________________________________________
Студенты стекаются в аудиторию, смеются, болтают и мешают Кэролайн сосредоточиться, черт возьми. Разве они не видят, что вот-вот произойдет нечто грандиозное, и некоторым людям действительно нужно подготовиться? Она расхаживает по коридору с закрытыми глазами, изо всех сил стараясь заглушить как можно больше шума, повторяя себе под нос содержание своих карточек. Каждый раз, когда у нее вырывается хоть слово, она ругается, смотрит на карты и продолжает с того места, на котором остановилась. Она готовилась к этому уже больше месяца, попросила Бонни и Елену выступить в качестве ее оппонентов и попытаться опровергнуть каждый ее аргумент, пока она не подумала, что у нее есть идеальный ответ абсолютно на каждый вопрос, который мог бы возникнуть. Внезапно, однако, она не чувствует себя готовой. Ее желудок сжимается от тошноты, сердце бешено колотится за грудной клеткой. Кэролайн не может вспомнить, когда в последний раз она так нервничала. Конечно, она немного параноик, помешана на контроле по своей природе, но это так... Слишком. Даже для нее. Сегодняшние дебаты знаменуют начало ее кампании на пост старшего президента в следующем году. Здесь будет вся школа, что дает прекрасную возможность представиться, показать им всем, на что она способна. Провал прямо сейчас означает, что, возможно, все ее планы рухнут. Все будут помнить ее как идиотку, которая выставила себя дурой, заикалась, как испуганная маленькая девочка, и в итоге оказалась раздавленной чьей-то страстью и напором. Кто бы стал голосовать за идиота? После этого будет невозможно вернуться назад. Будущее Кэролайн начинается сегодня. Первый шаг из многих грядущих. Ее путь в Овальную комнату будет решен на этой сцене, перед всей школой. Значит, никакого давления. Она слишком молода, чтобы беспокоиться о сердечном приступе? - Привет, любимая. Она поднимает глаза от своих карт и видит Клауса, стоящего там, засунув руки в карманы, на его губах расплывается та ленивая улыбка, которая делает с ней совершенно неподобающие вещи. Но сегодня из всех дней у Кэролайн нет времени вожделеть запретный плод. - Привет. - Она делает быструю паузу, чтобы ответить, сразу же возвращаясь к бормотанию ответов самой себе, прежде чем Клаус сможет сорвать ход ее мыслей, как он обычно делает. - Ты хмуришься. Эти тревожные морщинки навсегда останутся на твоем лбу. - Заткнись, - продолжает она. - Что ты делаешь? - На какой планете ты живешь? - она бросает на него быстрый взгляд. - Я, конечно, тренируюсь для дебатов. - Ой. Это все объясняет. Я забыл, что это сегодня. О чем это опять? - Следует ли регулировать или защищать разжигание ненависти Первой поправкой. - На чьей ты стороне? - Они не говорят тебе, пока ты не доберешься туда, так что ты должен подготовиться к обеим сторонам. - Она слышит, как Клаус усмехается, и наконец поднимает на него глаза. - Что? - Ничего. Я уверен, что ты будешь фантастической в любом случае. Она открывает рот, чтобы отругать его, но он кажется... Странно искренний. Не то чтобы он смеялся над ней, как это делали многие другие люди. Вместо этого Кэролайн чувствует, как ее щеки горят под его теплым взглядом. - Спасибо, - бормочет она, снова глядя в свои карты. Она больше не имеет ни малейшего представления, где остановилась. - Тебе трудно быть увлеченным тем, во что ты не веришь? - Клаус молчит еще мгновение, и когда он снова заговаривает, его голос звучит почти задумчиво. - Я увлечена дебатами. Разве этого недостаточно? - Кэролайн моргает, глядя на него. Улыбка на лице Клауса становится шире, когда он подходит к ней, заправляя прядь ее волос за ухо. Легкое прикосновение его пальцев к ее коже вызывает горячее покалывание по позвоночнику, отчего у нее перехватывает дыхание. Она пытается отвести взгляд, но понимает, что не может. - Однажды ты действительно изменишь мир, Кэролайн, - говорит он мягко, скорее с восхищением, чем с насмешкой. Это заставляет ее сердце сбиваться с бешеного ритма. - Откуда ты знаешь? - спрашивает она, потому что, честно говоря, никто, кроме Бонни и Елены и, возможно, Стефана, ей не верит. Никто никогда не слышал, чтобы она говорила о своих планах и амбициях, и не считал ее сумасшедшей, не смеялся над ней. Она не возражает, на самом деле, потому что у нее есть непоколебимая вера Стефана и двух ее лучших друзей и ее собственное стремление, и этого достаточно. Она знает, что однажды доберется туда, и все они будут наблюдать из заурядности своей обычной жизни, как она произносит свою вступительную речь в ратуше Мистик Фоллс, штат Вирджиния. Но Клаус... Клаус не смеется над ней. Не смотрит на нее как на сумасшедшую. Клаус смотрит на нее так, словно она загадка, которую он отчаянно хочет разгадать, со всеми ее безумно амбициозными мечтами и грандиозными планами. Как будто он верит во все это, во всю ее. И Кэролайн… Ну, она действительно не знает, что с этим делать. - Я вижу это, - просто отвечает