День Z

      Свинец опасно пролетал рядом, с протяжным свистом врезаясь в офисные стены, заставляя сильнее вжиматься в стенки дверного проёма. Россия никогда не мог подумать о том, что простой дверной проём офисного коридора сможет стать местом, в котором ему придётся занять оборону. За свою относительно молодую, по меркам государств, жизнь парень уже бывал в ситуациях, когда бой мог застать его в самом неподходящем для обороны месте, но даже не мог представить, того, что его единственной защитой станет простой проём от двери. С раздражением скрипнув зубами, он ответил нападавшим несколькими ответными выстрелами.       День с самого начала проходил не самым лучшим образом; прорыв обороны бункера, вынужденная операция по спасению младшей сестры, смерть Казахстана и провал общей эвакуации, навалились, словно огромный снежный ком. Однако встречный бой с выжившими становился последней каплей, что переполняла огромный резервуар его терпения. После того, как группа России рассоединилась с прочими выжившими, прошло не более получаса, за время которого они смогли без больших трудностей преодолеть три следующих этажа, что выглядели на удивление пустующими. Пятнадцатый этаж также оказался относительно безопасным для передвижения, но на точную проверку группе пришлось потратить серьёзное количество времени.       Проблемы вернулись к группе лишь на шестнадцатом этаже, когда их дорога резко пересеклась с местными выжившими, что всё это время пережидали на нём резкую атаку мертвецов, гнавшихся за ними после прорыва обороны выходцев из убежища. Выжившие настолько не ожидали подобной встречи, что в первые минуты несколько замешкались, прежде чем открыть по группе шквальный огонь, что спасло и спасло дипломатам жизнь. Понимая, что счёт идёт на секунды, Россия, нисколько не мешкая, погнал своих товарищей в сторону. Выиграв время, группа смогла быстро уйти с места огненного поражения противника, пережив первую атаку выживших.       Последние, быстро придя в себя, тут же погнались следом, не собираясь упускать возможности резко уменьшить количество занятых сидений в десантном отсеке эвакуационных вертолётов. Каждый из них явно видел точечное уничтожение одного из вертолётов, однако, явно питал надежду на то, что на место уничтоженного вернётся второй, покинувший крышу штаб-квартиры совсем недавно. Поняв, что долго убегать и отстреливаться будет бессмысленно, а выжившие рано или поздно настигнут группу, Россия и Сербия быстро заняли оборону в одном из дверных проёмов, отправив остальных членов группы вперёд. Россия знал, что долговременно удержать выживших они не смогут, но выиграть время для отхода остальной части группы, вполне.       Отстреливаясь от наступавших, они кое-как укрывались за дверями офисного коридора, время от времени поглядывая за действиями противника. Несмотря на явное отсутствие опыта в тактике и координации действий, вооружённые гражданские имели два неоспоримо важных преимущества: они имели явный численный, а также вооружённый, перевес и также сильно желали жить. Предпринимая глупые атаки большим скоплением людей, они несли ощутимые потери, в глупом желании прорвать оборону выходцев из бункера ООН, но, несмотря на это, продолжали и продолжали атаковать. Напор и натиск, с каждым новым телом, упавшим на пол от пистолетного огня двух товарищей, становился лишь сильней и напористей.       Рваться так, не считаясь с трудностями и потерями могли лишь люди, поставленные в крайнее положение, когда смерть становилась не слишком плохим выбором, а возможность жизни, каким-то далёким, небесным даром. Подобное упорство вынуждало их покинуть свою позицию, дабы остаться в живых, но лишь товарищи силой воли заставляли себя не сходить с заданного рубежа, отражая одну атаку местных за другой. Столь неожиданным для обоих товарищей стало резкое ослабевание напора противника, что резко выволок из-за угла ближайшего помещения грязную белую тряпку. В одно мгновение бой резко затих, а в ту же минуту из-за угла показалось несколько выживших, что медленно, приближались к их дверному проёму.       — Ребят, мы поняли, что связались не с теми людьми,— произнёс один из них, что явно исполнял роль парламентария, группа, которую он возглавлял была безоружна, но в тоже время, держала руки за спинами, что насторожило Россию.— Мы просто хотим дого...       — Гори у паклу, проклетство!— крикнул Сербия, не дав парламентарию договорить, тут же выстрелив в его сторону, заставив несостоявшегося парламентария упасть на офисный пол со сквозной раной на месте лба.— Это вам за сестру, твари!       Россия лишь с сожалением взглянул на своего товарища, стараясь не переводить взгляда на тело Черногории, что лежало неподалёку. Когда группа уходила вперёд, девушке не повезло отстать и попасть под резкий огонь выживших, что нагнали отступавших дипломатов. Черногория не умерла сразу, попытавшись встать, её тут же скосил новый выстрел, а попытки помощи от Венгрии и Беларуси, не увенчались успехом, сами девушки чуть было не повторили судьбу младшей сестры Сербии. Серб был вне себя от ярости и боли, желая лишь мести, за последнего любимого им человека, отнятого пулей местных.       Когда тело "парламентария" повалилось на пол, его товарищи, резко забросили руки за голову. «Господи, обезьянам гранаты дали...», с ужасом подумал Россия, увидев в руках выживших небольшие зелёные корпуса округлой формы. Быстрый огонь со стороны Сербии присёк бросок одной из гранат, второй бросок выживших был столь же неудачным, гранат совсем не достигла своей цели, разорвавшись недалеко от самих выживших. Оглушительный разрыв прогремел на весь этаж, скосив горе вояк, и заставив обоих товарищей лишь сильнее врости в свои стены, прячась от резко налетевших осколков.       Не успели товарищи опомниться, как на месте погибших противников появился ещё один, что занёс руку за голову. Быстрым рывком он успел метнуть в их сторону гранату, прежде чем меткий выстрел России сразил его на паркет офисного пола. Когда зелёный корпус гранаты, пролетев чуть дальше от места, где держали оборону товарищи, коснулся пола, русский и серб успели лишь переглянуться друг с другом. Ни сказав, ни единого слова, Сербия быстро бросился в сторону гранаты, оттолкнув Россию спешившего туда же, он закрыл её свои телом.       — Живи брате,— спокойно произнёс Сербия, прежде чем граната разорвалась под ним.       Часть поражающего элемента разлетелась во все стороны, вылетая через плоть серба, мелкой дробью она ударялась в окружавшее его пространство. Несколько осколков опасно просвистели рядом с головой России, некоторые, больно задевали ноги, заставив русского припасть на колени. Едкий дым витал совсем рядом, больно ударяясь в глотку и ноздри, с ног стекало несколько капель тёплой крови, в ушах стоял страшный звон. «Сербия... Чтоб тебя...», подумал Россия, свалившись на пол.       Тело безжизненно обмякло, не желая подчиняться командам мозга, что судорожно пытался заставить его подняться на ноги. Единственное, что получилось у России, лишь ползти, неотрывно глядя на мёртвое тело своего погибшего друга, русскому не верилось, что его товарищ может вот так просто погибнуть, они прошли через столько трудностей, и так просто, всего за несколько минут. Сердце разрывалось от боли и обиды, а до ушей стали доходить голоса, что приближались со сторону, откуда атаковали выжившие.       — Кажется, один ещё жив, глядите, как ползёт, видать жить ещё хочет, возьмём в заложники или сразу пристрелим?— насмешливо произнёс чей-то голос.       — Зачем с ним церемониться, они здесь столько наших ребят положили, пристрелить его и дело с концом— с раздражением ответил ему кто-то другой.— К тому же, весьма идеальные заложники сейчас ушли не так далеко.       — Мрази...— устало произнёс Россия, пытаясь ползти вперёд, в глазах мутнело и что-то смутно знакомое, тёмное, словно огромная скала нависла над ним, заставляя ощущать себя страшным ничтожеством.— Боже... Как же я устал...       — Никаких тебе "я устал",— услышал он строгий голос отца, что высоко возвышался над его низкой детской фигурой.— Право на отдых для нас это привилегия и её нужно заслужить!       — Отец... Я, правда...