Глава 1. Пищевая цепочка
22 декабря 2021 г. в 17:06
Пищевая цепочка… Само это понятие пришло из животного мира, где сильный пожирает слабого, не размениваясь на сантименты. Однако оно отлично работает и в мире людей. Если ты занимаешь видное место в обществе, то тебя окружает куча «друзей», «единомышленников» и тех, кто просто хочет повысить свой статус за чужой счёт. Тобой восхищаются, улыбаются, смотрят в рот и ловят каждое слово. Замечательная картина, скажете вы, да не тут-то было. Я не зря поместил слова «друзья» и «единомышленники» в кавычки.
Стоит лишь вам по тем или иным причинам свалиться с вершины, как радужные краски мигом блекнут. Вчерашние друзья надменно отворачиваются и делают вид, что не видят, недавние единомышленники смотрят с презрением, а то и вовсе норовят воткнуть нож в спину. Что же касается остальных прихлебателей, то те глядят, как на отбросы или пустое место. Это ещё в лучшем случае, про худший вариант даже распространяться не буду.
В двух словах: если ты в самом низу пищевой цепочки, социальной лестницы, называйте, как хотите, то тебя сожрут с потрохами и попросят добавки. В переносном смысле, естественно — за каннибализм пока ещё сажают (впрочем, не уверен на счёт будущего — может его и легализируют, чтобы уменьшить количество лишних ртов).
Как и в животном мире, люди тоже сбиваются в стаи, простите, группы по интересам или ещё по какой-нибудь бредовой причине. У них тоже есть свой вожак, за которым или которой следуют все остальные. В этом случае он или она становятся как бы лицом определённой социальной группы (чуть не сказал стада) и по нему или по ней судят обо всей этой «общности» в целом. Причём, самому вожаку необходимо постоянно поддерживать авторитет и действовать в интересах ведомых, в противном случае он потеряет свой альфа-статус и окажется сброшен с вершины, где его и «сожрут» завистники и недоброжелатели.
Школа — тоже маленький социум, пусть и несколько специфический, поэтому его законы, в принципе, не отличаются от законов мира взрослых. В ней балом правит статус и положение, причём они закладываются с самой церемонии поступления, когда формируются группы учеников различной степени популярности. Тут же творятся интрижки, начиная от внутригрупповых и кончая уровнем школы (и даже за её пределами), ну и конечно же слухи, куда уж без них. Они могут как разрушить репутацию, так и её поднять. Замечу, что обычно случается первое.
Лидеры групп обречены на повышенное внимание со стороны окружающих, можно сказать, что они самые видные мишени, в которых всегда готовы полететь копья и стрелы, стоит им оступиться.
К чему я веду? К тому, что лучше сразу исключить себя из пищевой цепочки: даже если ты лидер, но рано или поздно найдётся тот, кто бросит тебе вызов и низвергнет с пьедестала. Возможно, это будет сделано подлым ударом в спину одного из так называемых «друзей». Кстати о друзьях: дружбы не существует, есть лишь личная заинтересованность. Пока ты, по каким-либо параметрам кому-то интересен, тебя считают другом и полезным человеком, но стоит утратить эти качества, как вся дружба сразу кончается и тебя исключают из круга общения, выкидывая на обочину жизни.
Но я отвлёкся. Быть одиночкой применительно к человеческим отношениям — это и значит исключить себя из пищевой цепочки, разорвать порочный круг взлётов и падений, обрести неуязвимость к общественному мнению и, тем самым, возвыситься над ним. Поэтому одиночки не зависят ни от кого и ни от чего, они свободны в своих решениях. Отсюда следует логический вывод: одиночки — элита человечества. Именно таков мой путь.
И пусть все популярные сдохнут!
— Хикигая, что за хе… гм, чепуху ты написал? — наш учитель биологии и по совместительству классный руководитель Намадо-сэнсей закончил читать текст вслух.
— Ну, эссе? — промямлил я, понимая, что влип. Краем глаза я заметил, как несколько учителей за общим столом безуспешно пытались скрыть понимающие ухмылки.
Признаюсь, когда написал его на уроке и сдал учителю, был горд за себя, особенно за концовку и обочину жизни. Но, когда эссе прозвучало из чужих уст, то вышло довольно мерзко, особенно та самая концовка.
— Верно, — он помахал листком бумаги, — и на какую тему?
— Как вы видите пищевую цепочку?
— Тоже верно, — согласно кивнул старик, — а что написал ты?
