А Боги смеялись все утро и вечер, Смешила их фраза: «Случайная встреча»…
***
Прошло несколько дней с того разговора. Агнес полноправно прижилась в их доме и уже успела навести некоторые свои порядки. Например, после десяти часов вечера Герде и Эве строго запрещалось громко разговаривать и играть, поскольку она ложилась спать в это время, чтобы в шесть часов утра подняться и начать готовить. Надин часто спрашивала её о работе для Эвы, на что тётка отвечала: «Терпение, на всё нужно время». Герр Кауфман сдержал слово, и пока шли проверки личности и биографии девушки, началась приятная череда выходных. Поскольку Агнес не позволяла ничего делать Эве, считая, что справится с работой, лучше, последней не оставалось ничего, кроме как отдыхать, иногда ходить за продуктами и приглядывать за Гердой. Когда гостья заводила разговор о том, как себя должна вести Эва в Рейхсканцелярии, Надин становилась настороженной и вслушивалось, казалось, в каждое слово, произнесённое сестрой. — Вести себя со всеми нужно вежливо, много не болтать и выполнять всё, что скажут, — вещала тётка за столом, пока все обедали. — В первый день постарайся не показаться глупой и запомнить там всё, чтобы потом не спрашивать, где тот или иной кабинет. — Хорошо, я постараюсь, — кивала Эва, ковыряя вилкой тушёные на пару овощи. Вопросов задавать настроения не было. Она только могла предвкушать что-то грандиозное и была рада наконец выбраться из дома. Агнес что-то ещё говорила, но девушка слушала её вполуха. — Самое главное там — выполнять всё быстро. Скажут записывать — записывай. И ещё… — краем глаза Гроссе заметила, как напряглась и насторожилась мать при этих словах. — Тебя могут захотеть, но тут уже ничего не поделаешь. Будь паинькой и соглашайся на всё, не сопротивляясь, ведь если человек выше тебя по статусу встретит сопротивление — он сможет так навредить твоей семье, что несколько следующих поколений пожалеет о твоём отказе в тот день… — Так, стоп! — резко встала Надин, и девушка увидела, как испугалась при этом Герда, почти не притронувшаяся к своей еде. — Агнес, к чему ты это сказала?! До Эвы могут домогаться?! — Это может произойти где угодно. Ты сама говорила, что не в первый день живёшь, так почему же спрашиваешь? — равнодушно ответила Агнес. — Между прочим, до неё могут домогаться и где-нибудь на улице. Ты посмотри, какая твоя дочь красивая, мало кто устоит, особенно животные, думающие не той головой. Отличие только в том, что в Рейхсканцелярии работают проверенные, чистые и обеспеченные люди, а в городе может пристать и расовый предатель. Я просто предупредила… — Мало ли, что ты предупредила! Я на это не согласна! — мать нахмурилась, и Эва со вздохом встряла в перепалку: — Мама, я понимаю, что ты волнуешься, но я — взрослый человек, и я справлюсь. Смогу за себя постоять в случае чего, вот увидишь. — Как по мне, уж лучше работать на складе, где одни женщины, чем там, с этими избалованными ублюдками… — Ты называешь высокопоставленных лиц рейха ублюдками? — вскинула брови тётка. Девушка приметила, что она сильно сжала вилку в кулаке. — Если бы ты не была моей сестрой, я бы уже давно тебя сдала. Не только за это, но и за многие другие вещи… — Да нет, я не то хотела сказать… — попыталась оправдаться Надин. — Я просто имела ввиду, что по-моему, нашей Эве там не место. Она — единственная моя опора, и если что случится, я не переживу… — А это уже не тебе решать, место ей там или не место. Девочке не пять лет, в конце концов! Не будешь же ты до конца своей жизни удерживать её. Скажи же, Эва! Ты хоть рада, что смогла получить такую работу? — Конечно, я рада, — натянуто улыбнулась та в десятый раз. — Спасибо тебе большое, тётя Агнес! До сих пор удивляюсь, как у тебя получилось… — Брось. Самое главное — иметь нужные связи и вовремя их применить. Ну, раз ты рада, то для тебя у меня отличные новости! Завтра выходишь! Первый день на новом рабочем месте, разве не прекрасно? Надин выдохнула после этих слов и засопела, выражая недовольство, но не сказала ничего, скрипя вилкой по тарелке, накалывая еду. Зато Герда сразу оживилась, радуясь за сестру. Агнес довольно и слегка высокомерно улыбалась, окидывая взглядом всех присутствующих… А фрау Гроссе пыталась понять, что же та задумала.***
