День Z

      Тёмная ночь опустила свою непроглядную тень на бескрайние равнины древних маньчжурских земель. Звёзды, мелкими, далёкими яркими точками усыпали почерневший купол земного небосвода. Яркий полумесяц, в такт звёздному небу, освещал путь запоздалым путникам. Несмотря на то, что на улице уже давно стояла долгожданная пора лета, ночи в Маньчжурии были холодными и неприветливыми к тем, кто не желал уходить в далёкое царство Морфея.       — Всё в порядке, лезем, быстро!— негромко произнёс чей-то хриплый голос, когда яркий свет прожекторов медленно, словно самостоятельно, выискивающее прошёлся мимо оконного пространства одной из камер.       В туже минуту решётки, отделявшие камеру от столь близкой свободы, отворились, а через окно перекинулась, сплетённая из чего попало, верёвка. Стоило верёвке коснуться твёрдого пространства земли, как вниз тут же ловко спустилась худощавая фигура мужчины, привязавшая к себе что-то заметно плотное. Следом за ним, спустились ещё двое, второй мужчина, чуть ниже предыдущего и совсем исхудавший мальчишка ели, доходивший своей головой до грудной клетки обоих мужчин. Холодный поток ветра тут же обдул мальчишку, заставив того, поежиться от неприятного ощущения, распространившегося по всему его телу.       За два года нахождения за стенками местного лагеря Пукчосон успел возненавидеть маньчжурские времена года. Неважно, что наступало в местных равнинах, светило ли солнце, лили дожди или выпадал белоснежный покров, ветер здесь всегда был ужасающе холоден. Несмотря на то, что и в его родных наделах, местные погодные условия также бывали весьма неприветливы и холодны, мальчик ненавидел холод, особо любя тёплую, сухую погоду. От того завывания местных ветров вгоняли его в лишь большую тоску по родному дому.       Тем временем мужчина, что приземлился на землю первым, подал знак остальным, чтобы те быстро двигались прямо за ним. Продолжая сохранять гробовое молчание, его товарищи спешно двигались следом, укрываясь в тени от ярких лучей японских прожекторов. Босые и сильно похудевшие ступи озябшие от остывшей ночью земли, болезненно и осторожно вступали по ней, но беглецы, словно не обращали на это никакого внимания. Игнорируя боль, они спешно продвигались в тени, старясь найти место, где вышки японской охраны не смогли бы вовремя засечь их вылазку даже в случае объявления резкой тревоги.       Счёт шёл на минуты и каждый из беглецов прекрасно понимал, что в случае неудачи ставил на кон, что-то большее кроме собственной жизни. Лагерь, из которого им приходилось спасаться бегством, заметно отличался от трудовых колоний или лагерей для военнопленных. Отличия эти были заметны далеко не снаружи. Большое пространство лагеря было также покрыто высокой колючей проволокой, по периметру расставлены вышки, а внутренняя территория лагеря усеяна различными зданиями.       Внутри же, да и местами снаружи, творился нечеловеческий ужас, сбежать от которого пытались три замученных фигур. Здесь японцы проводили над "обезьянами" различные эксперименты заключавшиеся, в большинстве своём, в самых изощрённых способах мучительных убийств живых людей. Здесь принудительно морали голом и жаждой, наблюдая как люди медленно превращаются в полумёртвых мумий, выкачивали кровь, порой полностью высасывая всего человека изнутри. Нередко местные исследователи практиковали вскрытия и четвертования без введения анестезии, ещё большей забавой было принудительное заражении пленников различными болезнями и наблюдение за мучительной смертью испытуемого.       Пробегая мимо колючей проволоки, мальчишка старался не смотреть на обезображенные тела, висевшие на столбах, что стояли совсем недалеко от лагеря. Полигон. Так японцы называли место где на людях испытывали силу взрыва, того или иного армейского вооружения. Пленных привязывали к столбам, а потом подрывали, тем, кому не посчастливилось выжить, наскоро лечили и отправляли к столбу по второму кругу.       Рядом с полигоном находились глубокие ямы, в которых догнивали останки тех, на ком испытывали пули различных калибров и оружие ближнего боя. Людей расстреливали, протыкали штуками, проверяли на них прочность офицерских стальных мечей. Людей уничтожали не только ради проверок, но и ради простого садистского интереса. Казалось, что фантазия местного персонала не могла иссякнуть и мучения пленников лагеря никогда не закончатся.       И ведь сначала, попав внутрь лагеря, Пукчосон был даже сильно рад такому исходу событий. Первое время его, как и других новоприбывших, хорошо кормили, внимательно следили за показателями здоровья, мальчишке казалось, что впервые за несколько лет плена в руках Японской Империи, он смог так хорошо наесться. Но после того как врачи получали все интересующие их показатели, для каждого из новоприбывших начинались ужасы местных экспериментов. Мальчишка подметил, что средняя продолжительность жизни внутри лагеря не длилась больше месяца, а редким счастливчикам не везло продержаться чуть больше полугода.       Сам ребёнок признавал, что смог продержаться целых два года только потому, что местный персонал сам не давал ему умереть. Каждый раз, когда тот находился на грани, они возвращали его назад, и всё повторялось вновь. Местные учёные пристальнее всего наблюдали за тем, как сильно протекают болезни в его собственном теле, как сказывается на работу организма повышенная потеря крови. Часто, сквозь бред и забытье, он слышал как японские врачи, изучавшие его, жаловались на то, что лишь личное покровительство кого-то сверху мешает им уже давно пустить его под лезвия их скальпелей.       Живот неприятно завыл. Последний раз мальчишка ел не более двух недель назад, когда японские специалисты решили проверить, сколько дней и при каких условиях смогут продержаться дети без пищи. Для опыта не скупились использовать даже грудных младенцев, а к моменту побега мальчишки учёные насчитали уже несколько десятков загубленных жизней холоднокровно продолжая фиксировать свои исследования. Пукчосон не желал продолжать этот ужас, присоединяясь к очередной веренице жертв японского лагеря смерти.       Юный кореец уже давно планировал возможность побега, однако, охрана получила приказ внимательнее следить за столь важной "обезьяной" для опытов. Более года мальчику пришлось терпеть лагерные ужасы, притворяясь смирившейся со своим положением жертвой, дабы усыпить внимание местного персонала. Когда охрана перевела его из отдельной камеры в общую камеру для "обезьян", Пукчосон, выждав некоторое время, стал усердно искать товарища для будущего побега. Поиски продлились недолго, и уже через несколько дней после прибытия в общую камеру ему удалось повстречать двух китайских партизан попавших в лагерь накануне, что согласились бежать вместе с ним.       