Внезапный порыв ветра

Возвратившись в дом, он сразу постарался зажечь ирори внутри, а заодно и фонари вокруг онсэна. Уже близился закат, и в саду воцарилась уютная атмосфера… чего Санеми упускать никак не намеревался. Парень переоделся в дзимбэй и расстелил оба футона в прогретой комнате. Затем, посидев немного и подумав, свернул один, оставив только подушку. Жутко довольный собой, Санеми взглянул на ширму, за которой уже несколько минут копошилась его жена. «Женщины… — фыркнул он мысленно. — Только дай повод потянуть время». С другой стороны Сора ведь так хотела почувствовать себя обыкновенным человеком, быть как все, ощущать и испытывать то же, что и другие. И сегодня она снова ему открылась. Пусть было непросто, но они вместе преодолели ещё одну высокую ступеньку на пути к счастливому совместному будущему, а это что-то, да значило. Санеми вспомнил, что сказал ей на мосту. Лично он не слишком тешил себя надеждами на то, что этот демон Юширо вдруг отыщет для него и остальных избавление от проклятия метки. Он мог бы заставить себя верить ради любимой женщины… Вот, кажется, Сора искренне верила. Глядя на её энтузиазм, Санеми чувствовал одновременно и гордость, и горечь. Ведь в противном случае они все испытают лишь боль. Впрочем, об этом ещё было время подумать. Было ещё немного времени у него и Томиоки, чтобы справиться с этим или смириться. Да, пусть неприятные мысли хотя бы ненадолго уйдут, наконец. — Я пошёл наружу! — настойчиво крикнул Санеми. — Хорошо… — донеслось из-за ширмы, где Сора даже лампу не зажгла. Шинадзугава пожал плечами и вышел в сад. На горизонте небо уже вовсю темнело, с другой стороны окрасившись в ярко-рыжий. Если хоть раз видел такой закат — запомнишь на всю жизнь. Санеми помнил. Он отлично помнил долгие дни одиночества после того, как ушёл из дома, чтобы убивать демонов. В то время он был не в себе, и ожидал, когда сядет солнце, лишь ради одной цели — достать инструмент поострее, порезать себя, а потом… Санеми покачал головой, нервным жестом взъерошив волосы. Он мигом разделся и с огромным удовольствием окунулся в горячую воду, опираясь о каменный бортик. — Вот же жи-и-изнь… — протянул он расслабленно, откинув голову. — Старикан не шутил. Это лучше, чем я себе представлял… Надо будет спасибо сказать… Когда он в последний раз чувствовал такую приятную легкость? Даже не припомнить. На горячих источниках он бывал только два раза: однажды его заманил туда Масачика, а потом пришлось терпеть компанию сокрытелей, которые отвели его в деревню кузнецов. Только сейчас Шинадзугава понял, что на самом деле там было весьма неплохо. Если бы не его нетерпение получить новую цубу для клинка и постоянное внимание местных к его персоне (а он всегда выделялся из толпы, бесспорно), он смог бы насладиться теми тремя днями, проведёнными в деревне. Но тогда его не интересовал процесс отдыха. Отдыхать нужно было лишь ради накопления сил… и, пожалуй, чтобы вдоволь выспаться, наконец. Санеми выпрямил спину и взглянул на небо. Он и не осознавал, как тяжко было кузнецам, пока сам не попробовал. В этой нелёгкой профессии в будущем он себя точно не видел, однако новые знания и навыки, полученные у старика Мидзуты, могли бы пригодиться и дома. — Придётся же что-то делать… — пробормотал он задумчиво, снова откинувшись на спину. — Как вернусь, займусь домом… Ещё нужно так много распланировать! И вдруг он понял: вот оно! Вот как, значит, быть по-настоящему взрослым и ответственным! Так же, как и у других мечников, и точно так же, как у тех, кого он когда-то спас — жизнь продолжалась, и в ней больше нет места для страха и бесконечной скорби. Пора было начинать новую борьбу… и заново учиться жить как обыкновенный человек… Может быть, Генья об этом и говорил ему во снах… — Вот, значит, что она чувствует… Санеми улыбнулся сам себе, мокрой рукой взъерошив волосы. Затем выпрямился и прислушался. Он взглянул на веранду, пустую и неосвящённую, и не услышал из дома ни звука. Он подождал ещё пару минут, поводил рукой по поверхности воды, снова поглазел на небо, на деревья в саду, послушал ветерок… — Уснула она там что ли? — буркнул парень себе под нос. Он хотел было окликнуть