Неделя Обитина 2021

Космос прекрасен. Без блесков взрывающихся торпед. Без всполохов сгорающего топлива метущихся истребителей. Без грузных, блестящих, словно капли ртути, линкоров. Без тонких линий, в которые превращаются звезды на гиперскоростях… Космос не просто прекрасен, он идеален в этот момент. И чтобы насладиться подобным зрелищем, всего-то и нужно, что ошибиться с выбором маршрута. За спиной шелестят разъезжающие створки дверей, но Сатин всё так же стоит чуть в тени, отвернувшись к огромному, во всю стену иллюминатору, и может видеть лица вошедших, отражающихся в стекле, тогда как они её – нет. Первыми в каюту заходят двое клонов в чуть потрёпанной, но всё равно довольно новой белой, почти что блестящей броне и сразу же расходятся по углам возле двери. На Мандалоре такой брони, можно сказать, никогда и не было: передаваемый от родителя к ребёнку родовой доспех всегда был уже повидавший виды, но каждая вмятина, каждая щербинка, каждый заново отлитый шов был символом силы, символом победы, они были показателем выживаемости носителя и высотой его умений. Правая рука Сатин, до этого перекрещенная с левой, соскальзывает вниз, к твердому бескаровому корсету с шипами на бедрах, и её губы неосознанно изгибаются в улыбке. Она мандо. Пусть, возможно, отчасти на такая, что жаждет Мандалор, но, доспех тому доказательство, она достойна быть частью клана. Следующим появляется ещё один клон. В отличие от братьев, на его броне есть желтые полосы, а на голове отсутствует шлем. Сатин чуть прищуривается, вглядываясь в отражение: нос, скулы, губы, взгляд… Он действительно не просто похож, он точная, совершенная копия Джанго, настолько, что поставь их рядом – не отличить. Интересно, он подобен ему не только внешне? Возможно, кроме лица, в нём остались ещё и страсть и жажда Фетта? От столь искусных мастеров – нет, не мастеров, творцов – как каминоанцы можно ожидать чего угодно. Последним входит джедай. У него легкая, пружинистая походка, плотно поджатые губы и взгляд, сосредоточенный на датападе. Глядя на него, Сатин не может не усмехнуться. – Рад, что вы оказались достаточно благоразумны и решили сдаться, – голос у него спокойный, твердый, точно такой же, какой она столько раз слышала на многочисленных голопередачах, что удавалось перехватить с чужих комлинков. – Хотя, должен отметить, наличие лишь одной живой формы на столь огромной корабле и несоизмеримо большое количество пайков в трюме навевают странные выводы. – Мне нравятся длительные поездки в одиночестве. Джедай застывает, так и не закончив начатый шаг, а Сатин, наконец, оборачивается и снимает капюшон. Бескаровые вставки с тихим перезвоном сталкиваются с шипами на плечевых щитках, а затем мандалорское железо тянет ткань дальше, заставляя капюшон расползтись крупными волнами по спине. Сатин выступает вперёд, покидая тень. Пальцы Оби-Вана так сжимают датапад, что корпус продавливается и экран, мигнув, становится заметно тусклей. Широко распахнутые глаза, плечи, прежде расправленные, а теперь поникшие, будто под невыносимым грузом… Он смотрит на неё, почти не дыша, а потом делает судорожный, глубокий вдох, почти всхлипывая. Клон с желтыми полосами на броне делает шаг к нему. – Генерал? Оби-Ван открывает рот, но так ничего и не произносит, только качает головой, не отводя от Сатин ошеломленного взгляда. Лицо клона искажается от искреннего беспокойства. – Ну, надо же, – Сатин со смешком делает шаг в сторону, небрежно перекидывает чуть растрепавшуюся косу с плеча за спину. – Как, оказывается, легко лишить прославленного Переговорщика его ловкого языка. Коммандер Коуди, – она переводит взгляд на клона с желтыми полосами на броне, успевая заметить, как он на мгновенье хмурится, – будьте так любезны, принесите каф. Без пенки, без сливок, без молока, без сахара, чуть-чуть пудры сверху. И виски. Лучше кореллианский. Взгляд Коуди на неё – вызов, но, когда он снова смотрит на Оби-Вана и тот едва заметно кивает, он с готовностью оглядывается на одного из