Серебряный башмачок, или Если бы Тотошка...

Сказать по правде, в момент, когда Элли вместо того, чтобы присоединиться к другим беглецам, осталась со Страшилой, она и сама толком не понимала, зачем это сделала. Но теперь выяснялось, что у них независимо друг от друга возникла одна и та же мысль. Имея в распоряжении обруч-невидимку, можно улучить момент и попытаться отнять у Бастинды башмачок, который она, несомненно, всюду носит с собой. Элли даже догадывалась (а может быть, чувствовала), что он у неё в том самом фиолетовом ридикюле. Сейчас, когда чародейка неистовствует из-за двойного побега пленников с башни и из дворцовой темницы, это может облегчить задачу. Особенно если она убедится, что посторонних во дворце нет, и не будет ожидать сюрпризов. Башмачок тоже станет невидимым, "глаз-алмаз" его не пронзит. А через пару часов Бастинда вынуждена будет покинуть Изумрудный город силой заклятия Договора фей. Разумеется, дядя Чарли разнес бы этот план по многим пунктам. Напомнил бы о волках, которых старуха может оставить прочесывать дворец даже после своего "улёта" и которые способны выследить по запаху даже невидимок. Повторил бы в очередной раз, что для операции в тылу надо обеспечить поддержку фронтов, как это было сделано во время похода в башню. Только даже если бы эта идея пришла Элли в голову раньше, он её ни за что бы не одобрил. Конечно, дядя свой человек и во многом не похож на других известных ей взрослых Большого мира (кроме, может быть, старого Рольфа), но всё-таки он взрослый. Со всем отсюда вытекающим. Пообещал родителям отвечать за её безопасность, и теперь оберегает от малейшего риска. Перед друзьями стыдно. На простую прогулку в Изумрудный город и то едва отпустил, колебался до последнего, а о том, чтобы допустить её самостоятельное единоборство с Бастиндой... шутите? И вот теперь, когда ситуация пошла развиваться не по его плану и, вероятно, из-за его косяка (хотя кто знал, что разбросанная солома так заметна и контрастна с высоты?), неужели она не попробует воспользоваться её преимуществом, а будет паинькой и последует завету дяди "не отступать от плана и не импровизировать на ходу"? И это после всех рассказов моряка о том, как сам он в подобных случаях именно что импровизировал? - У нас два варианта, - говорила Элли, - или ожидать, пока Бастинда положит сумочку, или самим заставить её это сделать. Страшила задумался. - Второй мне нравится больше. Но как это сделать? Элли не ответила. Не только потому, что не знала, но и потому, что сама Бастинда шла им навстречу галереей, что-то бормоча под нос и размахивая сложенным зонтиком. Девочка прижалась к стене, затаив дыхание. Слышала, как бьется её сердце, и боялась, что волшебница тоже это услышит. Но та была слишком погружена в разговор с самой собой: - Теперь может начаться в любой момент. Мне почти нечем держать оборону. А если она почувствует свою силу... Страшное бельмо и здоровый, но ещё не пронзающий левый глаз, полный черной злобы и ненависти, глядели сквозь невидимую Элли. Острый конец зонтика пронесся у неё прямо перед лицом. - В сумку крепко вцепилась! - шепотом отметил Страшила. В конце галереи показались растерянные наместники. Бастинда принялась громко ругать их прямо на ходу, грозясь бросить в темницу обоих вместо сбежавших пленников. - Пойдем, - шепнула Элли, - есть идея. Кроме оттягивающего карман платья флакона с живительным порошком, там была ещё разная мелочь, которую Элли засунула, укладывая рюкзак, и теперь таскала с собой. В том числе моток веревки. Страшила, выслушав план Элли, предложил натянуть её в приемной перед тронным залом: - Бастинда здесь обязательно пройдет. Где ей ещё сидеть и пронзать, как не на троне? Невидимая преграда пролегла через всю ширину приемной. Страшила крепко вцепился в натянутую веревку обеими руками, а Элли держалась за его рукав, готовая ловко подхватить сумку, если старуха её выпустит. Чем дальше, тем менее удачным казался ей весь этот план. Но отступать было поздно. Тем же размашистым шагом ворвалась Бастинда в приемную и направилась к дверям тронного зала. Споткнувшись о невидимую веревку, растянулась на полу. Башмачок серебряной искоркой вылетел из раскрывшейся пасти ридикюля и зазвенел по паркету. Вот только зазвенел не он один... Страшила Мудрый действительно держал веревку очень крепко. И не выпустил её даже тогда, когда она резко рванула под тяжестью Бастинды. Легкий соломенный