***
- Держи, - Фиддлфорд поставил перед задремавшим прямо на столе Стэнфордом чашку с кофе, не забыв от души громыхнуть ею. - С-спасибо, - Форд, ещё не до конца проснувшийся, потёр сухие глаза, зевнул и потянулся, хрустнув, кажется, всеми костями сразу. - Не за что, ты без него развалишься, - невесело усмехнулся МакГакет. Стэнфорд кивнул, то ли соглашаясь, то ли благодаря, то ли не разобрав спросонья, что ему вообще сказали, и потянулся к чашке. Фиддлфорд подошёл к приборной панели. Старательно изображая бурную деятельность, он то и дело косился на друга, который проглотил кофе залпом. Форд потёр виски, взял ручку, начал писать, но даже на расстоянии было видно: вряд ли выходит нечто членораздельное. Его голова, подпираемая рукой, то и дело грозилась упасть на стол. Минут десять спустя, ручка выпала из разжавшихся пальцев, Фиддлфорд услышал грохот, оглянулся, и облегчённо выдохнул: «Наконец-то» Он подошёл к отключившемуся другу, похлопал его по плечу. Уголки губ МакГакета дрогнули: спящим Стэнфорд напоминал того мальчишку из колледжа с горящими глазами, с которым они часами болтали о квантовой механике и параллельных вселенных, а по вечерам захламляли комнату миллиметровкой, пытаясь победить друг друга в «П, П и ещё П». «Как давно это было…» Фиддлфорд поднял голову. Через бронированное стекло он видел портал. Тот стоял отключённый, но ещё живой, словно притаившийся в тишине лесной ночи хищник, ждущий добычу, опасный и неотвратимый, будто всё уже решено, будто человечеству, да и всему их измерению, уже вынесен приговор. МакГакет сжал дрожащие руки в кулаки. Он сам себе казался абсолютно незначительным, а будущее – неотвратимым. Что может человек, выросший на свиной ферме в Теннеси, против демона разума, жившего миллионы, миллиарды лет? Насколько самонадеянно верить, что какая-то букашка сможет помешать тому, что было предрешено много веков назад? Если ты хочешь, чтобы я помог – расскажи мне всё. Форд рассказал. Он бы никогда не сделал этого, если бы хоть на долю секунды надеялся справиться сам. Фиддлфорд не верил, что может что-то изменить. Но он был обязан попытаться. МакГакет вдохнул и медленно выдохнул, чтобы успокоиться. Он кое-как заставил себя развернуться, подойти к помигивающим огоньками приборам, взяться за отвёртку. Скоро Фиддлфорду открылось нутро портала: куча проводков, тумблеров и кнопок. Твёрдой рукой он выдернул первый провод. По мере того, как мигающие лампочки гасли, с его плеч спадала частичка невидимого груза. Страх никуда не исчезал, напротив, усиливался, будто МакГакет играл в покер с завязанными глазами, не видя не только противника - даже собственных карт. Наконец, все огоньки потухли, и Фиддлфорд вдруг осознал, как в подвале стало тихо. Было слышно лишь равномерное посапывание Стэнфорда. МакГакет развернулся, подошёл к другу, взял под руки, стащил со стула. Нести Форда на руках Фиддлфорд даже не планировал, это было что-то из области фантастики. Он отблагодарил Бога и всех Ангелов, которых знал за то, что в подвале был лифт: дотащить тушку Стэнфорда и до него было подвигом. Когда Фиддлфорду удалось-таки это сделать, он нажал на кнопку и опустился на пол.***