её по имени, но, вспомнив своё поведение в поезде, передумал. Пожалуй, это был не лучший метод приобщения её к «жизни как у всех». Он и сам ещё привыкал. Им действительно нужно было сделать это вместе. И всё же одна только мысль, что она исчезнет… нет, не так… если она вдруг пострадает, а он не сумеет ничего поделать — одна эта внезапно колючая мысль сводила с ума. И Санеми задумывался, неужели это навсегда? Не потому ли, что он настолько любит её? И сможет ли она почувствовать то же самое хоть когда-нибудь? Ощущая себя каким-то размякшим тюфяком, он утёр ладонью лицо и сделал глубокий вдох. — Эй! У тебя там всё в порядке? Может, нужна та… Он не успел договорить, когда из-за створки появилась сначала её голова, затем и вся Сора. Она была босиком, в одной лишь тонкой юкате, слабо подвязанной поясом, который она придерживала руками. Волосы Сора очень тщательно расчесала и оставила несобранными, будто струящийся шёлк, ниспадающий на спину и плечи. Санеми мгновенно сглотнул, захлопав глазами, но тут же заставил себя очнуться. «Я к этому никогда не привыкну, — подумал он, глядя на девушку. — Это не в моих силах». Шинадзугава сидел по пояс в горячей воде и наблюдал, как Сора почти на цыпочках подходила ближе, озираясь так, будто ожидала, как из-за деревьев вот-вот кто-то выскочит. — Что ты делаешь? — спросил Санеми. — Я никогда не была в таком месте… А тут точно никого?! Парень хмыкнул. Какая смешная она всё же. У него не получилось сдержать улыбку. — Ну если кто-нибудь придёт, они у меня сразу получат. Он показал сжатый кулак, и Сора нервно улыбнулась. Затем встала возле каменного бортика и уставилась на воду, от которой поднимался пар. — Ты же не собираешься лезть сюда в одежде? — спросил Санеми тоном, не терпящим оспорения. — Так не принято… — Д-ДА ЗНАЮ Я! Она так мило повысила голос и тут же мигом покраснела, что он не удержался и снова улыбнулся. Он сразу понял, что она стеснялась, и не мог её в этом винить. Её жизнь так круто повернулась всего за один месяц, что, пожалуй, ни одна юная девушка не смогла бы быстрее привыкнуть… А у Соры даже не было семьи… у неё не было матери, с которой можно поделиться личным… Теперь у неё был только он. «Только я и никто больше…» — подумал Санеми, и эта мысль, что бы именно ни скрывалось за ней, поразила его в самое сердце. Он застыл на месте, лишь исподлобья наблюдая за ней и выжидая, что она станет делать. — Женщина, долго ты собираешься так стоять? — произнёс он одними губами, так что она, будто отвлёкшись, посмотрела на него удивлённо. — Эй, я же тебе не асура какой-нибудь. Просто залезай давай уже… Замёрзнешь. Она едва кивнула, затем повернулась спиной и стала, судорожно развязывая пояс юкаты, раздеваться. На что Санеми попросту закатил глаза и отвернулся. «Что я там не видел? — подумалось ему. — Как ребёнок, честное слово!» А потом он вспомнил своё поведение до этого, до встречи с ней, всегда… И сам себя пристыдил за эту мысль. Вскоре он, наконец, услышал позади себя негромкий всплеск и, спокойно выдохнув, обернулся. Она присела пониже в воде, и теперь их разделяло не больше четырёх сяку. — Чего улыбаешься? — спросил он, глядя на её порозовевшее лицо. — Просто вдруг представила тебя в той маске Хання! — Ага… Шинадзугава хмыкнул, не в силах отвести от неё глаз. Она окунулась почти по самую шею, её длинные волосы были распущены по спине и плечам, на груди, и ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы перестать пялиться в воду, хотя это и так было бесполезно. Он настойчиво напомнил себе, что для неё это всё было впервые, тогда как он с детства был приучен к общественным баням, помогал матери купать младших, да и после, будучи взрослым, никого не стеснялся. Никогда не стеснялся своего тела, тем более шрамов. Убедив себя быть потактичнее, он вздохнул и отвлечённо спросил: — Ту маску ты тоже украла? В ответ на это, как ему показалось, Сора немного смутилась. — В тот день я сделала много такого, что было на меня не похоже. — Да, помню… Славный был день! — Санеми улыбнулся. — По крайней мере, теперь мы к этому не вернёмся. Она заметно покраснела (из-за жара ли?) и улыбнулась в ответ, так мило и так удивительно