Не место для бабочек III: Клинок доблести

— Куда вы меня ведете? Ирабет не отвечает. Она идет чуть впереди, и остается только теряться в догадках, какие эмоции написаны на ее суровом лице. Может, она радуется чему-то? Огорчена? Разозлена? Мучается в той же неопределенности, в какой пребывает сама Ри? На шее болтается тяжелый золотой символ Иомедай. Ри пыталась возразить, что поклоняется Дезне, что связала со служением ей свою жизнь, но стражи, шагающие от нее по обе руки, твердили как мантру: «Приказ королевы». И игнорировали все прочие вопросы, усмехаясь сыплющимися из нее предположениям. «Меня казнят? Посадят в тюрьму? Принесут кому-нибудь в жертву? Запрут в монастырь?!» Ни одного ответа, кроме повторяющейся фразы: «Приказ королевы». Латные болваны! Нельзя так о рыцарях, тем более, стоящих за словом Крестоносной Голфри. Она не производила впечатления жестокого или кровожадного человека: почти все, что Ри о ней слышала, можно было смело относить к хорошему. Не считая колких, непочтительных замечаний Дейрана, но они, кажется, были просто частью его натуры. Ри сажают в повозку, по обе руки усаживаются стражи, напротив — Ирабет. Теперь Ри может видеть ее лицо, но это ровным счетом ничего не меняет. Глава Орлиного дозора изучает свои пальцы, нервно теребящие начищенный наруч, рассматривает ногти, смахивает приставшую травинку с полы длинного кроваво-красного парадного плаща и тягостно молчит. Ни единого взгляда в сторону конвоируемой. Будто бы Ирабет тяжело, больно или стыдно на нее смотреть. С чего бы? Им с группой дали немного времени привести себя в порядок. Несмотря на отчаянно рвущуюся зевоту, Ри, кажется, ни разу не дала ей выхода. В зеркале, оставшемся в комнате «Сердца», тоже не отразилось ничего отвратительного или жалкого: жрица как жрица, самая обычная. Подаренная Аранкой мантия с лиловой бабочкой сидит как влитая, в кои-то веке не нуждается в подвязывании поясом или еще каких сомнительных украшениях. Даже цвет лица, кажется, стал немного живее, чем обычно — так в чем тогда дело? Может, все-таки… все-таки казнят? И теперь Ирабет боится ей об этом сообщить? Но за что, за потолок в сером гарнизоне? С чего они вообще взяли, что его разбила Ри?.. Он сам. Она же ничего такого не сделала, так к чему… Повозка останавливается. — Выходим, вашество, — бормочет Ирабет. Вокруг больше не Кенабрес — они далеко за городом. Из-за поворота дороги, по которой приехала повозка, не видно даже стен… «Вашество»? Что Ирабет имела в виду? Ри продолжают молча конвоировать по неизвестному ей маршруту. Сзади, отрезая путь к побегу, подступает еще один, четвертый сопровождающий. Будто Мерисиэль может просто так убежать! У этих людей ее друзья, куда она денется?.. — Отпустите моих спутников, — просит Ри. — Все это только моя вина, они ничего не сделали. Ирабет хмыкает. Но не отвечает. — …значимость этого крестового похода. Пятого и последнего. — Доносится до Мерисиэль голос королевы Голфри. — Мы зачистим тракт от сил противника, освободим близлежащие земли и вернем Дрезен истинным хозяевам — Голарионцам! Ей вторит множество голосов; из-за деревьев показываются шатры и палатки, какие-то повозки, слышится лошадиное ржание. Ирабет ведет их ровно на голос правительницы, и Ри окончательно теряется в догадках: почему ее ведут отдельно ото всех, почему просто не попросили присоединиться к походу? К чему эти сложности, эта таинственность? — Время чествовать тех, кто сделал этот поход возможным, — Ри наконец-то видит королеву. Сияющая вечной юностью, закованная в знаменитые золоченые латы, она гордо стоит перед огромной толпой вооруженных людей, ловящих каждое ее слово. Рядом