он. Всего три маленьких слова, произнесенных с такой непринужденной уверенностью, но это трогает что-то глубоко в груди Кэролайн. Она с трудом сглатывает, ее горло внезапно пересохло, как в пустыне. Блядь. Ей понадобится стакан воды, прежде чем она выйдет на сцену. - Ты слишком нервничаешь, милая. - Клаус кладет обе руки ей на плечо и, приподняв брови, смотрит на нее. - Ты не помогаешь, - огрызается она, отгоняя захватывающие ее разрушительные мысли. Кэролайн взяла за правило активно не думать о Клаусе в каком-либо существенном контексте с тех пор, как они начали свое дело, чем бы они ни занимались. Уроки китайского языка определенно, определенно последнее, о чем они думают, хотя Клаусу все еще удается научить ее кое-чему, и она добилась невероятного прогресса, как это ни удивительно. «Не смотри на меня так, любимая, твоя мама мне платит.» - всегда говорит он, когда садится в постели, совершенно голый, и начинает разговаривать с ней на долбаном мандаринском, пока она пытается отдышаться. Это смешно, но это правда. Есть много слов, которые она может придумать, чтобы описать это. Безумие. Мошенничество. Приключение. Но больше всего на ум приходит Карьерное самоубийство. Если кто-нибудь узнает... Если Стефан, ее идеальный первый парень, достойный джентльмена, когда-нибудь узнает... Кэролайн обречена. Клаус из тех парней, которые могут сбить с пути хорошую девушку. Именно поэтому она не может позволить ему, почему все это безумие, и оно должно закончиться, пока они оба еще могут выйти из этого невредимыми. Кроме... За исключением того, что каждый раз, когда она пытается порвать с ним, она... застревает. Кэролайн останавливается на блеске его глаз, в уголках его губ, когда он улыбается ей, в хрипоте его голоса, когда он мурлычет ей в уши, в том, как огонь облизывает ее изнутри, когда он прикасается к ней. Это резонирует во всем ее теле, как сейсмический удар. Она просто... Расплывается. Полностью разрушается таким образом, что она не может помочь и на самом деле не хочет пытаться. Это самое открытое, что она когда-либо чувствовала в своей жизни, и в этом нет ни рифмы, ни причины, но это также самое заметное, что Кэролайн когда-либо чувствовала, и, черт возьми, трудно уйти от этого. Левая сторона разума в ее мозгу полностью отключается, когда Клаус смотрит на нее таким образом. Это так несправедливо. - Давай сделаем небольшое дыхательное упражнение. Это тебя успокоит. - Ты сейчас серьезно? - Она неловко хмурится. - Совершенно серьезно. Ну же. Вход и выход... - говорит он, жестом приглашая ее следовать за ним. - Медленно. Один... Два... Давай, любимая, побалуй меня. Внутрь, наружу... Это оно. Три... Четыре... Кэролайн закрывает глаза. Ее первая мысль заключается в том, что это глупая трата ее времени, но после пары глубоких вдохов она действительно начинает чувствовать... Не совсем спокойно, но более сосредоточенно. Как будто ее разум внезапно прояснился, ее сердцебиение немного успокоилось. Она чувствует, как руки Клауса скользят с ее плеч вниз к рукам, пока его пальцы свободно обхватывают ее пульс, его большой палец слегка ласкает ее кожу. Так не должно быть, но почему-то это тоже заставляет ее расслабиться. После почти такой минуты она, наконец, открывает глаза, чувствуя себя другим человеком. Клаус самодовольно улыбается ей. - Лучше? - Как, черт возьми, ты это сделал? - Просто кое-что, чему я научился на своей терапии по управлению гневом. Не все в этом было мусором. - Прежде чем она успевает задать любой из десятков вопросов, которые возникают у нее в голове по поводу этого заявления, Клаус наклоняется и нежно целует ее в щеку. - Удачи. Я буду в первом ряду. - Без сомнения, тебе будет безумно скучно. - Она закатывает глаза, даже когда легкая улыбка наконец пробивается сквозь напряженные мышцы ее лица. - Чепуха! - говорит он, отворачиваясь, чтобы присоединиться к остальной толпе. - Мне никогда не бывает скучно, когда я наблюдаю за тобой.________________________________________
- Хорошо, я здесь. Начинай эту чертову встречу, - ворчит Клаус, опускаясь в кресло. - Ты опоздал, - указывает Марсель на очевидное, стреляя в него кинжалами. - Мы закончим позже, если ты не заткнешься. Ребекка. - Он просит свою сестру и руководителя кампании начать ежедневный обзор данных опросов. Клаус ненавидит эту часть. На самом деле, он ненавидит почти все в этой дурацкой кампании, но он абсолютно ненавидит данные. Числа. Статистика. Это ему ничего не говорит. Это не заставляет его больше беспокоиться об этом цирке. Почему он решил сделать это снова? Верно. Он был пьян в стельку и позволил Ребекке мило уговорить его на эту пантомиму под предлогом того, что он заставит Майкла в гневе съесть свои руки, когда тот докажет, что он неправ, повесив его фотографию в той знаменитой галерее в библиотеке Святого Себастьяна, среди заносчивых фотографий Элайджи и Финна, а также ненавистного подобия самого Майкла. Наследие семьи Майклсонов. Клаус