человечек просто подался за ней следом - и серебряный обруч слетел с его головы, покатившись по полу в другую сторону. Оказавшись между двумя артефактами, один из которых считала давно потерянным, злая волшебница растерялась лишь на долю секунды. Лиловый зонтик метнулся к обручу и, нанизав его на себя, бумерангом вернулся в руку колдунье, которая, приподнявшись на колени, пыталась зацепить им Элли, как багром. - Верни башмачок! - шипела она. - Он мой, а не твой! Девочка попятилась, но уперлась в стену, в то время, как трость зонта начала расти, а изогнутая ручка со змеиной головой вдруг ожила и сделала стойку, раскинув капюшон, как заправская кобра. Вскрикнув, Элли выронила башмачок. Он, однако, не упал, а был подхвачен на лету крючком зонтика. - Вы не имеете на него права! - отчаянно кричала девочка. - Ты же мне сама его отдала, - пожала плечами Бастинда, уже вставшая на ноги. - Как и обруч. А теперь... Она направила на Страшилу острие зонта. - Бастинда - дррянь! - раздалось из окна. Ведьма метнулась на звук, чтобы разглядеть дерзкую птицу хоть на этот раз. Воспользовавшись моментом, Элли подскочила к Страшиле и, схватив его за руку, пустилась в бегство. Поняв, что - буквально! - проворонила свергнутого Правителя и Фею из-за гор (сомнений в её идентификации не было никаких), Бастинда пустилась было в погоню, но снова зацепилась за ту же веревку, хотя теперь видимую и не натянутую. Это дало беглецам несколько спасительных секунд. Когда они мчались по огибающему тронный зал коридору-дезамбулаторию с огромными гербовыми щитами на стенах, Страшила вдруг остановил Элли: - Скорее нажми на корону в верхнем поле! Не успев даже удивиться, Элли сделала это - и щит утонул в стене, открыв проход, куда они и нырнули. - Знает Бастинда про эту потайную дверь или нет - едва ли ей придет в голову, что мы не прорываемся к выходу, а засели за тронным залом! - Ага. Вот только скоро у неё заработает "глаз-алмаз"... - Значит, надо придумать, что делать дальше, пока не заработал, - мудрые мысли Страшилы иногда были слишком очевидными и бесполезными. Элли узнала это помещение - мастерскую Гудвина позади тронного зала. По-прежнему на дощатых стенах были развешаны аватары, которыми Великий и Ужасный дурил немногочисленных визитеров. Огромная зубастая рыба с круглыми красными глазами; косматое чудовище с десятком лап и глаз и рогом посреди бородавчатой морды (уж не Шестилапыми ли вдохновлялся Гудвин, столкнувшись с ними в подземелье?); синий осьминог с толстыми щупальцами; большая розовая птица с длинным хвостом и короной на голове - Элли видела похожую в книжке, где она, кажется, называлась фениксом. - Кстати, не знаешь, зачем тут все эти куклы? - спросил Страшила, пристально разглядывая Морскую деву с веером и рыбьим хвостом. - Я ведь уже говорила тебе, - осторожно начала Элли, - что Великий и Ужасный Гудвин - просто обманщик... - Не обманщик, а ил-лю-зи-о-нист! - обиделся Страшила за Гудвина, полученными от которого мозгами был вполне доволен. - Ну да, ты предпочитаешь длинные слова. В общем, он усаживал их вместо себя на троне, принимая посетителей. И управлял из-за ширмы. Вот эта Живая голова, - Элли хлопнула по полированному черепу, и огромные глаза со скрипом повернулись в разные стороны, отчего выражение лица стало ещё свирепей, - встречала нас с Тотошкой. А этот феникс мне потом даже снился, когда мы летели с Гудвином на воздушном шаре. Будто это не шар, а он несет меня по воздуху, и вдали уже виден наш дом. Почему-то старый фургон, хотя я помнила во сне, что он остался в Голубой стране... Элли замолчала под тяжестью навалившейся щемящей тоски. За бедами Волшебной страны она нечасто задумывалась о том, что родители, хотя и не похоронили её, как в прошлый раз, наверняка полны неотступной тревоги о ней. И тревога эта в текущей ситуации оказывалась очень даже не беспочвенной. А уж как дядя Чарли будет винить себя до конца своих дней за то, что не смог её уберечь... - Я вот думаю, - почесал Страшила взлохмаченную погоней соломенную шевелюру, - что он бы действительно смог понести тебя по воздуху. И даже нас обоих. Если бы был живым, конечно. - Так ведь я могу его оживить! - ахнула Элли. - Или не могу... У меня с собой есть немного живительного порошка Урфина Джюса, только дядя не уверен, будет ли он работать у других. - Проверить-то можно, - сгенерировал Страшила очередную очевидную, но мудрую мысль. Дрожащими