Внезапный порыв ветра

Как же так вышло, что именно в этот день они оба вспомнили о родителях? Как вообще получилось так, что всплыла эта тема, которой, пусть и подсознательно, они боялись коснуться? Возможно, иногда, чтобы излечить старые раны, нужно вновь позволить им раскрыться, даже если будет больно… Это был уже второй день их пребывания в Сакунами из двух. Всё ещё сонный Шинадзугава Санеми еле разлепил глаза и сразу понял, что проспал почти до полудня. Первый раз за долгое время он продрых дольше положенного и всё ещё не мог заставить себя подняться. Забавно, как самые обыденные, повседневные события, что прежде казались такими пустыми, никчёмными, да ещё и чужое окружение, новое место — всё это влияет на ход твоего привычного жизненного ритма. А ты и не замечаешь. День был погожий. Через распахнутые сёдзи в комнату лился солнечный свет прямо на футоны, расположенные недалеко от погасшего ирори. Санеми ещё немного позволил себе поваляться, лениво потягиваясь и разминая мышцы. Глядя в высокий дощатый потолок и слушая, как снаружи доносится шелест листвы, он усмехнулся. Таким расслабленным он себя не чувствовал, пожалуй… с самого детства? Возможно. В редкие моменты, когда старшего сына Шинадзугава ничто не тяготело, он мог позволить себе быть чуть-чуть менее ответственным. Чуть более обыкновенным ребёнком. Санеми ещё раз потянулся, затем сел прямо. Руки, поясницу и бёдра сковала мимолетная дрожь, едва ощутимая, окутавшая мышцы плавной волной. Взгляд его тут же упал на второе одеяло, смятое возле ног. Парень улыбнулся, припомнив, наконец, откуда вообще взялась эта приятная утренняя усталость. И почему, собственно, он такой счастливый тут расселся в обеденное время. Его халат, брошенный впопыхах ночью где-то на полу, теперь аккуратно висел на вешалке у стены. Санеми быстро накинул его, подвязал пояс, затем выглянул наружу, за распахнутую бумажную створку. На веранде, расположившись на верхней ступеньке, сидела его жена и плавными движениями расчёсывала свои длинные волосы, которые в солнечных лучах, казалось, отливали ониксовым оттенком. По крайней мере, так всегда старик Мидзута говорил. И хотя Санеми не нравилось, что хитрый кузнец слишком часто и нагло делал его жене комплименты, всё-таки это благодаря ему Санеми мог и сам их использовать. Это странным образом его успокаивало. Особенно тот факт, что он хотя бы знал цвет глаз своей любимой. — Ты чего не разбудила меня? — спросил он наигранно строго. Сора даже вздрогнула от неожиданности. Она не услышала, как он приблизился. Но, увидев его, она так улыбнулась, так засияла, что у парня сердце ненадолго защемило. Это ли не счастье, если одно твоё существование приносит радость другому человеку? — С пробуждением! — сказала девушка и отложила гребень в сторону. — Я хотела, чтобы ты хорошо отдохнул. Санеми усмехнулся и едва не произнёс вслух, что хорошо отдохнул он и ночью, но вовремя одумался. Ощущая знакомое щекочущее чувство возбуждения в груди, он просто уселся на пол, рядом с женой. — Понятно. И чем ты тут занималась, пока я спал? — Хм… На самом деле… пожалуй, ничем… — она задумалась ненадолго, коснувшись указательным пальцем уголка своих губ. — Я всё равно не знаю, чем заниматься без тебя! Такой наивный и совершенно бесхитростный ответ его почти обескуражил. Санеми сдержал вздох и подумал, что эта девчонка ещё не раз заставит его удивляться. И пусть бы. Немногим людям, прошедшим через горестные лишения, удаётся сохранить детскую непосредственность. Уж он-то знал… А ей очень идёт быть милой… Главное, чтобы она была милой только с ним, остальное не важно. Совершенно довольным таким умозаключениям, Санеми взглянул на её улыбающееся лицо и тут же нахмурился, когда понял, что Сора была одета только лишь в одну льняную юкату да гэта на босу ногу. Здесь, на онсэнах, приближение зимы почти не ощущалось, но и жарко отнюдь не было. Состроив кислую мину, парень вдруг припомнил слова Мидзуты-сана, сказанные ещё до отъезда в Сакунами. Припомнил так внезапно, словно старикан стоял сейчас подле него и ворчал прямо в ухо нагловатым тоном. Он тогда подловил Санеми в кузне и не отстал от него, пока всё-всё не высказал: — Следи, чтобы девочка всегда была сытая! Не забудь взять плед, вдруг станет совсем холодно! Не забывай разжигать ирори! Попроси Шимомуру-сана дать вам самые мягкие футоны! Смотри, чтобы она одевалась тепло, ибо погода в горах Сендай непредсказуема… Бла-бла-бла… Санеми тогда выслушал его без всяких возражений, хотя ему и хотелось отмахнуться от старика, как от назойливого комара, что под ухом жужжит. Кто вообще собирался в поездку, он или кузнец-извращуга?! А ведь в итоге Мидзута-сан верно говорил. Наверное, поэтому Санеми и бесился иногда. Он настолько отвык от повседневности, увяз в своём тёмном прошлом и ошибках, которые никак не мог оставить позади, что почти разучился просчитывать ситуацию наперёд. Расслабиться и отдохнуть, конечно, хорошо, но теперь его приоритетом являлась забота о жене. Теперь уже нельзя позволять себе быть эгоистом. Он изменился. Битвы на смерть и жизнь его многому научили. «Она опять скажет, что нет причин волноваться, — подумал Санеми мимолётно. — Что всё это пустяки». — Тебе стоит одеваться теплее, — произнёс он вслух, как бы между прочим. — Не хватает мне тебя больной… — Но ты сам почти никогда не одеваешься, как подобает, — Сора сдвинула бровки, её голос прозвучал строго. — Хаори нараспашку… — Потому что маречи — особая кровь — меня греет. Я почти не чувствую холода. Наверное, она смогла расслышать в его тоне капельку гордости; то, как он это произнёс, заставило девушку улыбнуться. — Ну конечно… — Ладно, чем мы будем заниматься сегодня? — Санеми лениво потянулся, опираясь на обе руки. — Хочешь сделать что-нибудь особенное? — Можно посмотреть базар, который находится внизу, за рекой! А ещё… поесть что-нибудь вкусное? Что ты хочешь? Что бы ты сделал? Она так спрашивала, будто у него был план. Санеми в смущении провёл ладонью вдоль шеи и задумался. Он вообще ничего не хотел. Всё, что дополняло его пустую жизнь и привносило в неё краски — происходило сейчас. Если бы он просто мог сидеть рядом с любимой женщиной вот так, плечом к плечу, и смотреть на неподвижную гладь воды источника, на небо, чистое, безоблачное, вдыхать запахи влажной травы и слушать шелест листвы — и так до конца его дней — тогда ему больше ничего не нужно. — Сделаем всё понемногу, — ответил он в конце концов. — Только скажи, и я отведу тебя, куда скажешь. Ненадолго Сора словно замерла, задумавшись, глядя в его лицо, и, когда он улыбнулся ей, она тихо засмеялась. А затем вдруг с нежностью провела рукой по его спутанным волосам. Ласка, к которой он уже почти привык, и которую порой ждал, чтобы снова насладиться этим ощущением тепла и любви. — Спасибо! Я так рада, что у нас ещё весь день впереди! — Ага. И я рад. Он вдруг устало вздохнул и, покачнувшись, опустил голову Соре на колени. Санеми закрыл ненадолго глаза, пока девушка успокаивающе гладила его по щеке рукой. Ему нравилось это. Нравилось, что они были одни, что никто не мог украсть у него этот сладкий момент. Словно он принадлежал только ему… Нет, всё же бывший Столп Ветра не мог не быть эгоистом. Хотя бы чуть-чуть… — Ты так вкусно пахнешь, — произнёс он, улыбаясь, всё ещё не открывая глаза. — Правда? Тебе нравится? — Ага… — Это духи от господина Узуя, его подарок! Я наконец ими воспользовалась! Всё думала, вдруг мне не пойдёт… Санеми так резко распахнул глаза, что на мгновение всё окружение перед ним пошло пятнами. А потом так же резко сел, выпрямив спину… …Да, погожий был денёк, самое то для приятного времяпрепровождения на воздухе. Двое стариков, поселившиеся в соседних комнатах, как раз заканчивали партию в сёги. Попутно они болтали о том, чтобы посетить вечерком местную идзакаю и отметить зимний сезон… Как вдруг где-то неподалёку раздался громкий крик. Такой противный, громкий и такой резкий, что один из стариков едва не опрокинул сёгибан — настолько перепугался. — ОПЯТЬ ТЕНГЕН! СЕРЬЁЗНО?! — орал кто-то злым, раздражённым голосом. — СКОЛЬКО МОЖНО?! Я ВСЁ РАВНО ЕГО ОБСТАВЛЮ ОДНАЖДЫ, Я ЕГО ПРОСТО… Затем крик неожиданно оборвался, будто и не раздавался вовсе. Старички только и могли теперь, что переглядываться и плечами пожимать. Что это такое было? Чёрт его пойми! Лишь бы только соседи шумными не оказались.

