***
Ей стало гораздо лучше уже через пару дней. Поначалу она не хотела есть, и всё время плакала, уткнувшись лицом в подушку. Плакала, ибо никогда прежде себе этого не позволяла. Она думала, что её поведение в прошлом было непростительным, и то, что она так тщательно скрывала от своих дорогих и таких уже близких стариков — оставило на ней позорный след. Думала, что её презирают… От этого унижения хотелось спрятаться. Все вокруг только и делали, что утешали её. Ни один из соседей не посмел упрекнуть её или напомнить об отчиме. Именно в такие моменты Ёшикава Сора понимала, какой была глупой. Она никогда не была идеальной, верно, но она действительно любила их — всех и каждого, с кем провела эти годы — и будь рядом Сотодзаки-сан, он наверняка сказал бы то же самое. Это напоминало медленное и приятное пробуждение ото сна. Сора понимала, что на самом деле ничего не изменилось. Она просто приняла себя и то, что всё это время обманывала только себя саму. В конце концов к ней вернулся аппетит, и желание заново погрузиться в этот мир, чтобы позволить чувствам, наконец, открыться, неизменно её преследовало. Госпожа Сейко позволила Соре остаться в своём доме, ведь её дочь как раз уехала из города и освободила комнату. И все эти несколько дней Ёшикава попросту не могла усидеть на месте. Нужно было чем-то заниматься, обязательно с кем-то поболтать и непременно кому-то помочь. Энергия в ней забила ключом. Она чувствовала себя прекрасно. В то утро, прохладное, но солнечное, она как раз заканчивала со стиркой. На улице были расставлены специальные вешалки, и Сора бегала вокруг них, развешивая хозяйские простыни, пижамы и кимоно. Она была так увлечена, что не сразу услышала, как госпожа Сейко позвала её по имени. — Сора-тя-я-ян! Тебя сегодня просто не дозваться… Ох, ты уже три корзины белья разобрала! — хозяйка с улыбкой покачала головой. — Ну, заканчивай поскорее! К тебе пришли! — Ох, ко мне? Тогда иду! — Ей тут же пришлось оставить работу. Сора сняла передник, пригладила на макушке волосы и вышла во внутренний двор, на террасу, где её уже ждал Санеми. И поначалу, пока он стоял к ней спиной, она вдруг замерла на месте, как вкопанная, будто нечто пригвоздило её. Они не виделись три дня. Сора знала, что он усердно работал в кузнице, да и сама не решалась прийти. Ей всё ещё было стыдно за ту истерику, те слёзы, которые она позволила себе показать при нём. Она думала, что такой человек, как Шинадзугава Санеми, решит, будто она рохля и плакса… В конце концов, она уже не понимала, как именно себя вести. Но ведь с ним она никогда не притворялась. Её улыбка была искренней, как и желание помочь, защитить, если понадобится. И вот даже сейчас её руки задрожали, и волнение захлестнуло с головой. Когда Санеми обернулся, услышав её шаги, а затем улыбнулся и махнул рукой… Ей показалось, будто на мгновение земля вдруг ушла из-под ног. Он улыбался… Этот удивительный и непредсказуемый, как ураган, мужчина улыбался, и это было самым прекрасным из всего, что ей довелось повидать в её короткой убогой жизни… В горле словно застрял горький ком, и чтобы сдержаться, ей пришлось прижать обе руки к груди и на мгновение зажмуриться… «Кажется, так было и тогда, в первый день. Когда мы вернули Юту матери, я вдруг подняла голову и увидела его лицо, на котором больше не отражались злость и раздражение… И мне стало так больно… Я даже не знала, куда деться от этой боли. Я просто не понимала, что нужно с нею делать… Совсем, как тогда… Руки снова дрожат… Ноги не слушаются… И почему-то хочется заплакать… Как это странно! Непонятно! Ведь всё так хорошо сложилось… Он же улыбается! И это самое главное! Это то, чего я хотела. Чтобы он улыбался и был счастлив… Почему я чувствую себя так, будто этого мало? Так, будто мне хочется большего? Разве я заслуживаю большего?» На этот раз ей