с Голфри выстроились спутники Мерисиэль, все до одного, включая Ланна. Он безошибочно угадывает ее приближение и облегченно улыбается, срывается со своего места и бросается к ней. Стражи, кажется, не протестуют. На запястьях Ланна нет пут; Ри ощупывает его руки под плотной шерстяной туникой, будто проверяя их наличие, и оказывается прижата к его груди. — Где вы были так долго? — после коротких объятий Ланн ведет ее к остальным. Стражи, кажется, не протестуют, и только Ирабет идет следом. — Я начал волноваться. — Что здесь происходит? — Ничего особенно интересного, на самом деле. Кажется, сейчас нас будут награждать. А еще начинается крестовый поход… — Камелия, воспитанница лорда Гверма, — провозглашает королева. Один из ее рыцарей преподносит Камелии невзрачный, но плотно набитый монетами мешочек. — Сиила, паладин Иомедай, — новый мешочек отправляется к Сииле. Она и сама сияет, как только что отчеканенный золотой. — …и мы, кажется, в нем участвуем. Никто ничего не объясняет, Ри, даже Вольжиф никого не смог разговорить, когда нас везли… — Иламин Солнечный Молот, — мешочек отправляется к Лиму. Выглядит он вполне непринужденно, даже не пытаясь поправить королеву, явно перепутавшую его с каким-нибудь дворфом. — …хотя очень пытался. Камелия ведет себя немного странно, но она всегда странная, так что ничего необычного. И… — Ланн, потомок первых крестоносцев, — они почти добираются до остальных, когда Ланну протягивают его награду. Ри же Ирабет молниеносно оттесняет в сторону и подталкивает навстречу королеве. Кажется, во время беседы Ри успела пропустить награждение остальных членов команды — у каждого из них в руках уже скромный мешочек золотых монет. Сколько их там предположить сложно, но, судя по недовольному лицу Вольжифа, уже успевшего заглянуть внутрь, не так уж много. Королева поворачивается к Ри, улыбаясь ей как хорошей подруге, и не улыбнуться в ответ не получается. Голфри не похожа на столетнюю старуху — даже в глазах ее нет положенной по возрасту усталости, только азарт и какое-то совершенно детское ликование. Королева протягивает к ней руки, обнимает так, будто это происходит не в первый раз и не на глазах у всего крестоносного войска. А, например, на именинах одной из них, приходящихся друг другу дальними родственницами. Походя, без особой теплоты, но и без капельки брезгливости или высокомерия, без наигранных поцелуев воздуху вблизи от щек. — И, конечно, Мерисиэль, командир этого отряда… — Ри оборачивается в поисках стража с мешочком, но вместо этого видит крепкого дворфа, с важным и серьезным видом несущего… огромный, просто колоссальных размеров золоченый мечище, украшенный символом Иомедай. Сам святой символ густо усыпан сверкающими самоцветами. — Прими мой дар, Мерисиэль. Это меч из моей личной сокровищницы, отныне он будет символом твоих побед! «Да я его даже не подниму!» — думает Мерисиэль, ошарашенно глядя на меч, который дворф нетерпеливо протягивает ей, удерживая двумя руками. Подоспевшая Сиила перехватывает подарок и поднимает его над головой, ловя золотистым лезвием отблески полуденного солнца. — Люди много говорят о подвигах Мерисиэль, о ее боевой доблести и бесстрашии. И я верю вам, крестоносцы Кенабреса! Верю и с радостью представляю вам командора пятого крестового похода! Рыцари выкрикивают «Ура командору!», Голфри широко улыбается, а Ри переглядывается с Сиилой. А где, собственно, командор? Кого тут чествуют? И только потом до Мерисиэль наконец-то доходит вся абсурдность ситуации: рыцари, целая толпа, таращатся прямо на нее. Каждый из них верит, что она и есть командор! Это явно какая-то ошибка: где военная тактика, а где — обычная жрица, к тому же, едва помнящая собственное имя. Может, они чего-то не поняли? Но и Голфри улыбается Мерисиэль так покровительственно, будто на этом месте свеженазначенная командор должна запрыгать от радости и прочитать речь о благодарности щедрой королеве, всем присутствующим рыцарям и своим родителям, которые любили и поддерживали ее всю долгую эльфийскую жизнь. Но это же абсолютно лишено смысла!.. — Боевые задачи вам озвучат главы подразделений. Их проинструктирует командир Тирабейд. Медицинский пункт при необходимости будет… — уже деловым тоном, но все еще улыбаясь, поясняет королева. Ри ее почти не слушает. Она медленно отходит в сторону от вещающей Голфри, пытается осознать случившееся и прийти в себя. Без особого, впрочем, успеха. Голова кружится, колени, кажется, вот-вот подкосятся; все происходящее абсолютно абсурдно. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, командор… — цедит сквозь зубы Ирабет, проходя мимо. «Не знаю! Я не знаю, что я делаю, я вообще ничего не делаю! Какой командор, почему я командор, зачем? У вас закончились рыцари? Почему бы тебе самой не стать хреновым командором — ты хотя бы сможешь удержать командорский меч…» — Ри, ты в порядке? — Ланн осторожно поддерживает за плечи, хмурится. — Похоже, граф Арендей был прав. Наверное, и правда лучше было убраться из города… — Удивлен, монгрел? — Дейран невесело усмехается. Его лица почти не видно из-под низко надвинутого капюшона. — Вот это мы встряли, — Вольжиф сплевывает через плечо. — И ведь не объяснишь королеве, где мы видали ее поход. Что?.. Да что я опять не так сказал? — Королева оказала нам честь! — Сиила единственная не теряет энтузиазма. — Командору полагаются советники, они быстренько тебя всему научат. Ты сильная, волевая, воины говорят, что ты избрана Иомедай… «Но это все неправда! И про избранность, и про волю, и даже про силу!» — Что же, удачи вам в ваших светлых делах, — Дейран кисло разводит руками. — К огромному сожалению я вынужден вас покинуть. — Какая жалость, граф, что вы вообще вынуждены были нас сопровождать! Что же, не смеем задерживать,  — Камелия улыбается одними губами. Ее волосы снова завязаны узлом на затылке, поверх теплой туники и искусно сработанного кожаного корсета блестит длинная кольчужная рубашка. — Моя дорогая подруга, я вынужден вас обрадовать: уехать я собираюсь немного позже. Хочу насладиться будоражащей кровь атмосферой безысходности, прежде чем отправлюсь в свой скучный особняк, пить скучное кьонинское в компании очень скучных, но очень красивых кьонинских танцовщиков. Я бы попросил вас присоединиться, но не буду, — он усмехается и, шутливо поклонившись, бросает на прощание. — Командор, мои поздравления… — Вот змей, — негромко рычит Сиила. — Не так уж много у нас общего, — отзывается Ланн. — Как у любого змея с подземной жабой, Ланн, — Камелия огрызается будто бы машинально, задумчивым взглядом уставившись в спину уходящему Дейрану. А Ри чувствует, как медленно-медленно подкрадывается обморок. Выждав положенные мгновения, он набрасывается на нее, роняя на руки Ланну, и обволакивает спасительной темнотой. В ней нет ни крестового похода, ни Голфри, ни давящего шею золотого символа Иомедай — ничего. Только спокойствие и пустота. Просыпается Мерисиэль уже в кресле. Подложив под голову руку, она полулежит на деревянном подлокотнике и наглым образом пускает слюни. Рядом стоит Ланн, и Ри чувствует себя немножечко спокойнее, но все равно не сразу понимает, где находится. — …не просто жрица! Она теперь командор, и выглядеть должна соответственно! — доносится до Ри голос Голфри. — Живая? — интересуется Ланн. И каким-то