своих братьев и через секунду двери снова мягко шелестят. Пока несут напитки, Сатин всё так же стоит у иллюминатора, глядя на космос, а Оби-Ван – в десятке шагов, не отрывая взгляда от её спины. Сатин это знает. Сатин это чувствует. Только от его взгляда её кожа так нагревалась всякий раз. Шелест. Скрип. Сатин с улыбкой разворачивается и, прежде чем металлический поднос, больше похожий на срезанный световым мечом кусок обшивки, чем на блюдо, оказывается на столе, а клон, принёсший его, отходит, она оказывается рядом и опускает венчающий указательный палец перстень-коготь в кружку с кафом, а затем с нескрываемым наслаждением облизывает его, едва не разрезая когтем уголок губ. – Идеально, – она усмехается, глядя Оби-Вану прямо в глаза. – Точно, как ты любишь. Он тяжело втягивает воздух через нос, а затем поворачивается к коммандеру. – Пусть подготовят шлюз, – голос его чуть хрипит и уже не столь спокоен, как прежде. – Её Светлость возвращается на свой корабль. – Генерал? – Коуди явно сбит с толку. – Это приказ. Убери всех с семнадцатую по девятнадцатую палубы. Сатин с ухмылкой скрещивает руки на покрытой бескаром груди: восемнадцатая – её личная. – И найди кого-нибудь для сопровождения. – Мои парни… – Кого-нибудь из дройдов. Её движения, когда она отступает от стола, плавные, элегантные, почти – на грани – вызывающие. Она не смотрит на него, но всё же улавливает, как его взгляд мечется от её лица к металлическим пластинам на её теле, от пластин – к шипам на бедрах, от бедер – к обтянутым гладким шелком ногам, мелькающим через высокие прорези юбки, от ног – к острым кольцам на пальцах, от колец – снова к лицу и далее по кругу. Уже у двери Сатин, не сдержавшись, всё же оборачивается через плечо: Оби-Ван, схватив стакан с виски, залпом выпивает его.

***

Он приходит к ней ровно через час. Минута в минуту. Секунда в секунду. И его джедайские, повидавшие лучшие времена туники выглядят чрезмерно чужеродно на фоне роскоши её каюты. – Переговорщик, – Сатин с улыбкой поднимается с возвышающейся на пьедестале кровати. – Что заставило вас нанести мне столь скорый визит? Оби-Ван делает шаг вперёд, но стынет, стоит ей начать спускаться. На ней уже нет ни брони, ни перстней-когтей, ни капюшона с бескаровыми вставками. На ней нет даже обуви, одежда же – тонкое, ажурное платье-халат с низким вырезом на спине, при каждом её шаге скользящее чуть вверх, а потом чуть вниз. Всё, что осталось таким же, как и час назад – рыбий хвост из волос, с вплетёнными в них жемчугом и каллами, да уверенный взгляд женщины, знающей, кто здесь главный. Наконец, он отмирает и снова идёт ей навстречу. – Что ты здесь делаешь? – Сплю, пью, – Сатин берёт бокал у подпорхнувшего к ней дройда, делает глоток, – провожу время с теми, кто достоин моего внимания, иногда сближаюсь с ними, если они оказываются достаточно интересными. Его челюсти на мгновенье стискиваются, чуть ли не скрипя, брови сдвигаются к переносице, но он почти сразу же возвращается к привычному спокойно-непроницательному выражению лица. – Я спрашивал не об этом. – Ох. Неужели? В таком случае, прошу уточнять, а не надеяться на чтение мыслей. В конце концов, – она хмыкает, – я не чувствительна, в отличие от некоторых. Когда её босые ступни касаются пола, рядом снова появляется дройд и тут же улетает, едва получив наполовину опустошенный бокал. Сатин, окинув Оби-Вана с ног до головы задумчивым, оценивающим взглядом, отходит к иллюминатору, и длинный шлейф её полупрозрачного платья проходит в каких-то дюймах от носков его сапог. – Итак, – она выгибает бедро, упирает в него сжатую в кулак руку, отчего рукав падает, почти касаясь пола, – с чего бы республиканскому генералу оказывать столь невероятную учтивость в отношении сепаратистского адмирала? – Мне жаль, что всё так обернулось. – Жаль? – очередной смешок срывается в её губ, но в этот раз он горький, с привкусом крови и никогда не опадающего пепла. – Прошу уточнить. В моей жизни было слишком много того, от чего я предпочла бы