пришлось притвориться и натянуть глупую улыбку, словно всё в порядке, и она тоже. Хотелось вести себя, как полагалось бы в подобной ситуации… но её сердце почему-то колотилось, словно сумасшедшее. Сора заставила себя зашевелиться и подбежала ближе. Взойдя на террасу, она отдышалась и поприветствовала гостя. — Ты выглядишь уже намного лучше, — заметил Санеми, всё также улыбаясь. — Как твоё здоровье? Она отвечала механическими заученными фразами. Но всё это совершенно разнилось с тем, что происходило у неё внутри. Это обезоруживало — его улыбка и мягкий взгляд, и то, что он беспокоился о ней — заставляло её чувствовать себя странно… «Почему ты не пришёл раньше? — хотелось неожиданно спросить ей. — Почему только сейчас? Стоишь передо мной и таким нежным голосом спрашиваешь о моём состоянии! И почему я ненавижу себя за то, что не пришла сама?» А после между ними повисла внезапная неловкая тишина. Ёшикава не знала, что сказать. Она уже понимала, что жутко покраснела, и он всё видел по её лицу. Санеми тоже молчал, словно боялся испортить момент. — Старик Мидзута т-тоже беспокоится… — произнёс он как будто невзначай. — Он хотел тебя увидеть. — Ох… Вот как. — Ага… Это ощущалось даже хуже, чем раньше. Пожалуй, так неловко ни он, ни она себя ещё не чувствовали. И Сора уже была готова поддаться панике, как вдруг Санеми вытащил из-за ворота своего хаори знакомую ей кандзаси. Какое-то время он просто держал её в руке. А когда снова заговорил, девушка посмотрела на него, затаив дыхание: — Сначала я просто хотел вернуть её… всё-таки она теперь твоя… хотя, конечно, если ты не захочешь, я пойму… Он так мило запинался, а ещё отводил в сторону глаза, чтобы её пристальный взгляд не отвлекал. Совсем, как тогда, во время фейерверков: приближалась ночь, но из-за праздника было светло, будто днём; до берега доносился шум речки и весёлый смех горожан; стоя там, перед Санеми, который до того смущался, что мигом краснел, и принимая заколку, Сора знала, что всё это — праздник, проведённое вместе время, подарок и его улыбка — всё это она оставит… потому что… «Верно, я же понимала, — подумала она снова, — я же знала, что не заслуживала этого». — На самом деле она была мне очень дорога, — произнесла Сора, наконец. — Я не взяла её с собой в тот ужасный дом, чтобы отец не отнял… В конце концов, он всегда забирал то, что мне нравилось. И тогда я подумала, что он… забрал бы и тебя… Вот глупая… Так что это хорошо, раз она осталась у госпожи Акари. Шинадзугава снова посмотрел на неё, и на его лице отразилось удивление. Он так искренне и невинно захлопал глазами, словно её слова поразили его до глубины души. И снова это показалось ей чертовски милым. Только по этой простой причине её сердце начинало биться ещё сильнее. «Как глупо… делать вид, что у меня есть на это право…» А он наверняка даже не догадывался, каким был милым, и каким он мог быть нежным и внимательным. Сора думала об этом, и ей было грустно. Он слишком долго сражался и привык к поверхностной оценке окружающих и себя. Наверняка, он думал, что его сердце очерствело после всех лишений, через которые он прошёл. И даже искренние слова какой-то простой девчонки теперь заставляли его смущаться. — Вот, значит, как… Тогда на этот раз… возьми, — сказал Санеми на выдохе, — и больше не думай о том, что кто-нибудь её отнимет… И тем более не нужно беспокоиться обо мне. Я вырублю любого, кто посмеет даже приблизиться к тебе. Пожалуй, он и сам не ожидал от себя подобных слов, потому что стало заметно, как парень растерялся. Сора улыбнулась и протянула руку. Пальцы всё равно предательски дрожали. Только, даже когда она коснулась кандзаси своей рукой, Санеми её не отдал. Сначала он действительно растерялся. Даже стоя на террасе этого дома и ожидая её, он нервничал, потому что почти физически ощущал, как тяжесть важных