— Ну, как раз своё видение…
— Достаточно, — он устало приложил руку с моей писаниной ко лбу и покачал головой. — Если даже не учитывать, что это мог написать лишь человек с насквозь прогнившей душонкой…
Оуч, это было жестоко, сэнсей.
— … и отбросить призыв к геноциду…
Эй, где вы нашли геноцид — не перегибайте палку!
— …то я просил написать про пищевую цепочку в мире животных.
— Ну так, людей тоже можно назвать социальными животными, — я пожал плечами.
— Не слишком ли ты принижаешь человечество? — в голосе Намадо-сенсея промелькнул намёк на раздражение.
— Ничуть, — парировал я, — посмотрите на всю нашу историю — по сути, все войны были продиктованы примитивными желаниями, достойными животных: территории, еда, ресурсы, красивые же…
— Достаточно, — оборвал старик, швырнув листок на стол в учительской. Вот теперь его раздражение явно чувствовалось. — Ты неисправим, Хикигая. Так, эссе перепишешь, понял?
Взгляд зацепился за паутину в углу окна за учителем. В ней паук методично пеленал ещё трепыхающуюся муху — вот вам отличный пример пищевой щепочки. На первый взгляд, он находится на самой её вершине, но это не так. Стоит лишь какому-нибудь ученику более добросовестно отнестись к уборке помещения, и паук будет лишён места обитания, раздавлен и выкинут вместе с другим хламом в мусорную корзину. Наглядный пример того, что я описал в эссе.
— Как скажете, сэнсей, — покорно вздохнул я, решив лишний раз не испытывать судьбу.
Сам по себе, Намадо-сан — препод неплохой. По крайней мере, он единственный, на чьих уроках надо мной не решаются издеваться в открытую, ограничиваясь шепотками. Но лучше его не злить — старик отомстит: спокойно, педантично, и, что самое главное, абсолютно в рамках школьных правил. Наверно поэтому никто не рисковал играть на его терпении — себе дороже.
— Кроме того, — тем временем продолжил он, — если хочешь достичь успеха в жизни, следует поменять свою философию. Да-да, знаю — ты упёртый, — не дал он возразить, — но советую задуматься вот над чем: какую бы ахинею ты ни нёс, — учитель щелчком отфутболил злополучное эссе прямиком на паркетный пол (я проводил листок глазами). — В одиночку тебе ничего не светит, — и с нажимом добавил, — ты сам это прекрасно понимаешь.
Да знаю я, старик, знаю. Только в дружбе разочаровался ещё с младшей школы, когда никто не хотел со мной общаться. Ну и что с того, если у меня глаза, как у дохлой рыбы, и непрезентабельная внешность — вините в этом гены дражайшего папаши, а я здесь при чём? Разве от неброского внешнего вида человек хуже как личность? Нет.
А сколько с моей стороны делалось попыток завоевать чьё-то внимание — не перечесть. Но в ответ я получал лишь гримасы отвращения, пренебрежительные улыбочки или, что ещё хуже, обидные слова: «Отойди, Хикижаба, а то своими микробами заразишь». От издевательского хохота мальчишек на глаза наворачивались слёзы и мне ничего другого не оставалось, как только, стиснув зубы, отойти в сторонку. Гады.
И всё равно я наивно полагал, что в средней школе дела наладятся. Глупец — ситуация только ухудшилась. К этому времени мальчики стали замечать девочек, а те — мальчиков. Естественно, я не являлся исключением (про своё собственное отношение к противоположному полу говорю). Но первые смотрели на меня как на пустое место, а вторые морщили носики от отвращения, когда думали, что не вижу. Надо ли говорить о том, что меняться номерами телефонов со мной тоже никто желанием не горел? В итоге, изоляция лишь усилилась.
Любимым же развлечением девчонок со временем стала жестокая игра: проштрафившиеся в своих локальных группках одноклассницы просили дать свой номер телефона. Первые разы я был так рад, что совершенно не замечал выражения крайней досады на их лицах — думал, они краснеют от смущения — вот идиот. Но потом до меня постепенно стала доходить суть происходящего. Само собой, никто из них так и не позвонил. А тупой Хачиман Хикигая не спал ночами с робкой надеждой в груди, напрасно ожидая звонка или хотя бы сообщения от очередной девушки. Тьфу, тогдашний «я» вызывает отвращение своей наивностью.
Однако апофеоз моих страданий пришёлся ближе к концу второго класса, чуть меньше месяца назад. Дело в том, что в начале года к нам в класс перевелась одна девочка, которую звали Каори Оримото. Единственная из всех, которая без проблем общалась со мной, несмотря на кислые взгляды подружек. После обмена номерами она даже иногда писала сообщения! После каждого раза я улетал на небеса, сердце колотилось, как ненормальное, не давая заснуть.