все испортил бы, добравшись туда. Позор имени, темное пятно на истории этой семьи, самая низкая и позорная часть прошлого Эстер. Это звучало как фантастическая идея, когда Ребекка предложила ее. Он всегда думал, что она будет баллотироваться на пост старшего президента, когда придет день, и Майкл тоже так думал. Когда она объявила, что вместо этого будет координировать кампанию Клауса, она затеяла ссору со всеми дома, даже с Элайджей, который вернулся из Нью-Хейвена только для того, чтобы поговорить. - Вы оба ведете себя неразумно, - сказал он в своей более святой, безупречной манере, которая заставляла Клауса половину времени хотеть ударить его по носу. - Ты знаешь, что это не принесет тебе ничего хорошего. Майкл собирается лишить Никлауса покоя, вы оба это знаете. Он тоже отвернется от тебя, Ребекка. Если ты не хочешь бежать, то не делай этого. Но не подталкивай нашего брата к этому, когда знаешь, что это только добавит оскорблений к травмам. По правде говоря, у Элайджи были благие намерения, как и в большинстве случаев. Он просто хотел защитить Клауса. Но они с Ребеккой были слишком упрямы, чтобы слушать, слишком увлечены собственной манией величия для идеальной мелкой мести. Если бы только он послушал Элайджу... Ребекка точно знала, во что она ввязывается. Клаус, с другой стороны, этого не сделал. Он думал, что это будет веселее, что бег против Кэролайн придаст этому больше колорита. Вместо этого это разорвало их слабую связь, предложив практически никакого вознаграждения. Хуже всего то, что он чувствует себя ужасно виноватым, он действительно знал, как много значили для нее эти глупые школьные выборы и как долго и упорно она готовилась к ним. Он просто... Он, черт возьми, не продумал это до конца. Майкл... Он сделает это с Клаусом. Украдет у него все его здравомыслие, сведет его с ума, подтолкнет к импульсивному, деструктивному поведению, которое, несомненно, однажды положит ему конец. Его еще больше злит мысль о том, что он так увлекся жаждой мести, что в итоге причинил боль единственному человеку, который принес в его жизнь хоть какую-то истинную радость. Ничто из этого не кажется даже отдаленно стоящим того. Даже то, что все больше и больше кажется маловероятной победой. - Хорошо, - начинает Ребекка, ее губы кривятся от досады на него, даже когда ее маска профессионализма встает на место, и она нажимает на воспроизведение своей презентации PowerPoint. - У нас есть хорошие новости в этих новых данных. Опять же, я должна напомнить вам, что это был одиночный опрос, небольшой размер выборки, у нас может быть огромная погрешность. Кроме того, мы все еще рассматриваем множество нерешенных вопросов, так что это означает большую неопределенность и некоторые действительно длинные хвосты. - Есть ли в этом какой-то смысл, Ребекка? - угрюмо спрашивает он, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку стула. - Заткнись и слушай, Ник, - огрызается на него сестра. - Когда мы смотрим на все данные опросов всех студентов, мы находимся на девятибалльном отрыве. - Я чувствую, что грядет "но", - вмешивается Марсель. - Однако, - многозначительно говорит Ребекка. - Когда мы смотрим на вероятных избирателей... - Она переходит к следующему слайду, на котором показан гораздо более ужасный сценарий. - Наше преимущество падает до двух очков. Это вполне в пределах допустимой погрешности, но существует проблема проблемных линий тренда. В течение последних нескольких недель мы теряли примерно один процентный пункт каждые два дня. И если эта тенденция сохранится... - Кэролайн лидирует ко дню выборов, - заканчивает за нее Клаус, пробуя слова на вкус. Как бы ему ни было неприятно возвращаться домой, чтобы признать поражение перед Майклом, особенно после их утреннего разговора, эта мысль не беспокоит его так сильно, как, очевидно, беспокоит двух других людей в комнате. Ребекка переходит к следующему слайду, показывая, что, согласно ее прогнозам, Кэролайн должна быть как минимум на три очка впереди к концу гонки. - Знаешь, Ребекка, мне трудно увидеть хорошие новости в этих данных, - говорит Марсель. - Я присоединился к этой кампании не для того, чтобы меня унижали. - Избавь меня от драматизма, Марсель. Это школьные выборы, а не Мисс США, - парирует Клаус. - Мы проигрываем скучной, богатой, белой привилегированной девушке, - сердито шипит он Клаусу, его глаза полыхают огнем. - Ты что-то имеешь против привилегированных белых девушек? - спрашивает Ребекка, уперев руки в бедра, явно обижаясь. Они оба ужасно притворяются, что не спят вместе. Это самый плохо хранимый секрет на планете Земля, хотя абсолютно никого это не волнует. Иногда Ребекка встречается с другими людьми, и тогда Марсель тоже делает это назло ей, а потом она делает это еще больше, чтобы отомстить ему, пока в конце концов они снова не трахаются, и все прощается на некоторое время. Клаус скорее отрубил бы себе пальцы, чем высидел бы одну из их ссор. - Без