Форд с трудом разлепил глаза: в них будто сыпанули песка, слёзы потекли по вискам. Голова гудела, словно улей с роем потревоженных пчёл. Стэнфорд попытался пошевелиться, но всё тело онемело, он не чувствовал конечностей. Когда зрение немного прояснилось, Форд понял, что находится в машине: лежит на задних сиденьях, прикрытый пледом. Ноги и руки затекли настолько, что, казалось, их нет вообще. Попытавшись пошевелить более-менее слушающимися ногами, Пайнс осознал: он связан. Вспышка ужаса пронзила разум, Стэнфорд резко выгнулся, пытаясь освободиться и сесть, но это не помогло. Он решил было попробовать извернуться и выбить одно из окон, как дверца переднего сиденья открылась. Кто-то сел, поставил рядом с собой пару стаканов, обернулся к Форду. Их глаза встретились. - Ну и долго же ты дрых, - усмехнулся Фиддлфорд, беря стакан и отхлёбывая. - К-какого?!. – выдавил Стэнфорд, когда дар речи вернулся к нему. - Я подумал, что тебя стоит связать, иначе ты меня прибьёшь и слушать не будешь. Я ж не знал, что ты вырубишься на целые сутки! – МакГакет снова посмотрел на Форда, - хотя, решение-таки было верное. - Развяжи, - процедил Стэнфорд, скрипнув зубами. Фиддлфорд посмотрел на него задумчиво, наклонил голову, ещё раз приложился к стакану, не спеша глотнул, вытер губы тыльной стороной ладони и вздохнул: - Ладно, но имей в виду, что если ты меня хоть пальцем тронешь, до Орегона будешь топать на своих двоих. МакГакет вышел из машины, открыл заднюю дверь. Форд кое-как сел. - Интересно, как ты это всё объяснял полицейским? Фиддлфорд усмехнулся. - Меня даже не остановили ни разу. Самому страшно жить в такой стране. Стэнфорд размял запястья, мрачно переводя взгляд с алых полос на МакГакета. Тот, закончив, поднялся, выглядя возмутительно спокойным, словно каждый день кого-то вот так связывает и катает по нескольким («интересно, кстати, где мы?») штатам. Секунду спустя мысль вернулась, прорезав сознание Форда, словно молния ночное небо. - Фиддлфорд! – МакГакет, полезший на переднее сиденье за стаканами аж подскочил, хорошенько приложившись головой, что вызвало бы укол удовлетворения, если бы Форда в этот момент заботило хоть что-то, помимо главного, - Фиддс, пожалуйста, скажи мне, что мы не уехали далеко! Мы же где-то в Айдахо, правда?! Фиддлфорд сел на водительское сиденье, обернулся к Стэнфорду, поджал губы. - Мы в Уолкотте. Неподалёку от Давенпорта. Штат Айова. Скоро будем в Иллинойсе. МакГакет опасливо отодвинулся к рулю, не спуская глаз с Форда. Но тот только поражённо глазел в ответ, оторопело приоткрыв рот. Когда дар речи вернулся, Стэнфорд тихо спросил: - Что? Фиддлфорд повёл плечами и осторожно приподнял уголки губ. - Фиддс, как ты, нахрен, вообще умудрился?! Улыбка МакГакета стала шире. - Ну знаешь, когда научишься гонять по сельским дорогам, по асфальту летать будешь. Ел я на ходу и не спал, - он отсалютовал стаканчиком,- так что… Форд опустил голову и запустил пальцы в волосы, переваривая информацию. Фиддлфорд глотнул кофе, протягивая другу его стакан. Но тот не обратил на миролюбивый жест никакого внимания, снова подняв глаза на МакГакета. - А портал?! Ты оставил его без присмотра, ты понимаешь, что натворил?! - Я отключил его. - Фиддлфорд, кнопку быстро найдут, если кому-то это понадобится, а… - Я отключил его не кнопкой, -МакГакет отставил стаканы подальше, скрестил руки на груди, вздохнул и пристально посмотрел Форду в глаза, - я… отсоединил блок питания и вырубил его. Так что без дневников или нас с тобой вряд ли кто-то в этом разберётся. Даже с помощью… помощью Б-билла придётся попотеть. Стэнфорд выдохнул и сжал ладони в кулаки так, что побелели костяшки, скрипнул зубами. Интересно, если он всё же приложит Фиддса чем-нибудь, удастся