Больше, чем просто близко

Поправляешь повязку на голове, внимательно изучая своё отражение в зеркале. Останавливаешься, упираясь руками в столик, и усмехаешься своим воспоминаниям. Вчера, оказавшись в ванной комнате после того, как ты отвёз Тину домой после вашего прощального ужина на свежем воздухе, ты первым делом обратил внимание на свои растрёпанные волосы. Это были последствия ваших бешеных поцелуев и изящных женских пальцев, которые нашли себе пристанище на твоём затылке. Губы всё ещё помнят все ваши встречи, когда контуры смещались и казалось, что её тело принадлежало больше тебе, нежели ей. Ты помнишь каждый вечер, когда в её взгляде виднелись искры, когда коленки подкашивались и тебе приходилось ловить её своими руками. Среди всех этих воспоминаний самой яркой лампочкой подсвечивался прошлый вечер. Тебе хочется думать, что это не от того, что он был крайним. Вы целовались так, как никогда раньше, задыхались в прямом смысле слова и долго не хотели друг друга отпускать. Твоя машина стояла под её домом около часа, а мысли о том, чтобы допить оставшееся вино и провести эту ночь вместе с ней, никуда не уезжая, посещали, наверное, больше десятка раз, причём не только твою голову. Но она в этом не признается. Уговаривала тебя на последние десять секунд, после которых ты должен был выйти и подать ей руку, но сама тянулась к искусанным губам, забирая тебя всего в свой плен. Ты был пьян не от того несчастного глотка алкоголя, а от её глаз, в которых плескалось безумие. Именно в этот вечер она была по-настоящему твоей, без лишних масок и глупых обид. «Так хорошо мне с тобой ещё никогда не было, » — как-то невзначай сказала она, но теперь эта фраза кружит в твоей голове постоянно. Тебе и приятно, и грустно одновременно. Всё закончилось, и нужно это принять. Достойно, по-мужски. Сегодня финал, где победу одержит кто-то один. Не думаешь о том, что у каждой медали есть две стороны и кто-то из вас окажется проигравшим. Стакан ведь наполовину полон, верно? Выходишь из гримёрки и сразу же натыкаешься на Монатика, который, очевидно, очень рад тебя видеть. Вы вместе идёте по серым коридорам, здороваясь с рабочим персоналом и обсуждая насущные темы. Ты привык, что в твоей жизни настоящих друзей меньше, чем пальцев на одной руке, а здесь появляется Дима, который всегда искренне переживает и интересуется тем, как пролетает твоя жизнь. Таким людям хочется открываться и доверять всё самое сокровенное. — Я не хочу лезть с вопросами, но кое-что меня всё-таки волнует, — он останавливается у входа на съёмочную площадку и придерживает тебя за локоть, желая договорить вне глаз и камер. — Я наблюдал за тобой с самого начала и обратил внимание, что пришёл ты сюда каким-то чрезмерно свободным, отчасти немного отрешённым, а сейчас всё изменилось. Не понимаю, что именно, но очень сильно хочу верить, что это всего лишь усталость. — Мне бы хотелось, чтобы это было так, — переходишь на шёпот, — но, увы, иногда приходится отпускать людей, как бы тебе этого не хотелось. Оставлять его без ответа ты не хочешь, но погружать в дела, которые связаны с кем-то другим, ты считаешь неуважением. Дима понимающе кивает, и в его глазах ты видишь собственное отчаяние. Спускаясь по ступенькам, ты осознаёшь, что не думать о вас — самое сложное, с чем тебе придётся сегодня справиться. Замечаешь яркую шляпу и виднеющиеся из-под неё рыжеватые локоны и тут же тяжело улыбаешься. Тина разворачивается на девяносто градусов, делая при этом шаг и держа Пашу за руку, но, как только натыкается своими счастливыми глазами на тебя, их огонёк тут же потухает. Тебе не хочется её смущать, заставлять вспоминать всё то, что осталось между вами вчера, в вашем общем прошлом, и уж тем более делать вид, что этого всего не было. Оно было и отзывается болью в сердце у вас обоих. Если честно, то ты попросту не хочешь делать больно самому себе. Несмотря на то, что ты всё-таки мазохист, раз подписался на эту авантюру от Тины пару недель назад. Сразу было понятно, что ничем хорошим это не закончится. Но ты был счастлив все эти дни, и отрицать это — очень глупо. Вспоминаешь, как на репетиции песни тренеров Тина сказала, что вся надежда только на тебя, и сейчас, видя, как она трясётся на этой дурацкой красной букве, ты молча тянешь ей руку, не понимая, почему никто другой не думает о том, как снимать эту обездвиженную страхом девочку. Осадчая машет ладонью, зовя кого-то из рабочих, но ты не можешь смотреть на то, как бегают Тинины глаза в поисках поддержки. Физической, не