Кровь гуще воды

Люк заставил себя медленно вывернуть на обочину и остановить машину. Спокойствие, сейчас ему больше всего нужно было спокойствие. Почти гордясь своим хладнокровием, он обернулся и спросил, ожидая на всякий случай самого худшего: — Джесс, почему ты так сильно не хочешь, чтобы в полиции о чем-то узнали? Что ты умудрился натворить? — Я умудрился натворить? — неожиданно оскорбленно повторил Джесс, так что Люк почти поверил в его праведный гнев. — Ты сбежал из дома неделю назад. Лиз сказала мне по телефону. Что вы… не ужились с каким-то ее очередным парнем, — тут Джесс поперхнулся и снова принялся кашлять, и Люку стало почти стыдно за свой допрос, но его нужно было закончить так или иначе. Не переставая кашлять, Джесс рассмеялся — по крайней мере, Люку так показалось. Он терпеливо ждал. В последние минуты он был поразительно терпелив. — Не ужился? — переспросил Джесс довольно невнятно из-за того, что его рот был все еще прикрыт ладонью. — Значит, по-твоему, я плохо себя вел и сбежал из дома, а потом что-то украл или кого-то убил, и теперь скрываюсь от правосудия? — А это… не так? — осторожно уточнил Люк. Джесс почти картинно уронил голову в ладони. — Люк, я был о тебе иного мнения, несмотря ни на что, — ему очень захотелось уточнить, несмотря на что именно, но Джесс уже продолжал: — Лиз сказала тебе, что я поссорился с ее очередным бойфрендом, а затем я оказываюсь на улице с, как ты выразился, разукрашенным лицом, и не хочу идти в полицию. Прошу, скажи, что ты в состоянии увязать все эти факты воедино. Несколько долгих секунд Люк и в самом деле чувствовал себя идиотом, потому что не мог понять… а потом его пальцы сжались на руле, и он порадовался, что благоразумно съехал с дороги, а не то обязательно бы куда-то влетел. — Это… Тим с тобой сделал? — Том, — сухо поправил Джесс. — И я начинаю жалеть, что рассказал тебе об этом. — Жалеть? Ты должен был рассказать мне сразу! Обязан был позвонить мне, как только это случилось, а не… Прошла целая неделя! Да половина твоих синяков уже наверняка зажила. Впрочем, и того, что я вижу, вполне хватит, чтобы… — Чтобы что? — медленно уточнил Джесс. — Чтобы пойти в полицию, потому что теперь, после всего, что я услышал, я просто не могу не... — Люк, — повторил его племянник тем же тоном, каким пытался заставить его почувствовать себя круглым дураком. — У меня болят ребра, и мне немного неудобно повышать голос, так что… — Болят ребра? — Люк едва не навалился на педаль газа, чтобы стартовать немедленно, но все же заставил себя дослушать: — …Так что подумай сам. Мне плевать на Тома, пусть умирает в канаве. Но Лиз тоже придется несладко, если мы напишем заявление. — Раз так, она это вполне заслужила! Джесс укоризненно покачал головой, но Люк не торопился отказываться от своих слов. Как можно было выставить собственного сына на улицу в угоду какому-то очередному парню, который все равно не задержится в ее доме? Но разве он сам не выставил Джесс? Или это было совсем другое? — Люк, она твоя родная сестра и моя мать. Так что подумай еще раз. — Ты неделю шатался черт знает где, а она даже не подумала узнать, как у тебя дела, добрался ли ты до меня или… — Со мной ничего такого не случилось. И, если хочешь знать, на лице Тома осталась парочка кровоподтеков и от меня. — Люк закатил глаза. Как будто это имело такое уж большое значение — хотя, очевидно, для Джесс имело, и немалое. У него самого чесались кулаки, чтобы начистить тому самому Тому рыло. — И потом, ты вроде бы тоже не звонил Лиз, чтобы узнать, доехал ли я до Нью-Йорка? — Я… — Люк вдруг почти с ужасом понял, что это было правдой. — Прости, я… — он только и мог, что развести руками. Джесс тряхнул головой. — Брось, я просто так сказал это, чтобы тебя подколоть. На самом деле мне все равно. Люк вдруг понял, что это безразличие было куда больнее возможной обиды. И пусть он заслужил его своим собственным тогдашним безразличием — но все же он надеялся, что эта холодность была напускной. — Джесс, я стану соучастником преступления, если не расскажу о том, что произошло. Я не хочу этого. И я не хочу, чтобы тот, кто поднял на тебя руку, разгуливал на свободе как ни в чем не бывало. — Да брось! — вспылил тот и весь подался вперед — или просто согнулся от боли, одно из двух или же сразу и то, и другое. — Не нужно меня жалеть. Если ты делаешь это, немедленно прекрати. И мне не нужно никакого правосудия. Я не собираюсь сидеть в смотровом кресле, чтобы с меня снимали побои, как с чьей-нибудь