***

Он стоял снаружи дома, фасад которого выходил на главную улицу, и ждал Сору. Мимо не спеша прогуливались семьями или парочками гости Сакунами. Санеми иногда посматривал на незнакомцев, мелькавших перед ним, перебирая в руке оммамори, с которым никогда не расставался. «Оберег на любовь», тот самый, что Сора выбрала и подарила ему в первый день фестиваля в Тагадзё. Тогда, перед расставанием, она сказала, что именно это его и ждало — семья, любовь, покой. А сама же планировала его оставить. Оставить всех и уйти, чтобы её папаша не натворил бед. Санеми тогда разозлился, хотя сам поступал с Геньей ничуть не лучше. Даже хуже, гораздо хуже. И вот, на своей шкуре испытал, каково это, когда тот, кому ты доверял, мешает тебя с дерьмом вместо того, чтобы просто объясниться. Шинадзугава недовольно фыркнул себе под нос. Хорошо, что эту стадию они уже прошли, и он сам уже не такой тугодум, как прежде. Санеми вернул оммамори за пазуху и снова оглядел улицу. Во время вечерней зари гулять было особенно приятно. К тому же гости активно посещали идзакаи, и Санеми тоже планировал зайти за кружкой-другой пива. Поэтому сейчас он с нетерпением постукивал пальцем по деревянным перилам и думал, что его жена та ещё копуша… Мимо пробежал бродячий пёс, не худой, но поджарый — явно местный завсегдатай. Шинадзугава погладил его по загривку, когда пёс подошёл обнюхать его хакама, затем побежал дальше, бродить по своей территории. Какие-то девицы, одетые на западный манер — возможно, две подружки, явно не старше его самого — проходя мимо, одарили Санеми любопытными взглядами, а затем тут же спрятались за зонтиком, смущённо хихикая в ладони. Парень закатил глаза и отвернулся. Женщины иногда пялились на него, и это ему ничуть не льстило. Как-то раз Мидзута-сан заметил, что девушкам нравится… Как он это назвал? Интрига и мужественность. Насчёт последнего было не поспорить, но что такого интригующего было в нём, Санеми так и не додумался. И вообще старик в то время делал кучу разных неподобающих намёков, от которых его воротило. А больше всего бесили намёки в отношении Соры. Она-то, наивная, спускала старику все его шуточки, но руки Санеми так и чесались закрыть Мидзуте рот. На миг он вдруг представил, что другие мужчины вот так же нагло заглядывались бы на неё… И тогда кулаки сжимались сами собой. «Дед-извращенец, это всё твоё влияние! — созрела мысль в голове парня. — Убью тебя однажды, клянусь, вот этими самыми руками!» Наконец, позади раздалось его имя, и Санеми обернулся, вздохнув с ворчливым бормотанием: — Давно пора! Чего так долго? Тебя просто за смертью посы… Он с шумом втянул драгоценный воздух, замерев на полуслове. Как можно привыкнуть к этому внезапному ощущению наполненности, тепла? Ощущению, словно весь мир останавливается, а ты продолжаешь двигаться, потому что в тебе течёт неугасаемая жажда жизни? Так он чувствовал себя и в этот самый момент. Всё это проносилось вихрем у него в голове и опускалось прямо в сердце, заставляя его биться ещё чаще, разгоняя и без того горячую кровь по телу с большей силой. Она просто подошла ближе, а он не мог и слова вымолвить. Санеми выдохнул, наконец, и вдруг вспомнил брошенную как-то кузнецом Мидзутой случайную фразу: «Вся сила женщины в нашей слабости»… А старикан порой оказывался до одурения мудр. За те несколько минут, что они не были вместе, в девушке ничего не изменилось. И он поражался, как она вообще умудрялась делать это с ним. Сейчас Сора распустила волосы, сделав прямой пробор на макушке и подвязав пару локонов сзади лентой. Заколку, подаренную кузнецом, она не взяла. Санеми давно уже понял, что бесполезно было завлекать её побрякушками, они её просто не интересовали. В конце концов, она так и не стала дочерью богатея… Всё та же светлая юката с вышитыми узорами цветов и утеплённое хаори на размер больше. Те же большие синие глаза и розовые щёки… Санеми вздохнул, почему-то ощутив, как дрогнула его изувеченная рука. Он