Поэтому, это был лишь вопрос времени, когда у меня возникла мысль:
«Раз она так делает, то значит я ей наверняка нравлюсь».
Мысль, достойная полного кретина. Но это сейчас я понимаю, насколько бредовой она была, а тогда казалась логичной и обоснованной. Тем больнее было падать с розовых облаков.
«Мм, Хикигая, — сказала Оримото, нервно теребя подол школьной юбки, пока я согнулся в поклоне, вытянув вперёд руку. В тот роковой день мы с ней дежурили и находились одни в классе. — Давай останемся просто друзьями.
Это был приговор — она просто мило себя со всеми вела, включая и меня. Для других-то это являлось нормой поведения, но я, находящийся в многолетней изоляции, принял её желание общаться за романтический интерес. Дурак.
Ноги стали ватными, а сердце будто перестало биться. И что-то внутри со звоном разбилось вдребезги, наверное, те самые мечты. А утром следующего дня начался мой персональный ад.
Первым делом, когда открыл шкафчик, из него повалился всякий мусор, а школьные тапочки отсутствовали. Пока я стоял, недоумевая, куда делась сменая обувь, и почему в нём оказался разный хлам, уши уловили шёпот:
«Ты слышала? Хикижаба вчера признался Каори».
«Что-о-о?! Этот урод?!»
«Ага. Отвратительно, правда?»
«И не говори. Я бы ему сразу пощёчину влепила».
И тогда мне всё стало ясно — кто-то подслушал наш с Оримото разговор, отсюда и мусор. От осознания возможных последствий мне стало худо — у одноклассницы имелась целая толпа поклонников и поклонниц. Возникшая слабость во всём теле заставила прислониться к шкафчикам — теперь мне крышка. Как пожар от искры в сухом лесу, новость моментально разнесётся по школе, а из-за отсутствующей репутации меня начнут откровенно гнобить и издеваться, будто всеобщего тихого презрения мало.
Тяжело вздохнув, я собрал себя в кучу и направился к завхозу за новой парой тапочек — в жизни определённо начинался новый этап. И, ясное дело, неприятный.
— …игая! Ты что, заснул!
— А-а? — выплыв из воспоминаний, я уставился на Намадо-сенсея. — Вы что-то сказали?
— Поразительно, Хикигая, как ты можешь уйти в себя прямо посередине разговора, — недовольно проворчал он. — Я говорю, что мне смерть как надоело читать твой бред.
— И что вы предлагаете? — я заинтересованно навострил уши, пропустив мимо них обидное слово.
— А предлагаю я следующее, — он хитро прищурился, — до конца обучения я освобождаю тебя от сдачи эссе… — он намеренно сделал паузу.
— То есть, до окончания школы? — на всякий случай уточнил я.
— Соображаешь.
— А какое условие? — не станет же он давать такую поблажку за здорово живёшь.
— Надо подтянуть кое-кого по биологии, — неопределённо ответил он — Несмотря на твоё, хм, искажённое мировоззрение, меньше девяноста баллов за тесты ты не получаешь.
— Вы предлагаете стать чьим-то репетитором до самого выпуска? — ну нет, старик, на это я подписываться не стану — гемор ещё тот. Да и кто в здравом уме захочет со мной заниматься?
— Вовсе необязательно. Тебе достаточно подтянуть её до, — Намадо-сэнсей задумался, — скажем, шестидесяти пяти баллов, и ты свободен.
Её? Отлично — это ещё и девушка. Ну уж она точно не согласится, особенно после того, как о моём признании Оримото узнала вся школа. Но, если быть честным, самому страсть как надоела эта бессмысленная писанина.
— Даже не знаю, что сказать вам, сэнсей, — я откровенно тянул время, подозревая какой-то подвох.
— Двадцать эссе, Хикигая, которых тебе не придётся писать, — произнёс он. — И я поговорю с остальными преподавателями, чтобы они не сильно к тебе цеплялись со своими. Сможешь просто сдавать и забывать.
Как мягко стелет-то, ну точно есть подвох. Однако перспектива больше не иметь проблем с этими дурацкими эссе искушала до ужаса.
— Говорите, только до шестидесяти пяти? — всё же решился я — была не была!
— Именно, Хикигая, — поняв, что я заглотил наживку, заулыбался препод. — Уверен, с твоими-то знаниями ты подтянешь её до переводных экзаменов в третий класс.