обид, Бека, но мы должны быть намного впереди нее в этой кампании. - Затем Марсель поворачивается к нему, его тон меняется на гораздо более резкий. - Ты хоть представляешь, как это ужасно для нас? - Да, Марсель, на самом деле, я знаю. - Тогда позволь мне увидеть, как ты злишься. Как ты злишься, когда кто-то не передает тебе мяч в лакроссе вместо того, чтобы сидеть и смотреть, как все это происходит, как будто это тебя совсем не беспокоит, - резко говорит он. - Как будто тебя не волнует, что ты проиграешь Тупой Барби. - Следи за своим языком, приятель, - угрожающе рычит он. - Только потому, что она хорошенькая, это не значит, что она на твоей стороне, Клаус. Ты играешь не для того, чтобы победить ее, ты просто играешь, чтобы не проиграть, и избиратели чуют твое дерьмо. Я бы ожидал от тебя большего инстинкта убийцы. Покажи мне, что ты хочешь победить, Клаус. Используй свой порочный мозг, чтобы хоть раз в жизни придумать какие-нибудь чертовы идеи. А не просто сидеть и слушать! - Согласно данным, - начинает перечислять Ребекка. - 60 % респондентов в опросе ссылаются на то, что им нравится позитивное отношение Кэролайн, 70 % думают, что Стефан был придурком из-за обмана... - Нам нужен компромат на нее, - обрывает ее Марсель. Клаус издает смешок. Он не может поверить в тот абсурд, который ему приходится выслушивать на этих собраниях. - Ты думаешь, я шучу? Помнишь тот раз, когда ты довел первокурсника до слез, потому что он выпил последний клюквенный сок до тебя? Это тот парень, который мне здесь нужен. Беспощадный. Мотивированный. Знает, чего он хочет. Дай волю своему гневу, Клаус. Перестань скрывать свою игру. - Я терпел мучительные сеансы терапии в течение целого кровавого года за то, что позволил себе выйти из себя, Марсель, и я не собираюсь возвращаться. - Это совсем другое. Ты должен быть легким победителем здесь, но ты оказываешься ужасным кандидатом. Когда ты попросил меня баллотироваться с тобой... - Ребекка просила тебя. - Ты знаешь, почему я сказал "да"? - Марсель встает на ноги, в полной мере используя свой рост и широкие плечи, чтобы произвести впечатление. Может быть, ему следует баллотироваться в президенты. - Ты потрудился посчитать, сколько у нас чернокожих студентов? Ответ: чертовски мало. Прямо сейчас, эти выборы, это мое время. Для меня это история. Победа на этих выборах была бы исторической и значимой для многих людей, которые не привыкли видеть таких людей, как они, на руководящих должностях. Это то, на что я согласился. Я не соглашался играть второго банана какому-то простому белому парню, который застрял, произнося речь о уступке, потому что слишком поздно понял, что недостаточно этого хотел. - Я предлагаю тебе быть осторожным, приятель. - Глаза Клауса вспыхивают. Губы Марселя изгибаются в одной из его фирменных улыбок, обнажая все 32 жемчужно-белых зуба. - Начинаешь злиться? Хорошо. Запомни это. И помни, что здесь я на твоей стороне. Кэролайн - враг. Тебе не нравятся мои идеи? Хорошо. Я просто плююсь здесь, пытаясь на секунду мыслить нестандартно. Но эй - ты хочешь устроить распродажу выпечки, устроить автомойку бикини и думать, что это поможет тебе выиграть выборы, ты идешь прямо вперед. Марсель хватает свой рюкзак и вылетает из комнаты, кипя от злости. Клаус обменивается взглядом со своей сестрой. - Ну, это была речь, - говорит она. - Тебе следовало попросить его возглавить твою кампанию. Это принесло бы тебе победу на выборах. - Он мне не брат. - И благодари за это гребаного Бога, иначе ты бы совершила инцест. Клаус встает, хватает свои вещи и направляется к двери. - Ник, - окликает его Ребекка. - Он прав, ты знаешь. Какое бы предвзятое отношение ты ни питал к Кэролайн, ты должен отбросить его. Теперь она соперница. - Кто сказал, что у меня есть предвзятость? - Конечно. Потому что вы двое гораздо более скрытны, чем я и Марсель. - Ребекка фыркает. - Мы не... - Мне все равно, - обрывает его Ребекка. - Ты можешь спать со всеми, с кем захочешь, мне плевать, Ник. Все, что меня волнует, - это победа на этих выборах, и твои чувства к ней мешают тебе бороться за это так усердно, как я думала. Ты не хочешь ее раздавить. - Это такая ужасная вещь? - Клаус поджимает губы, пожимая плечами. - Да. Ты лжешь себе, если думаешь, что у тебя есть шанс. Эта девушка кричала всем, кто удосуживался слушать, что она собирается выйти замуж за Стефана Сальваторе, с тех пор как ей исполнилось 13 лет. Когда Кэролайн на что-то решается, она похожа на собаку с костью. Если она выиграет это, они снова будут вместе через секунду, и ты получишь Джека. Если ты победишь, она никогда тебя не простит. В любом случае, ты ее потеряешь. Так что держитесь за возможность, которая действительно что-то тебе дает. Клаус не думал, что день, который начинается со ссоры с Майклом, может стать еще хуже. Он ошибался.________________________________________