совершенно обыденным жестом вытирает подбородок смутившейся Ри рукавом туники. — Кажется, да, — она несмело улыбается. — А что здесь происходит? — Она символ надежды! И должна носить белое! — выкрикивает Камелия. — При всем уважении, моя королева, это не обсуждается! — Тебя собираются переодеть, — шепчет Ланн. — Камелия требует надеть вот эту, белую. Королева вот за эту, красную с золотом. По мне так лучше бы принесли приличную кольчугу, потому что обе эти тряпки… — Она символ силы! К тому же, крестоносной, и должна отвечать требованиям к форме… — …абсолютно не защитят тебя ни от клыков, ни от рогов, — договаривает Ланн. Ри осматривается: кажется, это один из шатров, тот, что на странной церемонии награждения был за их спинами. Огромный, он перегорожен двумя ширмами, импровизируя что-то вроде кабинета, оружейной и спальни. Справа виден уголок узкой, но крепкой кровати. Невольно закрадывается мысль, что вместе с Ланном там будет уместиться очень непросто. — Моя королева, она запомнилась рыцарям белой жрицей. Вы не можете просто перечеркнуть… — А какая тогда разница? — спрашивает Ри. Ланн пожимает плечами. — Почему они просто не спросят меня? — и он снова пожимает плечами. В шатре есть что-то вроде печки, блестящей, начищенной, но явно не самой новой. Очевидно, она должна использоваться как походный костер — для приготовления и разогревания пищи. Ну и отчасти — для обогрева временного жилища. В печурке теплится огонь, сокрытый перечеркнутой узкими щелями дверцей. Ри понимает, что у нее замерзли пальцы — сразу все, и на руках, и на ногах. — Она больше не белая жрица, она командор, — степенно возражает Камелии королева. — И я не собираюсь больше поддерживать этот бесполезный спор. — Сейчас она проснется, и… Что ты делаешь?! Ри меланхолично закрывает дверцу печурки и демонстративно отряхивает руки. Огонь одинаково жадно облизывает две разные мантии: белую и красную. — Очевидно, утирает вам нос. Обеим, — негромко произносит Ланн. В его голосе слышно одновременно веселье и уважение. Усмехнувшись, Ри оправляет лиловую бабочку на груди, стягивает с шеи тяжелый амулет с символом Иомедай и протягивает его королеве. Та удивленно смотрит сначала на нежеланный подарок, потом в глаза Ри, потом — на стрекочущую искрами печурку. По шатру медленно плывет аромат паленой шерсти. — Я не просила этого звания, — спокойно произносит Ри, а ее сердце стучит так быстро, что кровь грохочет в ушах. — Если вам нужен командор вроде меня — да будет так. Но вам придется принять меня как есть, — Ри переводит взгляд на Камелию. — И не пытаться сделать из меня ту, кем я не являюсь. Получилось достаточно уверенно? Кажется, да; королева непроницаемо улыбается, на лице Камелии читается смесь удивления и ярости. Обе молчат — то ли не считают ее достойной обращения, то ли просто не знают, что сказать. — Я жрица Дезны. И я хочу носить на себе только ее символ, — Ри звенит цепью, снова протягивая ее королеве. Голфри забирает тяжелое украшение, не сводя с нее внимательного взгляда. Ри становится немного жутко — ей отчего-то кажется, что сейчас королева мысленно препарирует ее, чтобы добраться до голых белых костей. Которые точно не будут против носить на себе какие угодно мантии и символы. — Хорошо, мой командор, — королева чуть склоняет голову. — Вы правы, мое поведение было недостойным. Если позволите, я хотела бы перейти к насущным вопросам. Поговорить с глазу на глаз… без свидетелей. Камелия, высокомерно фыркнув, покидает шатер. Если бы у него была дверь — аристократка не преминула бы ею хлопнуть, но вместо этого тяжелый полог лишь медленно запахнулся, едва не оставив в шатре краешек