Край судьбы

Даня, аккуратно закрывает дверь на каток с внешней стороны, оставляя Аню и ее учеников. Вот и выходит, что шесть лет назад стоило думать не только о том, что предаешь одну женщину, а еще и о том, что можешь потерять навсегда уважение другой. Кто бы мог просчитать все вероятности? Хотелось-то необременительного удовольствия на прощание. Вот и хлебаете вы за него Даниил Маркович. И не расхлебаете. Голос за спиной, как выстрел в сердце: - Дань!- его разворачивает звуками собственного имени, чтобы встретиться с темными глазами, стальными на прозрачной поверхности и горячими под этой тонкой пленкой льда. Что ей сказать, стоящей со сложенными на груди руками и пристально взирающей на него. Улыбаться или каяться? - Пойдем-ка, поговорим,- резким движением головы приглашает следовать за собой. Глейхенгауз идет молча, не понимая, на казнь или на переговоры. В кабинете все тот же запах: смесь льда, женских духов и напряжения что ли? Они никогда не понимал, чем именно здесь пахнет, но это было тревожно и завораживающе. И это было про Этери. С удивлением замечает несколько фотографий на стенах и в рамках между наградами, где он стоит рядом со спортсменками. Вот из Пхенчхана, вот с юниорского чемпионата мира, вот с финала гран-при. Она из не убрала, хотя, кто бы обвинил женщину в такой слабости. Но слабость - не про нее. - Все на своих местах,- Даня удивленно смотрит на фото - Да,- коротко и без пояснений. Как только Этери занимает свое место за столом невольно создается дежавю их последнего разговора в этом кабинете. Чтоб не обострять его, Даниил отходит к окну, совпадая настроением с осенним пейзажем. - Я хотела извиниться за несдержанность в Новогорске,- негромко начинает Этери.- Мне, наверное, не нужно на тебя сердиться, если вы с Сережей помирились, и он тебя простил. - То есть ты сердишься только из-за Дуда?- насмешливо поинтересовался Глейхенгауз. Я не понимаю, как можно было его заподозрить в таком! Ты же с ним столько лет рука об руку? Разве Дуд тот человек, который мог бы устроить то, что ты напридумывал?!- от эмоции женский голос звенит, гитарной струной. Даня отрывает взгляд от окна и внимательно смотрит в лицо, на тонкие невероятно длинные кисти, выписывающие в воздухе эмоциональные узоры. Невольно понимает, что не более двадцати минут назад видел ровно такие же руки у Ани. Эти руки заразительны, рано или поздно манеру Этери разговаривать движением рук перенимали все, кому доводилось попасть в зону влияния этой дамы. - Вы с Серегой два хреновых мушкетера,- озадаченно качает головой Даниил- Он сердится из-за тебя, ты из-за него. И никто не обижен из-за себя. Согласись, вы идеальный дуэт. Один за всех и все за одного. Глейхенгауз снова отворачивается к окну, и женщина невольно замечает первую седину на виске. Кажется, еще в июне этого не было. Сейчас в контрсвете он вообще выглядит очень взрослым. Про таких говорят - поживший. - Ты мне расскажешь?- голос от окна спокойный и несколько усталый. - О чем?- уточняет Этери, хотя понимает вопрос и без этого. - О том как жила после меня,- продолжает смотреть на осень, чтобы не очень болело. Это как не видеть иглу, которой прокалывают вену. Все отворачиваются, потому что закон сохранения целостности. - Дань, я не знаю, что рассказывать,- вздыхает женщина.- Считай - это было одно из преодолений. А потом появился Макс, и стало все иначе. Правильнее что ли. - Ты его любила?- вопрос болезненный и безысходный. За спиной висит пауза, невозможно долгая, а потом ответ короткий и безапелляционный: - Да. - Понятно,- мужчина наконец-то поворачивается лицом к собеседнице. - Дань… Он не дает ей сказать, кидаясь в новый вопрос, как в атаку, которая не станет победной: - Он общается с сыном? - Нет,- еще один короткий ответ. - Почему?- даже голос пресекся от удивления. - Отец Макса не знает о нем,- блондинка за столом коротко морщится, будто ей наступили на ногу. - Ну надо же!- Даня прищуривается, недобро и подозрительно.