моральной. — Нагнись чуть-чуть, я тебе помогу, — поворачиваешься к ней лицом и замечаешь, как она неестественно растягивает уголки губ. Морщишься. Тебе никогда не нравилась актёрская игра в повседневной жизни. — Ты точно поймаешь? — таких по-детски наивных ноток ты от неё ещё не слышал. Перед тобой загнанный в угол котёнок. Пытаешься вселить в неё уверенность и по её более расслабленным движениям видишь, что у тебя получается. В ваших отношениях вопрос доверия никогда не поднимался. — Да, не бойся, — вытягиваешь руки, демонстрируя полную готовность, и обвиваешь пойманное тело так же крепко, как и вчера вечером. Тина норовит выскочить из твоих объятий, поправляет съехавшую шляпу и пищит тебе на ухо. Ты отпускаешь её к кому-то из её команды, провожая взглядом. Вздыхаешь, когда Потап говорит что-то о продолжении съёмок, и плетёшься вместе со всеми к привычным креслам, которые сегодня станут свидетелями вашего общего финала. Впервые на съёмках ты не ищешь встречи с ней. Отсчитываешь в перерывах минуты до предполагаемого завершения рабочего дня и зависаешь в телефоне. Тебе снова семнадцать, и ты разочаровался в любви. Только теперь уже в последний раз. Ты даже не успел подумать о вашей возможной семье, о медовом месяце на каких-то островах, за что сейчас благодаришь свой всегда загруженный работой мозг. Ты бы не смог жить в реальности, в которой из твоих фантазий присутствуешь только ты. Отвлекаешься на девушек, которые трутся возле тебя, пока ты поёшь свой мировой хит. Они не вызывают у тебя никаких эмоций, и ты специально касаешься их лица, рук, талии. Неужели все остальные женщины перестали иметь для тебя какое-то значение? Кажется, ты серьёзно влип. И поможет тебе только бутылка любимого молдавского вина, которую ты точно откроешь сегодня вечером. Становишься на кресло и замечаешь, как Тина отворачивается от тебя в сторону Монатика, не желая наблюдать за тобой, как делала всё это время. Тебе становится немного обидно, но в то же время ты чувствуешь какую-то свободу. Окончательно запутываешься и просто допеваешь песню на автомате. Хватит этих страданий. Весь эфир ты ведёшь себя собранно, работаешь на результат, позабыв о всех душевных терзаниях. Но, стоит Тине вновь оказаться на сцене, вся твоя воинственность куда-то исчезает. Твой украинский не так плох, как это было в начале проекта, но ты всё ещё не понимаешь большей части текста. Якорем цепляешься за красивое красное платье и превосходные ноги. В голове каруселью мелькают все ваши ночи, где ты видел похожие позы, которые предназначались только тебе. Секс с ней — это больше, чем физиологический процесс. В секунды её наслаждения ты часто зависал во времени и пространстве, наблюдая за тем, как ею владеют эмоции. Она податлива и невозможно красива. Ты прижимал расслабленное тело к себе и вдыхал её особенный аромат. Тина погружалась в себя и давала тебе возможность упиваться ею. А потом снова и снова гоняла тебя по лабиринтам, не желая поддаваться чувству и принимать очевидное. Она каждый раз подходила к бездне, заглядывала в неё, отыскивая что-то знакомое, а ты только и успевал ловить её, делая шаг назад и утаскивая нерешительную Тину за собой. И вроде бы всё хорошо, она твоя, протяни ладонь и коснись кончиками пальцев, но она разворачивается к тебе спиной, отвлекая развивающимися на ветру волосами, и между вами уже собственная бездна. Тина вся состоит из страхов, по два на каждую букву алфавита. Прячется в темноте, но ты видишь её насквозь. Тебе хотелось, чтобы и она увидела тебя, хотя бы внешнюю оболочку, хотя бы все шрамы на поверхности. Тебе хотелось, чтобы она тебя услышала, как сделал это ты, когда она даже не кричала и не звала на помощь. «Скажи, чи нам з іншими буде так само…» — ты понимаешь эту строчку, словно услышал на родном языке. Смотришь пронзительно в до боли родные глаза, которые она старается спрятать за спадающими на лицо волосами. Она не подарок — ты знал это с самого начала. И убеждался в этом из раза в раз, когда касался губами её кожи и ощущал привкус соли. Но ни с кем, кроме неё, тебе не было так легко. Вы подходили друг другу слишком органично, не считая роста, конечно. Тина бесилась, когда не могла дотянуться до твоих губ, а ты смеялся, провоцируя её ещё больше. Стараешься не думать о том, что в скором времени, возможно, её губы будет целовать кто-то другой. Мозг перестает функционировать, переходит в автономный режим, который заточен на всё, что связано с Тиной. Закусываешь щёку, трёшь переносицу и часто сверлишь кого угодно взглядом. Лишь