Как бы то ни было, день сменила ночь, и все сомнения и споры, витавшие в доме, временно поутихли. Эва лежала на кровати, спиной ощущая, какая же холодная простынь после проветривания комнаты, и предвкушая завтрашний день. Сомнение насчёт собственной компетентности и страх не понравиться начальству сменились тягучим чувством ожидания, а затем и сладкими грёзами, в которых не осталось места заботам. Она встала ранним утром, чтобы в первый рабочий день не ударить в грязь лицом. Ещё до положенного времени уложила волосы, сделала приемлемый макияж и оделась, приняв самый подходящий вид для машинистки «при дворе». Все ещё спали, и даже Агнес не встала проводить племянницу и дать ей последние наставления, поэтому девушка почувствовала себя чуть спокойнее. Но на душе всё равно было тревожно и неуютно, и по мере приближения к месту назначения становилось только хуже. Вот он, угол Фоссштрассе и Вильгельмштрассе, этот знаковый ориентир. Идя через площадь Потсдамер Плац, девушка подняла голову, вглядываясь в утреннее небо с редкими оранжевыми облаками, а затем, чуть опустив взгляд, увидела крышу длинного величественного здания, и внутри тут же всё похолодело. Чтобы справиться с накатившим волнением, Эва сжала в руках сумку, где лежали все необходимые удостоверения и документы, и продолжила идти, только уже менее уверенно стуча каблуками по каменной плитке. А архитектурная громада всё приближалась, и на её фоне Гроссе ощущала себя просто песчинкой. Казалось, что если эти мраморные стены рухнут, то погребёнными под ними окажется весь город! Архитектор поработал на славу, однако Эва, представив, сколько было выделено в эту постройку из бюджета страны, мысленно содрогнулась. К несчастью, уже у входа возникли первые трудности. Во-первых, служба охраны до последнего не хотела пропускать девушку, но нужное имя и документы всё же взяли верх над упрямством солдат, и те недовольно проводили её до массивных дверей, у которой было множество кнопок с именными табличками. Кому именно звонить, Гроссе не знала, как и не знала, что ей делать дальше. День не задался с самого начала, и дальше могло стать только хуже. К горлу подкатил предательский ком. Нет, она не может расплакаться прямо здесь, при всех! Должен же быть выход! Стучать смысла не было, да и было бы глупо. Тем более, что Эва не хотела такой показаться с самого начала. Поэтому она не нашла ничего лучше, чем просто прислониться спиной к холодной стене и подождать. Где-то вдали, в том числе и в её районе город начинал свою жизнь, просыпаясь после долгой ночи. Небо становилось всё светлее и светлее, а облака на нём — прозрачнее. Шумели машины, говорили люди, спешили кто куда: на работу, в магазин, к родным… Эва выдохнула, заметив, что охрана очень подозрительно глядит на неё издалека. Отчаяние проползло между лопатками склизкой змеёй и обвилось вокруг шеи, пытаясь задушить. Девушка судорожно сглотнула, думая, что никто так и не придёт, ведь прошло уже довольно много времени, пока она тут стояла, но вдруг ей показалась, что за дверью раздались шаги. Даже если и слышать их было невозможно, чутьё не обманешь. Через секунду дверь всё же открылась, и снаружи показался мужчина старше Гроссе лет на десять, но ростом примерно одинаковым, может, слегка выше, если учесть то, что девушка была на каблуках. — Фройляйн Гроссе? — уточнил он, сверяясь с какими-то бумагами, и Эва рвано выдохнула, сбросив груз сомнений с души, чтобы потом суметь сказать лишь: — Да, это я. — Покажите документы. — Конечно, сейчас. Тонкая рука погрузилась в сумку и торопливо выудила оттуда удостоверение личности. После того, как незнакомец сверил все данные и отдал Эве паспорт обратно, как часто это бывает, с приветствия, началась самая насыщенная часть жизни девушки. — Так вот ты какая, Эва, — вдруг утратив весь свой официальный тон, улыбнулся немец и представился: — Ты уже могла обо мне слышать, если Агнес удосужилась хотя бы упомянуть моё скромное имя. Петер Кауфман. Можешь называть меня просто Петер. Я многое о тебе слышал. Не уловив в его тоне ничего подозрительного, девушка натянуто улыбнулась и ответила: — Приятно познакомиться. — Пойдём со мной, я тебе покажу и расскажу, что нужно будет делать. Именно здесь проходили пышные дипломатические приёмы, заставляли подписывать неравноправные договоры и составляли планы военных действий. Мужчина много говорил, причём не всё по делу. Каким-то образом Кауфман смог упомянуть то, что