План побега был прост и понятен, вокруг лагеря был расположен длинный забор колючей проволоки,который был под большим электрическим напряжением, казалось, что он был неприступен, но часть мальчик уже давно подметил то, что некоторые части забора находились на относительно небольших возвышенностях. Стоило прокопать под забором небольшую яму, как перед ними тут же открылся долгожданный путь на свободу. Наконец группа смогла добраться до одной из таких возвышенностей, находившейся на относительном расстоянии от места их заточения. Исхудавшие пленники тут же принялись копать холодную землю собственными руками, словно загнанный зверь, вырывая комки из небольшого холма.       Когда пленники практически завершили выкапывать подкоп нужного размера и ширины, звуки воздушной тревоги наполнили весь лагерь. Яркий свет прожекторов, как будто на зло, стал ощупывать пространство близ забора, быстро обнаружив сбежавших "обезьян". Совсем рядом затрещала пулемётная очередь, пули опасно свистели прямо над их головами и вспарывали клубы пыли в считанных метрах от их тел. Со всех сторон было слышно приближавшиеся яростные окрики японцев.       Новая пулемётная очередь просвистела совсем рядом, ранив одного из партизан, заставив того корчиться от боли, пока пуля винтовочного выстрела не заставила его замолчать. С каждой секундой положение становилось патовым.       — Лезь на свободу и беги вперёд не оглядываясь,— крикнул на него второй партизан, подгоняя мальчишку, каждый раз, опасливо озираясь, когда пули японцев ложились слишком близко.— Беги через равнины к пустыне, там ты встретишь людей с красными кокардами на шлемах, это наши! Наши! Они помогут! Они ждут!       Крикнув это, он крепко прижал к телу свой плотный моток и бросился в другую сторону, отвлекая японцев на себя. Несколько раз позади Пукчосона опасно врезались пули, вздымая пыль с грязной равнинной земли, но это лишь предавало ребёнку сил. Он продолжал бежать вперёд, стирая голые ступни в кровь, бежал пока не почувствовал, что не чувствует своих собственных ног от усталости и боли заполнявшей всё его тело. Ветер вздымал его накоротко обритые волосы, грудь вздымалась, переполняясь свежим ночным воздухом - это была свобода.       Когда силы, чтобы бежать покинули его тело, он продолжил свой путь пешком. Чувство радости сменилось на тревожное ожидание, что вот-вот позади него послышится грохот японских грузовиков, солдаты поймают и увезут его обратно, в застенки вечного лагеря смерти. Но чем дальше он продвигался, тем больше ему казалось, что японцы даже не помышляли о том, чтобы вернуть его обратно. Обжигающе холодный ветер пронзал скупые обрывки его лагерной одежды, усталость давила на мозги.       Корейцу хотелось упасть на землю и закрыть свои глаза. Уснуть и больше не просыпаться, но он упорно игнорировал нахлынувшую усталость. Мысли вертелись вокруг людей с красными кокардами, о которых говорил партизан, они были где-то там, в далёкой пустыне, лежавшей за древними равнинами Маньчжурии. Лишь мысль о том, что эти люди есть, что они могут помочь, что они ждут его, заставляла мальчишку продолжать двигаться вперёд.       Но как бы он не старался, сонливость заставляла того засыпать на ходу, утягивая в сладкое царство Морфея. Закрывая глаза, он видел родной дом, замки, города, горы, свою покойную мать, одетые в лучшие царские наряды, своего дедушку, что восседал на древнем императорском троне и старшую сестру, улыбавшуюся рядом. Обрывки воспоминаний витали вокруг сознания не желая соединяться в единую картину. Он видел Японскую Империю, надменное лицо её дочери, чувствовал голод и холод.       Сознание помнило гнилую хоноку, тело, словно заново вспомнило тяжёлый физический труд. Желудок снова гулко завыл от тоски и голода безжалостно коловшего ребёнка тысячей острых иголок. Страх наказания, желание говорить, читать и думать на родном языке, всё это, мелкими частицами всплывало в детской памяти. Холодный ветер снова обдул Пукчосона с головы до ног, чуть было, не свалив его наземь, однако, ребёнок смог устоять на ногах.       «Как я здесь оказался?», подумал он, вставая на ноги. Такая противная мысль уже давно вертелась в голове юного корейца. Продолжая свой путь мальчик, напряг свои мысли, пытаясь вспомнить день, когда он попал в исследовательский лагерь японцев. Мысли вновь разбились на десятки осколков, но постепенно стали собираться в целостную картину.       Он помнил, что в один из тех дней стояла зима, они с сестрой вновь покинули приделы дворцового комплекса. Они вновь ночевали в грязной канаве где-то на краю столицы, лишь бы не попадаться на глаза своим воспитателям, потом они скитались по городу в поисках хоть какого-нибудь пропитания. Так они бродили по городу несколько суток, ночуя, где попало, чуть было, не попадаясь в руки местной жандармерии. Вскоре им позволили вернуться и сходу загрузили тяжёлой работой.       Но в тот день, Японская Империя вызвала его младшую сестру раньше обычного, и она ушла, оставив его одного. Её не было очень долго и к моменту, когда она вернулась, Пукчосон самостоятельно справился со всей выданной им работой. Когда Намджосон вернулась назад, он сильно удивился её внешнему виду, впервые за несколько лет она была одета как подобает благородной особе. Волосы были завязаны в строгий пучок, а от тела исходили пары недавно принятой ванны.       На её девичьих губах явно виднелись крошки от недавно принятой пищи. Несмотря на это девушка выглядела весьма подавлено, избегая его взгляда и вяло отвечая на его восторженные вопросы. Она сторонилась его, притупляя взгляд и неохотно отвечая всё время стараясь держать дистанцию. В один момент, когда он потянулся, чтобы дотронуться до её прекрасного платья из шёлка, она вдруг больно ударила его по руке, но тут же извинившись за своё поведение.       Она спешно объяснила ему, что им придётся разделиться, а на вопросы, не шутит ли она, Намджосон отчётливо и серьёзно отвечала отказом. Тут же она рассказала, что покидает страну и отправляется на территорию США, Пукчосон отчётливо помнил, как радовался этому, думая, что едет вместе с ней. Он без остановки рассказывал о том, сколько мест они смогут узреть лично и сколько еды опробовать, больше не волнуясь о голоде и холоде, что наконец-то смогут спокойно говорить на родном языке. Она ничего не отвечала, старательно отводя от него свой взгляд.       Всё, что было дальше, напоминало обрывистый сон. Выход из дворца, радость предстоящей свободы и падения пресловутой тирании Японской Империи. Солдаты, боль от прикладов, грузовик и понуренный взгляд сестры. И чувство страшной боли, не от ударов или мучавшего голода, а боли, исходившей откуда-то из глубины. В тот день, он впервые в жизни по-настоящему почувствовал, что его предали...       