— Хорошо, — окончательно сдался я. — Кто она?
— Её зовут…
Входная дверь в учительскую с шумом отъехала в сторону, являя низенькую очкастую женщину с коричневой шевелюрой по плечи — наша математичка. Она нервно поправила съезжающие с носа круглые очки в чёрной оправе.
— Намадо-сан, вас директор вызывает. Срочно.
— Что такое? — он недовольно нахмурился.
Женщина кинула быстрый взгляд на меня:
— Это конфиденциально и касается кое-кого.
— Опять? — обречённо спросил Намадо-сэнсей, видимо догадавшись о ком идёт речь.
Математичка кивнула.
— Ну что за девчонка, когда она уже, наконец, угомонится? — кряхтя, он встал из-за стола, за которым мы сидели и направился к выходу.
У самой двери учитель обернулся:
— На сегодня это всё, Хикигая. Приходи завтра после уроков, там я вас и познакомлю.
Он вышел, оставив дверь открытой. Через проём было видно, как они спешно идут по безлюдному (время кружков), в солнечных пятнах от окон, коридору, пока математичка яростно жестикулировала по дороге. Сэнсеи исчезли за углом.
Ладно, мне тоже пора. Посмотрев по сторонам — остальные преподаватели занимались своими делами — я поднял упавший листок и выскользнул в коридор.
— Сочувствую тебе, парень, — донеслось в спину, когда я закрывал дверь.
Решив обойтись без вопросов, я припустил по коридору на выход из школы — ходу отсюда, пока другой препод не припахал.
Но чем дальше уходил от учительской, тем больше понимал — Намадо-сэнсей обвёл вокруг пальца и теперь меня ожидает нечто не особо приятное. Обострённое чутьё одиночки просто кричало об этом. Однако поздно лить слёзы над пролитым молоком — я уже подписался на репетиторство, жаль, денег не заплатят.
Когда проходил мимо женского туалета, в спину буквально вгрызся жгучий взгляд. Но не успел я испугаться, как дверь с шумом распахнулась и меня в самом прямом смысле слова втащили внутрь.
— Эй, что происх… — затылок взорвался болью.
***
— Хикижаба! Как такой сморчок в виде тебя посмел признаться Каори Оримото? Мей Кунигуда, черноволосая подружка Оримото и одна из тех, что кидала открыто враждебные взгляды в мою сторону, уперев руки в бока, с презрением смотрела снизу вверх, но так, будто была выше меня. По бокам от неё стояли ещё две кривящие физиономии девчонки из нашего класса ничем не примечательной внешности. Вы же вроде всегда в открытую заявляли о своём страхе перед хикимикробами, хикивирусом, брезгуя подойти ближе, чем на два метра. Куда ж вся опаска подевалась, настолько допекло моё гнилое присутствие? Сам я стоял, прижатый двумя рослыми девчонками в спортивной форме к стене уборной: руки в крепких захватах — не вырвешь, на стопы неприятно давят шипами спортивные бутсы — они хорошо подготовились: вычислили мой обычный маршрут, нашли место, где точно никто не помешает — учителя сюда не ходят, а вход, если не ошибаюсь, охраняет девица, с которой в нашей школе никто не решается связываться. Её жгучий взгляд ни с чьим не спутаешь. Если даже у меня получится каким-то чудом вырваться и убежать, то проскользнуть мимо «охранницы» не выйдет — моментально уроет. — А тебе-то какое дело? — не удержался я от грубости. Нет, в самом деле — это касается лишь нас с Оримото и просто подбешивает, когда в них влезают посторонние личности. В отличие от меня, глаза Кунигуды полыхнули самой настоящей яростью. — Ах ты ж гнилота… — она размахнулась. Я как мог, напряг хилые мышцы, прекрасно понимая всю бесполезность попытки. Кулак взбешённой девицы врезался в живот, пробивая жалкий пресс и складывая пополам. В глазах потемнело от боли — упал бы мордой прямо в белый кафель, не держи меня с двух сторон. Колени обожгла резкая боль. — Кх-ха-а! — закашлялся я, пытаясь сделать вдох. — К-к-ха-х! — проклятая каратистка, чтоб ты никогда чёрный пояс не получила. — Мм-варг-х! — к горлу подкатил жгучий ком. Хорошо, что сегодня не удалось перекусить, иначе обед был бы уже на полу. — Вставай, мусора кусок! — рявкнула Кунигуда, сделав знак своим лакеям. Меня бесцеремонно дёрнули вверх, поднимая с колен. — Слушай сюда, урод, — льдисто-синии