от волнения руками Элли вытащила тугую пробку. Если получится, то они смогут легко покинуть дворец и город. С легким шипением порошок исчезал между перьями. Казалось, этим все и ограничится. Но вдруг птица повела длинной шеей и расправила крылья: - Я Гудвин, Великий и Ужасный! - произнес феникс приятным низким голосом, действительно похожим на голос Гудвина. Видимо, повторяя слова, которые не раз звучали от его лица в тронном зале. - Чего? - опешил Страшила, а Элли рассмеялась: - Какой же ты Гудвин? Гудвин в Канзасе! Розовая птица надменно уставила на них стеклянный глаз: - А кто же я тогда? Элли задумалась, подбирая слова: - Ну, ты искусственная птица, сделанная из дерева и перьев разных настоящих птиц.. - Кем сделанная? - феникс с первых секунд жизни был полон экзистенциальных вопросов. - Вами? - Нет, мы тебя только оживили. А сделал тебя настоящий Гудвин. - Где он? Можно ли его увидеть? - Он улетел в Большой мир, - рассказывала Элли. - Пытался работать в цирке, потом решил, что слишком стар для этого. На прихваченные с собой изумруды открыл свой бизнес, купил бакалейную лавку... - Зачем он меня сделал? - не отставал феникс. - Чтобы сажать тебя на трон, выдавая за себя, - честно ответила девочка. Птица довольно кивнула головой: - Значит, я создан Гудвином как его заместитель, а самого Гудвина нет в Волшебной стране? Так кто же я, если не Гудвин, недалекие вы люди? Элли не нашлась, что ответить, но на помощь пришел Страшила: - А ты можешь отнести нас туда, куда мы скажем? - спросил он без лишних вступлений. - Я все могу! Я Гудвин, самый великий и могущественный мудрец Волшебной страны... Он спорхнул с жердочки, на которой был укреплен - и на открывшейся за ним полке что-то ярко блеснуло. - Это же Золотая Шапка Бастинды! - изумился Страшила. - Она была на ней, когда Летучие Обезьяны захватили Изумрудный город. - Зачем же Бастинда оставила её здесь? Или она ей больше не нужна? - Понятия соломенного не имею. Но, пожалуй, прихвачу её взамен серебряного обруча. Без головного убора неприлично. Красивая шапка оказалась для пухлых рук Страшилы слишком тяжелой, и девочка помогла ему надеть её поплотнеё, чтобы не повторился конфуз с обручем. - А теперь тише... Особенно ты, Гудвин. Дверь из мастерской в тронный зал прикрывалась сливающейся со стеной ширмой, за которой и прятался Гудвин-настоящий. Дезамбулаторий вместе с потайной мастерской огибал круглый зал только с одной стороны. Вдоль второй шел ряд распахнутых окон. К нему и ринулись было друзья - но шум от входной двери заставил их притаиться за широкой спинкой-плитой украшенного хрусталем трона посреди зала. Направлявшаяся к трону Бастинда по-прежнему бубнила под нос: - Второй башмачок точно во дворце! Иначе зачем бы они собирались штурмовать Изумрудный город? Не ради этих людишек же! И во дворец проникли не просто так... Колдунья уселась на троне. Теперь их разделяла только мраморная плита, из-за которой продолжало доноситься бормотание: - Как бы там ни было, у меня теперь половина Регалий Озмы. Не треть, как было у сестры. Если даже они утащат второй башмачок, я останусь самой могущественной волшебницей в стране. "Пора!" - сказала Элли глазами. Они уселись на спину феникса, ухватившись как можно крепче. Бастинда услышала взмах могучих крыл и метнулась за трон. Но было поздно. Огромная птица с беглецами исчезла в раскрытом окне. В ответ на визг железного свистка из воздуха сплелась черная ворона с блестящим смертоносным клювом. - Остановить их! - приказала Бастинда. Птица вылетела в окно, но тут же вернулась: - Это невозможно. - Что? У них действительно второй башмачок? - Башмачка я не разглядела, - призналась ворона, - но на чучеле Золотая Шапка. А это тоже охранный амулет. Старуха в яростном отчаянии вырвала клок седых волос: - Теперь ещё и Шапка! Если они вызовут Летучих Обезьян, город точно не удержать... Феникс Гудвин несся над городом, и Страшила изо всех соломенных сил цеплялся за Элли, чтобы не свалиться. - Все-таки не очень удобно, - жаловался он. - Ну, извини, летающих диванов не завезли, - Элли сама как можно крепче обнимала шею феникса. Город между тем оживал. Открывались окна, люди глядели вверх, выбегали на улицы, которые начинали заполняться. Девочка поняла, что они не могут просто так взять и улететь. - Спустись немного и покружи над городом, - сказала она Гудвину. У изумрудников развеялись последние сомнения: на волшебной птице