Роднее нет

В парке, куда на прогулку Штейнберг пригласил фрау Бласс, было солнечно. Трава уже пожухла, на тропинках лежали опавшие листья. Яков взглянул на футбольное поле, где все так же бегали мальчишки, и сощурился. Изольда как-то угадала его мысли. - Якоб, твой сынишка произвел фурор среди игроков. Ты не хочешь отдать его в спортивную школу? У него прекрасное сложение, наверняка он будет хорош не только в футболе. Весь в тебя, - она залипла взглядом на джинсах Штейнберга, в которые тот переоделся для прогулки. - Почему бы тебе еще не привести Димитрия? Поиграете на моей площадке, я полюбуюсь. - Он уехал, - сказал мужчина. - Тогда ты приходи, - кокетливо улыбнулась фрау. - А действительно, давай сейчас к нам! Муж мой, как обычно, сидит сычом в кабинете и почти не выходит. Леон нам не помешает. Штейнберг бросил на женщину острый взгляд, отчего та едва заметно покраснела. - Уверена? – глухо спросил он. Изольда облизала пересохшие губы и кивнула. … На ультрасовременной кухне хозяйка начала суетиться, и Штейнберг решил не медлить. Когда Бласс отвернулась, чтобы заварить чай, он отправил на смартфоне сообщение, проверил другой аппарат, положил его в задний карман. Подошел к женщине и взял ее за руку. - Не надо чая, Изольда. Усилием воли выгнав из головы воспоминание о другой краснеющей девушке, Штейнберг притянул к себе Бласс. - Ты мне нравишься. - Ты мне тоже, Якоб, - попыталась спрятать торжествующую улыбку Изольда. - Пойдем наверх. У лестницы на второй этаж хозяйка дома помялась. Яков тактично отвернулся. Тут же, не поворачиваясь, вытащил из кармана крохотную камеру, направил ее на дверь и записал видео, фиксируя действия с замком. Женщина этого не заметила. Как не увидела и то, что на втором этаже бесшумно идущий позади Штейнберг несколько раз сфотографировал коридор. Массивная дверь угловой комнаты тоже попала в объектив. Показав именно на эту дверь, Изольда прошептала: - Там Леон. Он вообще-то знает, что я… Ну ты понимаешь. Но я не хотела бы… - Я понимаю. Не будем ему мешать, - серьезно сказал Яков. … Когда пальцы женщины уже расстегивали рубашку Штейнберга, раздался мелодичный звон. Вздрогнув от неожиданности, Изольда подошла к окну, Яков встал за ее спиной. Через решетку уличных ворот они увидели, как мужчина в форме дорожной службы жмет на кнопку звонка. Рабочий прокричал: - Хозяева, объявление не читали? Мы вашу машину задели, посмотрите, а то будете потом страховой жаловаться. Убирать надо было вовремя! - Ой, я же забыла загнать машину в гараж, - Изольда кинулась к двери. - Если не выйду, сюда постучится Леон и будет ворчать, что его отвлекают. Шайзе, он уже вышел. - Золи, - пробурчал из коридора низкий голос, - заткни этого глашатая несчастий и сделай мне кофе. Я спущусь через минуту, весь настрой мне сбил. Женщина разочарованно вздохнула. - Прости, Якоб. Ты расстроился? Завтра я занята подготовкой к выставке, а вот если послезавтра? Я напишу тебе, в каком часу можно прийти. Пойдем, провожу тебя по другой лестнице. Штейнберг заверил даму, что у них еще будет время, и нащупал в кармане камеру. Фотографии второй половины этажа ему тоже пригодятся. … Через несколько минут Яков встретился в парке с Дитрихом. С некоторой завистью в голосе сотрудник консульства поинтересовался, как так быстро вышло с фотографиями, ведь Изольда очень недоверчива. Яков пожал плечами. Дитрих был моложе, но Штольман не собирался читать лекций. - Да и ничего еще не сделано, - сказал он. - А зачем ты просил тебя прервать? – продолжил изумляться Ковальский. - Порадовал бы женщину, все какой-никакой, а бонус. Увидев выражение лица