ВЕДЬМА

Машина отъехала. И остановилась за поворотом. Женщина откинулась на переднем сидении. Вдохнула-выдохнула. И положила руку мужчине выше колена. Мотор был выключен. Но машина вибрировала. Рука дрожала. Голова была запрокинута. Губы приоткрыты. По венам гналось все 240, незаземленный провод внутри дрожал. Так она его просила ее держать. Он накрыл ее руку своей. Трижды сжал. Когда-то давно, когда он был еще маленький, они с мамой договорились, если Данечке станет страшно, он должен крепко сжать мамину руку. А она ему в ответ пожимала ее трижды — это значило «Я Тебя Люблю» «Я С Тобой» «Ничего Не Бойся» Теперь уже он старший. Трижды сжимает руку своей маленькой. «Я Тебя Люблю» «Я С Тобой» «Ничего Не Бойся» И слезы пошли. Организм вышел из мертвой петли. Он ее крепко-крепко обнял. Ничего не спрашивал. Так надо. Без лишних слов. Она успокоилась. Откинула зеркало. Вытерла тушь. — Дань, отправь меня в декрет. Вот все что угодно ожидал. Только не это. Стресс. Шутит. Взгляд был длинным. Напряженным.  Серьезным. Не на него. Вдаль. В лобовое. — Я другого легального способа выйти живой из этой системы, из этого дерьма, не вижу. Все эти бессонные ночи, зубы, кормления — будут за счастье против того дна, что они творят. Я не хочу в этом участвовать. А у меня выхода нет. Я хочу спокойно заниматься работой. А не политикой. Но для того, чтоб тебе дали заниматься работой, ты должна пройти сквозь все это. По легенде буду сидеть дома с ребенком, в реальности — тренировать, как и тренировала. Всем будешь заниматься ты. И разговаривать с ними тоже будешь ты. Ты мне обещал меня защищать. Перед Богом и людьми. Защити меня. Я больше туда не поеду. Одна. Я не выдержу. — Я тебя защищаю. Ты же видишь. Журналистов всех беру на себя. — И этих тоже возьми. Я больше не выдержу. Любой психике есть предел. Он ее снова трижды сжал ее руку. — Просто так они меня живой не выпустят. Я не шучу. Ребенок. Декрет. Возможно только так. — Ну дурное дело не хитрое. Вот приедем домой — так сразу начем. Хохотнул Даня. Как обычно шутехами пытался настроить свою любимую на добрый лад. — Хитрое. В моем возрасте — очень хитрое. Все так же серьезно продолжала Этери. — Но мы справимся. Я точно знаю. Я все лето этому посвятила. Всех нужных врачей прошла. Дань, я готова. И физиологически. И психологически. Еще успеваю. В последний вагон. Но успеваю. — Так ты серьезно? Этери помахала утвердительно головой. — Смотрю, продуктивное у тебя выдалось лето. Самостоятельное. Вижу, что мое мнение для тебя ничего не значит. Сама запланировала. Сама сделала — врачей прошла. Меня вернула. Видимо с этой же целью? — Дань… Этери  хотела одернуть руку. Но он не дал. Все так же крепко держал ее в ракушке из своих ладоней. — Даниил Маркович, во-первых ты не телок на привязи, чтоб бросать и возвращать тебя. Мне кажется, что 30 лет, вполне достаточный возраст для того, чтоб решения принимать самостоятельно. Я ж не ошиблась? Я помню себя в 30 — вполне адвекватный член общества, способный распоряжаться своей жизнью самостоятельно. Так что не надо этого говорить. Я бы не уважала тебя. И себя тоже. Если бы посмела сказать о тебе в контексте — я тебя вернула. Я тобой никогда не манипулировала и не буду этим заниматься. — Эт… — Дослушай, пожалуйста. Мы же обещали слышать друг друга и слушать. Вот и дослушай меня. Я тебя не вернула. Я к тебе вернулась. И не потому что что-то там хочу от тебя поиметь. А потому, что люблю. Достаточно веская для тебя причина? Мужчина в ответ поцеловал такие нежные, такие смелые женские ладошки. У него в руках они уже были обе. — И не просто вернулась. А пришла посыпав голову пеплом. И предложила начать все сначала. Первая. И не потому, что не гордая. А потому, что это глупо убивать себя будучи врозь, если можно не убивать, а быть вместе и любить. Кто-то из нас должен был быть в той ситуации умнее. И сделать первый шаг. — Спасибо тебе, что тогда решилась. Ты очень смелая. Я не смог. Мне тогда казалось, что все уже разрушено, упущено и бессмысленно что-то пытаться делать… Он крепко, как только мог, обнял свою Этери. Свою храбрую тигрицу. Большую кошку. — Уныние — это грех. Самый большой. От него растут все остальные грехи. И сейчас, Дань, я не собираюсь унывать. А буду решать ситуацию с наибольшей выгодой для всех участников. Такое уравнение. С одним маленьким карапузом на выходе. Да, я смелая. Но мне тоже страшно. Но я беру на себя смелость. И я не буду ждать, пока ты сам дозреешь до отцовства, а я уже не смогу родить. Я все равно рожу этого ребенка. Буду стараться. Знаешь, в том то и прелесть быть женщиной. Ты сама решаешь быть тебе матерью или не быть. Дань, по праву дарованному мне природой я решила — быть. И из того угла в который меня загнали — ребенок может быть единственным выходом. — Очень хорошо, что ты решила. Молодец. А мое мнение тебя не интересует? — Интересует. Поэтому я сижу здесь с тобой и разговариваю. А не принесла тебе тест с двумя полосками под нос. Даниил провел руками по лицу. — А если я против? На него смотрела Маргарита — не та, которая летала будучи то ли собою то ли Мефистофелем на Бал к нечисти. А любящая, преданная, и жаждущая материнства от своего Мастера. — Но ты же не против? Даня выдохнул и размял кисти рук. Словно сбрасывая ту энергию, которую через свои ладошки она передавала ему. — Я никогда не думал, что окажусь в такой ситуации с тобой. — Но ты же не против? Не против? Вглядывалась она ему в глаза. Ловила взгляд. Он его отвел. И завел мотор. — Поехали домой. Вот и все. Все разговоры состоялись. В один вечер. И тот, о котором думалось давно и долго: как начать, как завязать, как преподнести, как убедить. И тот, который она даже и в мыслях не могла допустить. Теперь осталось только грамотно разгрести последствия. Обоих бесед.