тут же сжал ладонь в кулак и напустил на себя строгий вид. — Извини, что так долго! — сказала Сора, остановившись перед ним. Она улыбнулась, и парень мигом растаял. — Да ладно… Что-то случилось? — Ах… Всё никак не могла потушить ирори. Ещё и измазала руки в золе. Прости, я знаю, что я растяпа… — Тц! Вот ещё, нашла проблему! — парень пожал плечами и отмахнулся, как бы невзначай. — Надо было просто меня позвать. Сколько раз говорил, не трогать эти тяжеленные чайники!.. Сора покачала головой и нахмурилась. Со вздохом прикрыв ненадолго глаза, она сказала: — Я знаю, знаю… Ты всегда это говоришь. И ты всегда приходишь на помощь. Когда на прошлой неделе подо мной треснула ступенька чердачной лестницы, и я едва не свалилась на пол, ты внезапно оказался рядом. Или за день до нашего отъезда, когда я попыталась перенести ткани для шлифовки лезвий из одной комнаты в другую, у меня не было сил нести такой тяжёлый мешок, и тебе пришлось делать это, хотя у лавки ждали клиенты… — Ну и что? Надо было дать тебе упасть? Или надорваться? — Может, и нет… А может, так я получила бы свои жизненные уроки. Я хочу сказать лишь, что ты не должен делать всё за меня. Я тоже хочу помогать… Шинадзугава фыркнул и закатил глаза. Опять она за старое! Всё это были простые бытовые мелочи, ради которых он ни один мускул не напряг. Заметив, видимо, его реакцию, Сора виновато улыбнулась, поправив за ухо длинный локон. — Не пойми неправильно. Мне нравится, что ты всегда рядом, такой уж ты человек, но… — Я это делаю не потому, что обязан. Да и ты тоже помогаешь. — А помнишь, чем кончился тот ужин накануне свадьбы? Санеми посмотрел на неё с искренним удивлением. Она до сих пор не забыла и чувствовала себя виноватой? Ну да, та рыба была приготовлена ужасно, но кто вообще может приготовить сложное блюдо с первого раза? Или со второго… — Вот видишь, — вздохнула Сора. — Я даже элементарных вещей не умею. — Мне без разницы, умеешь ты готовить или ещё что-то там. Ты мне ничем не обязана. — Дело не в обязанностях. Я лишь хочу быть похожей на тебя. Вот тут он едва не опешил. Всякое ожидал услышать, но только не это. Санеми хотелось сказать, что быть похожим на него, это не значит быть ответственным и самостоятельным. А лучше и вовсе не равняться на такого, как он… Однако тут же передумал. Она видела его совсем в ином свете, не так, как он сам себя видел. Нельзя просто взять и растоптать её искренние убеждения. Даже если они по сути не верны. — Да что с тобой поделаешь… — поддразнил он, как можно мягче, и пожал плечами. — Идём уже. Хочу до наступления темноты в идзакаю попасть. Ненавижу толпы народа… — Ох… Да-да! Санеми улыбнулся и легонько погладил её ладонью по макушке. Наконец они двинулись в сторону главных ворот, откуда тропа вела вниз, по направлению к реке и вечернему базару. Здесь было куда спокойнее, чем в своё время на фестивале в большом городе. В основном гости из Сакунами спускались сюда в так называемый «час пик», чтобы перекусить в ятаях, которые передвигались по всей провинции в поисках новых клиентов, или чтобы закупиться сувенирами. В конце концов, чтобы напиться тоже. На закате базар зажёгся десятками фонарей, стало намного оживлённее, тут и там раздавались детские голоса да запахи еды, мигом забивающие нос. Сора уже не льнула к мужу так тесно, как прежде, потому что чужие места с толпами незнакомцев до сих пор смущали её, и она старалась не отходить далеко. Поэтому Санеми старался вести себя… обыкновенно расслабленно, если так можно выразиться. Раз уж ей так хотелось ему подражать, надо было сделать всё, чтобы ей тоже стало комфортно. Они обошли почти весь базар, перед этим посетив часовню, где Сора помолилась за свою новую семью, за друзей, которых узнала и никогда уже не узнает, за господина Сотодзаки и всех старичков из пригорода Тагадзё. Даже за Кумено Масачику, о котором Санеми столько рассказывал, потому что, если бы не он, Санеми вовсе могло здесь не оказаться… Потом