коллеги, Дитрих осекся и сунул полученную флешку в карман. - Понял. Файлы отправлю немедленно, билет пришлю. Передавай привет старику. … На платформе Анна с надеждой посмотрела в сторону станции, в который раз проверила телефон. Звонков не было. Рядом неуклюже шутил Клаус. Анна вздохнула и, услышав объявление об отправлении, вошла в вагон. Она прошла на свое место у окна, уступила его Мите. Молодой полицейский сел напротив, тут же вскочил, помогая спутнице снять куртку – в поезде было тепло. Анна вспомнила пальцы Якова на своих плечах. На секунду показалось, что это он, но Клаус поправил воротничок девушки, и она поежилась. Это были не те руки. Анне отчаянно хотелось, чтобы Штольман проводил ее. «Он ведь мог опоздать!» - внезапно подумалось ей. Поезд тронулся. Девушка уставилась в окно, ища знакомую фигуру, но Якова не было. Платформа осталась позади. Анна зажмурила глаза, не позволяя себе заплакать. Немного поглазев на мелькавшие за окном развязки Мюнхена, Митя убежал искать буфет, хотя ровно перед отъездом Клаус сводил их в ресторан. Через несколько минут широко улыбающийся мальчишка выглянул из-за спины Фроммеля и помахал рукой, подзывая маму к себе. - Я скоро буду, Клаус, - полагая, что сын высмотрел что-то в буфете, девушка взяла сумочку, вышла в проход. Но в тамбуре Митя вдруг передумал. - Мам, тебе через вагон. Купи мне шоколадку, я с Клаусом побуду. - Посторожу, - хихикнул он, когда дверь за мамой закрылась. ... Вагон через один оказался купейным. Автоматические двери разъехались перед Анной. Смотря под ноги, чтобы не споткнуться, она увидела мужские кроссовки. Ладони почему-то повлажнели. Анна подняла глаза. В проходе стоял Штольман. Улыбнувшись, он остановил взгляд на ее губах и сказал: - Я не мог не прийти. … Он завел ее в купе, запер дверь. Губы его не позволили ничего сказать, да у Анны и не было слов. У нее оставалось одно желание – быть рядом с этим невозможным мужчиной, постоянно появляющимся из неоткуда. Дотронуться до его кожи, вспомнить его вкус. Слиться с ним так, чтобы никто и ничто не могло их разлучить. Дрожащей ладонью Анна положила руку Якова на молнию юбки. Он раздел ее почти мгновенно, и вот она уже стояла перед ним обнаженной. Замерев, мужчина смотрел на Анну, будто ничего великолепнее в жизни не видел, будто она была единственной в целом мире. Он словно забыл, как дышать. Анна коснулась застежки его джинсов. Вздрогнув всем телом, Яков очнулся. Он вновь обнял ее, и руки его были везде, Анна ощущала, как скользят они по бедрам, как сильно Яков желает ее, как перебирает пальцами распущенные волосы и целует, целует, не останавливаясь ни на секунду. Но Анна не могла насытиться поцелуями. Она всхлипнула от почти болезненного чувства – ей хотелось быть еще ближе. И он понял. Повернул лицом к окну, подвинул к столику, накрыл ее руки своими. И ворвался сзади, и ударил чреслами, и не остановился, когда Анна начала стонать. Стук колес заглушал их тяжелое дыхание. Она легла на столик грудью, уперлась ладонями в холодное стекло. Состав въехал в тоннель. Яков вошел в полную силу, и Анна вскрикнула. - Смотри, - велел он хрипло. Он мягко приподнял ее голову. В темном окне Анна увидела их отражения. Мерные толчки Якова становились все слаще, напряжение – все невыносимее, и наконец, достигнув пика, оно взорвалось яркими звездами. Она ахнула. Мужчина поднял ее и ударил бедрами в последний раз. Глаза их встретились. - Люблю тебя, - сказал он. … Анна плакала от счастья. Её тело было наполнено – силой Якова, его удовольствием. Его любовью. А еще - прозвучавшим в купе шепотом небес: - Полежи, Аннушка. Будет дочь.