— мальчик судорожно пытался объясниться, но отец, словно не желал его слушать.       — Кривда,— грозно произнёс СССР.— Живо поднялся на ноги и в положение строевой стойки, на раз-два, становись!       Россия с трудом поднялся на ноги, его изодранная в клочья рубаха была покрыта толстым слоем грязи и пыли. Штаны представляли собой такое же жалкое зрелище, а обувь вовсе отсутствовала. Ноги ребёнка ужасно ныли, тело находилось на грани от того, чтобы вновь рухнуть на землю, русский чувствовал, что с минуты на минуту, готов рухнуть на землю без чувств, но страх перед гневом родного отца заставлял его держаться в сознании. Мозг практически не думал, лишь отсчитывая минуты, прежде чем очередная тренировка подойдёт к своему закономерному концу.       Россия не мог сказать, что отец не любил его или ненавидел, чем прочих детей из своего многочисленного семейства. Несмотря на ежедневные учения и строгость своей подготовки, он никогда не игнорировал его успехи, с долей критикой, признавая и поддерживая практически любое начинание своего старшего сына. Советский Союз относился к нему гораздо строже, чем к остальным, наиболее внимательно следя за его успеваемостью и физической подготовкой. Если прочим республикам практически никогда не попадало за прогулы и низкую успеваемость в обучении, то Россия давно уяснил то, что получить и скрыть четвёрку по любому из предметов для него будет гораздо страшнее, чем лично узреть свою гибель.       Советский Союз требовал от него идеала во всём, в поведении, лидерстве, обучении, физической и духовной подготовках. В своём юном возрасте Россия должен был знать, уметь и делать гораздо лучше и больше чем его среднестатистические сверстники. Это выливалось в ежедневные тренировки и дополнительное обучение, что курировал лично его отец, не давая России и шанса прогулять подобное занятие. Проспать или забыть, для русского становилось равносильно смертному приговору, ощутить который последнему совершенно не хотелось.       — Стоит тебя похвалить,— всё также строго произнёс Советский Союз.— По сравнению со вчерашним днём твои показатели заметно улучшились, не то, чего я ожидал, но гораздо лучше. Но, а сейчас мы проверим, действительно ли ты устал или просто притворяешься как последняя недобитая собака!       С этими словами тот быстрым движением руки плавно сбросил со своих плеч свой офицерский китель, оставшись лишь в свежевыстиранной, белоснежной рубахе. Встав в боевую стойку, он крепко сжал кулаки своих рук:       — Рукопашный бой, быстро,— громко и чётко произнёс он.— Твоя цель, я. Боремся до первой крови, можешь использовать любые методы и средства, которыми я обучил тебя за это время. Пошёл!       Также встав в боевую стойку, Россия бросился в атаку, уставший и изнеможённый он не мог опираться на тактику надеясь выстроить ход своих действий прямо во время боя. Страх тонкой жилкой разнёсся по всему телу России, ещё никогда ему не приходилось бороться с собственным отцом, а лишь внимательно перенимать его личный опыт. Ещё сильнее мальчишке стало страшно в момент, когда тот увидел, явно разочарованный взгляд своего отца, что, судя по всему, надеялся увидеть, что сын придумает какой-нибудь этакой ход. Но, несмотря на это мальчишка продолжал мчаться вперёд.       Резко оказавшись прямо возле отца, Россия попытался нанести быстрый удар по его печени, но тот без больших проблем увернулся от его удара, чуть было, не заставив русского упасть наземь. Удержав равновесие, Россия вновь, приблизился к отцу, нанеся серию быстрых атак, которые Союз продолжал спокойно парировать, практически не вступая в контакт со своим противником. Попытка обмануть его ложными ударами также не принесла больших результатов, заставив его отца, резко перейти в собственное наступление. Ели увернувшись, от попыток отца, сбить его с ног, Россия ловко отпрыгнул чуть в сторону, пытаясь обдумать дальнейший ход действий.       