Если и есть что-то, что Кэролайн может с уверенностью сказать об этих выборах президента, так это то, что это урок терпения. Как бы она ни была готова и мотивирована, много раз она ловила себя на том, что сдерживается, чтобы не закатить глаза, или заполнить красочную строку ругательств. Обращаться с людьми - это искусство. Она всегда была общительной бабочкой, но даже ей трудно идти в ногу со временем. Так много разных групп, клубов, представителей, у каждой из которых свои, особые требования. Угодить всем просто невозможно, и как бы сильно она ни хотела сказать некоторым из этих опрятных придурков, что они совершенно бредят в том, чего ожидают от своего студенческого президента или даже школы, это также часть ее работы - наклеить улыбку и убедить их, что их голоса важны и их слышат. Притворство - величайшее умение любого политика. Вы должны казаться искренним, заинтересованным и сочувствующим, даже когда кто-то кричит о голливудских актерских лагерях, оплачиваемых школой (драматический клуб) или джакузи в раздевалках (команда по лакроссу). Всякий раз, когда ей хочется сдаться - как сейчас, когда она уходит из школы в восемь гребаных часов после целых двух часов, проведенных взаперти в вонючей раздевалке с женской футбольной командой и командой поддержки, обсуждающей длину юбок и виды травы, - она вспоминает, что это, на самом деле, политика 101. Это ускоренный курс о том, как сочетать ее собственные интересы и планы с интересами и планами ее избирателей. Реальная жизнь будет точно такой же, только раз в миллион. Если она не может справиться с давлением школьных выборов, не потеряв свое дерьмо, значит, она просто не создана для политической карьеры. И Кэролайн Форбс - она была рождена для этого. Она не собирается дуться и жаловаться на испорченный прекрасный вечер пятницы. Нет. Жалуется ли следующий президент на сверхурочную работу в пятницу? Абсолютно нет. Так что она этого не сделает, хотя на самом деле немного раздражена. Когда она роется в сумке в поисках ключей от машины, отчаянно желая убраться оттуда к черту, прежде чем кто-нибудь еще сможет остановить ее с какой-нибудь нелепой просьбой, она слышит рев, который звучит едва ли по-человечески. Она резко поворачивается на каблуках и видит… - Какого хрена, - бормочет она себе под нос, ее ноги уже начинают двигаться, унося ее в сторону суматохи по собственной воле. - Что ты делала с этим мобильным телефоном? А? Пытаешься заполучить эксклюзив, милая? - Голос Клауса звучит сердито и свирепо, и он крадется к съежившейся девушке, как дикое животное, готовое броситься на добычу. - Н-нет, я была просто... я была... я... - заикается девушка, делая неуверенные шаги прочь от возвышающейся фигуры Клауса. Ее глаза расширены от страха, блестят от слез, и какого черта Клаус не думает, что он делает. - Просто что? Преследуешь меня? Кто сказал тебе снимать меня? Это был Майкл? Отвечай мне! - Его крик громкий и повелительный, и девушка издает легкий визг на грани рыдания. - Привет. Что здесь происходит? - Кэролайн ускоряет шаг. Клаус издает сардоническую усмешку, когда видит ее. - О, смотри, Ангел-хранитель слабых и угнетенных, как раз вовремя, - насмехается он, скривив губы в горькой ухмылке. - Значит, это твоих рук дело? - Он жестом указывает на девушку. Кэролайн замечает шаткость движений Клауса, то, что он не совсем устойчив. - Пытаешься разрушить мою репутацию, заставляя своих преданных приспешников следовать за мной повсюду, просто ожидая возможности? Какова твоя точка зрения? Клаус Майклсон наконец-то сошел с ума? - Точка зрения? Эгоцентричный, сильно? - Она качает головой и подходит к девушке. - Привет, милая, - приветливо говорит она, одаривая ее нежной улыбкой. Когда она кладет руку ей на плечо, девушка вздрагивает. - Могу я взглянуть на твой телефон, пожалуйста? - Девушка сглатывает, ее горло медленно двигается, но она отдает Кэролайн свой телефон. Она улыбается и начинает проверять его, просматривая последние сообщения, фотографии и записи. Она открывает Instagram, чтобы посмотреть, опубликовала ли она что-нибудь в историях. Все ясно. - А теперь иди домой, - говорит она, возвращая телефон. - Спокойной ночи. - Девушка на секунду колеблется, быстро взглянув на Клауса, прежде чем убежать. - Она не снимала тебя, идиот, - ругается Кэролайн, пристально глядя на него. - Эта девушка, вероятно, просто глупо влюбилась в тебя, и теперь ты оставил ей шрам на всю жизнь. Поздравляю. - Я бы не исключил, что ты наймешь первокурсника для выполнения своей грязной работы, - немного невнятно говорит он, неловко переминаясь с ноги на ногу. Брови Кэролайн сошлись на переносице, когда она подошла ближе, принюхиваясь к воздуху. - Ты... пьян? - Клаус усмехается, и воздух, который выходит у него изо рта, на 100 % состоит из виски. - Ты действительно такой тупой? Пьяный на территории школы? Если бы тебя увидел кто-нибудь более значимый, чем испуганная маленькая первокурсница, это было бы концом твоих политических устремлений. - Ты видела меня, - указывает