решений вперемешку с самыми сильными чувствами буквально придавливали его к земле. Это не демонов убивать. Хотя, кто-то когда-то уверял его, что в любви и на войне методы схожи… Но потом, когда она выбежала со двора, и Санеми увидел её — запыхавшуюся, в простом домашнем кимоно, и эти её большие удивлённые глаза — вся тяжесть мигом куда-то испарилась. И вот теперь снова, держа эту заколку в руке, когда их с Сорой взгляды встретились, он вдруг ощутил себя беспомощным. Он внезапно понял, что так и не попытался узнать, какого цвета её глаза. Как глупо… — Я хотел отдать её и… ну-у-у… сказать спасибо, — произнёс Санеми просто. — С-спасибо? За что? — Так ведь… ты столько возилась со мной, — он пожал плечами, потом от волнения потрепал свои волосы на макушке. — Если бы не ты, я бы тут не остался. Прошёл бы мимо. Не узнал бы, что здесь живёт столько хороших людей… Да и, честно говоря, понятия не имею, что бы я делал потом. Я так долго был зациклен на прошлом и ошибках… что уже даже начал забывать о себе самом… А я, оказывается, ещё жив, ха-ха! Он коротко засмеялся, осознав вдруг, как всё было просто. Волнение и смущение — бессмысленны. Ведь ничего не изменилось… Разве что совсем чуть-чуть. Санеми и не заметил, с каким волнением Сора набрала побольше воздуха, словно ей стало труднее дышать. Её рука всё ещё держалась за верхушку кандзаси, так что их пальцы почти соприкасались. — Я всё думал о том, чего не смог дать своим близким… Знаешь… все эти сожаления и неверные решения… они так чертовски давят! Хотелось просто убежать! — Санеми улыбнулся и, наконец, посмотрел её в глаза. — Ты меня как будто с того света вытянула… получается… всё равно, что спасла. Из-за тебя я увидел себя совсем другим… И сначала я думал, что это просто формальная благодарность… а теперь вот… К-когда ты сказала, что я буду счастлив, и что у меня появится семья, то не поверил. Думал, вот глупость, мне это всё не нужно! Только дело в том… видимо, всё-таки это именно то, что мне нужно… — А… э-э-э… я… Санеми-сан… Она была так растеряна, даже забавно, словно они поменялись местами. Но он уже не собирался отмалчиваться, потому что слова и так давались с трудом. — Я хочу, чтобы ты… чтобы ты приняла эту заколку вместе со мной… Да-да, знаю, я не умею красиво говорить, чёрт… просто болтовня — это вообще не по моей части! Даже это украшение мне не принадлежит! Его отдал старикан, я просто передаю тебе, так что это даже не мой подарок!.. И вообще… я не могу обещать, что со мной будет просто! Скорее, даже наоборот! Шинадзугава прикрыл на несколько мгновений глаза, чтобы хоть как-то сосредоточиться, и провёл рукой по взъерошенным волосам. Этот разговор отнимал больше сил, чем он рассчитывал. — Я ведь ещё во время того праздника об этом думал… то есть я знал, чего хотел, но ты назвала меня «другом», и я растерялся, как полный идиот… Но я знаю, ты сказала это нарочно, чтобы я не строил бесполезных иллюзий… — Санеми выдохнул и посмотрел на удивлённое лицо Соры. — На мне висит столько всего, что во век не отмыться… И всё равно ты была так добра! Да я даже представить не смел, чтобы такая девушка так просто смогла бы взять меня за руку… вот за эту уродливую руку! Я ни за что не поверю, что ты делала это только из вежливости! Т-так что… если ты примешь эту заколку, а заодно и меня, я уж всё сделаю, чтобы тебя не разочаровать! Я никогда тебя не подведу! Я буду достаточно сильным, чтобы тебе больше не пришлось бояться и пытаться защитить всех вокруг! Если ты тоже любишь меня, пожалуйста… э-э-э… Ты чего?! Он всякого ожидал, но точно не того, что она вдруг спрячет лицо в ладонях и зарыдает. Не впервой он уже видел, как она плакала, и всё равно это казалось до смешного неестественным и неправильным. В какой-то мере это даже раздражало. Санеми опешил. Он не понял, что такого сказал, чтобы расстроить