Старая боль вновь отозвалась в сердце, глаза предательски наполнялись слезами. Мальчишке хотелось сесть на промёрзлую землю и разрыдаться от боли, но он лишь продолжал идти вперёд, боясь не заметить людей с красными кокардами. Веки тяжелели, тело становилось ватным, но он упорно продолжал двигаться вперёд. Сознание бредило, находясь в полусонном состоянии, из которого, тот урывками выходил на несколько минут, и вновь погружаясь в состояние сонливого бреда.       В один момент юные ноги не выдержали, упав на колени, он тут же опустился на мягкую землю. Мальчишка бросил уставший взгляд на горизонт видневшийся вдалеке. Где-то далеко, на фоне голубого, чистого неба и голого пространства огромных степей, виднелись далёкие фигуры, оседлавшие невысокие скалы, что отчётливо приближались прямо к нему. Странные скалы становились всё ближе и ближе, пока мальчик не понял, что скалами были низенькие лошадки, рысцой приближавшихся к нему.       Фигурами оказались несколько всадников в тёмно-зелёной полевой форме, их головы украшали небольшие пилотки точно такого же цвета с ярко-красными кокардами и звёздочками на них. Радость переполняла сердце ребёнка. Пукчосон хотел было подняться и поприветствовать их, но ватные ноги заставили его вновь свалиться наземь, окончательно закрыв свои глаза. В тот момент ему казалось, что грязная и пыльная земля, на которой он лежал, была ему лучшей постелью, которой никогда бы не сыскали ни в одном императорском дворце.       Лучи солнца, играючи попадали на его глаза, заставляя мальчишку проснуться от неприятно яркого света. Когда Пукчосон открыл свои глаза, то почувствовал удивительную мягкость, на которой находилось его исхудавшее тело. Приподняв свою голову, он с удивлением заметил, что находится не на холодной степной земле, а на мягкой медицинской кровати, посреди стерильно чистого помещения, напоминавшего медпункт. Комната, в которой находился ребёнок, была просторной, обставленная необходимой медицинской мебелью и рядом белоснежных кроватей.       Протерев глаза от нараставшего шока, мальчик снова закрыл их, для верности больно ущипнув себя за руку, удостоверившись, что место, где он находился, было не сном. Вновь открыв глаза, юный кореец увидел всё ту же мебель и всё те же ряды белоснежных постелей. Переведя взгляд с комнаты на собственное тело, Пукчосон заметил, что оно было покрыто совсем свежими бинтами, а места старых ран полученных в лагере, искусстно зашиты свежим следом медицинских швов. Пятки, стёртые в кровь за время пути, были промыты и также аккуратно забинтованы.       — Вижу, что ты уже проснулся,— вздрогнув от неожиданности, юный кореец бросил взгляд в сторону двери, заметив возле приоткрытого дверного прохода высокую фигуру девушки с длинными прядями прямых волос заплетённых в большую и очень густую косу, одетую в офицерскую форму тёмно-зелёного цвета.— Ты пролежал без сознания трое суток, и мы очень взволновались за твоё дальнейшее самочувствие. Твоё тело находилось на серьёзной стадии истощения, благо мои люди успели обнаружить и оказать тебе всю необходимую помощь!       — Кто вы?— спросил у неё Пукчосон, смущённо прикрывшись белоснежным одеялом до самого носа.       — Меня зовут Монгольская Народная Республика,— с улыбкой ответила ему девушка, подойдя к изголовью его кровати, она протянула мальчишке свою худую ладонь.— Для товарищей просто Монголия или МНР. А ты у нас Пукчосон, младший сын почившей Корейской Империи, верно?       — Как вы узнали!?— удивлёно спросил юный кореец, в тоже время, пожав руку ответным рукопожатием.       — Мы тебя очень ждали,— вновь ответила Монголия, расплывшись в ещё большей тёплой улыбке.— К тому же в своё время дед всеми известной гоминьдан придирчиво относился к тому, чтобы я с точностью знала наследственную ветвь прочих вассальных государств его империи.       — Но зачем я вам нужен и как...— мальчик остановился на полуслове когда в комнату вошёл один из солдат МНР, отдав воинскую честь девушке и Пукчосону, он тут же по-армейски доложил.       — Товарищ главнокомандующий революционной армией, глава ЦК КПСС, только что прибыл на территорию медицинского учреждения и просит допустить его для личной встречи с товарищем Пукчосоном!       — Конечно, мы не имеем какого-либо права отказывать ему, впустите и впредь не чините каких-либо препятствий, ясно!?— по-армейски приказала Монголия.       — Так точно!— ответил боец и скрылся в дверном проёме.       Мальчишка удивлённо глядел вслед уходящему солдату, часто хлопая своими небольшими глазами. Новая встреча ещё не давала конкретных ответов на старые вопросы, заменяя их на новые и более сложные, прибавляя лишь приступы сильной головной боли. "Революционная армия" и "ЦК КПСС" лишь усугубляли ухудшающиеся состояние, что не могло скрыться от зоркого взгляда Монголии.       — Вижу у тебя накопилось много вопросов, особенно от слов, прозвучавших из уст того солдата, не так ли?— спокойно спросила она.— Не беспокойся, ты получишь нужные ответы, просто стоит немножко подождать.       Через некоторое время дверь в помещение, где находился Пукчосон, со скрипом отворилась, а в комнату вошёл высокий мужчина, одетый в туже форму, что и Монголия. Визуально он был даже выше самой Монголии, что сильно поразило ребёнка. Никогда в своей жизни мальчик не видел настолько высокого человека, за исключением Японии и Империи Цин, что лишь незначительно могли сравняться с высоким ростом мужчины. Держась идеально прямо, мужчина, заложив руки за спину, не торопливо вошёл в центр помещения, внимательно рассматривая Пукчосона.       — Здравия желаю, товарищ, глава ЦК КПСС, — быстро произнесла Монголия, отдав мужчине воинскую честь.— Рада, что вы смогли прибыть вовремя, мы ждали вашего приезда как Цагаан сар!       — Вольно Монголия, хочу выразить особую благодарность за ответственное воспитание таких хорошо преданных своему делу бойцов,— спокойно ответил ей мужчина, при этих словах, мальчишка был готов поклясться о том, что лицо девушки буквально засияло от счастья.— У нас в кремле большая редкость увидеть то, чтобы солдаты так непреклонно отказывались пропускать кого-то из числа руководителей партии, не имея разрешения от выше стоящего лица. И прошу без этой "официальщины", ты знаешь, что я подобных вещей не выношу.       — Ох, прости, совсем позабыла,— виновато произнесла она.— Как видишь, он прибыл к нам в целостности и сохранности, Китай узнает, умрёт от счастья!       — Вот и мы наконец-то и встретились с тобой,— произнёс мужчина, подобрав стул, стоявший неподалёку, он присел рядом с его кроватью, протянув ребёнку свою руку.— Рад лично повидаться с тобой, Пукчосон.       — Я тоже, наверное, а вы...— неуверенно ответил мальчик, приняв рукопожатие мужчины.       — Моё имя Союз Советских Социалистических Республик или же просто Советский Союз, уже несколько лет я руковожу борьбой социализма против империализма по всему миру,— ответил ему Советский Союз.       Мальчишка вспомнил, что несколько раз уже слышал это имя, когда тайком подслушивал разговоры Японской Империи с оккупационными чиновниками. Женщина всегда произносила это имя с глубоким пренебрежением, а любой диалог сводился к обсуждению возможных угроз неких "революционных идей", что исходили от его границ. Пукчосон не знал, кем именно был тот загадочный союз, о котором упоминала его опекунша, но сам факт того, что эта сильная и злобная женщина опасается самого существования этого человека, вызывал к нему в ребёнке смесь сакрального страха и уважения. Но он никогда не мог представить себе того, что ему придётся лично встретиться с этим человеком.       — Но что же вам нужно?— обеспокоено, спросил Пукчосон у сидящего перед ним мужчины.— У меня нет богатств или престола, а если бы и было последнее, то моя сестра пригодилась бы вам лучше всего, она имеет больше прав на это, по статусу старшего ребёнка в нашей семье...       — Поверь, нам не нужны ни твои богатства, не твои права на престол родного полуострова,— спокойно продолжил СССР.— Мы хотим лишь того, чтобы ты присоединился к нашей борьбе за права и свободы трудящихся от гнёт империалистов всей планеты!       — Империа... Кого?— непонимающе переспросил у него Пукчосон.       — Союз, не стоит так перегибать палку, он ещё совсем ребёнок и не понимает того, что ты пытаешься ему объяснить,— улыбнувшись, произнесла Монголия.       — И, правда,— ухмыльнулся Советский Союз.— Хорошо, тогда позволь задать тебе вопрос, знаешь ли ты какого утолять голод гнилой краюшкой чёрствого хлеба?       — Да...— тихо ответил ему мальчик.       — А какого ночевать в сыром, прогнившем от времени помещении, что приходится называть "домом"?       — Да...— вновь ответил Пукчосон.       — А какого работать с утра до самой поздней ночи и получать за это крохи, которых и на пищу порой не хватает, пока богатеи пируют, не зная забот?       — Однозначно...— произнёс Пукчосон, удивившись от правдивости своего же ответа.       — Особенно, когда эти богатеи прибыли из других земель и теперь диктуют вам "жалким червям" как вам стоит жить на своей же земле,— непреклонно продолжил СССР.       — Вы настолько хорошо осведомлены с ситуацией, что творится в моей родине?— поражено спросил у него юный кореец.       — Я всего лишь назвал вещи, что творятся сейчас по всему миру,— спокойно ответил ему мужчина.— И это будет продолжаться ещё долгие годы, пока мировой пролетариат не сметёт этих угнетателей метлой нового порядка!       — И вы боритесь против всего этого?— также удивлённо спросил у него Пукчосон.       — Мы боремся за победу социалистической революции, за то, чтобы угнетённые больше перестали жить под гнётом угнетателей! Ради социальной справедливости всех людей независимо от нации и пола! Ради того, чтобы у наших детей было счастливое детство, а у стариков спокойна старость! Мы боремся за светлое будущее, за торжество науки, за то, чтобы этой рабской жизни не знали будущие поколения, что придут в этот мир, когда из него придётся уйти нам самим!— громко произнёс Советский Союз.— Мы боремся за свободу, а за это и жизнь не страшно отдать!       Пукчосон задумался. Советский Союз говорил весьма правильные вещи, а сам мальчик не мог отрицать всего того, что ему пришлось испытать на собственной шкуре. Постепенно до него стало доходить, каких именно революционных идей боялась Японская Империя. Она опасалась того, что народ поднимет свою голову против неё самой, решится взяться за оружие и сбросить несправедливый имперский порядок, создав совершенно новое общество.       Японская Империя до дрожи опасалась надвигавшейся волны новых социалистических революций, центром которых был сам Советский Союз. В то мгновение Пукчосон усвоил одну интересную истину, если враг чего-то боится - значит, проявляет перед тобой свою главную слабость. Японская Империя боялась, а значит, была слаба. И если она слаба, то он не должен бояться такого врага, а стремится победить, всеми возможными способами.       — Я хочу избавить мою родину от тирании иностранных захватчиков и всех слизняков, что им потакают!— уверенно произнёс Пукчосон.— Я хочу помочь вам построить тот мир, за который вы так сильно боритесь!       — Я рад тому, что ты идёшь по верному пути, товарищ,— с теплотой сказал Советский Союз, похлопав его по детскому плечу.— И как глава Коммунистического Интернационала, готов оказать всяческую поддержку в борьбе с японскими милитаристами и их прихвостнями! Наши люди уже давно ведут партизанскую борьбу против иностранных захватчиков на территории Маньчжурии и прочих землях, оккупированных японцами, и мы будем рады, если ты поможешь нам организовать эту борьбу и на своей родине! Приблизить её к долгожданной свободе!       — Но что скажет моя сестра, если узнает про это?— замявшись, спросил у него мальчик.— Вдруг она тоже борется за свободу моей родины, просто ищет поддержки от более сильных стран?       — И для этого она сдала тебя на бесчеловечные опыты и ради чего? Ради того, чтобы улучшить собственное положение!— резко произнесла Монголия.— Знаем мы таких "патриотов", такие как она, просто сменяют колонистов, а твой народ как существовал на правах полуколониальных аборигенов, так и продолжит своё существование таким образом! Мы боремся не в интересах конкретных лиц, а в интересах мировой революции!       — Трудно спорить с тем, что вы правы,— Пукчосон вновь не смог не признать правоты сказанной со стороны новых товарищей.— И раз так, то я буду готов сделать всё, чтобы уничтожить подобных предателей! Да прямо сейчас готов!       — Я рад за твою целеустремлённость, но сначала настоятельно прошу окончить полный курс восстановления своего организма, ты сильно ослаб за время, проведённое в плену, и мы основательно займёмся твоим восстановлением,— с тёплой улыбкой произнёс СССР, от которой ребёнку стало удивительно радостно.— Кроме этого, ты должен будешь пройти курс молодого бойца, прежде чем отправляться на боевые задания. Также стоит решить вопрос с твоим дальнейшим местом жительства, первое время поживёшь у Монголии, я же, обговорю вопрос о подготовки твоего личного жилья в Хабаровске. Там живёт много корейских и китайских революционеров, и они быстро встанут под твоё крыло! Ещё есть один момент, который также стоит принять во внимание и обсудить.       — Какой ещё "момент"?— удивлённо спросил Пукчосон.       — Ты знаешь про то, что твоя старшая сестра изменила своё имя на европейский манер?— выжидающе спросил у него Советский Союз, изначально зная ответ юного корейца.       — Теперь знаю, и что же вы хотите мне этим сказать?— несколько расстроено спросил у него мальчик.       — У тебя очень красивое и самобытное имя, но когда мы прогоним с твоей земли империалистических захватчиков, то мир не будет воспринимать всерьёз "север" и "юг", твоя старшая сестра прекрасно это понимает. Называя себя Корейской Республикой, она будет звучать намного легитимно в глазах современной дипломатии,— продолжил говорить Советский Союз.— И мы не должны упускать этот факт из своего внимания.       — Какое имя я должен взять?— с энтузиазмом произнёс Пукчосон.       — Например, скажем, Корейская Народная Демократическая Республика или же просто КНДР, как тебе такой вариант?— учтиво спросил у него СССР.       — Мне нравится,— улыбнувшись, ответил мальчик.— Звучит гораздо солиднее, чем просто "север".       — Рад что тебе понравилось,— в ответ по-отцовски улыбнулся Советский Союз.