несчастной жены. И не собираюсь описывать во всех подробностях, что, как и в какой именно последовательности произошло. Что-то странное всколыхнулось в Люке, когда он услышал случайную фразу о «несчастной жене», и он сказал совсем не то, что собирался всего мгновение назад: — Понимаю, ты лелеешь свое эго и не желаешь, чтобы кто-нибудь узнал, что тебя избили. И вроде бы думаешь одновременно о благополучии матери, но одновременно забываешь о том, что однажды может достаться и ей тоже. — Люк… — Джесс, кажется, задрожал сильнее. Или дрожал так с самого начала? — Да, да… я уже понял, что ты думаешь обо мне. И если обычно я соглашаюсь с тем, что заслужил этого, то сейчас… я… да я только об этом и думал. Том ее ни разу пальцем не тронул. И она его любит… наверное. Я сам напросился. Ты знаешь, как это бывает. Люк и в самом деле хорошо знал, как это бывает. Однажды он даже столкнул Джесс в пруд. Не то чтобы он гордился этим поступком… Скорее уж наоборот, об этом до сих пор было стыдно вспоминать. И ведь потом Джесс как ни в чем не бывало вернулся домой и принял горячий душ, так что все это, наверное, могло не считаться? Если только Джесс в самом деле вернулся как ни в чем не бывало. — В общем, Лиз ничего не угрожает, я обещаю. Но если мы придем с заявлением, то угроза ей будет вполне реальной. Люку захотелось вцепиться себе в волосы. Он не был готов к таким сложным решениям. Этим утром, пока он варил кофе и жарил омлет в своей закусочной, он не был готов к тому, с чем столкнется уже вечером. Он не думал, что ему снова придется разбираться с животрепещущими вопросами воспитания чужих детей. …Но Джесс не был ему чужим. Он был одной с ним крови, сын его родной сестры. И даже если отвлечься от всех родственных связей, Джесс просто не был ему чужим. И, вместо того, чтобы позаботиться о нем, он мучил его расспросами. Повернувшись обратно, Люк снял машину с ручного тормоза. — Хорошо. Я не могу сейчас спорить с тобой. Ты вынуждаешь меня скрутить тебя, связать на заднем сиденье и доставить врачам, но, если ты клянешься, что с тобой в самом деле ничего серьезного, я готов подумать еще немного. — Обещаю, — быстро сказал Джесс. Люк не стал даже пытаться угадать степень его искренности. — Что ж, тогда поехали. Сможешь продержаться еще несколько часов? — Люк, который уже начал потеть, запоздало догадался стянуть с себя куртку и неловко протянуть ее Джесс. Тот проводил его жест подозрительным взглядом. — Несколько часов? — переспросил он. — Куда, по-твоему, мы едем? Люк вдруг понял, что еще немного — и он потеряет терпение до той степени, о которой впоследствии будет долго жалеть. — А куда, по-твоему, мы едем, Джесс? — Тот пожал одним плечом. — Я полагал, что до ближайшей аптеки или вроде того. — Люк купился на эту удочку и почти позволил себе успокоиться. — Да, да, ты прав. Сначала стоит заехать в аптеку. Я думал купить все нужное уже в Старз Холлоу, но, наверное, какая-нибудь мазь от ушибов не помешает прямо сейчас… И что-то от кашля, пока от него машина не начала подпрыгивать. И… — Ты думал купить все нужное где? — от этого тона Джесс Люк тоже начал уставать. Кроме того, он вдруг понял, кого именно ему напоминал этот тон: очень похожим образом сегодняшним утром Лорелай спрашивала у него: Джесс? Ты сказал, Джесс? И ее он тоже послушался. Неужели он в самом деле был настолько мягкотелым? — Джесс, давай-ка проясним все еще раз, — к некоторому сожалению Люка он уже выехал на трассу и не хотел снова вставать на обочину даже для особенно задушевного диалога. — Не подумай, что я недоволен тем, что ты позвонил, ты правильно сделал. Но, когда ты набирал мой номер… что именно ты ждал от меня? — Денег, — ответил тот не раздумывая. — Что? У меня кончилось все, что было в карманах, на работу прямо сейчас я не могу устроиться по ряду очевидных причин, а просить милостыню на улицах мне не хотелось так сильно, что я подумал… подумал, ты сможешь одолжить мне… на ночлег, еду, пару таблеток. Пока все не образуется. Я все вернул бы потом. — Не нужно ничего мне возвращать. При чем здесь это?! Джесс, ты правда думал, что я просто суну тебе в руку несколько банкнот, развернусь и поеду обратно? — По правде говоря, я надеялся на это, — вероятно, сам того не особенно желая, Джесс продолжал резать его без ножа. — Я уж точно не хотел, чтобы ты насильно вернул меня туда, откуда сам же и выгнал. — Я не… я был уверен, ты сам хотел вернуться в Нью-Йорк! Разве не ты постоянно показывал, как сильно тебе опротивела жизнь в нашем