***
В поселении Сенджу обнаружили госпожу Хогоромо без сознания в одном из домов жителей. С ней было всё в порядке, но это не отменяло переживания главы Сенджу. — Если бы с ней что-то случилось, началась бы война с кланом Хогоромо. — мужчина не в силах сдерживать гнев на девушку, из-за которой он и был в таком состоянии и которую скорее всучили его клану, чтобы не марать свои руки о предательницу. — Тебя передали нам и ты должна знать, что это означает для твоей жизни. Уже тогда девушку покинуло сознание и потому последующий разрез половины её туловища катаной, она не чувствовала, зато чётко видела. Кровь хлынула отовсюду. Машинально она активировала чёрное пламя для нападения, но оно полностью объяло тело Аматэрасу и из чёрного стало фиолетовым. Это пламя не обжигало, а усыпляло и лечило, затягивая полученные раны.***
Её планом было лечить всех, кого она только могла вылечить с помощью новой техники Святая кровь. Только недавно она смогла понять как работает её кровь и что дело всегда было в её крови. Пролив каплю на рану и поджигая её чёрным пламенем, она становилось фиолетовым. Как и говорил монах-наставник — это священный огонь, что вылечит любую болезнь или же «Божье благословение». Аматэрасу осталась жива только потому, что её способности обнаружились очень вовремя. В клане Сенджу слишком много раненных, о которых некому позаботиться из-за малого количества ирьёнинов. Их всегда мало во время войн… Только теперь за день она могла потерять больше двух литров крови и приобрести новые воспоминания из собственных прошлых жизней, а на теле появились странные фиолетовые печати. С каждым новым воспоминанием, что приходило через фиолетовое пламя, на её теле образовывались трещины, что закрывали бумажные печате на верхней чати туловища. Их нельзя ни снять, не разорвать, печати прилипли к ней и разрушали её.***
— Мне приснился мальчик с тёмными встрёпанными волосами. Половина его лица изуродована шрамами. У него всего один глаз со стороны повреждённой половины. Он сказал, что я его иллюзия. — Аматэрасу делилась своим странным сном с лежавшим на коленях Эмоне, пока та удерживала его за горло и медленно сдавливала шею. — Я подумала тогда, что он точно из клана Учиха. Цвет глаза такой же как у Мадары. Может это его ребёнок? В моей пустоте появился странный мальчик и теперь голова им забита. Хорошо, что я тебя заметила, да, Эмон-сама? — натянула улыбку, закрыв глаза. — Ты думал, что сможешь обмануть меня, притворяясь Изуной? — Я думал как бы вернуть… Кха-кха… — еле говорил тануки. — Тебе воспоминания, девчонка! Кхе-кхе! — Я Аматэрасу! — загадочно улыбнулась животному, у которого расширились в удивлении зрачки.***
Тануки вернулся в комнату Аматэрасу без призыва. Его сразу же схватили Учихи, но так и не смогли допросить. Обманом он сбежал с временного поселения клана и выяснив, что его хозяйка всё же была обвинена в том, что не делала, направился с разысковым отрядом Учих в сторону поселения клана Сенджу. Последователи Полубогини не были бы никогда добрыми с ней. С самого начала она была жертвенной овечкой на их столе, чтобы те могли жить без болезней и намного дольше обычных людей. Фиолетовое пламя возникает только при контакте с кровью Полубогини. Синъэмон узнал об этом в трёхсотой жизни Аматэрасу, когда собирался похитить её, но не успел. На девятый день рождение Полубогини, он проник в храм и заметил её играющую в одиночестве среди каменных плит и растений. Она разговаривала сама с собой то заплетая, то расплетая белые косы и повторяя: «В следующей жизни я подружусь с тобой Тоби и ты не будешь со мной таким холодным.» Явно злиться, топая маленькой ногой по земле. Девочка собирается уходить, как на неё накидывается Синъэмон прямо на лицо, закрывая обзор. — СЛЕЗЬ С МЕНЯ! — кричит и щипает за первое попавшиеся место, активируя фиолетовые глаза. — Да базару ноль. — чешет ушибленное место. — Девчонка, а щипается, что пизде--- Маленькая ладошка накрывает мордочку тануки. Он ничего не понимая, кусает обнаглевшую по его мнению «богиньку». На это девушка машет рукой и дует на неё, будто верит в то, что просто подув на ладонь вся боль пройдёт и кровь перестанет течь. Она направляет свой гневный взгляд на зверя и берёт того за шкирку. Он бьётся своими маленькими лапками в позе боксёра или же точнее боксёрской груши. Его шерсть пропиталась кровью девочки и она решается применить чёрный огонь на незнакомом животном, что показался ей очень опасным и плюс ко всему говорящим. Монахи всегда предупреждали, что говорящие животные очень опасные и несут несчастья. Она уже спалила так не одну белую змею в храме и её всегда хвалили за это служащие храма. — Я дарую тебе свободу! — активировала божественный гневное пламя. Животное в ужасе приложил к себе листок, чтобы перевоплотиться в кого-то поменьше и сбежать. К его сожалению или же к счастью, он не успел. Почувствовав языки пламени