Роднее нет

Проснувшийся Штольман открыл глаза. Тут же обрадованно взвизгнул Митя, а на больничной кровати попыталась сесть Анна. Яков встал, подошел к невесте, взял в руку мягкую ладонь. От теплоты её перехватило горло, и заговорить он смог далеко не сразу. - Аня... Прости, что уснул. Как ты себя чувствуешь? Не ответив, Анна улыбнулась. Слабое пожатие сказало Штольману, что говорить ей еще трудней, чем ему. Он сел на край постели и осторожно обнял любимую. - Все хорошо, - шепнул он. - Спасибо, что вернулась к нам. Никогда больше так не делай. Девушка всхлипнула. На глазах её появились слезы. - Ты… - выдавила она, - самый… Она закашлялась. Отпив из поднесенной кружки, она договорила: - Самый лучший. Я хочу… всегда… с тобой. Покачав головой, Яков поставил кружку на место. Эта женщина заслонила его от пули, ушла в мир иной, вернулась и призналась в любви, хотя всё должно было быть наоборот. Даже сейчас Анну, бледную, со спутанными волосами и торчащей из руки трубкой, хотелось схватить в охапку и унести туда, где их никто не увидит. Ему пришлось отпустить Анину ладонь, когда позвал врач, затем палату заполнили старшие Мироновы, и только после разговоров Яков вернулся к вертевшимся в голове фразам, которым, казалось, обязательно нужно было последовать. Демон, беседу с которым Яков помнил, их не произносил. Сейчас Штольман ясно сознавал, что Данта лгал, в том числе о том, что именно он держал Анну без сознания. Это была глупая похвальба, желание примазаться к реальному последствию травмы, и теперь Яков демону не верил ни на грош. Но кто же сказал это? «Нож можно не возвращать». «Придешь домой, закройся вместе с Анной». Вздохнув, агент понял, что ничего не понимает. Внимание его привлек сверкающий нож, с которым непринужденно играл Митя. - Сынок, дай сюда. - Только посмотреть! Он мой! – воскликнул мальчишка. Яков поднял бровь и получил нож. Взвесив его в ладони, Штольман отметил красоту рукоятки, остроту лезвия, удивился идеальному балансу и какому-то неземному сиянию. - Откуда ты его взял? - Тут нашел, пап. Ты же отдашь обратно? - Димочка, рано тебе иметь оружие, - безапелляционно заявила бабушка Маша. Пётр Иванович попросил дать посмотреть и отдернул пальцы, лишь тронув рукоятку. - Он же горячий! Как вы его держите, Яков Платоныч? Отец Анны тоже не смог удержать нож. Старшие Мироновы воззрились на странный предмет с опаской. В сознании Штольмана вновь возникла фраза, ставшая чуть понятнее. Он сжал прохладную рукоять. Нож казался удобным и знакомым, но и сын только что довольно ловко с ним обращался. - Митя, играть им во дворе нельзя, - тихо сказал Яков, - появятся лишние вопросы. Он твой, но будет лежать дома. Если понадобится, объяснишь, зачем, а пока сделай ему чехол. Довольный решением Митя обернул ножик в полотенце и сунул за пояс, а Яков вновь сел у постели Анны. Девушка сразу взяла его за руку, будто боясь потерять в толпе. - Яша, не уходи. Мы прямо сейчас домой поедем? Штольман отвлекся на нежную кожу под пальцами, а затем сказал: - Нет, Анечка, к сожалению, сейчас тебя не выпишут. Врачи пару дней за тобой понаблюдают, а только потом домой. - Ну вот, - огорчилась Анна. - Даже не думайте ехать в вашу конуру! – вновь вмешалась мать Анны. - Когда Анюту выпишут, мы заберем её к себе. Как она будет восстанавливаться, когда вы на службе? Я в конуру помогать не поеду! Готовая до последнего защищать здоровье дочери, Марья Тимофеевна воинственно взглянула на Штольмана. Митя в той же позе встал перед бабушкой. В глазах его загорелся похожий огонь. - Мы живем не в конуре! - Можно же, пап? – мальчик оглянулся на отца. Яков кивнул. Вытащив из кармана брелок с ключами, Митя вручил его маме. - Вот, это папа тебе купил, мы уже там живем! Это где тебе понравилось! Помнишь, какая классная там угловая комната? Она теперь моя! Виктор Иванович, уговаривавший жену не ссориться, поперхнулся, а бабушка Маша закрыла рот. … Анна провела пальцем вдоль канавки на виске. Корочка отпала, шрам начал затягиваться, о ранении только иногда напоминала легкая головная боль. После выхода из комы прошла неделя. Сперва девушка была слаба, затем силы стали прибывать, и сейчас, после долгих дней постельного режима Анна чувствовала себя почти здоровой. На Митю приключения и смерти будто бы вообще не оказали влияния, он продолжал ходить в школу и баловаться, Мария Тимофеевна оценила новую квартиру и приезжала к Анне, не цапаясь со Штольманом. Чуть реже являлась Ангелина - она и раньше прекрасно относилась к Якову, теперь же её уважение стало чуть ли не абсолютным, хотя причин этого провидица не озвучивала. И все, казалось, было хорошо. Но проблема оказалась в самом Штольмане. Он почти закончил свои дела на службе, но не торопился с выходом на новую должность, объясняя