не женат, но растит сына в одиночку, и Эва тут же невольно признала его довольно рассеянным и ветреным, но больше её мысли занимала, разумеется, работа. Коридоры Рейхсканцелярии были пустыми — здесь находилось не так много людей, как в обычных редакциях. В основном — те, кто принимает участие в управлении государством. Но она ведь в этом деле не разбирается, а идёт работать с документами. Простой автоматический труд. Ничего страшного и непредвиденного случиться не должно. — Возможно, работа покажется тебе страшной, но ничего страшного в ней на самом деле нет. Если что — обращайся ко мне. Всё поняла? И тут Эва осознала, что из-за его болтовни на время отключила мысли и в конце концов всё прослушала. — Д-да, поняла… — пролепетала она. — Я проходила курсы набирания текста вслепую, поэтому справлюсь со всеми задачами быстро. Надеюсь… — Вот и умница. Ну что ж, можешь идти в общий зал. Возьмёшь себе документы, которые нужно будет перепечатать. Всё должно быть в лучшем виде, но от тебя я другого и не жду. По крайней мере, Агнес дала о тебе только положительную характеристику. Неловко и натянуто улыбнувшись, Гроссе, даже не попрощавшись с Кауфманом, развернулась на каблуках и торопливо зашагала по направлению, как ей казалось, к общему залу. Пара поворотов после пробежки по длинному коридору, и вот она уже свернула с пути и идёт не туда, вслушиваясь в звук собственных быстрых шажков. Куда ни загляни — всё не то, не общий зал, где сидят машинистки, а главное — ни единой души в округе! Иногда девушке попадался кто-то из персонала, и она даже хотела спросить дорогу, но мешкала, а те проходили так быстро, что даже лица запомнить не удавалось. Ещё несколько коридоров… Колонны из известняка, пол и стены из мрамора. Всё выглядит пафосно и дорого, но нужного зала всё нет и нет. Да и вообще, у Эвы сложилось такое впечатление, что большинство помещений Рейхсканцелярии несли чисто утилитарную роль, а остальные были призваны сыграть в качестве презентации величия государства. «Пыль в глаза», — так бы выразилась Надин, которая не очень жаловала подобные выкрутасы власти, считая, что деньги, вложенные в проектировку и постройку такой громадины, можно было бы потратить на помощь гражданам и на другие более важные нужды. «Кажется, я заблудилась», — не без отчаяния подумала девушка, когда в сотый раз перед ней показалась развилка. Было такое ощущение, что она ходит кругами, но около стен впереди периодически появлялись бюсты известных государственных деятелей или высокие вазы с цветами, что говорило о том, что она просто забрела не туда, боясь показаться глупой и неуверенной в себе. «Идиотка! Как теперь отсюда выбраться? Идти обратно? И куда? Позади миллион поворотов! Отличное начало первого рабочего дня, просто отличное!» — ругала себя Гроссе, практически несясь туда, откуда пришла. Уставшие ноги ныли от нагрузки, связанной с каблуками, а к горлу подкатывал ком. Она была готова вот-вот расплакаться и на ходу удивлялась, как тётка вообще могла посоветовать Кауфману такую нерасторопную работницу, как она? Она, Эва, только и умеет, что прибираться дома и выполнять работу, связанную с физическим трудом. Ни на что большее не способна в принципе! Нужно было и дальше продолжать работать в столовой для господ офицеров и никого не мучить своим поведением. Как бы то ни было, нужно было как можно скорее вернуться и найти нужное помещение. Гроссе сама не понимала, почему ей резко стало так грустно, ведь в обычное время она была всегда спокойна. Может быть, в этом величественном здании атмосфера была несколько угнетающей, неважно. Важна была лишь работа. Вдох-выдох. Сбитое дыхание нормализовалось, и Эва слегка успокоилась. Одной рукой она прижимала к себе сумку, а второй попыталась вытереть набежавшие на глаза слёзы и не заметила, как, заворачивая прямо за угол, споткнулась, тут же пролетев по инерции некоторое расстояние. И наверняка бы упала, если бы кто-то большой и сильный не подхватил её. Девушка ничего не успела понять и пришла в себя только когда её одним лёгким движением вернули в прежнее положение, поставив на ноги. Всё это длилось, наверное, несколько секунд, но для Эвы без преувеличений — вечность. Когда она подняла взгляд, внутри тут же всё похолодело. Герман Геринг собственной персоной, к несчастью (или к счастью?) оказавшийся именно в это время в этом