поймать попутку? «Попутка!» - Я возвращаюсь в Гравити Фолз, - припечатал Форд, открыл дверь и ступил на асфальт. - Твоя мама расстроится, - тихо заметил Фиддлфорд. Стэнфорд замер, - и если уж ты решил оставить её в такой момент, перезвони и скажи ей об этом сам. - Ты, - его голос был тихим, но опасно подрагивал, - ты связался с ней? Сказал, что я приеду? - Она позвонила сама, прямо перед отъездом. Когда я сказал ей, что ты не можешь подойти, она просила передать тебе, что понимает: ты очень занят, но они с отцом очень ждут тебя и, может, ты выкроишь пару дней на то, чтобы приехать. У неё был такой голос… - Фиддлфорд сжал кулаки, говорил всё громче, с каждым словом, - я знаю, что это не моё дело, Форд, но ради всего святого! Я понимаю, что ты ненавидел своего брата, что у тебя есть дела поважнее его похорон, но она ведь твоя мать и у неё умер сын! Повисла тишина. Её нарушали лишь звуки проезжающих мимо заправки автомобилей, но и те прервались, как только Стэнфорд закрыл дверь. Он остался сидеть сзади, не сдвинувшись с места, пока через полчаса они всё в том же молчании не двинулись дальше.***
Оставшиеся два дня пути они практически не разговаривали, перекидываясь словами лишь по необходимости. Если бы Форда спросили, о чём он думал, глядя в окно на проносящиеся мимо пейзажи, он бы ответил, что о чём-то, наверное, точно должен был. И только когда они пересекли границу штата Нью-Джерси, Стэнфорд встрепенулся. Он вдруг вспомнил давно забытое ощущение, когда после долгой поездки наконец-то возвращаешься домой. Но продлилось оно недолго: на въезде в город детства Форд ясно вспомнил, почему так хотел уехать отсюда: это был один из тех маленьких тихих городков, что никогда не меняются. Казалось, даже люди на улицах застыли в бесконечной, безнадёжной временной петле. Она душила Стэнфорда всё детство, юность, до тех пор, пока, наконец, он не поступил в университет. Уезжая, Форд представлял, что вернётся сюда с Нобелевской премией в кармане, не меньше, разрушит привычную жизнь своего городишки, разберёт до основания и построит заново, что-то новое, что-то большее. И вот, Стэнфорд здесь, МакГакет привёз его сюда на подержанной машине, без сменной одежды, с сальными волосами, огромными мешками под глазами, а с момента окончания университета в послужном списке Форда не значилось никаких достижений. Фиддлфорд остановил машину около ломбарда отца. Благодаря подсказкам Стэнфорда, пересевшего на переднее сидение и буквально пальцем указывавшего дорогу, найти его не заняло много времени. На улице только смеркалось, но уже горели фонари. Форд смотрел прямо перед собой. - Держи, - сказал МакГакет, впихивая ему в руки клочок бумаги. На нём неровным почерком были выведены цифры, - это номер моей фермы, я буду там. Если что – звони. Стэнфорд взял бумажку, рассеянно кивнул. Он всё ещё не отводил глаза от лобового стекла. Фиддлфорд тяжело вздохнул. - Слушай… - это точно должно было быть начало какой-то длинной речи, но, взглянув на друга ещё раз, МакГакет оборвал себя и замолчал. Форд вдруг почувствовал руку, сочувственно пожимающую его плечо, - тебе пора. Стэнфорд хотел ответить «нет», сказать: «я никуда не пойду». Но вместо этого послушно вышел, потянулся, разминая затёкшую спину, обошёл машину, посмотрел на Фиддлфорда через стекло. Тот поджал губы, кивнул и тронулся: он хотел в этот раз заночевать если не дома, то как можно ближе к нему. Форд смотрел вслед, красные огоньки задних