Постарайся выжить

      Я навсегда запомню ее забавный смех, хоть и слышал его всего раз. Запомню то, с какой честностью и точностью она делила припасы, запомню все ее вопросы и это странное желание постоянно болтать.       — Расскажи о себе, — попросила Мэйсили уже через пару минут после нашего объединения.       Мы шли через густые заросли, прорубая себе дорогу окровавленными после схватки с профи ножами и топором. Просьба союзницы так ошарашила меня, что я остановился. Рассеяно опустив глаза, заметил, как большая красная капля сползает с ножа в руке девушки. К горлу подступил ком: новый Хеймитч Эбернети все еще был во мне.       Наверняка многих зрителей удивил данный поворот событий. Они, должно быть, считали меня этаким опасным одиночкой, и вот я внезапно вступил в союз, разрушив все их представления. Тогда я был почти уверен: на меня обращено внимание, и лучшего времени для звездного часа не предвиделось. Я застыл, силясь придумать какой-то дерзкий ответ, дабы соответствовать «навязанной» репутации.       — Предпочитаю не сближаться с человеком, которого, возможно, в скором времени мне придется убить.       Для пущего эффекта скривил губы в кошмарной ухмылке, но Мэйсили не заметила ее, потому что разбиралась с ближайшим кустарником.       — Брось, ты не сделаешь этого, — ответила она, когда листья и палки прекратили разлетаться в разные стороны. На ее лице не дрогнул ни один мускул, однако в словах было мало уверенности. — Мы же земляки.       Я раздвинул колкие ветви изрубленного напарницей куста и не без труда пролез через него.       — Если ты думаешь, что этот факт меня остановит, — бесстрастно бросил я за спину, — то очень сильно ошибаешься.       Около получаса мы двигались молча. Появлению абсолютной тишины мешали лишь негромкие переговоры птиц и свист упругих веток под нашими клинками. Я уж было обрадовался, что Мэйсили никогда больше не заговорит, но стоило только подумать об этом, как она на одном дыхании выдала:       — Хеймитч, я знаю, что ты неплохой парень.       Напарница не дала мне достаточно времени для того, чтобы прийти в себя и придумать достойный ответ. Срубив еще пару веток, она продолжила:       — Ты не собираешься убивать меня. И не будет ведь ничего плохого в том, что мы немного поразговариваем. Глупо просто ходить вместе и молчать. Знаешь, беседа поможет отвлечься.       Меня будто током шандарахнуло. Я дернулся, желая избавиться от внезапно нахлынувших воспоминаний.       Грейс тащит меня на Луговину, всего избитого. Мэйсили стреляет ядовитым дротиком в одного из профи, спасая мою задницу. Чувствую, что теперь связан с Грейс. Чувствую, что теперь чем-то обязан Мэйсили. В конце концов привязываюсь к Грейс настолько, что перестаю помнить какой была жизнь без нее. Судьба поворачивает все так, что я теряю Грейс. Вернее, это она теряет меня, но от перестановки мест слагаемых сумма не меняется. Результат решения — невыносимая боль.       Две параллельные прямые. Две задачи с одинаковым ответом. Все идет к одному. То же самое случится и в случае с Мэйсили: я привяжусь к этой девчонке, а затем потеряю ее. И моя боль увеличится в два раза.       «Кстати, меня зовут Грейс!»       «Я Мэйсили, если ты не помнишь. Вдвоем уцелеть будет легче, как считаешь?»       Нет, я не наступлю дважды на одни и те же грабли, решил я. Мы будем сражаться вместе, но не более. Я не должен с ней говорить. Разговоры приводят к привязанности. Потеря человека, к которому привязался, — к страданиям. А на арене потери неизбежны.       — Послушай, мне это не нужно. Я и так уже совершил одну ошибку. Вторая в мои планы не входит.       Мэйсили глядела на меня с таким выражением лица, будто я нес полный бред. В какой-то степени, так оно и было. Для нее. Зрители, я почти уверен, с ума от меня в тот момент сходили. Я мог представить их мысли. «Какой он странный, какой загадочный! Что задумал этот Хеймитч? Что за игру он ведет?»       — О чем ты вообще? — прищурившись, спросила Мэйсили и скрестила руки на груди.       Ее руки бы мне не помешали. В том смысле, что дралась она неплохо. Да и зрителей помучить хотелось. «Интрига недели! Прикончит ли Хеймитч бедняжку Мэйсили из своего дистрикта или подружится с ней?» Так что наш союз вполне мог бы оказаться полезным. Но готов ли я платить за него страданиями?       В горле пересохло. Я сглотнул.       — Забудь.       — Ты стараешься казаться колючкой, — задумчиво прошептала Мэйсили. — Зачем?       