он, приподнимая брови в явном вызове. - Что ты собираешься делать? В каком-то дальнем уголке сознания Кэролайн понимает, что это возможность. В реальном мире это было бы тем, что гарантировало бы ей победу на выборах. Утечка видео в TMZ, которая сделает ее сенатором. История в "Washington Post", которая дала бы ей неоценимое преимущество перед ее соперником по выдвижению от демократической партии. Она могла бы заставить эту девочку рассказать всем в школе о том, что произошло. Возможно, в твиттере появился анонимный слух. Она могла бы закончить кампанию Клауса и просто расслабиться в течение следующих нескольких недель. Но эта идея даже не приходит ей в голову по-настоящему, не как реальная возможность. То ли потому, что она слишком этична для своего же блага, то ли из-за чего-то еще, она не знает. - Тебе повезло, что у меня есть эго, - говорит она. - Я хочу победить тебя честно и справедливо, потому что я лучший кандидат, а не потому, что ты испорченный идиот. Клаус издает пьяный смешок, делая неуверенный шаг вперед. Они стоят глаза в глаза, так близко, что она может видеть, как покраснели его глаза, все оттенки шторма в его потемневших радужках при слабом освещении парковки. Сколько раз она ловила себя на том, что когда смотрит в эти глаза, погружается в их острую глубину, ее разум переполняют неуместные мысли, придумывая самые абсурдные сценарии "что, если"? Что, если у него не было девушки? Что, если бы у меня не было парня? Что, если бы я не хотела так многого от мира, чтобы освободить место для того, как сильно я хочу его? - Ты и я, Кэролайн, - мурлычет он. - Мы одинаковые. - Ты пьян. - Она кладет руку ему на грудь, мягко отталкивая его. - И мне нужно идти домой. Спокойной ночи, Клаус. Она сделала свое доброе дело этой ночью. Спасла его от катастрофы. Если он все же найдет способ все испортить, это будет полностью его собственная вина, и он не сможет обвинить ее в удобном упущении. Ей удается сделать целых пять шагов, прежде чем она останавливается, оборачивается, видит, что он все еще стоит там, выглядя беспомощным и совершенно пьяным для его же блага. - Ты собираешься вызвать такси, верно? Клаус поджимает губы, пожимает плечами и не отвечает ей. Или, скорее, он это делает. Просто не тот ответ, который она хотела услышать. Конечно, он не собирается вызывать такси. - Боже, ты такой надоедливый! Ну же. Я подвезу тебя. - Кэролайн хмыкает, топая ногами вниз. - Я не просил... - Я предлагаю. - Почему? - Потому что, если ты попадешь в нелепую аварию, это будет моя вина. - Не волнуйся, любимая. Ты освобождена. - Он одаривает ее одной из тех слишком широких пьяных улыбок, но она может поклясться, что видит проблеск грусти в его глазах. - Прекрати спорить! - Она обхватывает его за предплечье и начинает тащить к одинокому "Volvo", припаркованному в нескольких футах от нее. Всю дорогу он ворчит себе под нос, и Кэролайн рада, что не понимает ни слова из того, что наверняка будет тем или иным зверством. Она отпирает свою машину, открывает пассажирскую дверцу и осторожно толкает его внутрь. Клаус с трудом устраивается поудобнее, очевидно, он пьян больше, чем показывает. - Пристегни ремень безопасности. - Да, мама. - Заткнись, - огрызается она, закрывая дверь и подходя к водительскому сиденью. - Это машина такого старого человека, - размышляет Клаус, исследуя приборную панель пальцами. Кэролайн шлепает его по руке. - Это гибридный автомобиль, - говорит она. - Я стараюсь быть устойчивой. - Чушь собачья, - фыркает он. - Ты, с другой стороны, водишь машину придурка, - парирует она, подчеркивая свое предложение маленькой слащавой улыбкой. - Это классический "Porsche" с откидным верхом, - утверждает он. - Вот именно. Придурок. - По крайней мере, это говорит о том, что у меня есть вкус. Ты, с другой стороны... - Он неопределенно обводит машину взглядом. - Общая. На шаг впереди "Toyota". - Вау, это так глубоко. - У тебя есть все деньги в мире, но у тебя есть христианское чувство вины за то, что ты выставляешь их напоказ, поэтому ты покупаешь себе немного более дорогую машину среднего класса, в которой говорится, что ты семейный человек, работающий с 9 до 5 с экологическими проблемами. А это совсем не то, что ты есть. - О, пожалуйста. Осыпь меня своей пьяной мудростью, Клаус. Поскольку ты, очевидно, так хорошо меня знаешь. Она бросает на него быстрый взгляд, замечая блеск его белых зубов, когда его губы растягиваются в волчьей улыбке. - Ты, Кэролайн Форбс, в глубине души хочешь водить роскошный "Porsche", который все узнают, как только ты завернешь за угол. - Ну, похоже, ты меня раскусил. Я мошенник, потому что моя машина не кричит о трастовом фонде. - Она вздыхает. - На самом деле, я не знаю. Каждый раз, когда я думаю, что знаю... Ты ускользаешь от меня. Это сводит меня с ума половину времени. Кэролайн отрывает взгляд от дороги, переводит его на него, а затем обратно. У Клауса задумчивая складка между бровями, его глаза