Неделя Обитина 2021

Момент его возвращения совпадает с очередным пышным собранием многочисленных политиков. Едва начавшийся вечер и без таких сюрпризов выходит на удивление насыщенным: Сатин успевает дважды пересечься с Канцлером, трижды с представителем графа Дуку, с которым провела долгий, полный завуалированных пике разговор в закрытом зале связи, и даже умудряется обзавестись одним из чрезвычайно удачных знакомств, способным превратиться из потенциального в реального союзника, и как раз меняет совершенно нетронутый напиток на другой, с иной цветовой гаммой, чтобы поддержать стремительно хмелеющих собеседников, когда вдруг видит его. Сатин моргает, не веря, видение, однако, исчезать не спешит. Он продолжает стоять всего лишь в нескольких метрах от неё, облаченный в эти свои никогда не меняющиеся бежевые туники, подпоясанный широким кожаным ремнём со множеством кармашков, наверняка, как и всегда, наполненных всевозможными капсулами, крюками, порошками и прочими необычайно полезными мелочами, и, конечно же, с мечом, плавно покачивающимся вдоль бедра, когда он двигается. Поняв, что его заметили, он слегка поднимает свой стакан, улыбается уголком губ – совсем чуть-чуть, не то виновато, не то извиняюще – и продолжает смотреть на неё тем самым взглядом, каким смотрел далекие пятнадцать лет назад. С благоговением. С обожанием. С надеждой. И Сатин с искрящимся смехом бросается в атаку. Не к нему. К компании политиков, среди которых ещё в начале торжества заприметила Кин Робб, и когда многочисленные приветствия стихают и все возвращаются к прерванной дискуссии, а Кин, улыбнувшись ей, едва заметно указывает взглядом на тонкую киффарку с россыпью зеленовато-синих точек у висков, все мысли о нём уходят. В конце концов, у неё очень важные дела, вполне возможно, в будущем способные спасти кого-то, а он… он всего лишь видение, плод её памяти, узор, что соткала её тоскующая душа. Второе его появление оказывается гораздо внезапней первого и, надо признать, приведшим её в куда большее смятение. Это случается почти через два часа, Сатин как раз беседует с Орн Фри Таа, в тот момент рассказывающим невероятно забавную, по его мнению, историю, и ей вот-вот надлежит слегка посмеяться во время паузы. Мимо с шелестом проезжает дройд с подносом, полным пустых бокалов. Она быстро и максимально незаметно меняет свой полный на один из них и, прижав свободную руку к груди, смеётся, краем глаза отметив немного странную троицу, пристроившуюся у колонн. Там опять он. В своих бежевых туниках, с поясом и мечом. Он не реальный… Он просто не может быть реальным! И всё же Скайуокер и юная Тано, стоящие с двух сторон от него, разговаривают, поглядывая на него, задумчиво кивая, девочка даже раз улыбается, быстро перейдя на смех, отчего пошатывается и, чтобы не упасть, хватается рукой за его локоть. И не падает. Звезды, она не падает! Она действительно хватается за него. Так, будто бы он и правда реален. Несмотря на весь этот открывающийся ужас, на лице Сатин ни один мускул не вздрагивает, глаза не расширяются от удивления, а смеяться она прекращает точно в срок – Орн Фри Таа как раз продолжает свой рассказ. Хотя на колонны всё же больше старается не смотреть. Когда столь жуткое и, одновременно, сладостное видение настигает её в третий раз, Сатин разговаривает с Лаксом Бонтери, и хотя она помнит его горячую речь с недавней встречи Республики и Конфедерации на Мандалоре, но говорит с ним лично впервые. Мальчик не глуп, пылок, но ему явно не хватает проницательности погибшей матери. Лакс, внезапно, меняется в лице. – Простите, герцогиня, – он спешно кланяется, но, даже изгибаясь, смотрит куда-то выше её плеча. – Я был рад встретиться с вами. – Как и я, Лакс. Лакс, уже и не пытаясь изобразить заинтересованность в разговоре, уходит раньше, чем она успевает улыбнуться. Сатин оборачивается, но почти сразу же со смешком отворачивается: Лакс на всех парах спешит к шепчущимся в одном из многочисленных укромных уголков Асоке и молодой панторанке, кажется, Райо Чучи. Именно тогда её взгляд и цепляется за одинокую, незаметно скользнувшую вверх по лестнице фигуру – бежевые туники, пояс, меч… Сатин стынет, а фигура оглядывается и – Сатин это точно знает – смотрит на неё, хотя между ними целый зал, полный существ, а потом быстро поднимается наверх и исчезает в темнеющем проходе балкона. Он всего лишь иллюзия. Память. Чувства. Он мертв, несмотря на её страстное нежелание принять это. И всё же Сатин идёт за этой иллюзией, то ли в попытке поставить последнюю точку, заставить сердце перестать так болеть за того, кого уже не вернуть, то в глупой, идиотской надежде, что он каким-то чудом оказался жив. Когда же она чуть ли не бегом взлетает по лестнице, совсем не по этикету перепрыгивая через ступень, врывается на балкон, отдёргивая тяжёлый занавес, там никого нет. Сатин терпеливо, с педантичность охотничьей гончей обходит балкон по кругу, пару раз почти перевешивается через перила, оглядывая раскинувшийся внизу сад, и, так и ничего не найдя, со вздохом возвращается к лестнице, когда, внезапно, замечает шевеление в углу. У него нет бороды, скулы и подбородок только-только начали покрываться щетиной. Волосы совсем короткие, почти такие же, какими были, когда они впервые встретились. И хотя его внешний облик куда ближе к падавану, чем к магистру, глаза слишком выдают его – усталые, измученные. – Герцогиня, – Оби-Ван кланяется, не отрывая от неё внимательного взгляда. – Думаю, нам есть, что обсудить. Разумеется, если вы сможете выделить для меня хотя бы минуту вашего драгоценного времени. Сатин, чуть покачнувшись, крепче сжимает так и не выпущенную ткань. В ней слишком много эмоций. И гнев. И обида. И ярость. И нежность. И… облегчение. Звезды, какое сильное облегчение она сейчас испытывает! Она опять покачивается, и глаза-зеркала напротив загораются беспокойством. – Очень хорошо, магистр Кеноби, – ни единая нотка её эмоций не прорывается в её голос. – Минуту для вас выделить я могу.