Не став давать ему такую возможность, Советский Союз, резко бросился вперёд, нанеся сильный удар прямо в солнечное сплетение. Россия почувствовал тупую боль в области живота, в лёгких, словно не кончился воздух, не имея возможности отойти, он обречённо рухнул на свои изодранные в кровь колени. Удар был таким, словно отец не просто ударил его своим кулаком, а целенаправленно пронзил огромным и острым ножом. Разочаровано вздохнув, Советский Союз приготовился нанести новый удар прямо по лицу собственного сына, но в момент, когда кулак почти достиг его лица, тот резко увернулся от удара.       Вытерпев боль, Россия воспользовался моментом, чтобы подобрать в кулак горсть земли, пока отец приходил в себя, он тут же ослепил его одним метким броском своей руки. Когда Советский Союз потянул руку, чтобы стряхнуть с глаз мелкие и неприятные песчинки, Россия быстро подпрыгнул к его лицу, ударив по нему своим тонким, совсем детским, кулачком. Отец мальчика выдержал удар, удержав своё равновесие, а когда мальчик попытался вновь ударить его по лицу, то не глядя, перехватил его руку, высоко подкинув русского в воздух. Воспользовавшись моментом, Россия, ловко ударил своей ногой прямо по голове своего отца, от чего, в глазах последнего резко сверкнули искры. Ослабив его крепкую хватку, он вновь ударил его по лицу.       В тот момент, когда его кулак со всей силы врезался в нос отца, Россия почувствовал как, что-то тяжёлое, аналогично взрезалось прямо в его лицо. Упав на землю, мальчик болезненно схватился за разбитую губу, из которой вытекали струи тёплой крови. Голова раскалывалась от боли, глаза предательски слезились, «Провалился... Ей Богу... Провалился...», с ужасом подумал мальчишка. Со страхом взглянув в сторону отца, он увидел, как тот потирал свой нос, откуда тонкой струйкой вытекал алый след крови.       — Весьма предсказуемо, ожидал гораздо большего и лучшего,— строго произнёс он, тут же тепло улыбнувшись.— Но поставленную задачу ты выполнил, хвалю, можешь считать это ничьёй.       Россия устало повалился на землю. Желание и сил на ходьбу совсем не осталось, мальчишке казалось, что всего одно движение и тот упадёт, испустив последнее дыхание. В этот момент его отец неспешно подошёл к нему, вновь окутав своего сына, тенью незыблемого великана. Не говоря ни слова, он поднял его на руки, и, обернув в свой китель, направился в сторону своего М-1, стоявшего неподалёку.       Молча открыв двери легковой машины, он осторожно положил его на заднее сиденье своего автомобиля, так, чтобы раны не создавали ребёнку больших нагрузок при передвижении транспортного средства. Россия не услышал и не почувствовал как завелась машина, видя лишь быстрые картины видов, сменявшихся за прозрачными окнами легкового автомобиля.       — Когда приедем, нужно будет обработать твои раны, сегодня и завтра можешь освободиться от уроков, твоих преподавателей я предупрежу, однако, чтобы все темы знал на отлично, понял?— строго спросил его отец, нарушив тишину в которой прибывал салон их автомобиля.       — Понял...— ответил ему Россия, не веря в то, что только что услышал.       — Не обижайся от того, что я настолько сильно гоняю и так строго отношусь к твоему обучению,— неожиданно произнёс СССР.— Ты будущий щит мировой революции и защитник тех, кто будет тебе дорог, я не имею право, растить тебя неуверенным в себе, глупым и слабым хлюпиком. Россия, когда придёт моё время, тебе придётся защищать четырнадцать республик и десятки других государств, что не смогут противостоять невзгодам этого мира. Сейчас, ты можешь ненавидеть и презирать меня за мою строгость, но когда придёт время, тебе придётся проявить себя без моего надзора, действую лишь собственными силами! Я не отпущу тебя в этот мир не подготовленным!       — А если, найдётся кто-то сильнее меня или у меня не останется сил, чтобы кого-то защитить?— неуверенно спросил у него Россия.       — Значит, тебе придётся его уничтожить, отбросить сердобольность, убивать столько, сколько потребуется для спокойствия тех, кого ты любишь,— спокойно ответил ему отец.— Поступить можно только так и никак более!       — Значит, я буду должен...— с лёгкой улыбкой произнёс Россия, прикрыв свои уставшие глаза.— Убить... Всех...       — Ты прекрасно знаешь, что мы живём в жестокое время...