собственной персоной восседал Мудрый Страшила в Золотой Шапке, памятной всем по тому черному дню, а с ним та самая Великая Волшебница из-за гор, убившая Гингему. Птица же, польщенная оказанным вниманием, кричала над растущей толпой: - Я Гудвин, Великий и Ужасный! - Гудвин и Элли вернулись, чтобы победить Бастинду! - катилось по рядам. У Бастинды как нельзя кстати заработал "глаз-алмаз", поэтому она наблюдала происходящее во всех подробностях. Как выбегали на площадь люди, оставляя за спиной страх, как робость и растерянность на каждом из сотен лиц сменялись надеждой и решительностью. Как спонтанно группировались они вокруг не успевших покинуть город долговязого Дина Гиора, коротышки Фараманта и смешного толстяка Балуоля. Народ на площади был её кошмаром и фобией в течении всех четырехсот лет правления Фиолетовой страной. Завоевав с помощью Летучих Обезьян воинственный народ мигунов, она заставила их перековать мечи на орала и копья на серпы, в течении поколений методично насаживала рабский дух. И больше всего на свете после воды, сильнее даже, чем темноты, боялась, чтобы память о былой славе не пробудилась в сознании этих коротышек, ярмо на чьих шеях выглядело очень ненадежным. Потому и окружила Фиолетовый дворец высокой стеной с гвоздями. И вот теперь Площадь настигла её под окнами в лице куда более мирных изумрудников. Смертельный страх сковал черное сердце колдуньи. А рядом уже возникла новая ворона - взъерошенная, с отчаянием в горящих глазах: - Началось наступление по всему фронту! Волки не могут ничего поделать - их давят количеством. Полегло уже не менее десятка. Мы пытаемся атаковать с воздуха - но все удары принимают деревянные люди, в которых вязнут клювы, и наши ряды тоже редеют. Их полководец высится над войском железным утесом, навевая страх одним своим видом. Мы отступаем, чтобы оборонять город более плотным кольцом... - Что? Нет, уходите! Просто уходите! Бастинда понимала, что исход битвы предрешен, тем более, с учетом настроений в городе. Фактически она уже потеряла Изумрудный город и не хотела терять ещё и последних слуг. Покинув город через час по Договору фей, она в него больше не вернется. И навсегда потеряет надежду найти второй башмачок. Но обязательно ли покидать его теперь, имея на руках такие артефакты Пастории? Державная Диадема с одним башмачком способна на большее, чем просто один бесполезный башмачок. И даже на большее, чем сама без башмачка. Магия озовского канона в состоянии преодолеть силу Договора. А также защитить дворец (целый город с одним башмачком не получится, да теперь и не хотелось) от всех атак, включая Летучих Обезьян. Не зря она, ломая язык, училась выговаривать все эти "пирцхгшл" и тренировала свое старческое тело сопутствующей им гимнастикой! О, эти древние заклинания, на фоне которых так смехотворно звучит не только маразматическое бормотание Виллины "пикапу, трикапу, ботало, мотало", но и яростное "сусака, масака, лэма, рэма, гэма" безумной сестрички... Бастинда верила, что когда-нибудь сможет их применить. И вот, этот день настал. Медленно, словно колеблясь, надела она башмачок и обруч. Освежила в памяти нужное заклинание, в котором нельзя было ошибиться ни единой буквой или жестом. - Гкмнвронк! - крикнула она, встав на левую ногу и вскинув вверх правую руку с оттопыренным средним пальцем. На золотой пряжке башмачка зажглась огненная искра. - Апгон Зоприщон! - продолжала Бастинда, сменив ногу и руку. Искра поднялась вместе с башмачком, но не остановилась, долетела до обруча и села на звездочку с монограммой Oz. В обе стороны поползли от неё по обручу огненные змейки, замкнувшись на затылке. И, наконец, последнее слово, руна пятого элементаля, одиннадцатая сфира, тень стертого иероглифа, хлопок одной ладони... Волшебница подняла обе руки с растопыренными пальцами и выдохнула слог, от которого сотряслись своды и основания Подземья, забурлил Источник забвения и заворочался в тайной пещере Древний Ужас именем Арахна, чей пятитысячелетний сон истекал через десять лет: - Боф! Огненный обруч, опоясывавший голову поверх серебряного, начал расти в диаметре, одновременно вытягиваясь вверх и вниз. Вскоре он прошел сквозь стены тронного зала и лишь виднелся заревом из окон, полностью закрыв собою небо. Изумрудный дворец окружила, уходя далеко ввысь за облака, не обжигающая, но непроницаемая извне огненная стена. Или, как говорят у вас в Большом мире, файрвол.