***

      Первое, что ощутил КНДР, когда открыл свои глаза, это жгучая боль в районе грудной клетки. Последний раз он получал подобные ранения ещё во времена Отечественной Освободительной Войны и сильно отвык от того, что свинец при попадании в тело оставляет столь неприятные болевые ощущения. Место его раны было туго перевязано примитивными повязками из его же одежды, изрядно пропитавшимися кровью. Впрочем, за то время, пока КНДР провёл без сознания, кровь в районе раны практически перестала идти и от товарищей раненного корейца требовалось лишь смена грязных повязок на более чистые.       Впрочем, кореец с удивлением заметил, что большей части группы словно и след простыл, а он находится на одном из этажей штаб-квартиры ООН практически в полном одиночестве. Повернув голову, чтобы осмотреться, парень с облегчением, но одновременно с этим, и раздражением заметил рядом с собой Японию, что кормила ребёнка одной из детских смесей, припасённых ещё во время нахождения в бункере. Ребёнок жадно поглощал питательную смесь, смакуя от удовольствия, а когда еда в его бутылочке закончилась, Япония принялась оперативно укладывать его спать. Сытость и сладкий голос девушки, напевавший какую-то старинную японскую колыбельную, быстро утомили ребёнка и тот, без всяких капризов, отправился в далёкое, сонное царство Морфея.       Когда девушка осторожно положила ребёнка на несколько верхних рубашек дипломатов, послуживших ему самодельной постелью, она неожиданно повернула голову в его сторону, встретившись взглядом с младшим братом Кореи, внимательно наблюдавшим за ней. КНДР, смущённый сложившейся ситуацией, несколько притупил свой взгляд, а вокруг них, резко наступила неловкая тишина.       — Так значит, ты уже проснулся,— негромко произнесла девушка, глядя в его сторону.       — Есть такое,— вяло ответил ей КНДР, тут же спросив.— Как долго я пролежал без сознания и куда подевались Китай и Корея?       — Не больше получаса,— ответила ему Япония.— За это время мы успели обработать твои раны и даже, смогли пробраться на три этажа выше от места твоего ранения. Корея-сан и Китай-сама отправились на разведку на этаж, что находится выше, надеяться встретить группу России-сама.       — Понятно,— спокойно произнёс кореец.       Когда он попытался привстать, то вновь ощутил неприятное чувство боли, что исходившее в области ранения. Крепко сжав зубы, он чуть припал к офисной стене, рядом с которой находился всё это время. «Вот же зараза...», подумал кореец, глядя на собственную рану. Чувство злости и беспомощности наполняли его, впервые за всю свою жизнь КНДР чувствовал себя настоящей обузой не способной даже на то, чтобы грамотно постоять за свою собственную жизнь, не говоря о жизнях его товарищей.       — Позволь я сменю твою перевязку?— неожиданно учтиво спросила у него Япония, от чего кореец сильно опешил, что не могло скрыться от её взгляда.— Не удивляйся ты так, как это у вас говорит Россия, раз в год и палка стреляет?       Всё ещё удивлённый такому повороту событий, он лишь рассеяно кивнул, позволив девушке спокойно заняться сменной перевязки. Япония аккуратно сняла старые грязные повязки и промыв рану тем, что имелось под рукой, сменила перевязку на новую. КНДР опасался, что девушка сможет специально причинить ему боль, пользуясь его беспомощностью, но Япония, судя по всему, даже не думала этого делать. Закончив, она отбросила старую перевязку далеко в сторону.       — Спасибо,— смущённо произнёс КНДР, когда Япония закончила свою работу. Впервые в жизни он не заметил ни одного упрёка, ни с её, ни со своей стороны, словно между ними никогда и не бывало взаимной неприязни.       — Не стоит благодарности,— ответила она. Некоторое время между ними вновь повисло неловкое молчание, пока девушка неожиданно вновь нарушила наступившее молчание.— Если тебе, что-то снилось, то, что это было?       — Зачем тебе это знать?— удивлённо спросил у неё кореец.       — Просто интересно,— произнесла в ответ девушка, внимательно глядя прямо ему в глаза.       — Это были мои товарищи, что заменили мне семью, которой у меня не было,— сказал КНДР, вспоминая годы, проведённые на территории МНР и Советского Союза. Несмотря на то, что в то время он быстро вырос из возраста ребёнка, именно эти несколько лет он с радостью называл своим настоящим детством.— Они по настоящему заменили мне родителей, которых у меня не было и дали детство, которое у меня отняли. Нигде я не чувствовал себя безопаснее чем у них и никому не мог доверять больше чем им.       — Скучаешь по ним?— с любопытством спросила Япония.       — Очень...— ответил КНДР.       — Честно говоря, я тоже скучаю по своей маме,— сказала девушка.       — И будешь единственной, кто правда будет о ней скучать,— холодно ответил ей кореец, тут же поймав на себе сердитый взгляд Японии.       — Она не была настолько плохой, насколько вы все об этом думайте,— в сердцах ответила она.— Она не мечтала о том, чтобы войти в историю как злостная убийца и хотела сделать этот мир лучше!       — Отец Германии тоже хотел сделать этот мир лучше, но лишь для себя любимого, прикрываясь идеями, за которые миллионы уже с семь десятков лет покоятся в сырой земле и твоя мать в этом плане ничем принципиально не отличалась,— резко произнёс КНДР.— А знаешь, о чём она мечтала на самом деле? О том, чтобы получить больше ресурсов, вот о чём мечтала она и все ей подобные. Её интересовали лишь полезные ископаемые и прибыль, которую можно было с них получить, а люди, что мешались в этих планах или не могли добывать эти ресурсы в статусе рабов, были для неё не больше игрушек и обезьян, что можно легко отправить в утиль!       — Да как ты можешь разговаривать о жестокости, если...— не успела возмутиться Япония, как парень тут же перебил её.       — Да потому, что она самолично украла наши детские годы и упекла меня в собственный лагерь смерти, где людей считали за обезьян и проводили над ними такие садистские опыты, что лично ты бы там и двух суток бы не протянула, а мне пришлось провести там два года!