её. Даже попытки её успокоить не сразу сработали. Когда Сора, наконец, подняла заплаканные глаза, слёзы до сих пор катились по её щекам. Она утирала их рукавом, но продолжала плакать. А когда она говорила, её голос сильно дрожал: — Почему ты говоришь так, словно ты сомневался в себе?! П-почему ты говоришь о своём прошлом так, будто стыдишься его? Ты стыдишься передо мной? Но почему?! Говоришь, что я была добра! Но ведь я с самого первого дня поняла, какой ты! Я ненавижу, когда ты принижаешь себя и недооцениваешь! — она снова утёрла рукой глаза и посмотрела на него. — Как ты не понимаешь… что для меня… ты идеален! Ты сильный, честный и добрый. Но ты этого не видишь! Ты принимаешь чужую заботу, как должное! Прекрати! Охваченная эмоциями, Сора едва ли не топнула по деревянному полу ногой. Санеми растерялся. Однако постепенно он стал понимать, что именно скрывалось за её праведным возмущением… И почему-то это его порадовало. — Это я здесь д-должна просить тебя… Это я должна благодарить тебя, ведь ты спас мне жизнь! — повысила голос Сора. — Разве это не странно, что ты обратил внимание на такую, как я?! А заслужила ли я? Достойна ли?! Я же вовсе не идеальная! Я это знала, и всё равно… Я хотела, чтобы ты улыбался! Чтобы ты понял, какой ты на самом деле хороший! И что твоё прошлое — не тяжкий груз, и в нём тоже есть тёплые воспоминания, поэтому оно не должно становиться твоим позором. А хуже всего… что из-за тебя мне самой захотелось большего… поэтому было так тяжело, поэтому я так сильно… — Эй! Эй! Притормози! — Когда Санеми прервал её, она мигом замолчала, прикусив губу. — О чём ты? Это я-то идеальный? Ха! Послушай, мне пришлось убить собственную мать вот этими самыми руками. Мне пришлось отречься от единственного близкого мне человека, лишь бы он не пошёл по тому же кровавому пути, что и я. Я не смог поладить со своим братом, потому что был дураком, и упустил столько лет, хотя всё это время мы могли быть вместе! Я убивал демонов на протяжении столь долгого времени, что начал сходить с ума! В этой жизни для меня не было ничего важнее, чем зарубить парочку демонов. Я отказался от всего — от дома, любви, брата — потому что эта жизнь была предназначена лишь для такого бессердечного и бесполезного гада, как я! Глядя на него, Сора всхлипнула. А затем прикрыла ладонью рот, словно всё, что он рассказывал, возникло у неё перед глазами. — Моя жизнь ничего не значила, я просто хотел уберечь своего брата. Я игнорировал всё, что происходило вокруг. Каждый раз, как я натыкался на демона, я резал себя, и вскоре это вошло в привычку. Ты видишь? — Санеми даже задрал повыше рукав хаори, чтобы показать шрамы, скрытые под тканью. — Я был уже не человек. Я разрушал себя, это был настоящий кошмар… И ты называешь меня «идеальным»? Даже после смерти лучшего друга, который желал, чтобы я жил полной жизнью, я забыл о его словах. А после смерти Геньи я так и не смирился со своим прошлым, и как последний трус сбежал из родных мест, лишь бы не смотреть в глаза друзьям, которые и без того добры ко мне… Всё ещё думаешь, что я идеальный? Да, моё прошлое… это мой позор… Я не хотел, чтобы дорогие мне люди узнали, какую я вёл жизнь. Я буду стыдиться этого… Понимаешь? Я вовсе не идеален. А потом он вдруг улыбнулся. Это была грустная, но искренняя улыбка. Пожалуй, не было бы большего доказательства того, что Шинадзугава Санеми, наконец, принял своё позорное прошлое и, поделившись им с кем-то, ощутил себя свободнее. — Пожалуйста, не говори, что я идеальный. Я правда не знаю, чего такого особенного ты увидела во мне, но всё же… — он протянул правую руку и коснулся щеки Соры, чтобы утереть слезу. — Я благодарен, что ты разглядела это во мне. Я пожелал стать лучше, и я стану лучше… ради тебя… Так давай же мы будем неидеальными… вместе? Наверное, это были одни из самых