сузились, как будто он очень сильно пытается прочитать в ней что-то. Это заставляет ее чувствовать себя странно застенчивой, не только потому, что он выглядит так, будто хочет обнажить ее душу, но и потому, что она верит, что он может. Кэролайн сглатывает, внезапно радуясь, что в машине темно и он, вероятно, слишком не в своем уме, чтобы заметить ее пылающие щеки. - В любом случае, что все это было? - спрашивает она, уводя разговор в сторону от более скалистых берегов. - Это что? - Истерика на парковке. Ты выглядел так, словно собирался откусить голову этой бедной девушке. - Она направила свой телефон на меня. - Клаус вздыхает, отворачиваясь от нее. - Ты спросил ее, послал ли ее Майкл. Зачем твоему отцу просить кого-то записать тебя? - Клаус молчит, и на мгновение Кэролайн думает, что он, возможно, заснул. Но его глаза широко открыты, губы сжаты в тонкую линию. - Он был сегодня в школе, не так ли? Я видела его. - Тишина. - Клаус? - Он не хочет, чтобы я победил, - процедил он сквозь зубы. - Выборы? Почему нет? Я думала, это дело вашей семьи. - Кэролайн хмурится. - Я не член семьи. Не для него. Он даже не хотел, чтобы я баллотировался. Я сделал это просто назло ему. - Подожди... Все это семейная ссора? - Кэролайн изумленно смотрит на него, моргая. Клаус слабо улыбается, все еще глядя в окно. - Ссора. Это хорошее слово. Нет, Майкл ненавидит меня. Он не думает, что я достаточно хорош. Недостоин наследия Майклсонов, носить его имя. Не хотел никаких долговременных доказательств того, что я когда-либо был частью семейной традиции. - Он замолкает на мгновение. - Он не мой настоящий отец. - Что? - Кэролайн почти теряет контроль над машиной, ее челюсть падает на колени. Клаус испускает глубокий, тяжелый вздох, и когда он снова поворачивается к ней, он выглядит таким совершенно опустошенным. В нем есть какая-то покорность судьбе, в опущенных плечах и опущенных губах. Кэролайн чувствует стеснение в груди, видя эту огромную фигуру, внезапно ставшую такой подавленной, такой раздавленной. - Я ублюдок, - говорит он. - Величайшая ошибка моей матери. Но он не испытывает к ней ненависти. Он любит ее. Он винит меня, аномалию в его в остальном идеальной жизни. Я всегда был странным человеком. С характером и надоедливыми устремлениями, изворотливым умом. Я полагаю, что с тех пор, как Кол начал ходить в реабилитационные центры, он, вероятно, поймал себя на мысли, что, возможно, он еще один маленький ублюдок, которого моя мать толкнула на его пути. Но я остаюсь непревзойденным как его самое большое разочарование. Единственная причина, по которой он не выгнал меня из своего дома и не вычеркнул из завещания, - это то, что мать запретила ему. Мы переехали сюда, в Калифорнию, когда он узнал правду о ее предательстве, поэтому он поставил целый океан между своей любимой Эстер и объектом ее привязанности. С тех пор моя жизнь превратилась в десять разных видов ада. Так что ты видишь... Мой дорогой отец профинансировал бы всю твою кампанию, если бы ты попросила его, просто чтобы убедиться, что ты победишь меня. Сейчас он твой сторонник номер один. - Я... - она начинает, останавливается, не зная, что сказать. Кэролайн притормаживает машину, игнорируя тупицу, мигающего фарами позади нее, сосредоточив свое внимание на Клаусе. - Я понятия не имела. - Никто не знает. То есть никто, кроме членов семьи. Майкл потратил целое состояние, чтобы убедиться в этом. - Даже Ками? - Клаус усмехается, как будто считает эту идею нелепой. - Ками... О'Коннеллы - это все о внешности и наследии. Им и так не нравится, что я подрываю их драгоценную католическую девочку, но я Майклсон. Это мое единственное удостоверение. Если бы они знали правду... - Но она не сказала им. - Разве не так? - Клаус приподнимает бровь, глядя на нее. Кэролайн снова закрывает рот. Внезапно до нее доходит, что о Клаусе так много всего, чего она не знает. Вы видите кого-то почти каждый день, наблюдаете за каждым его движением, изучаете каждую его причуду, вы думаете, что знаете его. И все же... - Не смотри так мрачно, любимая, - говорит он с намеком на юмор в голосе. - Я не хотел обременять тебя своим секретом. - Почему ты сказал мне? - Честно? Я не знаю. Она колеблется перед следующим вопросом, облизывая пересохшие губы кончиком языка. - Вот почему... В прошлом году, когда ты... Это было потому, что...? - Ты можешь сказать это. Так вот почему я пытался покончить с собой? - Клаус снова вздыхает, еще один усталый выдох, который, кажется, давит на него. - Да, возможно. - Клаус, я... Мне так жаль. За долю секунды выражение его лица меняется, глаза озорно сверкают, а кривая ухмылка прорезает единственную ямочку на его щеке. - Теперь у тебя есть бомба, которая тебе нужна, чтобы уничтожить меня. Выпусти эту историю наружу, и мне конец. Как и все Майклсоны в Святом Себастьяне отсюда и до вечности. У меня есть младший брат, который еще учится в средней школе. Ты можешь быть уверена, что он