они бродили от лавки к лавке, рассматривая сувениры как местные, так и западные, а ещё книги, музыкальные инструменты, одежду и атрибутику кузнечного дела. Один очень вежливый кузнец даже вышел наружу и самолично показал Санеми один из изготовленных им недавно танто в прекрасных ножнах малахитового оттенка, что привело парня в полный восторг, и он остался очень благодарен этому мастеру. В одной из ятай Шинадзугава заказал порцию гюдона, который не так давно стал набирать популярность у простого населения. Когда перед Сорой поставили эту огромную миску с целой горой мяса, где было лишь немного риса и лука, она долго не могла прикинуть, что с ним делать и как есть. Она казалась такой растерянной и озадаченной, что сам повар не сдержал улыбки: — Что же вы, девушка, никогда даже гюнабэ не пробовали? На это она лишь покачала головой и насупилась. — А сукияки с тофу? А гюмэси? Сора нахмурилась ещё больше, уцепившись взглядом за пресловутое блюдо так, будто пыталась его загипнотизировать, чтобы мясо никуда не убежало. — Откуда же вы пришли тогда? — Она просто недавно спустилась с гор, — произнёс Санеми, который всё это время наблюдал за мучениями Соры со стороны, сдерживая смех. — У них там не позволено ничем питаться, кроме корешков и свежей травки. — ЧТО?! — Ах, вот оно как, — улыбающийся повар с пониманием кивнул. — Ясненько. Бедняжка! Отразив без труда попытку раскрасневшейся девушки его атаковать, Санеми засмеялся и придвинул миску с гюдоном к ней ближе. Закат они встретили на большом мосту над рекой, когда рыжее отражение уходящего солнца стелется рябью на бегущей воде. Было красиво, спокойно и почти безветренно. Санеми думал о доме, о родных местах. О том, как всё изменилось за эти несколько месяцев. Как он сам изменился. Когда в часовне настал его черёд возносить молитву, и мысли унесли его далеко-далеко, на много лет назад, он почувствовал тугой ком в горле и заставил себя сдержаться. Ему всё ещё было грустно. Всё ещё много боли… Санеми отвлёкся и вдруг понял, что Сора уже не стоит рядом с ним у самых перил. Судорожно покрутив головой, он выдохнул, заметив её на другом конце моста, и поспешил туда. Беззлобно бормоча, чтобы она так больше не делала, парень приблизился и увидел, что Сора стоит перед огороженным участком земли: покосившийся деревянный забор из полусгнивших досок, за ним — небольшой колодец, торчащий из высокой травы, над которым находилось иссохшее дерево — кривое да со скрюченными ветками. — Ты чего? — спросил Шинадзугава. — Что там? Она не ответила. Сора стояла недвижимо, опустив голову, волосы скрывали её лицо. Санеми снова позвал её, но опять же — никакой реакции. Ему пришлось склониться, чтобы заглянуть ей в глаза. И тогда он чуть не отпрянул, почувствовав, как страх мелькнул тенью над его головой. Такое уже происходило раньше. Но он забыл. Он не думал, что снова с этим столкнётся. Как в тот раз, когда он спас Сору от её отчима, и через несколько дней она поправилась, все думали, что беда миновала, но… Санеми вернулся тогда в лавку от клиентов и нашёл Мидзуту снаружи, во дворе. Старик сидел на пороге и с беспокойством наблюдал за Сорой — она стояла под деревом с этим же пустым взглядом, глядя в одну точку. Санеми спросил, что произошло, и кузнец с отчаянием ответил: — Я не могу её дозваться. Она снова где-то витает. Но это не как у других людей. Помнишь, что твой приятель сокрытель нам рассказывал? Санеми кивнул. — Она никогда не излечится, это не пройдёт, как простуда. Ох, мальчик… Боюсь, что, где бы она ни находилась сейчас, там очень грустно и страшно. Поэтому она нас не услышит. — Что же нам делать? — Ничего. Тут нельзя ничего сделать… разве что быть рядом. В тот момент он озадачился, но не думал, что всё так серьёзно. Санеми ничего не знал о душевных болезнях, которые никак не проявлялись физически. В его жизни был период отчаяния столь страшного, когда охота на демонов казалась единственным выходом… и способом покончить