новенького голубоватого плаща. — Я вас слушаю, моя королева, — Ри подходит к креслу, на котором проснулась, облокачивается на стоящий напротив стол. В ее жесте куда меньше расслабленности, чем желания сохранить устойчивость. От волнения Ри колотит мелкая дрожь, но этого никак нельзя показать. На столе разложена карта, утыканная бронзовыми булавками, уставленная тонко вырезанными из дерева красными фигурками демонов. В самом низу — Кенабрес, который кажется таким маленьким и близким, рядом с ним — зеленая фигурка пехотинца, на краю стола, будто бы за гранью известного мира, ждут своего часа деревянные всадники, башенки с флажками, несколько остро заточенных карандашей. В самом верху карты отмечен другой город, под ним выведено: «Дрезен». Нарисован он почти также, как и Кенабрес, но ровно по середине скопления искусно выведенных домиков, окруженных городской стеной, угнездилась особенно крупная зловеще-красная фигурка. Между двумя городами с юга на север тянется старый тракт; кое-где видны пометки и точки, отмечающие потерянные часовни, форты и саркорианские деревни. Точки хранят отпечаток целого века отступления, разгромных поражений, попыток спрятаться за вереницей страж-камней, отделяющих Саркорис от «цивилизованного мира». Пятая из этих попыток стартовала сегодня, и во главе ее не кто-нибудь, а сама Мерисиэль… Она помнит обещание, данное узникам страж-камня, и не собирается его нарушать. Но прекрасно понимает, что совсем не ровня рыцарям-командорам, что вели прошлые крестовые походы. Она не изучала тактику, в отличие от них, видела не так много настоящих боев и только одну массовую битву. Она даже не может поднять командорский мечище, который, безусловно, легко поддавался рукам ее предшественников. Но даже они, правильные, настоящие командоры, не справились со своей задачей. Так почему должна справиться она, не знакомая ни с военной тактикой, ни с армейской жизнью? — Я бы хотела, чтобы ваш спутник подождал снаружи, — повторила королева. Мягко, но с очевидным нажимом. — У меня нет от него секретов, моя королева, я доверяю ему как самой себе. Если вы доверили мне судьбу крестового похода, то доверьте и самостоятельно выбирать окружение. Пусть считает ее зарвавшейся наглой выскочкой, пусть думает, что Ланн — ее личный охранник, или все что угодно еще. Главное, чтобы Голфри не догадалась, что доблестная-и-бесстрашная Мерисиэль окончательно растеряет и доблесть, и бесстрашие, если Ланн сейчас скроется из виду. Кажется, в его теплом спокойствии сосредоточены остатки ее выдержки, еще не выбитые сплошным потоком судьбоносных событий. Ни дня не проходит, чтобы ее куда-нибудь не гнали обстоятельства. И даже теперь, когда угроза Кенабресу отражена, ей никто не дал времени прийти в себя, успокоиться, заняться чем-то, кроме войны. Здесь должен быть кто-то вроде Ирабет — несгибаемый, сильный, с большим опытом и настоящей, не придуманной храбростью. Это мог бы быть даже эльф, но воин или какой-нибудь магус, способный выживать даже в одиночку, имеющий непременно громкий и уверенный голос. Это должен был быть настоящий командор, но его здесь нет. Милостью Голфри есть только она, хилый недоросток, умеющий разве что лечить и кидаться маленькими бесполезными фокусами, не способными серьезно навредить демону. Вспомнился луч чистого света, срывавшийся с пальцев Ри в сером гарнизоне; но он ведь ушел вместе с ощущением невероятной мощи, с опьяняющей силой, дарованной ей Богиней для последнего рывка, так? Королева склоняет голову набок. — У меня нет времени на споры, командор. Вынуждена принять ваше странное желание на этот раз; а сейчас давайте все-таки поговорим о делах.