на шёрстке и встретившись с каменной плитой, тот стал ждать смерти, но вместо этого по телу пронеслось приятное тепло. Покалывание в печени, поджелудочной, в боку, но который его нагло кинули о плиту — отпускало из оков боли ещё молодого тануки, но знатно покалеченного своей кочевнической жизнью, которая проходила в постоянных ограблениях и проказах с его стороны. — Ты чего жив? — опускаясь на корточки, неуверенно тыкнула того о лоб. — Почему пламя не чёрное. Ты должен был кричать в агонии и просить прощения. — Я! Великий Тануки Синъэмон! Меня не убить-- — Да-да. Я поняла. — осмотревшись и увидя, что никого нет, она ещё раз активировала свои способности, погрузив недоенота в фиолетовое пламя, которое казалось стало опьянять тануки. — Ну, как ощущения? — Балдёж. Поддай парку, дев-- — Я Аматэрасу! — ущипнула вновь уже за щеку животное, но тот будто ничего не почувствовал. Фиолетовое пламя перешло на укушенную руку Полубогини, что была в её же засохшей крови, и она почувствовала как рана полученная в небольшом бою с животным затягивается. — А мне говорили, что моя кровь ядовита. — Эээй! Детка, плесни бокальчик своей крови и я принесу половину нала тебе в ручёнки. — расплывался в улыбке тануки, лежащий на коленях девочки и ощущая как его почёсывают за ушком. — Мне дадут море денееег. — Фиолетовый огонь странно на тебя повлиял. Вроде как вылечить должен был, а голову видно повредил. — в непонимании говорила и потянула за ухо животное. Тот притворно жалобно заскулил, сразу придя в себя. — Меня Аматэрасу зовут, запомни уже. — недовольно прищурилась, смотря прямо в чёрные глаза животного. — Ама... Ама, чё? — опять тянут больно за ухо. — Стопэ-стопэ, давай так! Амэ! А меня Эмон просто называй! Даже можешь без приставки сама! Только отпусти! — Хорошо! — обрадовалась девочка. — Тогда мы друзья, да? — Эм… Дет--, — за больное ухо потянули и он запнулся, — Амэ, — поправил речь, пуская настоящую мужскую слезу из-за травмированного уха, — для тебя кто угодно, только отпусти! — запищал, пытаясь высвободиться своими маленькими лапками из хватки девочки, на что так громко засмеялась и отпустила.***
— Ты стал как-то меньше чем был? — серьёзно задала вопрос, поглаживая зверёныша, что обратно умостился на её колени. — Ты такой наглый, но мне нравится. Меня всё время ругают тут. Хочу уйти с Тоби. — Кто этот Тоби? — спросил полностью расслабленный Эмон. — Мальчик из моей пустоты. Моё мини-убежище. Надо будет тебя взять туда как-нибудь, Эмон. — хихикала, вспоминая что-то. — А, плевать! Слишком сложно. Опять начнёшь заливать что-то на своём божественном. — махнул лапой. — Ты когда из тюряги бежать будешь, а? И куда? В твою пустоту? Тануки рассказал всё, что знает о ней. Её крови, предназначении и обмане, который преследует её из жизни в жизнь в подобных храмах и что значит забота в стенах, которые окружают пташку Аматэрасу. Суть послания было в том, что если спустя тринадцать лет не пролить кровь Полубогини, её «благословение» для храма может обернуться против них же. Каждый раз, узнавая правду полубогиня высвобождала гневное пламя — чёрное пламя Аматерасу. — Я хочу умереть. Ты сказал, что я обрету свободу, когда произнесут моё имя на последний день рождение. Тринадцать лет как-то мало, но если ты не проживаешь их бесконечными циклами в разных мирах… Убей меня, Эмон. Произнеси моё имя и убей. Если мне доведётся обрести свободу, тогда моя свобода только в смерти, да? Я сбегу от этого бесконечного ада. — девушка смотрела прямо в глаза опечаленного животного, которое резко отвернулось от неё. Послышались схлипы. — Ты… Ты плачешь, Эмон, ахаха? — Ничего я не плачу! Мужики не плачут! — ругался всё также повёрнутый от неё мордочкой, переходя с плача на рыдание. Девушка нежно подхватила пушистое тельце белоснежными руками и притиснула к своей груди, обнимая и тоже плача. Совсем скоро ей исполнится тринадцать. В храме стали настороженно относится к домашнему питомцу, но никто не мог и слова сказать девочке, которая стала сжигать всех, кто противился ей или пытался вышвырнуть, украсть или же убить Эмона. «Её нужно убить сейчас! Вы видите, что она уже что-то знает! Она поглотит наш храм и уйдёт, убив всех здесь как и сказано в пророчестве! Она демон!» — слова монаха оказались правдой. На тринадцатилетие она убила всех, оставив в живых только Эмона и попросив добить её, чтобы та смогла наконец-то быть свободной, но Эмон забыл её имя и в нужный момент не смог произнести его. Она вновь переродилась младенцем в другом мире, но в этот раз не в храме. Печати памяти, что застилают воспоминания о прошлом опыте, заставляют Полубогиню проходить в храмах раз за разом одну и ту же историю, в которой лишь два исхода: смерть её и всего живого в радиусе храма, что наложил на неё печати или только её смерть и счастье людей храма, что смогли получить желанное долголетие и силу, принеся в жертву Аматэрасу.