глаза одноклассницы сверкали злобой. — Ещё раз нахамишь — будет намного хуже, понял! Всегда говорил, что внешность обманчива, а свою истинную сущность люди прячут под масками. Вот взять ту же Мей Кунигуду: когда она непринуждённо болтает с подружками, то кажется вполне себе хорошей и милой девчонкой. Но стоит ей остановить свой взгляд на мне, как она чудесным (в негативном смысле) образом преображается: брови сдвигаются, на лице застывает маска холодного презрения, в глазах — желание размазать по стенке. — Я признался, она отказала. В чём вообще проблема-то? — я наконец смог отдышаться. — Ещё понимаю, если бы она согласилась, но так нет же. Чего вам от меня надо? — Да сам факт, что гнильё, подобное тебе, осмелилось ей признаться нереально бесит! Каори Оримото — одна из самых красивых девушек школы, а ты никто, плевок на полу, грязь под её ногами, возомнившая себя равной ей! А ты, часом, не жрица секты её имени? Да, понимаю, по внешности сильно проигрываешь, но это вовсе не основание возводить Оримото на пьедестал и покланяться, как божеству. Хотя тут лицемерю — сам недалеко от тебя ушёл. — Ладно, понял тебя, — пытаясь придать голосу нейтральный тон, ответил я. — Ты высказала свои претензии, давай уже разбежимся. Девочки по бокам от Кунигуды противно захихикали: — Наивный тупица. Сегодня мы преподадим тебе урок. — Вообще-то, за избиение вас исключат из школы, — понятно, что они задумали. — Ой, как страшно, уже боюсь, — мерзко заухмылялась Кунигуда. — А мы скажем, что ты за нами подглядывал и попался. Кому ты, думаешь, поверят: нам или тебе? — её ухмылка превратилась в торжествующую. — Ну так, — я показал глазами в сторону серых кабинок, — их всего три, а вас пятеро. — Ну и что, — зло ухмыльнулась Кунигуда. — Пока мы трое делали свои дела, а ты подглядывал, зашли две другие девочки и поймали тебя на месте преступления, тухлый извращенец. Упс, она может в логику. Неожиданно. А яда в голосе больше, чем у кобры. Я мысленно вздохнул, морально готовясь к побоям. И ладно бы ещё парни побили — не впервой и не так обидно, а тут — девки. Эх, уровень моей самооценки падает быстрее, чем карманные деньги в конце месяца. И совсем нет уверенности, что они ограничатся лишь парой чувствительных тычков по рёбрам и ударом поддых, как это делали ученики. Однако я не виню в случившемся саму Оримото. В конце концов, как уже и говорил, она не сделала ничего предосудительного: парень признался, девушка отказала. Такое бывает сплошь и рядом и в обоих направлениях. Просто я ожидал, что Оримото как-то вступится за меня — предложила же остаться друзьями, скажет слово в защиту, но, к сожалению, этого не произошло. Но всё равно, не держу на неё зла. Она ведь делала попытки что-то сказать, открывала рот и снова беззвучно закрывала, избегала смотреть в глаза (да я и сам не пытался), но спиной по временам чувствовал её взгляды. Оримото считала себя виноватой в моей травле, но пойти против интересов группы так и не смогла. Оно и понятно — в нашем обществе групповое всегда довлеет над частным. Поэтому лишь отдельным личностям это под силу, например, мне. Щека дёрнулась в сторону, а мигом позже я зашипел от пронзившей её боли. — В облаках завитал, Тухлогая? — Кунигуда растирала пятерню после удара. — Достаточно или ещё добавить? Я решил не опускаться до ответа — всё равно исход один. — Ну что, девочки, — в предвкушении оскалилась одноклассница, — пожалуй, начнём воспитательный процесс? — Угу. — Ага. Тут же поддакнули две её подпевалы по бокам. — Держите его крепче! — скомандовала каратистка. Захваты сразу превратились в болезненные, на ноги надавили ещё сильнее. Она опять замахнулась, сильнее прежнего. Я едва смог заставить себя не зажмуриться. В этот миг заскрипела входная дверь. — Ого, что я вижу, — фальшиво удивилась вошедшая персона, — мальчик в гостях у девочек. Намечается что-то интересное? Я тоже хочу поучаствовать! Услышав голос, мы все, как по команде, напряглись и повернулись к говорившей. Только тебя здесь не хватало. Вошедшая девушка была