Искуситель

В моих глазах дрожали слёзы, но я не смел позволить себе плакать, зная, что Люциусу, который её любил, ещё хуже. Но ведь я её тоже любил. Так искренно, так нежно. Князь сидел на полу, прижимая к себе тело Софии, и вытирая кровь с её лица взятой у меня салфеткой. Я сидел рядом, смотря на девушку. Глаза были закрыты, грудь не вздымалась в дыхании. Сердце больше не билось в этом милом прелестном теле. Сердце, которое так любило весь этот мир и его созданий. — Мне очень жаль, — сказал я, сглатывая ком в глотке. — Не говорите мне ничего, — сказал он холодно, утирая щёчки леди Старк. — Её отравили, я в ярости и горе, и любое слово сейчас заставит меня проклясть того, кто со мной говорит. — Да, конечно, извините, — промямлил я, опустив к трупу взгляд. За что? Кому и зачем было нужно отравлять это добрейшей души существо, которое отдало бы жизнь за последнего бедняка? Я смотрел в это лицо скандинавской красавицы, и было больно от мысли, что я больше не увижу её диких любящих глаз, её нежной ласковой улыбки, не услышу её голоса, смеха, не коснусь мягкой белой ручки. — Оставьте меня, — потребовал Люциус. — Я хочу побыть один с нею до прихода врача. Я кивнул и вышел из зала, в коридоре встретившись с Мефисто. — Не входи туда, — сказал я. — Князь в трауре. — Что? — не понял он. — Леди София только что умерла. В этот миг я увидел секундное изумление в его лице, и свирепеющий взгляд. Я прошёл мимо, несколько испугавшись, и уже не в силах сдерживать себя. Я ворвался в первую попавшуюся гостевую спальню, закрылся изнутри, рухнул на кровать и горько зарыдал. Умерла моя муза, умер мой ангел. Я слал проклятие на того, кто отравил Софию, и желал ему такой же смерти. Захлёбываясь кровью и корчась от боли. Она была хорошей, она была прекрасной. Каким чудовищем надо быть, чтобы отравлять ни в чём не повинную девушку? Врач прибыл через час, и лишь утвердил факт смерти. Люциус не проронил при мне ни слезинки, когда я подошёл к нему, спрашивая, что теперь будет. — Мало приятного, — бросил он, поднимаясь с пола и держа тело Софии на руках. — Я поеду к лорду Старку. — Я с вами, — вызвался я. — Мне кажется, вам следует побыть с женой, — горько ухмыльнулся князь. — Я не хочу оставлять вас одного в час потери. — Меня, или себя? — язвительно сказал он. Я не обижался. Он сейчас озлоблен на весь мир, я знаю. И его упрёк я снёс без оскорбления. В конце концов, упрёк был справедлив. Я сам не хотел оставаться один, понимая, что Софии больше нет. Джильда не поможет. Из всех женщин, что я знал, искренне утешать умела только та, чьё тело сейчас держит князь. — Раз вы решили, идёмте, — Люциус направился к двери, прижимая к себе тело леди Старк. — Мефисто! Сию же секунду готовь карету! Едва он договорил, как раскат грома пронёсся по мрачным небесам. Словно сама природа рыдала о потере этого ангела. И Люциус в этот момент выглядел нелюдимым. Свирепым, яростным, словно львом, опасным даже в своей защите. Но взгляд его не выражал ничего, кроме боли. Глубокой, безмерной боли. Мы подошли к выходу из дома, где нас уже ждал Мефисто. Увидев труп, он сжал челюсть и издал неясный звук, напоминавший одновременно рычание и скулёж. Никогда ещё не слышал подобного от человека. Он посмотрел на князя, который горько усмехнулся. — Только представь, насколько прогнили их души, раз они осмелились сделать такое, — сказал он слуге, ногой толкнув двери. Те распахнулись, дав мне увидеть ужас, творившийся на улице. — Идёмте, Колдуэлл. Не отставайте, не то промокнете. Я молча кивнул, быстрым шагом следуя за ним к карете. Садясь в неё, Люциус глянул на кучера, сказав строго и властно: — Вези меня к