Ответа она не получила. Мне кажется, он и не был ей нужен. Доннер видела меня насквозь. Для нее те стены, которые я соорудил из останков старого Хеймитча Эбернети, по непонятной причине были прозрачными. Мэйсили могла разглядеть настоящего меня, скорчившегося за этими стенами, спрятавшегося в крепости безразличия и холодности.       До нее это удавалось лишь Грейс.       — Если тебе так хочется разговаривать — разговаривай сама с собой, — протараторил я, вытирая пот с шеи. Жара была невыносимая, но потел я вовсе не от высокой температуры воздуха, а от волнения. — Но ко мне не лезь, ладно? И без того тошно.       Девчонка просто стояла и хлопала глазами. На секунду я подумал, что сейчас она обидится, обзовет меня ненормальным и уйдет, решив мою проблему за меня. Я испытывал облегчение и чувство вины одновременно. Никак не мог определиться чего мне хочется больше — остаться одному и отгородить себя от лишней скорби или «работать» в паре с Мэйсили, отплачивая ей за спасение своей шкуры, но при этом рискуя вместе с союзницей в недалеком будущем потерять часть себя. Я не думал, что умру раньше Мэйсили, не допускал такого варианта развития событий. Сам не знаю, почему, но я был твердо убежден в том, что именно мне придется оплакивать напарницу, а не наоборот. Видимо, в моих настройках на подсознательном уровне было прописано: «Только победа».       Как бы то ни было, Доннер не стала разрывать союз. Она лишь мотнула головой и пожала плечами.       — Ладно, — сказала только это, больше ничего. А потом развернулась и пошла дальше, как ни в чем не бывало.       Вскоре полил дождь, и я чуть не обезумел от счастья. Я не пил почти целые сутки, и от меня так сильно несло, что запах вполне мог сойти за оружие. Но оружия у нас на двоих было полно, а задыхаться от собственной вони я был не намерен. Мгновенно выбрался из зарослей на более открытую местность, стянул футболку и поднял руки. Заветные прохладные струйки омывали мое усыпанное синяками и порезами тело.       После душа — обед. Я выпил дождевую воду, которая собралась в огромный плотный лист. Союзница повторила за мной. Затем достал из рюкзака яблоко — больше у меня ничего не было — и откусил. Не стоило так быстро расправляться с едой с Рога Изобилия. Теперь вся надежда была только на еду убитых соперников. У профи, с которыми я сцепился час назад, с собой ничего съестного не оказалось. Видимо, все припасы они хранили в лагере. Умно, ничего не скажешь. Мэйсили покопалась в своей тощей сумочке и достала два куска сушеной говядины. Один протянула мне, даже не взглянув в мою сторону.       И снова воспоминания набросились на меня, словно кровожадные белки, которые пару дней назад загрызли малыша Крейга из нашего дистрикта.       Грейс, протягивающая мне суп в баночке. Грейс, покупающая мне сметану. Грейс, делящаяся со мной пирожком. Я смотрел на руку Мэйсили с этим ее мясом и думал о девушке, которую оставил в далеком Двенадцатом. Опять, опять эти параллели, как будто чертовы знаки свыше, как будто предостережение.       Говядину я взял. Потом вынул из-за пояса нож и разрезал свое яблоко, получилось не очень ровно, но, видел Бог, я старался. Половину подал союзнице. Та лишь кивнула. Все было ясно — мне объявлен бойкот. Правильно, подумал я, продолжай молчать, оно к лучшему.       Мы сидели на промокшем бревне и пялились на листья, с которых ручьями стекали капли дождя. На мгновение мне отчего-то представилось, что это — не вода, а кровь погибших ребят. Меня что-то терзало, какое-то странное чувство, которому я не мог дать названия. Внутренняя война продолжалась: я разрывался между тем, кем был, и тем, кем стал.       «Кстати, меня зовут Грейс».       Я закрыл глаза и перенесся в прошлое на два года назад. Заново пережил тот самый момент, когда убегал от девчонки, что помогла мне, боясь разговоров с ней, боясь привязанности. Я не хотел, чтобы мое сердце разбилось, я бы не пережил это снова. Я бежал, несся, летел сломя голову, раз за разом повторяя про себя: «Мне плевать, мне плевать на тебя». Но уже тогда я понимал, что это не правда. И вот я остановился. Развернулся.       «Мне плевать».       «Я Хеймитч. Хеймитч Эбернети».       Тут же понял, что гложет меня. Чувство вины. Оно одержало победу, как и два года назад, оно перекрыло все сомнения и наставило меня на путь истинный.       Стены, которые я так упорно возводил в себе, задрожали. Моя раковина треснула.       — Я жил с матерью и младшим братом в Шлаке, — прочистив горло, сказал я. — Отец ушел от нас десять лет назад. Больше я его ни разу не видел. Может, он умер.       Мне еще никогда в жизни не приходилось рассказывать о себе. С Грейс у нас все произошло как-то само собой, мы узнавали друг друга постепенно, никто из нас не выдавал другому полную информацию вот так сразу. Поэтому я понятия не имел, что еще говорить. Выжидающе смотрел на Мэйсили, взглядом подсказывая, что теперь ее очередь. Но она смотрела на меня точно так же, мол, продолжай. Пришлось нести полную околесицу.       — В детстве я собирал жуков. Глупо, наверное, но мне нравилось. Моей маме тоже, она всегда смеялась. Я давал им имена.       Губы Мэйсили тронула легкая улыбка, а в ее глазах вдруг появилась искорка.       — Какие? — спросила она с искренней заинтересованностью.       — Что какие?       — Имена. Помнишь, как называл их?       Разумеется, уже забыл. Но почему-то мне хотелось, чтобы я помнил, хотелось назвать Мэйсили эти ничего не значащие имена. И против своей воли я выпалил:       — Имена были дурацкие. Ну, знаешь, Битл¹, Флай² и тому подобное.       — А я люблю кошек, — продолжая улыбаться, проговорила Мэйсили. По ее отсутствующему взгляду я понял, что сейчас она прокручивает в голове кадры из прошлого. — Мы с сестрой подобрали котенка, когда были маленькими. Отец сначала был против, но мы смогли уговорить его оставить малыша. Кота звали Сканти. То есть… зовут. Сейчас он все еще жив, все еще там, у нас дома. — Радость на лице напарницы внезапно сменилась горечью. — Он дома. А я нет. И очень скоро перестану быть живой, в отличие от него.       — Совсем не обязательно, — как-то уж слишком мягко произнес я. — Совсем не обязательно становиться мертвой.       — Правда? — хмыкнула Мэйсили. — По-моему, у меня нет выбора.       — Еще как есть.       — И что же ты предложишь?       Я сказал то, что должен был:       — Постарайся выжить.       Моя улыбка была такой искренней и широкой, что напарница не смогла не улыбнуться в ответ.       И в тысячный раз за день я увидел прямо перед собой лицо Грейс. Ее робкую улыбку, а затем тот самый испуганный взгляд, когда в День Жатвы я сказал ей эти же слова.       Я поделился с Мэйсили своей идеей: добраться до края арены, разумеется, намекнув на то, что отступать от выбранного курса ни в коем случае не намерен. Союзница была совсем не против идти по моему маршруту, однако это полное согласие не помешало ей засыпать меня вопросами с ног до головы. Я пообещал ответить ей сразу же, как только сам во всем разберусь и пойму, что ожидаю там найти.       — Идем? — спросила союзница, упаковывая остатки мяса в сумку. Дождь закончился, теперь нам ничто не мешало продолжить путь.       — Идем, Грейс, — ответил я на автомате.       Сначала Мэйсили сделала вид, что не заметила моей ошибки, но стоило нам двинуться с места, оставляя позади высокую гору и густые заросли, как ее вопросы и просьбы вновь атаковали меня, причем они были такими, что я заново научился смущаться.       — Кто она? Ты расскажешь мне о ней?       — Это довольно долгая история, — попробовал выкрутиться я.       — А у нас и путь долгий. Как раз скоротаем время. Расскажешь?       У меня не было выбора. Больше не было. Я уже позволил себе влипнуть в историю с этим союзничеством и непрекращающимися разговорами. Отступление невозможно, дорога назад перекрыта.       Примерно через два часа нашего общения я вдруг понял, что разговаривать с Мэйсили мне совсем не в тягость. Темы менялись с такой стремительностью, что я перестал замечать скачки с одной на другую. Мы болтали о семьях, о нашем дистрикте, обсуждали соперников и придумывали план выживания. Общий план. Это случилось: появились едва видные нити, на первый взгляд совсем тонкие, но на самом деле абсолютно неразрываемые. Появились из ниоткуда и опутали меня и Мэйсили, привязали друг к другу, превращая нас в единое целое.       Когда говорила Мэйсили, я слушал, слушал внимательно и вдумчиво, и вовсе не потому, что так было нужно. Мне хотелось слушать ее, хотелось слышать. И говорить было на удивление легко. Я будто резко раскрылся, освободился от тисков. До этого дня то же самое я чувствовал только с одним человеком.       С Грейс.       Мои стены рухнули. Моя раковина ссыпалась песком. Снова.       Две параллельные прямые. Две задачи с одинаковым ответом.