Кровь гуще воды

— Спасибо, Лорелай. И снова — что бы я без тебя делал. — Очевидно, до сих пор бы кричал страждущим в окно, что сегодня твоя закусочная не откроется, — Лорелай смешливо отбросила волосы, но ее улыбка была натянутой — и усталой. — Рори не удивилась твоему ночному отсутствию? — Нет, я ей все объяснила. Кстати, она была очень обеспокоена. Я едва заставила ее отправиться утром в школу. — Рори… была обеспокоена? — донесся до них едва слышный вопрос. Люк мысленно улыбнулся. Никогда еще он не слышал в голосе Джесс столько искренней надежды — даже когда тот просил помочь ему, замерзавшему на скамейке в Центральном парке. — Я вижу, кто-то проснулся, — Люку показалось, что Лорелай слишком уж поспешно попыталась сменить тему. Джесс выглядел раздосадованным, когда они оба подошли к его — теперь уже его, а не Люка — кровати, и попытался не слишком заметно отодвинуться на дальний край. — Все нормально, — сказал он сипло. — Вовсе не обязательно вам тут торчать. — Джесс, если ты еще раз скажешь, что «все нормально»… — Люк не стал развивать свою угрозу. Он вдруг понял, что с того, пожалуй, было достаточно угроз. — В общем, не думай пока ни о чем и в особенности о судьбе моей закусочной. Она находится в моей воле и в моих руках. Как — отчасти — и судьба Джесс тоже. Кажется, их короткая перепалка с Лорелай оказала на него больше влияния, чем он мог подумать. — Я не понимаю, что мешает тебе спуститься и раздать страждущим вафли, — никак не унимался Джесс. — Я что, похож на умирающего? Я неделю протянул до того, как ты приехал, и до сих пор… — Ты думаешь только о себе! — не выдержал Люк. — А, между прочим, я и сам валюсь с ног из-за того, что всю ночь присматривал за тобой. Если я сейчас пойду на кухню жарить вафли, то спалю весь дом. Ай!.. — он вскрикнул, когда локоть Лорелай вонзился в его солнечное сплетение, но было поздно. — Да, прости, — Джесс опустил взгляд. Люк видел, как напряженно его пальцы цеплялись за край одеяла, и хотел было найтись с совсем другими словами, но Лорелай уже утащила его за локоть куда-то на лестницу. — Знаешь, не обязательно было говорить ему такое. — Скажи что-нибудь еще менее очевидное, — простонал Люк, и его сама собой потянулась, чтобы поправить кепку, а потом он и вовсе стянул ее и смял в руках. — Боже, я идиот. Обвинил в эгоизме того, кто готов был помереть на улице, только чтобы его мать не затаскали по дисциплинарным слушаниям. — Но Джесс не собирался умирать, — возразила ему Лорелай. — Именно поэтому он позвонил тебе. И до сих пор ты справляешься относительно неплохо… не считая некоторых инцидентов. Но все-таки тебе придется стараться еще лучше. И тебе придется научиться этому быстро. И я не имею в виду только то, что происходит сейчас, понимаешь? Ведь все идет… все идет к тому, что Джесс снова останется с тобой. И в этот раз — надолго. — И ты… — Люк спросил быстрее, чем успел подумать: — Ты позволишь ему остаться в Старз Холлоу? Он увидел ровно то, что ожидал увидеть: как уголки губ Лорелай расстроено опустились вниз, а вокруг глаз собрались едва заметные морщинки. — Что значит, позволю ему? — спросила она. — По-твоему, я вправе решать, кто заслуживает, а кто не заслуживает жить в нашем городе? — Прости, но мне иногда казалось, что ты сама считаешь именно так. — Ах, вот как, — Лорелай шлепнула его по руке, и в этот раз не шутливо, а очень даже болезненно. — Ты все-таки не простил меня! А еще строил из себя такого доброго, понимающего! Вот значит ты какой, Люк Дэйнс, у тебя не так просто заслужить прощения, хоть из кожи вылези. — Так ты поэтому сорвалась посреди ночи? Потому что хотела так извиниться передо мной? — Люк почувствовал, что был очень близок к ссоре, а ссориться с Лорелай было последним, чего он желал, это доконает его… И, кажется, она все-таки была достаточно великодушна, чтобы почувствовать это и свести назревающую бурю на нет: — Может быть, и поэтому, — признала она уже очень спокойно, но быстро добавила: — Отчасти. И извиниться не перед тобой, а перед Джесс. Это раз. И потом, я все равно бы пришла. Думаешь, я оставила бы больного ребенка на твоих руках? Это два. — Потише. — Что?.. — Если Джесс услышит, что ты назвала его ребенком… — Люк потянул Лорелай за рукав и заставил спуститься до середины пролета. Теперь они стояли вплотную на узкой лестнице, и Люк почувствовал, что начал краснеть. — То что случится, он обидится на меня? Он и так считает, что я его ненавижу. Люк, я ведь еще не совсем глухая. — П… прости, что тебе пришлось это слышать. — Может быть, я это вполне заслужила. Чего ты так на меня смотришь? Я тоже умею признавать свои