на треть головы ниже меня. Коричнево-красные волосы, короткая, почти мальчишеская, причёска. Цепкий, словно прожигающий, с наглецой (а чего вы ждали?) взгляд стальных серых глаз, идеальной формы нос, рот чуть приоткрыт в усмешке. Ладная, крепкая — развитые мышцы не заметить невозможно, однако не потерявшая женской изящности фигура притягивала взгляд, уверенная поза и руки в кармашках на школьной юбке — перед нами стояла первая хулиганка и гроза всей школы Минами Сагами. — Мне плевать на глупые правила, — она проследила мой взгляд до кармашков. Жуть — я ведь смотрел буквально долю секунды. — Что ты здесь забыла, Сагами? — нахмурилась Кунигуда, тем самым пытаясь скрыть неуверенность. Дрейфишь, да? Не боись — я тоже. Хватка девушек, держащих меня, ослабла — их взгляды стали тревожными, а две подпевалы так и вовсе изо всех сил пытались слиться с молочно-серым интерьером уборной. Да вон кабинки открыты — ныряйте, так и спасётесь. Я не удержался от смешка — картина вышла забавной. Бровь Сагами чуть дёрнулась, как бы спрашивая: чего ржёшь, недоумок? — Прошу прощения, Сагами-сан, — мигом вспотев, я попытался выправить ситуацию. Взгляд опять приклеился к дурацким карманам на юбке. — Выглядит мило. — Чего? — не поняла та. — Ты про что сейчас? — Ну, кармашки эти, — выдавил я, кляня себя за идиотизм. Всё, мне конец — сейчас приложит. Насколько я знал по разговорам других учеников, нрав у этой Сагами был весьма крут и выдержкой она не отличалась. Завещаю Комачи мою дорогую вита-тян и коллекцию… стоп, это лишнее. Но произошло то, чего никто не ожидал. Кончики губ хулиганки поползли вверх, она тоже не удержалась от смешка, а потом и вовсе захохотала. Я готовился услышать хриплый прокуренный голос — наверняка злоупотребляет, как все люди её толка, но вместо этого раздался переливчатый смех, словно колокольчики зазвенели. Красиво. Девушки, держащие меня, недоумённо заморгали, Кунигуда бросила испепеляющий взгляд, а две подружки чуть в обморок не упали. — Знаешь, а ты мне нравишься, парень, — Сагами вытерла выступившие от смеха слезы. — Давно я так не смеялась. Она повернулась к Кунигуде: — О чём у вас тут тёрки? — Дело к нему у нас, — буркнула та, по-прежнему пытаясь держать невозмутимый вид. — Тебе зачем знать? — А мне вот интересно стало, — не стесняясь, нагло заявила Сагами. — Пять девушек затащили одного парня в женский туалет, двое держат, а трое глядят, наглядеться не могут, словно сожрать хотят. Определённо здесь намечается что-то особенное. — она специально выделила последнее слово. — Вот я и подумала: а почему бы и не присоединиться? Сагами определённо ломала комедию — я это сразу просёк, а остальные, видимо, нет. Уж больно взгляд был при входе красноречивый, словно всё помещение рентгеном просветила. Вот только зачем ей это надо? — Тоже хочешь его побить? Бинго! Вот зачем — занервничав, Кунигуда проболталась. Подтверждая мой вывод, Сагами довольно улыбнулась, словно кошка, в лапы которой попалась жирная мышь. — А зачем? — хулиганка одним коротко остриженным ногтём, как бы невзначай, поковыряла другой. Молчание в ответ. — Язык, что ли, проглотила? — невинно поинтересовалась Сагами, но от неё так и повеяло угрозой. Кунигуда вздрогнула. — Он признался Оримото, — пришлось сказать лидеру. Глаза Сагами широко распахнулись от удивления, на мгновение разбивая образ грозной хулиганки. — Не вижу связи, — знаменитость школы вновь собралась, сделав непроницаемое лицо. — Хватит уже дурочку валять, Сагами! — раздражение помогло Кунигуде перебороть страх, — не хочешь участвовать, так хотя бы не мешай. — Нет, почему же, — возразила та, — очень даже хочу. Только… — Сагами нехорошо улыбнулась, обнажив ровные белые зубы. — Я ещё не определилась, кого буду бить. Ничего себе заявление. Все остальные сглотнули одновременно. Мне вот интересно, почему её так боятся, ну ладно, я — ничем не примечательный в физическом плане и эти две дрожащие курицы около лидера. Но сама Кунигуда — обладательница коричневого или синего, да фиг их знает какая там в