— разозлился он.— Кстати, мне даже очень интересно, а итогами политики трёх «всё», она тебя ознакомила?       — Ты врёшь... Ты... Ты...— Япония явно ели сдерживалась, чтобы не перейти на крик, резко привстав со своего места, она замахнулась своим маленьким кулаком в стороны корейца, от нахлынувшей злости девушка хотела сильно ударить младшего брата Кореи. Последний не стал сопротивляться, даже когда девушка направила удар в сторону его лица, но в последний момент резко опустив руку, лицо заливалось горячими слезами.— Ну, почему ты абсолютно прав... Почему вы все абсолютно правы...       Припав к полу, она разразилась тихим плачем, слёзы, которого больно обжигали горящие от стыда щёки Японии. Вмиг из среднерослой молодой девушки, японка превратилась в крошечное подобие человека, ненавистного самому себе из-за собственного существования. Глядя на это, корейцу впервые стало жалко эту девушку, искренне ненавидимую им ещё с поры далёкого детства.       — Я знаю, что она сотворила так много ужасных вещей, я знаю, как много боли она принесла другим, мне самой плохо, когда я узнаю подробности её преступлений,— сквозь слёзы говорила она.— Но мне не становится легче, когда меня заставляют каяться в этих злодеяниях... Я не могу понять, почему в действиях моей матери заставляют извиняться именно меня... Чем, чёрт возьми, перед всем миром провинился ребёнок, которому просто не повезло родиться в семье психопата и подонка?       — Успокойся, ребёнка разбудишь,— спокойно произнёс КНДР, подав девушке свою руку.— Ты и, правда не виновата в этом, и упрекать тебя я не собираюсь.       — Правда?— неуверенно спросила Япония, приняв его руку и привстав с грязного офисного пола.       — Когда Советский Союз выиграл войну против отца Германии и ГДР, я удивился тому факту, что он не уничтожает их родину и народ так же, как это делали нацисты все четыре года войны на его территории,— ответил ей корец.— Тогда он ответил мне, что нацисты приходят и уходят, а германский народ остаётся. Он не стал заставлять ГДР каяться в преступлениях своего отца, а лишь учил не повторять их и не вступать по его стопам, помня ошибки своих предков. Я ненавижу и презираю всё, что принесла твоя мать в мой край, но не собираюсь заставлять тебя унижаться передо мной и моим народом. Всё что я хочу, чтобы ты не пошла по стопам собственной матери и не повторила её ошибок, просто...       Не успел КНДР договорить, как Япония неожиданно бросилась ему на шею, крепко обняв, от чего рана на груди болезненно давал о себе знать. Неожиданность такого поступка сильно смутила корейца. Но имея возможность отпихнуть девушку от себя, он не стал этого делать, лишь приобняв девушку в ответ. Из-за чего-то так он чувствовал себя гораздо лучше.       — Спасибо...— тихо сказала ему японка.       — Да... Не за что...— только и смог ответить ей смущённый кореец.       — Когда свадьба?— произнёс чей-то голос, заставивший КНДР резко отшатнуться от Японии.       Когда кореец повернулся в сторону, откуда слышал знакомый голос, то обнаружил развеселённое лицо Китая, что ели сдерживался чтобы не засмеяться во весь голос. Позади высокой фигуры китайца высовывалась его старшая сестра, что смотрела на Японию с типичной долей злости и презрения. Последняя, заметив это, сильно раскраснелась, потупив взгляд куда-то в пол. Японка выглядела настолько пристыженной, что КНДР вновь стало ужасно жаль эту бедную девушку.       — Мне кажется, я приказывала тебе следить за ребёнком, а не обниматься с моим младшим братом,— ледяным голосом произнесла Корея, строгим взглядом пронзая японку.       — Корея-сан, я просто...— неохотно отвечала Япония, однако, Корея не дала ей продолжить.       — Просто ты решила ослушаться чётко заданных указаний и подумать, что твои личные проблемы превыше приказа,— безжалостно продолжила она.— Если ты считаешь именно так, то говори всё на прямую, а не мямли и не ходи вокруг да около!       — Успокойся,— заступился за девушку КНДР.— Ребёнок уже спал, когда мы...       — А ты заткнись!— резко ответила ему сестра.— Я не с тобой разговаривала, защитник всех "обездоленных!"       — Корея, правда, успокойся,— спокойно произнёс Китай, преграждая ей дорогу вперёд, держа в руках проснувшегося ребёнка.— Какое тебе дело до того, что они тут делали. Япония выполнила твоё задание, ребёнок жив, сыт и судя по всему, прекрасно выспался, а ты тут ещё и лютуешь.       — Да они...— прошипела Корея, принимая ребёнка на свои руки.       — Да, они обнялись, но ведь объятья это ещё не конец света,— всё также спокойно произнёс он, при этом повернув голову в сторону корейца, незаметно подмигнув последнему.— Конечно, если это для тебя весьма принципиально, то если хочешь, тебя могу обнять я!       — Да пошёл ты!— выругалась про себя Корея, тут же добавив.— Верхний этаж полностью пуст и относительно безопасен для прохода. Чем быстрее мы его пройдём, тем быстрее окажемся на вверху.       Усмехнувшись, Китай помог корейцу безболезненно подняться с пола и, убедившись, что тот сможет спокойно передвигаться без сопровождения, поспешил вперёд, за уходящей Кореей. Дальнейшая дорога до следующего этажа штаб-квартиры, впервые, за несколько ближайших часов выдалась весьма спокойной. Не встречая перед собой каких-либо следов мертвецов или выживших, группа быстро добралась до нужного места, не делая больших остановок. Лишь когда группа оказалась на территории четырнадцатого этажа здания, было решено сделать небольшую остановку дабы подготовиться к новому рывку на несколько этажей выше.       Идея быстрых рывков была придумана самой Кореей. Суть идеи заключалось в том, что после некоторой задержки на одном из этажей здания, группа должна будет совершить резкий рывок вверх, каждый раз минуя по три новых этажа, приближаясь к крыше штаб-квартиры. По рассуждениям девушки к моменту задержек на определённых этажах, многие выжившие поднимутся гораздо выше, увлекая за собой и часть мертвецов, что будут преследовать столь громких жертв. Такая тактика сможет повысить темпы продвижения группы и одновременно с этим, понизить шансы весьма опасных встреч с мертвецами и многими выжившими.       — Корея-сан,— робко и осторожно произнесла Япония в сторону старшей сестры КНДР.— Как глубоко вы разведали безопасность этого этажа?       — По большей части, глубже мы забрались лишь там, где посчитали это нужным,— сдержано ответила ей Корея.— Пути безопасного захода и отхода на случай неприятностей, а также пару помещений, где можно организовать возможную засаду. Хочу задать встречный вопрос, к чему было твоё излишнее любопытство?       