ошибки… иногда. Но ты должен понимать, что все… что я наговорила тогда было только из-за страха за Рори. И я уважаю, когда родитель боится за своего ребенка настолько, что готов голыми руками порвать всех вокруг. Больше того, ничего иного я вообще не ожидаю. Ни от кого. Сверху из комнаты раздался шум. — Я постараюсь прямо сейчас, — сказал Люк. — Не рвать голыми руками, а… ты поняла. — Лорелай кивнула в ответ и принялась спускаться вниз. — Куда ты? Видела, что за столпотворение под окнами? — Как раз иду его разгонять, — отмахнулась она. — Должны же эти люди однажды понять, что сегодня им ничего не светит. Если они сейчас же не осознают, что им придется завтракать в другом месте, жизнь во всем городе встанет, а я этого не хочу. К тому же, мне нужно поговорить с Рори, а когда я хочу поговорить с Рори, ни одна сила в мире меня не остановит. Люк почувствовал весьма определенный намек в ее последних словах и кивнул на прощание. Это было той чертой, которая нравилась ему в Лорелай Гилмор, и, пожалуй, следовало соответствовать ей хотя бы отчасти. Он быстро поднялся наверх. Джесс сполз с кровати, запутавшись ногами в одеял, и шарил руками по полу вокруг так отчаянно, будто потерял что-то бесценное — например, одну из своих любимых книжек. — Джесс, что ты делаешь? — Люк осторожно опустился перед ним на колени и попытался затащить обратно. Тот методично сопротивлялся. — Прекрати это и ложись обратно! — Я хочу уйти, — невнятно сказал тот и снова едва не скатился вниз, но Люк ему не позволил. — Уйти куда? — непонятливо переспросил он. — Не знаю. Куда-нибудь, — кажется, Джесс всерьез задумался над этим вопросом, и только тогда Люк догадался, что тот был не в себе. — Может быть, вернусь обратно в Нью-Йорк, если ты подкинешь мне на автобус. Да, определенно он был не в себе. — Я не дам тебе ни цента на автобус, потому что ты останешься здесь, — пробормотал Люк, ощупывая лицо Джесс. Оно горело, так что даже стало жарко ладони. Люк вдруг почувствовал страх. Лорелай ушла слишком рано, что он будет делать без нее? Очевидно, срочно учиться быть хорошим опекуном, как она его учила. — Джесс, ты останешься здесь, — повторил он, стараясь звучать одновременно убедительно, но ласково. — Я тебя никуда не отпущу отсюда, — он даже попытался погладить его по голове, но Джесс неожиданно ловко увернулся. — Ты же сам прогнал меня, — напомнил он. — Не прогнал, а предложил вернуться туда, где тебе будет лучше, — Люк осекся. Сейчас это звучало особенно дико. — То есть тогда мне казалось, что тебе там будет лучше. Понимаешь? Я был уверен, уверен на тысячу процентов, что тебя тяготит жить со мной, и подумал, что сестре не помешало бы принять сына обратно под свое крыло, а тебе вернуться в привычную обстановку… я знаю, как это выглядит сейчас, но клянусь, тогда я не желал тебе зла. Я никогда не желал тебе зла. Он не был уверен, что Джесс слышал его выдающийся монолог: тот совсем обмяк, и его голова свесилась на грудь. Но тут он приподнял ее и сказал с явным трудом: — Даже когда столкнул меня в пруд? Это было последним, что Люк ожидал услышать. Столкнул в пруд? Джесс оказался чертовски обидчивым… и злопамятным. Ведь он давно извинился за тот случай… ведь извинился же. Люк удивился, что никак не мог этого припомнить. — Там было мелко, — сказал он, хотя нужно было сказать другое: — И я был неправ. — Ты был неправ, когда привел меня на автобусную остановку, — ответил Джесс и несколько раз кашлянул. Его рука скребла по промокшей от пота футболке. — Впрочем, все равно… мне пришла пора… уехать. Не очень весело жить в месте, где все тебя ненавидят. Но ты отобрал у меня шанс все исправить, — его голос прервался, словно он всхлипнул. У Люка заледенела спина. Джесс в самом деле всхлипнул, а потом на его лице что-то заблестело, и Люк до последнего отказался бы верить в то, что это были слезы, если бы своими глазами не видел, как они срывались с ресниц. — У тебя еще будет шанс, Джесс, — поторопился сказать он. — Потому что ты останешься тут. Ты останешься здесь, со мной. Я больше никогда не буду решать твою судьбу, не спросив тебя. — Я тебе не верю, — у того снова содрогнулась грудь. — Ты хотел избавиться от меня. Признайся, что ты хотел. — Только от наших взаимных мучений. Взаимных, Джесс!.. — воскликнул Люк почти в отчаянии, потому что не мог больше этого выносить, не мог слышать дрожащий голос племянника, который обналичивал неудобную правду. — Только не говори, что я тебя не раздражал и что ты тоже не хотел поскорее от меня отделаться. Это было неправильно. Сейчас было самое неподходящее время, чтобы выяснять отношения. Джесс облизал