женственно утерев тыльной стороной руки капли с лица, что ему в голову тут же ударила горячая кровь. «Нет, — подумал он внезапно, — она уже совсем не ребёнок». Как и он. Те дни неприступного эгоизма, когда он многие вещи принимал в штыки, не заботясь о последствиях, давно канули… Он теперь взрослый мужчина, и он влюблён, и в это самое мгновение он не желает ничего более. Проходит минута, затем ещё одна, в неловком обоюдном молчании. Только ветер шуршит листьями неподалёку. Санеми не знает, о чём думает Сора, а сам же, стиснув зубы и стараясь себя ничем не выдать, может сосредоточиться лишь на том, как колотится его сердце. Такое ощущение, что это громче, чем обычно. Будто пульс бьёт его по вискам с неимоверной силой. Ещё и горячая вода расслабила всё тело… Такого с ним не было уже давно. Он вспомнил об их первой ночи и о том, как поначалу это было странно и неловко. Но потом, стоило лишь раз поцеловать её, он вдруг понял, что попросту сдерживал себя, и всё оказалось даже лучше, чем он мог вообразить… И Сора была такой нежной и смелой, чего он сам не ожидал. Санеми выдохнул, стараясь не пялиться на неё, ощущая уже, как его «особая» горячая кровь ударила снова… но теперь не только в голову. Что он вообще тогда знал о близости влюблённых? По сути, ничего хорошего. Сухие физические факты. Поскольку весь его «опыт» остался из далёкого детства… Санеми был первым ребёнком у своих родителей… и в их небольшом доме были тонкие стены… Что и говорить, ему пришлось рано повзрослеть и осознать, какой на самом деле скотиной был его папаша. Поэтому уже к тринадцати годам, до трагедии, он больше не ощущал себя ребёнком. Ни о какой чистой и светлой любви между его отцом и матерью и речи не шло. Он всегда знал это. От этих мерзких воспоминаний, которые было уже ничем не вытравить, сколько ни старайся, его всегда воротило… пока он сам, наконец, не стал настоящим мужчиной. Он всё повторял про себя, что не похож на отца, что никогда не сделает больно любимой женщине… Да лучше уж самому умереть… — А? Чего? Санеми тряхнул головой, краем уха услышав, как Сора что-то произнесла. Он так глубоко ушёл в собственные мысли, что, даже в упор глядя на неё, всё пропустил. — Я говорю, что те окономияки, которые мы пробовали сегодня, были очень вкусные… Правда? — Эм… ага… «Какие ещё, к чёрту, окономияки?! Я тут пытаюсь держать себя в руках, а она про еду болтает!» — мысленно он уже проклинал всё на свете, потому что ему не было дела до местной еды, звёзд в небе и прочей чуши. И, словно прочитав его мысли, девушка мельком взглянула вверх и произнесла совершенно буднично: — Такие тяжёлые тучи… Наверняка, снег пойдёт… — Ага… только вот что ещё интереснее… ЧТО ПРОИСХОДИТ? КАК ТЫ ТАМ ОКАЗАЛАСЬ?! Всё же он не сдержался и закричал, потому что каким-то образом она действительно умудрилась усесться у каменного бортика на другой стороне онсэна, а он даже не сразу заметил. — Почему так далеко?! — чуть не рявкнул Санеми, на что Сора даже голову вжала в плечи. Пожалуй, в этот момент у него было «то самое лицо», о котором как-то раз заикнулась Шинобу, когда они увиделись после очередной миссии. Она тогда весьма холодно улыбнулась и сказала, что с «таким лицом» в Поместье Бабочки ему лучше не разгуливать, иначе младшие девочки попросту испугаются… Кажется, тот разговор кончился не очень приятно. — П-просто… ну… здесь так много свободного места, разве нет? — Сора качнула головой и попыталась улыбнуться. — ИЗДЕВАЕШЬСЯ?! — Нет-нет-нет! Я вовсе не… Санеми тяжко вздохнул. Очень тяжко и очень долго. Затем хмуро взглянул на свою жену. Она явно что-то недоговаривала. Было ли это просто девичье смущение? Но она в любом случае была рядом, и расстояние между ними ничего уже не значило. Парень взъерошил влажные волосы рукой и закрыл глаза. Пора бы ей было уже понять, что они — как одно целое, и смущаться тут совсем нечего… Уже неделя прошла, как они поженились… И если бы они сейчас были дома, а Санеми думал исключительно о своём собственном доме, всё было бы иначе… — Да чёрт с ним, сам подойду! — буркнул он, и двинулся было к ней. Сора внезапно ойкнула и вытянула перед собой руку прежде, чем Санеми приблизился. Её ладонь