это состоянием Анны и собственным отпуском. Все эти дни Яков кружил над ней, как коршун. Вчера при семейном визите Мироновых он так рявкнул на Петра Ивановича, пошутившего про немощь племянницы, что тот долго извинялся. Штольман не позволял Анне ни вставать самой, ни поднимать что-то тяжелее ложки, и наконец сегодня девушка взбунтовалась. - Яша, прекрати это! – она безуспешно попыталась отобрать у мужчины чайник. - Я хочу сделать тебе чай! Мне от этого станет лучше! Могу я поухаживать за любимым человеком? На лице ее было настоящее раздражение. Не донеся чайник до стола, Яков замер. - Анечка… Я правда так тебе надоел? Она улыбнулась. - Нет, Яша, не так. Мне надоело чувствовать себя птенцом пеликана. - А что с этим птенцом? – он осторожно наполнил чашки кипятком. - Он… - Анна представила, как юный пеликан залезает клювом чуть ли не в желудок родителя, и решила не пересказывать неприятную картину. - Он излишне пользуется добротой того, кто его кормит. - Ты не пользуешься. Ты недавно из больницы, ты долго была в коме, и ты беременна. Девушка уткнула палец в грудь Штольмана. - Яков Платонович! Вдруг зачесалась нога. При попытке наклониться голова закружилась, Анне пришлось опереться о стол. Усадив любимую на колени, Яков сказал: - Не делай пока так, милая. Давай я. Она вздохнула. Ей вдруг очень захотелось вновь увидеть жениха страстным и раскованным, каким он часто бывал до злополучного дня. После больницы он больше напоминал заботливого папашу, и Анне хотелось прекратить это хотя бы до своих восьми месяцев, когда она действительно станет неуклюжей и неповоротливой. Иногда она ощущала на себе жадный взгляд, но стоило посмотреть на Якова, как он отводил глаза. Ночью он тщательно укрывал её одеялом, а сам отворачивался к стене, и засыпая, Анна слышала тяжелое дыхание. Сейчас она решила намекнуть. - Вон там, - показала она пальцем. Когда Яков провел ладонью по стопе, Анна поерзала. - Ой, и вот здесь, - собрала она халат на бедрах. Он уставился на открывшуюся полоску кожи, но намека не понял. - Яша, - тихонько произнесла Анна. - Да? - Ты мог бы...? Это оказалось сложно произнести, ведь с самой первой встречи Штольман ни разу не давал повода усомниться, что она желанна. Повернувшись на его коленях, она поцеловала уголок напряженных губ и попробовала еще раз. - Яшенька, мне хочется, чтобы мы… Он понял и сверкнул глазами так, что на мгновение Анне стало страшно. Тут же он стиснул её в объятиях и куда-то в плечо пробормотал: - Врач сказал, что причину комы так и не выяснили, поэтому подождем результатов твоего обследования. Анна выдохнула. Все-таки дело было в её здоровье. - Ох, напугал. Яша, я нормально себя чувствую. Он упрямо покачал головой. Так и не решив, обидеться ей или рассмеяться, Анна внезапно поняла, почему Яков спал к ней спиной, почему уходил в ванную рано утром, почему сразу затем там было холодно – об этом пару раз громко доложил Митя, который любил плескаться в теплой воде. И почему вечерами Яков ходил в парк на площадку воркаута, хотя и так был в хорошей форме. Анне стало любопытно, подтвердятся ли ее догадки. Конечно, она не собиралась спрашивать напрямую. Она просто подвигала бедрами, устраиваясь поудобнее, а затем зарылась Якову в шею. - Поцелуешь меня? Он повернул голову, мягко коснулся губами её рта. Анна знала, как он любит целоваться. Она легонько прикусила его и очень обрадовалась, когда Яков ответил. Всего на пару мгновений поцелуй стал глубже, затем Штольман отстранился. - Аня, мне надо позвонить. Завари нам чаю, я сейчас. Сняв девушку с колен, он проследил, как она села на стул, а затем встал и вышел с кухни. - Ой, Яков Платонович, - прошептала Анна, когда любимый скрылся за дверью. - Какой же вы притворщик… … Яков ругался. Стоя у подоконника и держа в руках ненужный телефон, он смотрел на новый, утыканный тонкими саженцами двор, и ругался, не произнося ни слова. В опасениях по поводу последствий комы Штольман не лукавил. Но он умолчал о другой причине - он просто опасался причинить Анне боль. Он подозревал, что стоит ему коснуться её тела по-настоящему, и о бережных ласках можно будет забыть. А он забывать не хотел. Собственная горячность и жажда были необъяснимы. Даже если принять во внимание несколько дней, прожитых без любимой, реакция на неё была за гранью понимания. Он потер щеку. Уклоняясь от близости, он обижал Анну, и похоже, пришло время испытать свою стойкость. «Придешь домой, закройся вместе с Анной», - в который раз вспомнил он фразу, звучавшую, как обещание чего-то хорошего. Но ни разу с появления Анны в новом доме Яков не закрывал дверь спальни на внутренний замок. Митя родительское право на уединение уважать научился, так что теперь дело было за малым. Закрыть этот чертов замок.