никогда не доберется до той библиотечной стены. - Я бы никогда не использовала это против тебя, Клаус, - отвечает она, не теряя ни секунды. - Почему нет? Разве не ты сказала, что не позволишь ничему встать на твоем пути к славе? - Это не твоя вина, что твоя семья так облажалась, так что это не имеет значения. - Она замолкает на мгновение, а затем, как будто слова горят у нее на языке, она выпаливает. - Я не поступила в Гарвард. - Что? - В списке ожидания. А потом рекрутеры появились у меня дома, не так деликатно прося пожертвования на новое отделение славянских языков. - Они хотели, чтобы ты купила своё место, - замечает он, звуча искренне удивленным. - Ага. - Она бормочет со всей силой своего бушующего негодования. Одна мысль об этом визите вежливости заставляет ее снова ощетиниться. - Я не могу допустить, чтобы на моем резюме было такое пятно. Когда я буду баллотироваться в президенты, они перевернут каждую страницу моей жизни, и это будет первое, что всплывет. Так что теперь мне приходится иметь дело с вполне реальной перспективой того, что я не поступлю в колледж, в который я хотела поступить всю свою жизнь. Место, которое произвело на свет больше президентов, чем любое другое. Не по собственному выбору, а потому, что мне, блядь, отказали. - Меня приняли, - говорит Клаус тихим, извиняющимся голосом. Кэролайн смеется. Она даже не огорчена и не удивлена. Клаус богат, неплохой студент с солидными спортивными достижениями. Это просто высшая ирония судьбы, что и ее парень, и парень, с которым она трахалась за его спиной, поступают в Гарвард, в то время как ей придется довольствоваться какой-то другой Лигой Плюща против ее воли. - Конечно, тебя приняли. - Я действительно хорошо разбираюсь в искусстве, - пытается оправдаться Клаус. - Это правда. - Кэролайн одаривает его мягкой улыбкой. - Ну, это их ошибка. Я долбанутый псих, а ты однажды станешь президентом. Это будет один из тех очаровательных анекдотов, которые ты расскажешь на одном из обедов твоих корреспондентов или когда тебя пригласят выступить с вступительной речью в Йеле или Дартмуте или куда бы ты ни решила пойти. Кэролайн снова хихикает. Целых две недели она плакала, пока не засыпала, а Клаус только что заставил ее посмеяться над самым большим разочарованием в ее жизни после развода родителей. - Зачем ты мне это сказала? - спрашивает он. - Поскольку ты сказал мне что-то глубоко личное, мне захотелось сказать тебе кое-что в ответ. - Она пожимает плечами. - Если бы ты распространил новость о том, что меня вышвырнули из Гарварда после того, как я провела целых четыре года, крича во все горло о том, что однажды у них будет библиотека с моим именем на ней, я уверена, что это также нанесло бы удар по моей репутации. По крайней мере, возможность некоторым очень неприятным людям о чем-то поговорить. - Она останавливает машину перед фонтаном на подъездной дорожке к особняку Майклсонов, затем поворачивается к нему с легкой усмешкой. - Мы прибыли к месту вашего назначения, сэр. Клаус секунду серьезно смотрит на нее, в его глазах пронзительный взгляд. Он внезапно кажется трезвым. - Ты могла бы позволить мне напасть на ту девушку сегодня. Украл бы ее телефон, сломал бы его... Это был бы мой конец. - Я уже говорила тебе, Клаус. Я хочу честного боя против тебя. Твое саморазрушение, подобное этому, не взывает к моему гигантскому эго. Кроме того... Твой отец звучит как придурок. Не позволяй ему победить. Клаус поднимает руку, прикасаясь к ее щеке. Знакомство с этим вызывает толчок, пронзающий ее тело, ее сердце пропускает неловкий удар. Кэролайн остается очень спокойной, потерявшись в нежности его прикосновений и теплоте в его взгляде. На мгновение ей кажется, что он собирается поцеловать ее, и она очень хорошо знает, что позволит ему. Но потом он отстраняется, отстегивает ремень безопасности. - Спасибо, что подвезла. - Она выдыхает наполовину с облегчением, наполовину с разочарованием. Но как раз перед тем, как закрыть за собой дверь, он останавливается, наклоняется вперед, и эта дерзкая улыбка возвращается на его губы. - Кстати, - говорит он. - Ты должна сказать им. - Сказать кому и что? - Гарвард. Скажите им, как они ошибаются и как сильно они пожалеют, что отклонили твое заявление. - Сказать Гарварду? - она фыркает, приподнимая брови. - Кто, черт возьми, говорит что-нибудь Гарварду? - Если кто и может, так это ты. - Он говорит это мягко, без всяких интонаций, как будто полностью верит, что это правда - что Кэролайн Форбс может свысока отзываться о столетнем всемирно известном учреждении и заставить их передумать. - Клаус, - окликает она его, когда он отходит от машины. - Я лучший кандидат, и я все еще собираюсь победить тебя, но я рада, что ты баллотируешься. Улыбка, которой он одаривает ее, ослепительна, честна. Такое не каждый день увидишь на лице Клауса Майклсона. - Спокойной ночи, любимая, - говорит он, а затем она смотрит, как он, спотыкаясь, входит в дом.