Некоторое время Япония медлила с ответом, однако, осмелившись, тут же произнесла:       — Насколько я помню, на этом этаже располагался один из кафетериев офисных работников штаб-квартиры. Если вы и Китай-сан, не против, то я могла бы проникнуть туда и пополнить наши запасы пищи, согласитесь, мы потратим весьма много энергии поднимаясь наверх и нам в любом случае придётся её восполнять, а последствия голода могут лишь усилить эффект утраты энергии. К тому же, нам стоит подумать о ребёнке, детской пищи для него остаётся всё меньше и меньше, а если я смогу добыть, что-нибудь и приготовить это собственными руками, то он не будет плакать от голода и привлечёт к нам меньше нужного внимания.       — Не хотела бы это признавать, но в твоих словах есть толк,— холодно сказала Корея.— Но одну отпустить тебя я не собираюсь, пойдёшь в сопровождении с...       — Со мной!— чуть было не крикнул КНДР, подойдя к своей старшей сестре.— Я готов сопровождать её.       — Но ведь твоя рана...— скептически произнесла она.       — Пустяки,— как можно оптимистичней заверил её КНДР, не слишком веря собственным словам.— Постоять за нас обоих я смогу, а уж раз вы пришли с этого этажа целыми, то, думаю, сможем обойтись и без лишней крови.       Пришёл черёд молчания со стороны Кореи. Обдумывая слова младшего брата, девушка внимательно взглянула в его глаза, затем машинально перевела взгляд в сторону Китая. Товарищ корейца лишь положительно кивнул, быстро произнеся.       — Думаю, этот этаж не слишком опасен и вся дрянь сейчас, либо выше, либо гораздо ниже нас. К тому же это идеальный шанс быстро разведать обстановку на пятнадцатом, а наши друзья, пусть займутся вопросом обеспечения группы провизией.       — Тогда просто постарайтесь не вляпаться в неприятности,— сказала Корея, передавая ребёнка в руки Японии.— Попадёте в беду, не думайте, что кинусь вас спасать.       Ответив ей лишь положительным кивком, КНДР и Япония двинулись вглубь четырнадцатого этажа штаб-квартиры. Осторожно и неспешно, из-за ранения КНДР, минуя повороты офисных помещений, они успешно продвигались вперёд. Каждый раз, прежде чем пройти мимо приоткрытой двери или завернуть за очередной поворот, кореец проверял безопасность подобного помещения, медленно переводя дуло пистолета, засекая возможную опасность. Однако, к счастью для них, судя по всему этаж и, правда оказался относительно пустым, благодаря чему КНДР и Япония смогли без особых проблем достигнуть нужного помещения.       Кафетерий оказался практически не тронут событиями прошлых дней. Столы и стулья находились на своих местах, автоматы с продуктами и напитками, покрывшиеся лёгким слоем пыли, практически не имели повреждений, а часть продуктов продолжала спокойно лежать на закрытых витринах помещения. Казалось, что внутри здания словно и не происходило никакой атаки мертвецов, а сам кафетерий, просто закрылся на неопределённый срок. И если КНДР серьёзно насторожила подобная ситуация, то Япония, словно не предавала этому большого значения. Передав в его руки ребёнка, девушка быстро принялась собирать не тронутые кем-либо продукты.       Рассеяно отвечая на неразборчивый говор ребёнка, указывавшего своей маленькой, хрупкой ручкой на всё, что его окружало, КНДР, краем глаза наблюдал за девушкой. Кореец чувствовал, что за это время в ней заметно, что-то поменялось, что-то чего он сам не замечал столько лет, но и не мог понять, что именно. Внешне Япония оставалось всё такой же, молодой и худой девушкой, среднего роста чуть выше Германии с такими же, не слишком длинными, но ухоженными волосами, завязанными в пучок. Когда девушка, повернула голову в его сторону, кореец тут же бегло отвёл с неё свой взгляд, несколько смутившись от своих действий.       — Ты чего?— спокойно спросила Япония, растянув уголки своих губ в доброй улыбке.       — Ничего,— ответил ей кореец, ещё больше смутившись.— Просто смотрел, как ты работаешь и не более того.       — Ясно,— сказала девушка, тут же отвернувшись.— Но будь добр, в следующий раз, предупреждай, когда будешь пожирать меня взглядом, хорошо?       От этих слов, в груди корейца словно разорвалась бомба, что обдула жаром всё до чего могла дотянуться, желудок резко потяжелел, а ноги, словно резко стали ватными, грозясь свалить своего хозяина на офисный пол. «Неужто заметила...», с нотой паники подумал КНДР. Его щёки горели, дышать становилось намного тяжелее, казалось, что ещё чуть-чуть, и он задохнётся. Чувствуя это, парень решил быстро сменить тему их короткого диалога.       — Почему вы так сильно возитесь с этим ребёнком?— резко спросил у девушки он.       — Что?— удивлённо переспросила Япония.       — Ты и моя сестра с самого начала терактов возитесь с этим ребёнком, словно сами являйтесь его родными родителями,— продолжил КНДР.— С чего такая резкая любовь?       — Честно говоря, мне самой неизвестно то, почему Корея-сан так сильно возится с этой малышкой, хотя всячески это отрицает,— ответила она, внимательно посмотрев в его сторону.— Ну, а я сама, просто очень люблю детей. Особенно таких крох как она.       — Понятно,— глупо произнёс кореец, не зная, что и ответить девушке.       — Хочешь раскрою секрет?— резко спросила Япония.       — Допустим,— всё также ответил ей КНДР.       — Только никому не говори, пускай останется между нами,— сказала девушка, смущённо улыбнувшись.— Честно говоря, я бы тоже хотела, завести своего ребёнка, правда...       — Правда... что?— осторожно спросил КНДР.       — Из-за некоторых обстоятельств, я не смогу продолжить род своих предков,— ответила ему девушка.— До войны и некоторое время после, я жила с матерью в Токио, однако, после налёта в марте сорок пятого, она решила, что будет правильно отправить меня подальше от места, в котором я могу пострадать из-за ковровых бомбардировок и огненных смерчей. В конечном итоге, она выбрала город, что практически не подвергался бомбардировкам со стороны США и через пару дней, первым же поездом, меня отправили в Хиросиму. До августа жизнь там протекала вполне спокойно, но потом... Когда я занималась уборкой улиц города, то заметила странный самолёт, что пролетал над городом. Когда радары наших ПВО заметили противника, то объявили в городе воздушную тревогу, но поняв, что к городу приближается одиночная цель и, посчитав его простым самолётом разведчиком, быстро её отменили. Когда самолёт достиг центра города, я заметила, как тот что-то сбросил прямо под местом своего полёта, а через минуту раздался оглушительный взрыв... Яркий свет, огромный столп дыма похожий на гриб, я не знала, что это и бросилась навзничь на землю как учила меня мама... Я не помню, что было дальше, помню лишь то, что мне резко стало ужасно жарко, в первые минуты меня спасло то, что на мне было два слоя моей одежды, в тот день мне так не хотелось переодеваться, что я просто надела рабочую форму на свою повседневную... Кожа и волосы, что не были защищены одеждой, были сожжены до такой степени, что отваливались от тела, словно ненужная вещь... Когда я пришла к военным, чтобы те оказали первую помощь, то те не сразу узнали меня, хотели было пристрелить прямо на месте, благо они быстро разобрались в ситуации и стали заниматься восстановлением моего здоровья намного лучше и внимательней чем за здоровьем тысяч людей пришедших к ним после... Это помогло мне пережить Лучевую Болезнь и не умереть в первые несколько суток после установления первых симптомов, а через два месяца после того, как я полностью восстановилась, то врачи сообщили мне о моей бесплодности...       — Ты жалеешь об этом?— всё также осторожно спросил у неё КНДР.       — Очень,— с грустью произнесла она.— До смерти завидую людям, что могут подарить этому миру свою новую жизнь, что наблюдают, как она растёт, как учится чему-то новому...       — В этом я тебя понимаю...— неожиданно произнёс кореец.— Не будешь против, если и я раскрою тебе секрет?       — Какой ещё секрет?— удивилась Япония.       — Это случилось незадолго до того, как я смог сбежать из лагеря твоей матери,— спокойно произнёс кореец.— Персонал лагеря, решил протестировать на заключённых новую сыворотку, что могла решить вопрос с перенаселением не японского населения в их новых колониях. Среди заключённых, на которых они решили протестировать это новое средство, оказался и я... Поэтому я не должен допустить ошибок, если я допущу гибель себя и моей старшей сестры, то обреку нашу родину на непростые времена. И это значит, что мы должны, во что бы то ни стало, пройти весь этот путь живыми!       Япония ничего не ответила. Встав со своего места, она неожиданно подошла к КНДР, заглянув ему в лицо, и резко вновь крепко обняв его за шею. Ребёнок, что находился на руках корейца, тут же вцепился в девушку, также крепко обняв и её.       — Давай дадим друг другу слово, что вместе выберемся от сюда живыми...— с долей смущения сказала она.       — Все вместе?— переспросил у неё кореец, поглядев в сторону ребёнка.       — Да... Все вместе!— уверенно произнесла она.       — Обещаю,— ответил ей КНДР, протянув ей руку, когда девушка отлипла от его шеи и отойдя от него на некоторое расстояние.       — Обещаю,— с улыбкой произнесла она, приняв его руку.       Когда с продуктовыми полками было покончено, Япония обратила внимание на закрытую дверь, что вела в рабочие помещения персонала кафетерия.       — Как думаешь, эти помещения могли использовать, как складское?— спросила Япония, подходя к двери.       — Я не думаю, что это хоро...       Не успел КНДР ответить девушке, как та, уже потянула дверную ручку на себя. Отворив дверь, Япония осторожно заглянула внутрь, тут же выскочив, словно перепуганная лань. Отскочив на несколько метров от входного проёма, Япония дрожащей рукой в сторону двери. Девушка пыталась, что-то произнести, но слова, словно комом застряли в её горле.       Не дождавшись ответа КНДР, осторожно подошёл к двери, слегка заглянув внутрь бывшего помещения для рабочих. Комната находилась в полупустом состоянии, полки были кое-как расставлены товаром, а мебель оставляла желать лучшего. У батареи, в одном из её углов, находился туго привязанный к ней мертвец. Несмотря на последствия переноса вируса, корейцу было не трудно догадаться, что перед ним находилась весьма молодая особа, одетая в форму местного кафетерия.       Заметив людей, мертвец оскалил прогнившие зубы, глухо зарычав, попытался броситься в сторону жертв. Однако, из-за намертво привязанным к батарее рукам, он не мог сильно навредить выжившим, продолжая оставаться в достаточно уязвимом положении. «Стреляй не хочу», подумал КНДР, глядя на заражённую девушку. Ещё раз, осмотрев помещение, парень заметил, небольшую записку, что находилась недалеко от заражённой девушки. «Джинджер, прости меня. Знаю, что я обещал не оставлять тебя, но я не могу. Я трус, Джинджер, последний мать его трус... Мне страшно и я тоже хочу жить... Тебе легко, ты отмучалась и теперь прибываешь в этом сраном небытие, а мне придётся дальше таскаться в этом безумии... Не знаю, как обстоят дела вне нашего убежища, но сегодня наконец-то смог дозвониться до Роберта, он сам толком не знает ситуацию, что творится в городе, но поговаривают, что в город вводят регулярную армию... Впрочем, тебе это уже не важно... Попытаюсь своими силами пробраться на пару этажей выше, быть может, кто-нибудь из местного офисного планктона смог выжить, заберу всё, что смогу из наших личных запасов, полки витрин, пока оставлю про запас, если ничего не выйдет... Ещё раз прости. Надеюсь, солдаты поскорее закончат эти мучения. Наши мучения. С любовью. Томас.»       Дочитав записку до конца, КНДР бросил взгляд в сторону заражённой девушки, та продолжала глухо рычать, пытаясь вырваться из крепких оков, но ничего не выходило. Бросив взгляд на заражённую, кореец направил свой пистолет на её лицо. Закрыв глаза, он нажал на спусковой крючок, услышав громкий выстрел и звук вздрогнувшего тела. Чувство странной тоски тут же пронеслось внутри корейца, словно он лишал жизни ни заражённое неизвестным вирусом существо, а обыкновенного человека.       — С тобой всё хорошо?— обеспокоено спросила Япония, осторожно войдя внутрь помещения.       — Странное чувство,— ответил ей он.— Сколько я их уже на тот свет отправил, а тут тоска накатила, словно человека живого пристрелил...       Молча схватив его за руку, девушка поволокла корейца вон из помещений:       — Всё будет хорошо,— спокойно произнесла она, когда они покинули кафетерий.— Главное помни, что мы обещали друг другу сегодня, хорошо?       КНДР лишь рассеяно мотнул головой, двигаясь за ней словно слепой котёнок. Обратная дорога была гораздо быстрее, чем их изначальный путь в кафетерий, Корея и Китай находились на том же месте, где были в момент их ухода. Казалось, словно они никуда и не уходили, а всё это время спокойно ожидали их возвращения. Вновь смерив их презрительным взглядом, Корея рассказала о том, что их разведка прошла относительно безопасно.       — "Относительно" это почему?— спросил у сестры кореец.       — Произошло пару неприятных встреч с мертвецами,— спокойно ответила она.— К тому же, мы слышали на шестнадцатом отчётливый звук стрелкового боя и разрыв нескольких гранат. После разрыва последних, в общем и целом. Поэтому настоятельно рекомендую быть на стороже, когда мы окажемся выше, судя по всему, кому-то из наших не повезло встретиться с местными выжившими...       — А ты чего такая довольная Япония?— резко спросил её Китай.— В нашем-то положении, весьма трудно найти повод для радости, в такое-то непростое время.       — Скажем так " Больные одной болезнью симпатизируют друг другу"— с улыбкой ответила она.