с собой, потому что в его жалкой жизни не было другого смысла. Он забыл о Генье, забыл о семье, забыл обо всём кроме убийств и боли. Он резал себя, чтобы заглушить её и справляться с демонами… и всё никак не умирал. Что было бы, не встреть он Масачику? И вот теперь он не на шутку испугался. Он не был нежным, не умел быть тактичным и чутким, утешитель из него тоже неважный. Что ему делать? А вдруг ей сейчас страшно, но она просто не может это показать? А если ей больно?.. — Эй! Сора! Сора, посмотри на меня! — Санеми схватил её за плечо и потряс. Ничего. Просто как кукла. Даже глаза не моргнули. — Посмотри на меня! Прошу, просто скажи что-нибудь… «Не исчезай, как он… даже не услышав меня…» Может быть, он слишком сильно сжал её плечо, не рассчитав силы. Может, его надломившийся голос всё же смог до неё достучаться. Сора сдвинула брови, поморщившись, затем подняла голову. Её взгляд снова стал прежним. — Ну наконец-то… — Прости меня, — произнесла она тихо. — Я вдруг вспомнила что-то и задумалась. Санеми раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но слова застряли в горле. Он не знал, как утешить её. Какие подходящие слова подобрать. Если бы здесь был Масачика, он смог бы. Сора снова посмотрела перед собой, на рассыпавшиеся вокруг чернеющей в земле дыры камни и одинокое сухое дерево, некрасивое и пустое внутри — единственная компания для этого колодца. Санеми тоже взглянул туда. — Ты знаешь, как небо выглядит оттуда? С самого дна, где очень глубоко, — услышал он голос, всё ещё печальный и тихий. — Стены там холодные и скользкие. Полно мокриц. И всегда… всегда где-то капает вода. Санеми тут же схватил её за плечи и заставил посмотреть ему в глаза. Грубо или больно — ему было всё равно, лишь бы она больше не смотрела по сторонам. — Ты что такое говоришь? Ты о чём? Сора! Он же не… Этот ублюдок, скажи мне! Он же тебя не… Девушка вдруг захлопала глазами в полнейшем удивлении и сделала глубокий вдох. Потом на её губах появилась улыбка, пусть и невесёлая, но всё же… Она снова была живой, снова настоящая она. — Всё хорошо, — сказала Сора, когда парень отпустил её. — Спасибо тебе. Мне уже полегче. Именно тогда-то он подумал о своём собственном отце. И его едва не прошибла дрожь от таких воспоминаний. Шинадзугава Санеми не был хорошим утешителем. Не был чьей-то «подушкой для слёз». Он не легкоранимый и не умеет чувствовать человеческую душу. Те, кто его не знал, считали, что он мужлан и только и может, что хмуриться или грубить. Те, кто его не знал… никогда не поймут, как это возможно — побеждать в самых тяжких битвах безоружным. Санеми устало покачал головой. Затем, к огромному удивлению Соры, перешагнул через ограду и направился к колодцу. — Что ты… Что ты делаешь? — пискнула она, протянув руку, но он уже был под деревом. Парень огляделся и, довольный, хлопнул в ладони, отыскав то, что хотел. И тогда Сора увидела, как он наклонился, затем вытащил из влажной спутанной травы огромную каменную крышку от колодца. Девушка ахнула, когда Санеми, как ни в чём не бывало, потянул её на себя. — Не надо! Надорвёшься! Но через несколько мгновений дело было сделано. Санеми уложил крышку поверх кольца и подвинул так, что колодец оказался запечатан. С самым безразличным видом парень для верности пнул его ногой сбоку и вернулся назад, отряхнув ладони от грязи. — Вот так. Больше не будет глаза мозолить, — сказал просто он, сделав вид, что не обратил внимания на обомлевшее лицо своей жены. — Надо бы надавать по башке тому, кто оставил его открытым. Мало ли, какой дурак пошёл бы и свалился туда. Санеми фыркнул и отвернулся. Сунув руки в карманы хакама, он медленно направился по тропе, которая вела обратно на онсэны. Он улыбнулся незаметно, услышав позади торопливые шаги Соры, догнавшей его. Вместе они пошли назад, на звуки голосов других людей, на свет фонарей, к горячим водам. Прочь от того места, в глубине которого были похоронены все их болезненные воспоминания.