фар исчезли из виду, а он всё не поворачивался. «Рано или поздно придётся» Стэнфорд не дал себе времени лишний раз подумать: он решительно развернулся, собираясь так же решительно дойти до двери, но, сделав шаг, остановился. Посмотрел на ломбард. Обшарпанное крыльцо и стены, пыльная витрина, потрёпанная вывеска, уже не сияющая золотом букв, как в детстве, а какая-то усталая, словно сварливая ветхая старушонка. И - тёмное окно второго этажа с задёрнутыми шторами. Форд вдруг подумал, что это уже не его дом, давно нет. Когда он приехал в Гравити Фолз, Стэнфорду казалось, что он, наконец, нашёл своё место. Наверное, поэтому Форд не боялся леса с его тайнами и странными тварями. Даже больше – в какой-то момент Стэнфорд возомнил себя их хозяином. За что поплатился: лес такого не прощает. «Стэн тоже чувствовал себя чужим, сидя тут десять лет назад?» Он шлёпнулся почти на то же место, где сейчас стоял Форд, совсем рядом. И смотрел на этот дом почти с того же ракурса. «Это то, что он заслужил?» Стэну было семнадцать. Ему бы не продали пиво. Законы Соединённых Штатов запрещают лицам младше восемнадцати, покупать алкоголь, но позволяют быть бездомными. Стэнфорд сжал кулаки с такой силой, что грязные ногти впились в кожу, оставляя красные следы. На секунду ему показалось, что стоит повернуть голову и он увидит брата, растерянно смотрящего на окна «Ломбарда Пайнсов». Форд заставил себя сделать шаг. Затем ещё один, и ещё, подняться на крыльцо, позвонить в звонок. В конце концов, ему всего лишь показалось. Дверь распахнулась резко, на пороге появилась Ма. Такая же, какой он её помнил и другая настолько, что с трудом узнаешь. Она улыбнулась сыну краешками губ, но Стэнфорд не поверил: он видел её глаза. А ещё морщинки, прорезавшие лицо, которые нельзя было скрыть косметикой, и Ма уже не носила декольте: только закрытые платья, правда, неизменно обтягивающие. Сейчас - чёрное. - Форд, - произнесла она на выдохе, секундой позже он обнаружил себя в крепких объятьях, - я уж не думала, что ты… Стэнфорда сжали крепче, но через мгновение сильные ласковые руки исчезли. Ма посторонилась, пропуская его в прихожую. - Проходи, дорогой, проходи. А где твои вещи? Знаешь, ты почти застал Шерми, они уехали пару часов назад, сам понимаешь, детям надо в школу… Через пару минут Стэнфорд уже сидел на кухне, сжимая чашку с горячим какао. В турке закипал кофе, по кухне постепенно расползался густой горьковатый аромат. Ма щебетала что-то о Крампелтерах, кажется, их младшенький женился. Форд делал вид, что слушает, кивал в нужных местах. Эту привычку они со Стэном, кажется, получили при рождении. Хотя, возможно, только Форд: Ли, казалось, нравилось перемывать косточки всему городу, особенно, когда он помогал Ма готовить. Стэнфорд обычно сидел в углу, читал и тихо радовался возможности отдохнуть от него, фонтанирующего идеями за которые им с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процента влетит, но «это будет суперкруто, Шестерня!» - Здравствуй, сын. Форд вздрогнул. Он не заметил, как вошёл отец. - П-привет. Мистер Пайнс тяжело опустился на стул. Как всегда идеально ровная осанка, волевой подбородок и недовольное выражение лица: сколько бы времени не прошло, некоторые вещи никогда не меняются. Ма обернулась, робко приподняв уголки губ. - Дорогой, кофе… - Нет, спасибо, - он всегда так говорил, даже когда был спокоен: каждое слово резал, будто ножом, - Стэнфорд. Тот невольно поёжился