в большом городе. Почему-то мне кажется, что я еще не проснулась, он не приходил ко мне и не приносил чай. Это не очень-то похоже на правду.       Не замечаю, как засыпаю под его рассказ, и все-таки сползаю на его грудь, чувствуя, как он перебирает мои еще немного влажные после душа волосы.