- Я лезу не в свое дело, но я не понимаю… - Дань, я очень люблю своего сына! Он и Диша - лучшее, что есть в моей жизни, но Макс - это случайность. Его никто не планировал, не хотел, и, сложись немного иначе, он бы просто не родился. Говорят, так бывает: идет человек по обочине, поднимает камешек, а потом оказывается, что камень драгоценный. Вот и у меня так же: я прошла по обочине чужой судьбы и случайно подняла на ее краешке свою драгоценность. И снова во взгляде стальная пленка, под которой плещется горячий океан. - Это все красиво, конечно, Этери, но, если рассуждать в твоих метафорах, ты “забыла” оповестить владельца территории, где нашла свой клад, о находке, а ведь ему, вообще-то, полагается процент от найденного,- Даниил Маркович, стоит прижавшись спиной к стене у окна и смотрит непонимающе и вроде даже осуждающе. - Мне кажется, или ты меня воспитываешь?- поинтересовалась блондинка. - Знаешь, у нас у всех свои истории. У меня своя тоже. И она меня научила том, что мужчина очень мало может повлиять на решения женщины об общих детях. Для меня - это не особенно трагично, в конце концов, я никогда не видел себя таким уж отцом, но вообще, разве это правильно не посвящать человека в планы относительно общих детей? Мужчина тоже не просто так мимо проходил. Нет?- речь Дани становится сбивчивой и быстрой.- Ты ведь не знаешь, может, этому мужчине было бы важно, что у вас общий ребенок. Я вот не любил мать своего ребенка. Но, думаю, если бы он у нас был, я бы мог и полюбить. Не так как тебя, конечно, но мог бы. А она решила, что не надо ей такого и никакого. Получается, ей и любви моей было не очень-то надо. Ну, то есть, конечно, не надо, но тебе-то, наверное, надо, чтобы тебя любил этот мужчина. Если уж ты его любишь! - Хорошо, допустим,- глубокий вдох, выдох.- Даниил Маркович, я хотела сказать… В дверь раздается короткий стук, и она тут же распахивается. На пороге стоит Макс, за его спиной Аня Щербакова. - Мам, ты только не волнуйся,- без объявления войны начинает сын.- Я сам виноват. Мальчик прихрамывая заходит в кабинет, молодая тренер следом за ним. В огромных Аниных глазах, которые обычно спокойно взирают на любые перипетии мира, сейчас что-то сродни смеси паники и вины: - Этери Георгиевна, я не уследила за дистанцией и Максиму коньком попали по ноге,- торопливо выдыхает Щербакова.- Врач говорит, что даже швов не понадобится, но на ОФП сегодня не оставлю. Штанина на левой ноге мальчика завернута до колена, белый бинт в паре мест пропитался кровью насквозь. - О господи!- охает мать и выскакивает из-за рабочего стола.- Болит? - Мам, все хорошо,- отмахивается ребенок, хотя ресницы еще мокрые от слез, ясно, что плакал совсем недавно. - Ань,- Тутберидзе пытается собраться мыслями, отключив безумную мамашу и включив руководителя,- попроси Сергея Викторович провести тренировку без меня, мы съездим в травмпункт. - Не надо, мам,- отказывается Максим. - Надо!- пресекает бунт в зачатке мать.- Дань, встреча была интересной, но пока… вот. Так что я попрощаюсь с тобой. На ходу накидывает пальто, берет ребенка за руку, и все вместе выходят из кабинета. Планы на любые откровения забыты, остается только сын. Как только Этери с ребенком исчезает из поля видимости Даниила и Ани, последняя устало качает головой, говоря: - Как же нелепо! Если б я не думала все время о нашем разговоре, я бы не пропустила! - Получается, из-за меня Макс поранился?- уточняет Глейхенгауз. - Из-за меня. Думаю не о том, о чем нужно во время работы,- отмахнулась Аня.- До свидания, Даниил Маркович. Девушка было порывается уйти, но тепле пальцы перехватывают ее локоть: - Ань, я могу заслужить твое прощение? - Знаете, Даниил Маркович, все это уже в сущности неважно. Время назад не открутишь. Вы были хорошим тренером и жалко, что бросили нас так не вовремя, но, наверное, вам так было надо. - То есть ты меня не простишь?- пытается понять мысль маленькой брюнетки Даня. - Это просто не имеет больше значения,- встряхивает Анна головой.- Мне пора, Даниил Маркович. Быстрые шаги раздаются эхом по коридору. Даня следует за этим эхом, которое ведет его прочь из стен некогда родной спортивной школы.