прежде, чем взглянуть на отца. Мистер Пайнс смотрел прямо в глаза сыну, от чего по спине пробегал холодок. - Тебе стоит лечь пораньше. Завтра поедем на кладбище. Форд силой заставил себя сглотнуть. - Филбрик! Ну нельзя же так… - Ма замолчала и отвернулась, тяжело оперевшись о плиту, отец подошёл к ней, взял за руку, а дальше Стэнфорд смотреть не стал. Пробормотав что-то похожее на «спокойной ночи», он вышел («сбежал») из кухни, поднялся наверх, в свою комнату. Закрыв дверь, Форд увидел двухъярусную кровать, стол с разбросанными на нём микросхемами и чертежами, последними были покрыты в принципе все поверхности в помещении. Всё было так, как он и оставил, уезжая. Форд забрался на верхнюю койку, скинул одежду на стул (почти попал) и опустился на чистые простыни (всё-таки, это Ма оставить без внимания не могла), завернулся в одеяло и облегчённо вздохнул. Гроза в лице отца миновала хотя бы до завтрашнего дня.***
До кладбища они ехали в тишине. Стэнфорд упорно смотрел в даль, на старый маяк и туда, где до самого горизонта простирался океан. На самом деле, они были не так далеко от берега, как могло показаться, всего-то полчаса ходьбы. Мистер Пайнс остановил машину у кованной ограды, метрах в трёх от ворот. Он шумно вздохнул, собираясь с силами, вышел из машины. Форд открыл дверь отцовской «старушки» и поёжился: конец марта выдался холодным, одаривал жителей прибрежного городишки мерзкой мелкой моросью, снег в редкие тёплые дни таял, превращаясь в хлюпающую под ногами грязь. Стэнфорд плотнее закутался в старую куртку, которую отыскала для него Ма («Всё лучше, чем твои лохмотья, дорогой»). Справедливости ради, в ней действительно было теплее. Отец молча двинулся по заболоченной гравиевой дорожке, а Форд, будто привязанный, последовал за ним, глядя под ноги. Мелкие камушки шуршали под подошвами ботинок и больше ничто не нарушало холодного покоя этого места. У Стэнфорда по позвоночнику пробежала стайка мурашек: так чувствуешь себя, ступая через заросший лишаем вход в забытую всеми живыми существами пещеру. Здесь ты лишний, тебе не рады, ты совершил святотатство, осмелившись войти. Мистер Пайнс остановился так резко, что сын едва не влетел ему в спину. Отец тут же отошёл, а Форд отдал бы всё, лишь бы он не двигался. На белоснежном камне большими печатными буквами было выгравировано:СТЭНЛИ ФИЛБРИК ПАЙНС
Они стояли в тишине почти минуту, прежде чем Мистер Пайнс прочистил горло и негромко спросил: - Мать уже рассказала тебе? Ответа не последовало и он продолжил: - Этот оболтус никогда не умел быть аккуратным. Когда уехал из дома, сбил мусорные баки. Хотя, может, в тот раз сделал это на зло… Стэнфорд смотрел на каменную плиту, не понимая, о чём говорит отец, слова доходили до ушей будто сквозь толщу воды. Всё, что осталось от окружающего мира – надгробие прямо перед ним. «Автокатастрофа» Его словно ударили молотком по затылку. Но Форд не слышал, чтобы отец произносил это слово. И тем не менее, очевидно… «Ты не остановил его» …если этот идиот не обработал рану вовремя (а конкретно этот идиот крайне безответственно относился к собственным увечьям), он мог заработать сепсис… «Ты оставил ему ожог» …и, естественно, это не остановило его от того, чтобы сесть за руль… «Ты позвал его туда» …и, ожидаемо, его безрассудство… «Ты убил его» У Стэнфорда перед глазами замерцали искры, но он не мог вдохнуть, только короткими урывками глотать воздух, только смотреть на камень, пока