долгих и мучительных секунд в его жизни… Прежде чем она улыбнулась сквозь слёзы, оставшиеся в уголках её глаз, и прижала его ладонь своей тёплой рукой… — Х-хорошо… Если т-только вместе… — ответила Сора, и её маленькие пальцы сильнее сжали его руку. — Только с тобой! А остальное уже не важно! И Санеми был поражён, осознав, что, какими бы сильными не были эти новые для него чувства, с каждым разом, с каждым новым взглядом, они будут становиться только сильнее. Как когда тебе кажется, что ты уже не сможешь любить кого-то ещё больше, твоё сердце предательски пропускает удар, а разум твердит о том, как жестоко ты ошибался… Ветер ненадолго усилился, и где-то в доме, совсем близко, зазвенел фурин от его внезапного порыва. Сора забрала у Санеми кандзаси, подцепила пару локонов на макушке и ловко воткнула украшение в волосы. — Вот теперь всё на месте! — тихо засмеялась она. — Ага… Скоро я куплю тебе более достойный подарок. — Ох, н-ну что ты! Это вовсе не обязательно! Это такая мел… — Девушка замерла, когда Санеми снова протянул руку и коснулся её волос, а затем и лица. Его пальцы были тёплыми и нежными. Он смотрел на неё, такую смущённую и милую, и не мог поверить в то, что в это самое мгновение счастье буквально переполняло его. Через столько бед и потерь пришлось пройти, чтобы, наконец, осознать: он достоин быть здесь, жить, как простые люди… и, пожалуй, достоин её тоже. Это был самый подходящий, самый верный момент. И Санеми хотелось сделать его ещё прекраснее, и сделать её счастливой тоже… Они стояли близко друг к другу, и парень уже достаточно наклонился к её пылающему лицу… но в следующее же мгновение… — К-какого… ЧЁ ПРОИСХОДИТ?! А НУ, БЫСТРО ВЫШЕЛ СЮДА!!! КАКОГО ЧЁРТА ТЫ ЗДЕСЬ ШПИОНИШЬ?! — Он закричал так громко, что бедной Соре пришлось мигом зажать уши. — Кажется, я оглохла… — пробормотала она, а обернувшись, увидела, как за открытыми сёдзи, из темноты комнаты, выглядывала лысая голова Мидзуты-сана. — У-фу-фу! Чего расшумелся? — искренне возмутился старик. — Тебя вся улица услышит… — Да плевать мне! Ты всё это время подглядывал?! Дед, у тебя вообще есть совесть или нет?.. Ох, нет, нет! Да вы бы ещё весь город сюда пригласили! — Вообще-то я стоял на стрёме, балда ты эдакий! Я бы пригодился, если бы ты ненароком что-то испортил! Соре только и оставалось, что наблюдать, как Санеми искренне и праведно возмущается, пока к ним не подошли Мидзута-сан, госпожа Акари и госпожа Цугия. Расчувствовавшиеся женщины робко утирали слёзы, пока кузнец с важным видом наставника пытался похвалить Санеми за смелость. Даже по плечу его похлопал с отцовской нежностью. Затем со всех сторон на молодых людей посыпались поздравления, и бедному парню, которого и без того вогнали в краску, пришлось терпеть старческое нытьё про ответственность, свадьбу, прелести семейной жизни и тому подобную чепуху. — Они не могли просто оставить нас в покое? — ворчал он, пока сбежавшиеся в дом Акари-сан соседи устраивали здесь собрание. — Я хочу спрятаться… На что Сора лишь коротко засмеялась, затем взяла его за руку и сказала: — Всё хорошо, Санеми! Если понадобится, я защищу тебя. Ты только скажи! Он внимательно посмотрел на неё и улыбнулся, подумав о том, как это странно, забавно и мило. Это то, что заставляло его сердце наполняться теплом и нежностью, заставляло хоть ненадолго забыть о том, через такие ужасы пришлось пройти, чтобы оказаться здесь. И она снова говорила о том, что защитит его, хотя это должен делать он. Он же мужчина, и он сильнее. Да, так он думал раньше. Но, пожалуй, в этом-то и была вся разница. Неважно, насколько они сломлены. И неважно, насколько каждый из них сомневается в себе. Разделяя все заботы и переживания, в глазах друг друга они всегда будут идеальными.«И я обязательно… Я обязательно… Сделаю всё… Всё, что в моих силах… Ради твоего счастья!»