месте, ещё некоторое время держал её, пока не убедился, что девушка твёрдо стоит на полу, а затем мягко сказал: — Осторожнее, дитя моё. В следующий раз меня может рядом не быть. И всё. Одна фраза, но её хватило, чтобы Эва ощутила, как краснеет, причём настолько сильно, чтобы на её щеках, можно было, наверное, поджарить пару тостов на завтрак. — Простите, — только и смогла прошептать она, стараясь не глядеть рейхсмаршалу в глаза. Геринг же проигнорировал извинение, либо сделал вид, что не услышал, и прошёл мимо. За ним неприметной тенью проскользнул секретарь. Не помня себя, Гроссе постояла ещё несколько секунд, пока мужчины не скрылись из виду, а потом с новыми силами стремглав бросилась прочь.***
По пути домой Эва несколько раз отчего-то останавливалась — то ли отдышаться, то ли оглядеться по сторонам и смахнуть набегающие слезинки. Когда же она наконец ввалилась в прихожую, Агнес, Герда и Надин, будто бы сговорившись, все втроём выбежали с расспросами о том, как всё прошло. О ситуации с Герингом машинистка предпочла умолчать, а вот остальное поведала родным без утайки. — В целом… всё прошло приемлемо, — завершила свой рассказ девушка. — Но я чувствую, что… не гожусь для этой работы. Я говорила тёте Агнес, что не справлюсь, но она меня не послушала, в итоге всё вышло так, как я и представляла. Для работы такого уровня нужно быть… какой-то другой, что ли? А я не подхожу. Под возмущённые уговоры тётки Гроссе устало прошла на кухню и присела на диван. Мать не встревала, и Эва видела, что она тоже против, но не хочет ещё больше расстроить её, и поэтому молчит. — Один день ничего не определяет! — набросилась на девушку Агнес. — Ты же в первый раз пришла в такое место… важное. Конечно, любой бы растерялся! Но потом ты разберёшься, что почём, и будешь уверенной. Нельзя так сразу сдаваться. — Понимаю… Но мне кажется, что я половину дня только пробегала и почти не работала. В любом случае, я попытаюсь ещё, всё в порядке. Эва подняла голову и ободрительно улыбнулась, а потом заметила, что сидит у стола, накрытого к обеду. Но ведь это время давно прошло! Скоро семь часов вечера. Неужели ещё никто не ел? Ждали её? — Я тебе так скажу, — отозвалась наконец мать откуда-то из-за шкафа с посудой. — Ты свободна и можешь делать что хочешь, но знай, я тебя всегда поддержу, какой выбор ты бы ни сделала. — И я, — подтвердила Герда из другой комнаты. — Я тоже поддержу. — Это замечательно, что у вас такая крепкая семья, — закатила глаза Агнес, усаживаясь напротив девушки, — но раз Эва вернулась, может поедим тогда уже наконец?..***
— …также надо будет разобраться с тем вопросом оккупированных территорий, и в целом всё. Можете идти, Кёрнер. Геринг отвернулся к открытому окну. Секретарь кивнул и подхватил документы. Последние дни лета были замечательными. Сад при Рейхсканцелярии трудом многих работников стоял, почти не увядая, и временами, когда садовник подсаживал новые, привезённые из-за границы цветы, источал приторный, невозможно сладкий запах, от которого у многих кружилась голова. Но Гитлеру нравилось — он любил растения, а остальные делали всё, чтобы ему угодить. Вечер был особенно прекрасным временем суток. Аромат цветов был уже не настолько сильным, воздух — свежим и разряженным после недавнего дождя, а закатное солнце окрашивало небо в яркие тона малинового, оранжевого и голубого. Глядя на всё это, рейхсмаршал вдруг вспомнил неуклюжую девушку, которую чудесным образом спас от падения и возможных травм. Кёрнер приоткрыл тяжёлую дверь, чтобы выйти из кабинета и направиться, наконец, домой, но был остановлен начальником и мысленно выругался. — Постойте, Пауль, — Геринг говорил, не оборачиваясь к нему. — Не знаете, как зовут ту работницу, которую мы с вами сегодня встретили? — Простите, какую именно? — Вы отлично поняли, о ком я говорю. Которая ещё запнулась и упала бы, если бы я не поймал её. — Не припомню, чтобы я её вообще до этого момента видел здесь, — мужчина возмущённо поджал губы, слегка оскорблённый тем, что к нему обращаются таким образом. — Скорее всего, она только недавно устроилась. — Я тоже не помню такой среди персонала. Тогда можно попросить вас об одной услуге? — Конечно. Всё что угодно. Рейхсмаршал наконец обернулся к нему, и Пауль заметил, как глаза начальника горели решимостью, что бывало нечасто. — Выясните для меня её имя и адрес.