бы только протянуть до конца эфира, лишь бы остаться в живых. Окончательно отвлекаешься от навязчивых мыслей, когда на роль победителя выбирают Оксану и, следовательно, тебя. Ты совсем не ожидал такого поворота событий. Рассчитывал, что всё внимание будет приковано к Тине, и она среди восторга не заметит, как ты пропадёшь из вида. Навсегда. Тебе хотелось стать призраком и просто исчезнуть. Так, чтобы остаться лишь тенью в этом проекте. Ты проиграл. Ей и самому себе. Пытаешься сбежать у всех на виду, но тебе блокируют путь, тянут из стороны в сторону, задают множество вопросов и ослепляют вспышками фотокамер. Плюёшь на всех, разрывая телесный контакт и, сказав «спасибо», двигаешься в сторону гримёрок. Ускоряешь шаг, уловив стук каблуков, который двигается за тобой уже несколько секунд. Теряешься в толпе администраторов проекта и выдыхаешь от осознания, что сумел избежать ещё одной встречи. Ты очень сильно хочешь побыть в одиночестве. — Пожалуйста, — доносится женский голос за твоей спиной, — подожди. Ты узнаёшь хозяйку этого тоненького голоска. Боишься развернуться. Боишься быть с ней так близко. — Спасибо, — обходит тебя, облизывая пересохшие губы. Замечаешь вышедшую за контур губ красную помаду, и палец по привычке тянется к фарфоровому лицу. Дёргаешься, опуская руку. Уже не время. — Помада, — отзеркаливаешь над своей губой место, на котором расположилось пятнышко, и не можешь оторвать свой взгляд от повлажневших зрачков. — Я тороплюсь… — Минута, не больше, — не даёт тебе договорить, упираясь слегка согнутой в локте рукой в твою грудь. Вы оба, как заколдованные, смотрите на дрожащие пальцы. — Извини, — сжимает их в кулак и тут же хмурится. — Всё хорошо, — стараешься звучать позитивно, не расстраивая её ещё больше, — ты, кажется, что-то хотела… — А, да, — ставит одну ногу на каблук, приподнимает носок и крутит им слева направо, как маятник, — хочу поблагодарить тебя. — За что? — вырывается птичкой из твоих губ. — За то, что позволил мне сегодня не бояться… Ни твоей настойчивости, ни твоих подколов, ни чего-то ещё в твоём стиле… Спасибо, — переходит на шёпот, слегка опустив голову. — Я сделал так, как ты просила, — Тина улыбается. Очень сдержанно, невинно. Как будто между вами ничего никогда не было. — Я счастлива, — вместе с приподнятыми уголками пропадает суетливость и растерянность, — правда. Киваешь, в этот раз веря ей на все сто процентов. Хочешь её поцеловать, заправить волосы за уши, коснуться талии… — Мне пора, — перехватываешь статуэтку покрепче и теперь уже ты мнёшься перед ней. Она кивает, делает шаг назад и пропускает тебя вперёд. — До встречи… Когда-нибудь. Делаешь несколько шагов, и только тогда Тина произносит: «Пока». Словно знала, что ты не станешь оборачиваться. Словно знала, что её одинокую слезу уже никто не увидит. Оказавшись в квартире, ты тут же идёшь на кухню и отыскиваешь бутылку сорокаградусного бренди. Делаешь небольшой глоток, тут же морщась от горечи в горле. Отрезаешь далеко не самые ровные ломтики сыра и садишься за барный стул. Снова заливаешь в себя тёмную жидкость, в этот раз закусывая. В планах было молдавское. Музыка. И отключение от мира на несколько дней. Смотришь в окно, усмехаясь и не понимая, как быть дальше. Тебя здесь больше ничего и никто не держит. Снова кричащее одиночество. Допиваешь остатки бренди и смахиваешь со стойки коньячный бокал. Тот со звоном приземляется аккурат возле твоих ног, перебивая твой истошный крик, который вырвался из груди. Закрываешь ладонями лицо, смахиваешь крупные солёные капли и, начав терять ясность ума, складываешь руки на столешнице так, чтобы было удобно положить на них голову. Телефон в кармане пальто оповещает о приходе какого-то сообщения, но ты продолжаешь медленно раскачиваться на стуле, размазывая слёзы по запястьям рук. Слышишь противное пиликанье, доносящееся из прихожей спустя минут десять, но ты всё так же продолжаешь сидеть, не замотивированный встать даже за пачкой сигарет на подоконнике. — Отстаньте все! — выкрикиваешь напоследок, прежде чем упасть на руки и уснуть. Сегодняшний день — череда аттракционов. Мычишь что-то невнятное сквозь сон, когда мобильный снова разрывается от входящих звонков. Но, даже если бы ты был трезв, до тебя бы всё равно никто не дозвонился. Но ты чертовски пьян и узнаешь о том, что именно Тина тревожила твой покой и набирала каждые пятнадцать минут до трёх утра, только после обеда, проспав около тринадцати часов. Ведь если не ей осознавать свою ошибку так поздно и пытаться всё вернуть, то кому?