оградиться. – Я слышал, что случилось с Советом Нейтральных систем, который ты пыталась возглавить, – за спиной слышится легкий шорох, кажется, он решился-таки на шаг приблизиться к ней. – Это было благородно и… – И провально. Да, это было весьма фееричное падение, знаю. Впрочем, всё вполне ожидаемо, – Сатин пожимает плечами, снова отмечая шорох ковра и едва уловимый скрип паркета. – Республика с Конфедерацией настолько искусно запугали всю Галактику, что никто так и не решился вынуть головы из песка. Глупцы, – она недовольно фыркает, качает головой. – Ни Палпатину, ни Дуку нет до них никакого дела. Всё, что им важно – это кредиты. Кредиты и шаттлы, которые могут дать их фабрики. – Почему? – Почему кредиты и шаттлы? Потому что идёт война, вероятно. – Нет. Я не об этом. Конфедерация… – Ах, вот оно что, – её губы снова изгибаются в самодовольной улыбке. – Почему относится к выбору. Хочешь знать, отчего Конфедерация, а не твоя драгоценная Республика, не так ли? – Хочу. Сатин разворачивается лицом к Оби-Вану, сразу же оказываясь настолько близко к нему, что в состоянии различить светло-голубые отсветы в серой радужке его глаз. – Только представь, что было бы, если бы я решила вернуть Мандалор в состав Республики, – она улыбается, а её правая рука нежно очерчивает линию вдоль его груди, ниже, к поясу. – Мы могли бы, возможно, видится. Не часто, разумеется, но всё же. Думаю, я вполне могла бы вынести твою компанию, скажем, раз в полгода. Её пальцы цепляются за его пояс. Она делает шаг назад, к стеклу за спиной, он – следом, не отрывая внимательного, отчаянного взгляда от её лица. – Я был бы рад этому, – его голос звучит совсем нерадостно. – Правда. – Вот только народ Мандалора был бы этому точно не рад. Джедаи в союзниках? Да ещё и в главенствующих воинских званиях? Мой клан сожрали бы с потрохами, а потом в секторе началась бы гражданская война и, конечно же, ни Конфедерация, ни твоя обожаемая Республика не остались бы в стороне. Мой мир бы горел со всех сторон, – её голос с яростного рыка резко опускается до шёпота. – Снова. Сатин поджимает губы, отводит взгляд. Кожу на бедрах опаляет дикий жар – Оби-Ван осторожно кладёт ладони на её талию, – а ещё через секунду жар смещается вместе с его руками на поясницу, к оголённой спине. – Улетай, – она чувствует его теплое дыхание на шее, на ключицах. – Я напишу в рапорте, что ты сбежала, что обманула меня, опоила, я что-нибудь придумаю. Только, прошу, улетай. Пожалуйста. – Или что? Сатин снова смотрит ему в глаза, но её злость его совсем не ранит. Сильнее ранить уже просто невозможно. – Я… – взгляд Оби-Вана смещается в её лица вниз, не то на пол, не то его же ноги, не то на её грудь. – Я не смогу доставить тебя на Корусант. И допросить тоже. Они какое-то время молчат, не двигаются, почти не дышат, только его пальцы всё так же осторожно, нерешительно то соскальзывают на её бедра, то снова возвращаются к позвоночнику. – Пайки, – наконец, тихо говорит Сатин. – Ты интересовался пайками. Они для Рилота. Их взгляды снова встречаются. С болью, с надеждой. – Официально для глав Техносоюза. Неофициально… Неофициально часть их них затеряется где-то в пустыне близ тайных штабов оппозиции тви’леков. Он смотрит на неё долгим, внимательным взглядом, а потом толкает к стеклу. Раздвигает коленом её ноги, тут же хватая правую, задирая её выше, к собственному бедру, а Сатин обхватывает ладонями его шею, с готовностью приоткрывая губы, и Оби-Ван не заставляет ждать её слишком долго. Его тело – огонь, стекло за спиной – лёд, и от столь резкого контраста Сатин стонет или же пытается, потому что рот слишком занят. Их, должно быть, видно на республиканском флагмане, зависшем напротив, и, хотя ей – почти – всё равно, она всё же рада, когда, не разрывая поцелуя, он чуть опускается и, подхватив её на руки, уносит вглубь каюты. Как можно дальше от холода стекла, как можно ближе к его личному теплу. Космос прекрасен. Но его сияющие глаза напротив прекрасней космоса в миллиарды раз.