городе? — Неужели?.. — отстраненно спросил Джесс. — В любом случае, уже поздно. Я туда не вернусь. — Нет, вернешься, — сказал Люк и на всякий случай заблокировал двери машины, чтобы Джесс не попытался выполнить свою угрозу и выскочить на проезжую часть. — Я согласился не передавать тебя на руки врачам и полицейским прямо сейчас… и считаю это большим одолжением, потому что ответственность за это решение лежит не на тебе, а на мне. — Ты здесь ни при чем. Я тебя попросил. — Джесс, попросил ты или нет, да хоть валялся у меня в ногах, умоляя, хоть угрожал заряженным пистолетом, это не имеет никакого значения. Я старше, и я отвечаю за тебя. Все, что может случиться, окажется на моей совести… теперь, — он не стал добавлять, что в своем отчаянном стремлении защитить Лиз от возможных нападок полиции, Джесс взамен вручил Люку полную ответственность, которая могла выйти ему боком. — Поэтому сейчас мы едем в Старз Холлоу, ты затыкаешь рот и прекращаешь возмущаться по этому поводу. Тот действительно замолчал. Неужели Люк наконец оказался убедителен? Или Джесс просто решил, что у него больше не было сил спорить? Второе, определенно, второе. Весь его вид ясно говорил о том, что он считал ниже своего достоинства продолжать этот разговор. Однако он не попытался сбежать, пока Люк наведывался в первую попавшуюся на дороге аптеку, и до самого конца пути не менял положения, замерев на заднем сиденье со скрещенными на груди руками. — Приехали, — сказал Люк. Было уже совсем темно и очень поздно, и он чувствовал, будто вершил что-то преступное под покровом ночи. А еще, кажется, завтра утром он не откроет закусочную вовремя. — Джесс, ты слышишь? Пора выходить. И, прошу, давай не усложнять друг другу жизнь. — Что? — тот поднял голову и протер глаза. — Мы уже на месте? С какой скоростью ты ехал? — С максимальной разрешенной… почти. В смысле, почти разрешенной. Ты что, уснул? — он вдруг обеспокоился. Джесс звучал почти точно так же, когда говорил «мне казалось, я только прикрыл глаза». — Пойдем. У тебя есть уникальная возможность уснуть в кровати, а не на лавочке в парке, — штука не была смешной, но никто и не засмеялся. — На надувной кровати? — сонно уточнил Джесс и задвигался в сторону двери. — Снова надуешь ее для меня? — Что? — не понял было Люк и спохватился: — О, нет, ты будешь спать на моей кровати. Она сейчас тебе явно нужнее. — Какая жертва, — тот сказал довольно язвительно, но одновременно вяло, будто из последних сил. Люк подал ему руку, ожидая, что Джесс оттолкнет ее, но тот вдруг вцепился в нее мертвой хваткой. Его шатало, и входная дверь казалась слишком далекой. Быстрым движением, призванным свести к минимуму сопротивление, Люк подхватил его под колени и быстро поднял в воздух, и тогда случилось именно то, чего он опасался: откуда ни возьмись, у Джесс взялись свежие силы, с которыми он едва не вывернулся из его рук. — Прекрати немедленно, — прошипел он. — Хочешь, чтобы я волок тебя домой за ногу? — Я сам дойду. Хватит, опусти меня! — Что, ты не за этим мне звонил? — не мог не поддеть его Люк. — Но поздно, теперь ты снова в моей власти. — Джесс так отчаянно попытался освободиться, что он едва удержался от желания хорошенько его встряхнуть. — Успокойся! Уже глубокая ночь! Никто нас не видит! Удивительно, но эти слова, похоже, подействовали, потому что Джесс замедлил свою бесплодную борьбу. — Еще не хватало, чтобы кто-то видел, — сказал он и слабо кашлянул, а потом разжал руки и, кажется, сдался. Люк вздохнул. И зачем нужно было драматизировать? В конце концов, он сражался с ослабевшим подростком, своим племянником, и он все еще не знал, что именно с ним случилось. — Не увидят сегодня — увидят завтра, — добавил Джесс. — Кого? Тебя? Ты разве собрался сидеть тут взаперти? — Разве был другой план? Я не хочу, чтобы кто-то знал, что я вернулся… что ты заставил меня вернуться. — Не хочешь, чтобы кто-то знал? И что ты предлагаешь, прятать тебя от всего мира? — Прятать кого? — услышал он знакомый голос, и Джесс вдруг с такой силой пнул его в ногу, что он едва не уронил его на землю. Судя по разъяренному взгляду, его племянник был в бешенстве — и, по правде говоря, Люк мог понять его хотя бы отчасти. Потому что по какому-то особенно злокозненному велению судьбы застала их не кто иная как Лорелай Гилмор, что-то делавшая у его дома столь поздним вечером. И Люк, который обычно был рад видеть ее всегда и при любых обстоятельствах, предпочел бы сейчас обнаружить на ее месте почти кого угодно другого.