Старку. Бережно, словно больную мать, или я брошу тебя под колёса чужой повозки. — Слушаюсь, милорд, — быстро ответил кучер, накидывая на голову капюшон. Едва я закрыл дверь, как карета тронулась, и мы помчались к лорду Роберту. Астери не выпускал из рук тела Софии, всё лаская её и убирая падавшие пряди с личика. Он шептал: — Зачем ты так со мной? Ты жестокая, София. И после этого ты меня-то звала бессовестным? — Люциус, — обратился я, опустив руку на его плечо. — Я понимаю вашу боль, но пожалуйста, постарайтесь держать себя в руках. Мёртвые нас не слышат. Он медленно повернул ко мне голову, и с губ его сорвался издевательский смешок. — Мёртвые? Взгляните в это лицо, и назовите её так снова! Взгляните, говорю! Я решил выполнить его просьбу, дабы не раздражать и без того возбуждённые нервы. И хоть мне очень тяжело и больно это признавать, но София не выглядела мёртвой. Её румянец не сошёл, щёчки не впали, личико ещё не осунулось и не изуродовалось посмертным параличом. В самом деле, язык не поворачивался называть её мёртвой. Словно это не холодный труп, словно она только спит. Словно это принцесса, погружённая в глубокий сон, и ждёт поцелуя своего принца. Я невольно потянулся ладонью к её щёчке, как карета начала поворачивать, и я завалился немного набок, увидев в окно дождливую улицу, освещённую фонарём. Я увидел там разбитую карету, двух коней, и чьё-то тело. Присмотревшись, я с ужасом разглядел ту самую гадалку, которой Люциус месяц назад пророчил смерть. И вот она. Сбита каретой, растоптана конём. Я услышал смешок за спиной. — Увидели её? — спросил князь. — Она… как… Боже! Вы были правы! — воскликнул я с шоком и страхом. — Я только угадал, предположив наиболее допустимую для этой женщины смерть. И меня печалит то, что в день смерти чистого ангела умерла и мерзкая воровка. Я задёрнул окно шторкой и повернулся к Люциусу. — Вы порой пугаете меня, князь. — Я чаще пугаю сам себя, — многозначительно ответил он, вернув взгляд к Софии. — Неужели это конец, Софи? Неужели ты так и бросишь меня одного? — Вы рвёте мне сердце! — не выдержал я. — Сколько боли в вашем голосе, Люциус, сколько скорби! Я клянусь, я едва держусь, чтобы не зарыдать тут, перед вами, над телом этой добрейшей и прекраснейшей женщины. Умоляю, не говорите с ней. Плачьте, если вам легче, я не подумаю осуждать, но только не говорите! Он помолчал, смотря на меня. И грустно улыбнулся. — Раз так, вы тоже дайте волю чувствам. Я вижу, как слёзы дрожат в ваших глазах. Я держусь, потому что думаю, что будет с лордом, когда он узнает о смерти последней леди Старк, которую я привёл на смерть, сам того не сознавая. Я сжал свои волосы руками, опустив голову и глотая горечь в горле. Что станет с лордом, который лишился жены, а теперь и дочери. Мне было тяжело дышать от давившего чувства скорби и печали. Я не приду на похороны, я не выдержу. Перед глазами проносились все моменты, связывавшие меня с ней. От самого нашего знакомства до этого дня. Ещё недавно она так спокойно и ласково смотрела на меня, меня, который смел злиться на неё за доброту к беднякам, а теперь она такая холодная и тихая, и лишь земля и гроб станут её последним пристанищем. В её красивом нежном мягком теле будут копошиться черви, изъедая плоть, в которую когда-то была заключена самая чистая душа из всех существовавших. Я проклинал себя за то, что в Рождество назвал её игрушкой и рабой мужчины. Хоть я и считал, что женщина должна быть покорной и услужливой, я не имел права так её называть. Лишившись матери, она утешила меня, который был наказан за свой эгоизм и глупость. Она одна плакала над моим вальсом, она поняла, что я рассказывал в нём. Она