каратэ классификация поясов — не выяснял, а двух громил в женском обличье разок видел на тренировках клуба дзюдо — держат, как медведи. Тем не менее, я вижу их неуверенность, чувствую затаённый страх. Неужели Сагами полезет сразу на троих, да ещё и в закрытом помещении, где драться проблематично. Конечно поговаривали, что её отец — местный криминальный авторитет, но это всего лишь неподтверждённые слухи. — Значит ты — тот самый чудик, что признался Оримото? — голос местной хулиганки оборвал размышления. Неужели слышу в её голосе заинтересованность? — Ну да, — я неопределённо пожал плечами. — Было дело. — Мм, а ты, оказывается, смелый. — Скорее дурак, — буркнул я, чем вызвал новый приступ смеха у Сагами. — Ну, ты знаешь, храбрость и дурость часто идут рука об руку, — отсмеявшись, ответила хулиганка. Я только плечами пожал — думай, как знаешь. — А мне бы ты смог признаться, мм, смелый парень? — неожиданный вопрос Сагами застал врасплох. Не только меня — остальные тоже прифигели, судя по полезшим на лоб глазам. — Ой, — едва слышно пискнула девушка слева от Кунигуды. — Тебе? — я недоверчиво уставился на, даже не знаю какое подобрать слово, особу с красно-коричневой шевелюрой. — Ну а что, — хулиганка приняла позу фотомодели, — разве я не хороша? — она кокетливо поправила причёску и подмигнула мне. Послышались треск и звуки чего-то рвущегося — шаблон только что приказал долго жить. Спору нет — её подтянутая спортивная фигура привлекала внимание, вот только лишний раз смотреть на неё было страшно — убьёт ведь. — Я не люблю долго ждать, парень, — Сагами многозначительно хрустнула костяшками пальцев. — Прости, — вышел я из транса. — Твой вопрос выбил из колеи. — Ну так что? — Сагами выгнула бровь. — Знаешь, меня устроит любой ответ, совсем необязательно говорить «да». Ой ли? Изобразив задумчивый вид, я лихорадочно размышлял. Конечно, можно просто сказать «нет» и дело с концом, но лучший ли это, в данном случае, вариант? Первое — Сагами сказала, что будет бить в любом случае. Второе — если скажу «нет», то этим кем-то, скорее всего, окажусь я, а терпеть побои от девчонок удовольствие ниже среднего. Я бы предпочёл, чтобы меня каждый день дубасили парни, чем один раз, но представительницы слабого пола. Хотя, глядя на Сагами и остальных трёх, назвать их слабым полом язык не поворачивается. Тем не менее, моя мужская гордость будет основательно попрана. Третье — хотелось узнать, так ли на самом деле страшна гроза школы, как о ней говорят. Ну и четвёртое — Сагами наверняка во мне быстро разочаруется и бросит, так что сопутствующие риски минимальны. Но всё же я колебался. На лице хулиганки стала проступать гримаса недовольства. О-опс. Всё, хватит — надо действовать, иначе огребу прямо сейчас. — Не спорю, ты очень привлекательна, Сагами-сан, — начал я, внимательно следя за реакцией самой опасной особы здесь. Её щеки едва заметно порозовели, заставив других школьниц сглотнуть ещё раз. Я внутренне облегчённо выдохнул: расчёт на то, что Сагами, как и любая другая девушка, не против комплиментов, оправдался. Однако рано я радовался. — Давай-ка обойдёмся без телячьих нежностей, — нахмурившись, чем стерев еле видный румянец, сказала, как отрезала, Сагами. — Не люблю, когда лебезят. Говори чисто по делу. Упс, приём не сработал. Я бы нервно оттянул воротник рубашки, не держи меня за руки. Ладно, переходим к плану «Б». — По делу так по делу, — сейчас перечить Сагами смертельно опасно. — Врать не буду — при обычных обстоятельствах никогда бы к тебе не подошёл, — я взглянул хулиганке прямо в глаза. Её тонкие брови недовольно сошлись у переносицы, — но раз уж ты сама так ставишь вопрос… — мой взгляд переместился на замершую Кунигуду, двух девиц, уже готовящихся отъехать в обморок и вернулся обратно к Сагами. — То я готов попробовать. Давай встречаться, Сагами-сан. — Я склонил голову. — Хм-м-м, — протянула девушка, почесав красивый подбородок, — знаешь, мне нравится твоя прямота, парень. Так что… — по её лицу расползлась ухмылка, — я не