чувствовал, как рассыпается на кусочки. Это был конец, горизонт событий, за которым привычный мир переставал существовать, точка в последнем предложении, и всё – в трёх словах, высеченных в камне. После – пустота, Ничто и чёрная дыра в пространстве-времени. Форд не чувствовал, как дрожали ноги, как тело осело на землю, как Мистер Пайнс потряс его за плечо, что-то крича в самое ухо, он слышал только стук собственного сердца. Почему оно всё ещё бьётся? Ведь так не могло быть, если Стэнли лежит в деревянном ящике под размокшей землёй… …так не могло быть в реальности. Разве что во сне… Губы Стэнфорда растянулись в маниакальной улыбке. Конечно. Как он мог повестись? Такое могло случиться только в кошмаре. И из него надо выбираться. Форд вскочил на ноги так резко, что отец шлёпнулся в грязь, наверняка матерясь почище матросов в порту, но сын его не слышал: он бежал прочь из кошмара, прочь от белой плиты, туда, где его ждал Стэн, тот всегда был там, когда был нужен и даже Билл не смог бы этого изменить. За годы в Гравити Фолз Стэнфорду не раз приходилось спасать собственную жизнь бегством, но таким быстрым он не был, пожалуй, никогда. Форд не замечал прохожих, которых приходилось отталкивать с дороги, заборов, перелетая их, словно на крыльях, поваленные деревья и кусты на заросшей тропинке, которую знал лучше, чем свои шесть. Наконец, он спрыгнул с насыпи в мягкий песок, оказавшись там, куда так и не смог вернуться один. Ветер здесь дул ещё сильнее, небо затянула серая пелена облаков, делающая его похожим на бетонную плиту. Стэнфорд опустился на колени, прямо в мертвенно холодный песок. «Почему он холодный?» В память Форда навечно врезался образ (их) пляжа: сверкающая солнечными бликами водная гладь, простирающаяся за горизонт, покачивающиеся вдали лодки… - У нас будет лучше, Шестерня, они все перетонут от зависти! …качели, звонкий смех, заставляющий улыбнуться, и обжигающий босые мальчишеские ноги песок. «Так почему он такой холодный?!» Стэнфорду показалось, что это не то место, что он ошибся, пришёл не туда. Ведь то место просто не могло быть таким мрачным, пустым и безжизненным. Но на самом краю пляжа, в зарослях акации он заметил мачту. Кое-как Форд поднялся на ноги и пошёл в ту сторону. Он знал, что это не могло быть тем, о чём он подумал. Но Стэнфорду нужно было убедиться. «Боевой Стэн» лежал на боку, полусгнивший, серый, практически сливающийся с землёй. Доски потрескались, краска поблёкла, но надпись на борту всё ещё была разлечима. Форд прикрыл рот рукой. «Нет» По мере того, как реальность затягивала его в свою неотвратимую топь, ноги дрожали всё сильнее и, в конце концов, Стэнфорд рухнул в чёртов песок, не отрывая глаз от блёклой надписи на развалинах их со Стэнли детства. «Это не реально, этого не может быть» «Глупо было надеяться… ты прочёл имя на камне, а во сне читать не выйдет, ты же знаешь» Форда трясло. Я понимаю, что ты ненавидел своего брата! Голос Фиддлфорда врезался в мозг, словно пуля, разрывая нейронные связи. «Нет! » «И ты убил его. Почему ты не подумал, что ему тоже нужна была помощь?! Ты был нужен ему» Щёку Стэнфорда обожгло и что-то мокрое скатилось к подбородку. А потом ещё и ещё. Он не помнил, когда плакал в последний раз, но сейчас слёзы текли и текли из глаз, а Форд ничего не мог с ними поделать. Он вообще больше ничего не мог, лишь сидеть на берегу и оплакивать брата, который ушёл так далеко, что не сможет вернуться. Как Стэнфорд и просил.