плакала, когда я говорил о свадьбе с Джильдой, потому что была искренне рада за меня. Она любила меня. Любила Люциуса и Джильду, которая улыбалась ей в лицо, а за спиной звала «покорной самкой». София. Мой светлый нежный ангел София, зачем ты умерла? Зачем ты выпила тот чай? Зачем тебя можно было желать отравить? Ты чистейшее из всех созданий природы, ты воплощение женственности и доброты, средоточие любви и ласки, неужели тебя больше никогда не будет? Неужели твоя душа теперь далеко, с ветром мчится сквозь холод и тьму от земли, устремляясь в небытие? Меня пьянило сладким ядом моё самолюбие и любовь к внешности жены, и я не замечал, как ты прекрасна. Твои дикие глаза, излучавшие свет и надежду, твоя белая кожа и твои волосы, что делали тебя древней скандинавкой, твоё тело, твои изгибы бёдер, твою грудь, твои руки. Твоё лицо, полное безмолвной нежности. Женись я на тебе, а не на Джильде, была бы ты жива? Я умоляю тебя, небесный добрый ангел, вернись к жизни. Дай увидеть тебя ещё хоть раз. Дай коснуться тебя, прошу всеми силами души. Я не хочу жить в мире, где не будет тебя, София. Вернись сюда. Вернись ко мне. Мы приехали к поместью лорда Роберта, когда гроза разбушевалась, и молнии били во все стороны, а дождь нещадно хлестал в лицо. Несмотря на то, что до дверей поместья от кареты идти, а тем более — бежать было около нескольких секунд, я и Люциус промокли. Нам открыл дворецкий, и ахнул, увидев тело Софии. — Зовите лорда, но не говорите ничего, — сказал князь. — Пусть увидит сам. Спустя минуту к нам вышел лорд. Зал пронзил его крик. Опираясь на трость, он быстро подошёл к нам и, роняя слёзы, попробовал взять дочь. Люциус держал её сам, ибо руки лорда Роберта сильно тряслись. — София! моё милое дитя, для чего ты меня покинула? — рыдал он, прильнув к её руке. — Моя любимая дочь, моя маленькая леди, пожалей меня. Князь, мистер Колдуэлл, как это произошло? — спросил он дрожавшим голосом. — Её милость были отравлены, — ответил Люциус с прорвавшимися скорбными интонациями, хоть он и старался выглядеть хозяином положения. — Вы вправе винить меня и подозревать, милорд, но я… — Бог с вами! — перебил его Роберт Старк. — Вам незачем было творить такое! Я не подозреваю ни вас, ни мистера Колдуэлла. Какой смысл был бы вам? Господи, это что, кровь? — он посмотрел на платье. В следующий миг лорд пошатнулся и схватился за грудь. К нему подбежал дворецкий, придерживая. — Сердце, — шикнул он. — Милорд, вам нужно прилечь, врач строго воспретил вам переживать, — тревожно сказал слуга, увидев труп. — Можешь ли ты это говорить, видя моё горе?! — крикнул на него с болью в голосе лорд Старк. — Сейчас же найди мне убийцу дочери, я самолично его повешу и… ах! Его глаза закрылись, и он упал на руки дворецкого. Я перепугался третьей смерти за вечер, отчего подбежал к лорду и принялся проверять сердцебиение и пульс. Я выдохнул с облегчением. — Он дышит, только потерял сознание. — Уложите лорда в постель, — скомандовал князь слуге. — Делайте всё, что предписывал врач. Колдуэлл, идёмте, вы будете открывать мне двери. Я покорно следовал за князем по пятам, а прислуга окружила заботой потерявшего сознание лорда. Люциус уверенно поднялся по лестнице, словно он был хозяином дома, и пошёл по коридору. Он направлялся к спальне, где София в последнюю ночь своей жизни видела сладкие мирные сны. Я открыл, потянув на себя ручку двери, и князь вошёл внутрь. Люциус прошёл мимо туалетного столика с зеркалом, мимо шкафов и цветов, и уложил на кровать тело леди Старк, сложив её руки на животе и убрав со щёчки прядь волос. Сейчас я видел, что кровь была у неё на груди, рукаве и немного на подоле