упёрлась ему в грудь. — Я думаю… нам не стоит этого делать! — Чего?! — Н-не хорошо это… — ДА ПОЧЕМУ ЕЩЁ?! — Санеми чуть рукой по воде не ударил от негодования. — Говорю же, нет тут никого! Ни единой души! И вот тогда Сора, глядя на него самым чистым наивным взглядом, до того обезоруживающим, что у него даже разум прояснился, очень серьёзно произнесла: — Я в храме услышала, что в этих водах сам знаменитый Гёки в эпоху Нара омовения проводил! Санеми раскрыл рот и тут же закрыл. Оторопев, он просто захлопал глазами. — Чего? Кто это вообще? — КАК КТО? Многоуважаемый Гёки из Отори! Монах и благодетель простого люда! — воскликнула Сора и даже раскраснелась вся от волнения. — Он же первый дайсодзё в истории! Это огромная честь, находиться в тех местах, где тысячу лет назад ступала его нога!.. Ну… вот я и подумала, что… это будет богохульством… если мы тут… как бы… Наверное, такого она и сама не ожидала, но стоило ей закончить это внезапное откровение, как над нею раздался поначалу тихий, затем всё более громкий и искренний смех Санеми. Он смеялся почти до слёз, не над нею, пожалуй, над всей ситуацией в целом. Навоображал себе невесть что, а она, как и прежде, обезоружила его чем-то, чего он не ожидал. — С тобой никогда скучно не будет! — произнёс он весело, когда успокоился, и без всяких раздумий сел, наконец, рядом с ней. — Не смейся! Я говорю правду! — Я понял, понял! И откуда ты всё это знаешь? Он хотел, чтобы она посмотрела на него, и она посмотрела, скуксившись, но, в конце концов, его улыбка возымела свой эффект, и Сора расслабилась. — Господин Сотодзаки в своё время рассказывал много историй, — призналась она. — Он верил в такие вещи, о которых я и понятия не имела. Но теперь вижу, как они обретают смысл. Санеми кивнул, решив что, пожалуй, это и с ним происходило. — Всё это случилось… благодаря тебе… Он замер на мгновение, услышав эти слова, и его сердце в очередной раз пропустило удар. Во мраке ночного сада, когда даже ветер стих, когда слышны были лишь редкие всплески воды, он взглянул по правое плечо на женщину, с которой хотел прожить всю свою жизнь — долгую и счастливую жизнь, о которой и мечтать не смел. Их взгляды пересеклись, и Сора, совершенно смущённая и такая нежная, что у него начинали путаться мысли, улыбнулась ему. Санеми склонился к её лицу, так что его губы почти коснулись её пылающей щеки, и произнёс: — Знаешь, я думаю, что господин монах не станет возражать, если я сегодня побуду нехорошим… Вздохнув от удивления, она так мило зарделась, что он не удержался и снова засмеялся. И тут же поцеловал её — долго, сладко, не размыкая губ — пока Сора не успела среагировать. Они были одни, никого вокруг, в тишине и покое, и на мгновение Санеми подумал, что, несмотря на то, как сильно он изменился, рядом с ней ему не нужно притворяться кем-то другим. Он такой, какой есть… И она примет его… хорошего и плохого… Уже глубокой ночью, когда снаружи выпал снег, Санеми лежал без сна, глядя в окно, как крупные белые хлопья ложились на ветви деревьев. Он не хотел спать, чувствуя, что скопившееся за годы напряжение его уставшего тела исчезло, наконец, и пришёл тот самый долгожданный покой, о котором кто-то когда-то говорил ему. — Как ты думаешь… — пробормотала Сора, лёжа рядышком с ним, укрытая одеялом до самого подбородка. — Это правда, что некоторые люди могли уже встречаться… в прошлой жизни? И в жизни до этой… и до неё… Санеми повернул голову, чтобы видеть её лицо. Она закрыла глаза, положив руку ему на грудь, и, казалось, сон вот-вот сморит её. — Один мой хороший друг говорил так, — прошептал он в ответ. — Что наши пути уже пересекались когда-то давно. И те, кому это предназначено судьбой, в любом случае найдут друг друга спустя сотни лет. Едва заметная улыбка тронула её губы, и Сора произнесла, инстинктивно скользнув ладонью к его ключицам: — Вот как… Значит, я уже знала тебя… Прости… что заставила так долго ждать… Она заснула быстро, побеждённая этой приятной усталостью. А Санеми, сжав её руку в своей, ещё долго лежал, глядя на неё, запоминая её, время от времени возвращаясь к мысли о том, от кого он мог слышать эти слова. Когда-то очень давно… В другой жизни.