против. Давай! Ф-фух, согласилась — честно говоря, думал, что откажется. О возможных последствиях встречаться с такой, гм, травмоопасной девушкой я предпочёл сейчас не задумываться, а то сразу слабость в коленях появляется. Лучше на потом отложу. — Прости, подруга, ничего личного, — Сагами повернулась к Кунигуде, — но ты сама понимаешь… — воздух зазвенел от напряжения. — Я не могу дать в обиду своего парня. Она стремительно метнулась к лидеру — мне даже показалось, что фигура Сагами немного смазалась от скорости. Кунигуда и в стойку не успела встать, как её сложило пополам, отбросило к самым туалетным кабинкам, попутно, словно кегли, расшвыряв в стороны двух подпевал. Ничего себе силища! Выходит, не зря её все боятся. А Сагами уже летела к нам — сейчас прыгнет! У неё же… Не успев до конца оформить мысль, я моментально закрыл глаза и почти сразу услышал глухой звук сдвоенного удара и сдавленные вздохи-стоны. Меня обдало воздухом. — Чего зажмурился, храбрец? Испугался, что ль? Я решился открыть глаза и увидел Сагами с улыбкой до ушей, демонстративно отряхивающей друг о друга ладони. — Дело не в этом, — я отрицательно качнул головой. — Просто закрыл, чтобы не увидеть того, чего не должен был. Ты же прыгнула… — я с намёком посмотрел на её школьную юбку. Взгляд хулиганки отзеркалил мой. — О-о-о, — дошло до Сагами. — Ничёсе. Так ты ещё, оказывается, не озабоченный извращенец, как все парни. Эй, девушка! Может я и подвержен воздействию подростковых гормонов, но у меня есть стандарты! Кроме того, по умолчанию считать всех парней извращенцами в корне неверно. Наверное, у меня на лице отобразилось кипевшее внутри возмущение, потому что опасная девица рассмеялась: — Да ладно тебе пыхтеть — фигня ведь. Дело молодое. И откуда ты таких слов набралась? Вместо ответа я осмотрелся. Две дзюдоистки, не дававшие и шагу ступить, с гримасой боли на лицах кульками сидели у стены, хрипя в попытках сделать нормальные вдохи и сжимая обеими руками область груди. Прямиком в солнечное сплетение ударила. А у кабинок прерывисто дышала распростёртая на полу Кунигуда и тяжело вздыхали две её подружки поодаль, держась за отбитые затылки. — А не слишком ли ты их жестоко, а? — я указал кивком на побитых девушек. — То есть, — брови Сагами недоумённо поползли вверх, — то, что они сами хотели тебя избить до потери пульса — я эту Кунигуду знаю — считаешь нормальным, да? А ведь тогда, кроме всего прочего, серьёзно пострадала бы такая страшная и ужасная штука, как мужская гордость, — она демонстративно закатила глаза. Я не нашёлся, что ответить. Заметил лежащее у стены эссе — видать, выронил, когда втащили сюда — и подобрал. — Чего всякий мусор собираешь? Лучше пойдём дальше знакомиться в другом месте, — Сагами схватила за руку и потащила за собой. — А то увидят, что мы из женского туалета выходим, — она хихикнула как самая обычная среднеклассница, — и пойдёт слух на всю школу об ужасном извращенце. Хулиганка, теперь уже моя девушка, толкнула входную дверь, увлекая следом. Но прежде, чем мы смогли покинуть место разборок, до нас донесся тихий, прерывающийся голос Кунигуды: — Т-ты за эт-то заплатишь, в-ведьма. — Посмотрим, — Сагами даже не обернулась и не притормозила. А я не решился — столько в нём было ненависти.***
— Так, как меня зовут, ты уже знаешь? — Сагами, не отпуская руки, продолжала тянуть по коридору в неизвестном направлении. — Минами Сагами, класс «2С». А куда мы идём? — Правильно, — хулиганка заговорщицки подмигнула. — А идём мы туда, где нам никто не помешает. Что-то мне это не нравится. — Тебя-то как зовут? — Хачиман Хикигая, класс «2В». Услышав имя, Сагами застыла, как вкопанная. Я чуть не налетел на девушку, в самый последний момент успев затормозить. — Вот это, что называется, удача, — Сагами повернулась лицом. — Сегодня я заполучила не только парня, но ещё и репетитора до кучи. — Не понял. — Намадо-сэнсей сказал, что некий Хачиман Хикигая из «2В» будет мне рассказывать про пестики и тычинки. Чё?
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.