белого платья. Она любила белый цвет, князь как-то говорил мне. И от этого кровь, которой она захлёбывалась, умирая, выглядела ярче. И удручала сильней. Люциус взял со спинки кресла пеньюар и завесил им зеркало. И когда он это делал, пройдя мимо меня, я увидел блестевшую на его щеке одинокую слезу. Одинокую, как и он сам теперь. Прошло около получаса, когда слуга лорда Старка подошёл и передал, что он очень просит нас остаться на ночь. Я не смел ему отказывать. Ведь он остался один. Без жены, которую он нежно любил, и без дочери, что была его отрадой. Люциус выразил своё согласие молчаливым кивком, сидя на кровати леди Старк и поглаживая её руку. Я послал кучера назад с известием, что буду у лорда до завтра. Мне не было совестно оставлять Джильду. В конце концов, она не видела страдавшую в момент смерти Софию и её бездыханное тело. Комната была окружена двумя гостевыми спальнями, поэтому я и князь расположились в них. Я долго не мог уснуть, ворочаясь в кровати и слушая грозу, пока по щекам скатывались солёные слёзы. И мне в каждом звуке мерещилась София. Её шаги, её вздохи, её шепот. Но в конце концов, спустя час моих страданий, я всё-таки заснул. Мне снилось небо. Огромное, бескрайнее голубое небо. И в этом небе я видел ангелов. Они летали, спокойно улыбаясь друг другу, и о чём-то говорили. Я не разбирал их речи, лишь слышал некоторые голоса. И среди ангелов двое были ко мне поближе. Мужского и женского пола. Тот, что был мужчиной, был повёрнут ко мне лицом. У него золотые волосы, голубые добрые глаза, очень красивое и приятное лицо, могучий рост, широкие плечи, немного выпиравший живот, румянец на пухлых щеках. Он выглядел радостным и слегка взволнованным, держа за руки ангела, с которой говорил. Я услышал её голос и обомлел. Это была София. Я сделал к ним шаг, второй, и тут она обернулась. Она улыбалась. И, взмахивая крыльями, летела ко мне, простирая руки, словно хотела обнять. — Киллиан, — сказала она звонким голосом, что лился словно ото всюду. — Киллиан. Я не мог ответить. Грудь переполняли радость и счастье от того, что я её вижу. Она прилетела ко мне и сложила белые крылья, встав передо мной и лучась всем своим существом. — Вы плакали по мне? — нежно спросила она, положив руку мне на щёку и вытирая влажную дорожку от слёз. София ласково улыбалась, смотря мне в глаза. — Не нужно так скорбеть, дорогой мистер Колдуэлл. Гроза почти закончилась. Мы совсем скоро встретимся вновь, я обещаю. — Я тоже умру? — спросил я, наконец. — Нет, — засмеялась она. — Вы всё поймёте потом. — Князь так горюет без вас. — Напрасно, — улыбалась ангел. — София, — я взял её руки. — Умоляю, вернитесь. — Я же здесь, перед вами. — Я так тоскую. София, милая леди София, я люблю… Меня прервал тот самый ангел, с которым она говорила. Он крикнул её имя с тревогой и волнением. Все остальные ангелы устремились куда-то вдаль, а София стала отдаляться от меня. — Спите крепко, мистер Колдуэлл, — пожелала она, выскальзывая из моих рук. — Моя смерть утомила вас, вам нужно выспаться. Я не успел ни возразить, ни позвать её. Я начал падать с этого дивного неба, чтобы проснуться в настоящем мире весь в холодном поту. Я жадно глотал воздух, стараясь вспомнить и не забыть ни единого отрывка из этого прекрасного сна. Но печаль отравила радость минутного пребывания с почившей леди Софией. Здравый смысл неумолимо твердил, что она мертва, а мёртвые не оживают. Я улёгся обратно, и рассуждая, вдруг понял, что на улице уже нет шума. Гроза закончилась. Ангел из моего сна оказалась права. Я заснул, стараясь поскорее унестись назад на это небо, к милой Софии. Но сны этой ночью мне больше не снились.