губы и выдал следующее, отчего у Люка совсем скрутило желудок: — Да, да, разумеется. Том говорил точно так же. Что если он так сильно бесит меня своим присутствием в доме, то мне будет только лучше исчезнуть. А потом дал мне кулаком в глаз. — Джесс… ты же знаешь, я никогда… не причинил бы тебе вреда. В таком смысле. Я даже о чертовом пруде жалею, а уж чтобы я поднял на тебя руку… Ведь ты знаешь, что такого никогда не случится? Ты знаешь? — он спросил с самой искренней надеждой. Кажется, больше всего в этот миг ему хотелось, чтобы Джесс ответил: «да». — Да… — Люк почувствовал слишком несвоевременную радость. Он никогда бы не подумал, что единственное слово, сказанное Джесс, могло так осчастливить его. — Ты очень вежливо сопроводил меня на остановку и даже помог собраться. Знаешь, тебе… не обязательно было ждать, пока придет автобус, и наблюдать, как я в него сажусь. Я бы уехал и без твоего конвоя. Надеюсь, потом ты не звонил на станцию в Нью-Йорке, чтобы убедиться, что я доехал до конечной остановки? — он кашлянул очень хрипло, как будто к его горлу уже подступала вода. — Ах, да… ты ведь никуда… не звонил. Он снова закрыл глаза. Люк в отчаянии подумал, что нужно опять позвонить Лорелай. Но та, навеное, только повторит, что ему самому нужно научиться справляться. И будет права. В конце концов он кое-как впихнул в Джесс две таблетки аспирина и намочил полотенце, которым попытался обтереть ему лицо. Джесс жмурился и отворачивался, продолжая что-то бормотать — уже менее членораздельное; к тому же, Люк старался особенно не вслушиваться. Ему было вполне достаточно всего, что он успел услышать. Все это время Джесс было больно. И он был одной из причин этого. Пусть меньшей… и меньшей ли в самом деле? Но ведь он не знал… если бы он только знал, если бы знал хоть самую малость о том, что творилось в Нью-Йорке, он приехал бы туда гораздо раньше, ногой выбил бы дверь к Лиз и попытался все остановить. Что ж, она знал сейчас. Так почему не поехал? Решил, что теперь в этом не было никакого смысла? Поддался уговорам Джесс? Может быть, Лорелай не зря обвинила его в том, что он совсем ничего не предпринял? В любом случае, сейчас было уже неподходящее время. Он не мог оставить Джесс одного. Тот, кажется, уснул. По крайней мере, из комнаты не доносилось ни звука. Люк с тревогой вспоминал его слабый голос и мокрое от слез лицо. Все это не имело ничего общего с тем Джесс, которого еще совсем недавно он встретил на скамейке в заснеженном парке. Сколько он провел там? Неудивительно, что он заболел. Все потому, что Люк не придал значения их разговору. Все потому, что Лорелай… нет, здесь следовало прервать эту цепочку. Во всем был виноват только он, и он один. Он принял всю ответственность в тот день, когда согласился принять племянника к себе домой. А потом вдруг решил, что играет с Лиз партию в теннис и может отправить Джесс обратно, как мячик на другую половину корта. Из спальни снова раздался смутный шум, и прежде, чем Люк успел вскочить на ноги, дверь распахнулась, и на пороге появился Джесс. Одной рукой он держался за стену, а вторую прижимал к груди, и даже в сумраке Люк видел, каким красным было его лицо и широко распахнутыми в испуге глаза. — Джесс! Что случилось? — он взял его под руку и помог опуститься в кресло. Его дыхание было частым и совсем неглубоким. Люк понял, что снова опоздал. Снова все сделал не так, и оставался ли у него шанс все исправить? Он неловко погладил Джесс по спине. Та была еще горячее, чем прежде. Было очевидно, что две жалкие таблетки аспирина никак ему не помогли. — Люк… — пробормотал он. — Помоги. Я не могу… я не могу дышать. А ведь на мгновение ему почудилось было, что Джесс стало лучше — тот встал сам, и его взгляд показался Люку более осмысленным, чем пару часов назад… но такого он никак не мог ожидать. — Не бойся, Джесс, — Люк положил ладонь ему на затылок и подушечкой большого пальца провел по щеке. — Не бойся, я о тебе позабочусь, хорошо? Все будет в порядке, — он очень старался говорить так твердо, чтобы Джесс не мог заметить, что от ужаса у него уже тряслись поджилки. Но его племянник едва ли мог хоть что-то заметить в этот миг: его глаза снова остекленели и все тело тряслось в такт ослабевшему дыханию. Люк вызвал скорую, не убирая свободной руки со спины Джесс в тщетной попытке показать тому, что не собирался никуда уходить, не собирался больше оставлять его. Да, Лорелай в очередной раз показала, что к ней следовало прислушаться. Люк надеялся только, что было еще не слишком поздно, ведь теперь он собирался сделать все правильно. Оставалось только понять, как именно.