— голос отца становился всё тише и тише, пока не затих окончательно.       — Россия, прекрати, пожалуйста!— услышал он знакомый голос сестры, что силой удерживала его руку готовую спустить пусковой крючок своего пистолета, прямо на одного из выживших, что испуганно вжался в угол одного из офисов штаб-квартиры.       Рассеянно моргнув, он повернул свою голову в сторону, где находилась его младшая сестра, лицо которой было полностью покрыто слезами. Девушка также испугано глядела в сторону своего брата, словно видя на его месте неведомое её взору чудовище, пришедшее со страниц старинных книг.       — Парень... Прости... Не убивай, пожалуйста, я понял, связались не с теми, но пожалуйста...— истерично произносил выживший, ещё сильнее вжавшись в свой угол.       Оглянувшись, Россия заметил, что находился не в коридоре, где лежало тело Сербии, а чуть дальше в одном из офисных помещений, где прятались от их огня местные выжившие. Позади него лежали лишь недвижные мёртвые человеческие тела, кто со следами разбитых голов, кто с огнестрельными ранениями, метко украшавшими десяток различных лбов.       — Эй, ты,— обратился он к выжившему, заставив того громко всхлипнуть, когда он вновь наставил на него дуло своего пистолета.— Это всё, чьих собственно рук дело?       — Ты издеваешься?— разозлёно крикнул он, дрожа от страха и злости.— Лежал там, что-то про себя бормотал... Мужики ржали, думали, с ума от страха сошёл, а когда вплотную подошли... Накинулся, стал хернёй своей кустарной головы разбивать и телами прикрываться, как перчатки, их сволочь менял... С этим итак дело худо было, а как за пистолет схватился... Кто успел ноги унести и наверх убежать, через запасные выходы, тому повезло, а остальных... Даже раненных... Всех здесь положил, собака...       — Понятно, спасибо, что напомнил...— сказал Россия, опустив палец на спусковой крючок пистолета.       — Россия, нет!— крикнула на него Беларусь.— Прекрати... Ты не можешь так поступать... Ты не такой... Пожалуйста, хватит, я понимаю, что ты огорчён гибелью Сербии, мне тоже больно, но ты не можешь уподобляться им... Прошу, не надо...       Россия промолчал, ничего не ответив. Некоторое время он внимательно смотрел в глаза собственной сестры, после чего, вновь взглянул в сторону выжившего опустив дуло своего пистолета вниз:       — Уходи и молись Богу, чтобы я ещё раз не встретил тебя здесь,— холодно произнёс он.       Выживший без всяких вопросов и споров поднялся с колен и бросился прочь, оставив Россию и Беларусь в полном одиночестве.       — Зачем ты сюда вернулась?— спросил у своей младшей сестры русский.— Я же просил вас уходить от сюда выше и не возвращаться!       — Вы долго не возвращались, я волновалась и...— ответила она, обняв его за плечи.— Когда я увидела Сербию и столько убитых... Мне стало страшно, что с тобой тоже что-то случилось и видимо мои опасения оправдались... Россия, я не верю, что ты мог перейти грань дозволенного...       — Как видишь, сумел,— спокойно ответил ей он.       — Это мог сделать кто угодно, но не ты...— обеспокоено произнесла Беларусь.— Отец всегда учил нас...       — Отец учил меня совершенно другим вещам!— крикнул он, заставив свою сестру испугано вздрогнуть.— Я с самого рождения рос для того, чтобы творить подобное, дабы вы, мои дорогие братья и сёстры могли спать спокойным сном!       — Ты не должен... Я всё понимаю, но так нельзя...— сказала она.       — Я сам решаю, в какой ситуации, что делать можно, а что нельзя!— Я не рос в мире, где летают жар птицы и растут аленькие цветочки, а в мире, где есть опасность и способ её уничтожение для спокойно жизни других... Если существует враг, значит, есть только один способ решения подобной проблемы, его уничтожение. Врагов нужно уничтожать!       — Значит, я не должна допустить того, чтобы у тебя были враги!— серьёзно ответила ему младшая сестра.— Пошли, Венгрия и Польша нас уже заждались!       С этими словами девушка уверено покинула место прошедшего боя. Россия, молча, последовал за ней, перешагивая через тела убитых им противников, когда они проходили рядом с окоченевшим телом Сербии, Россия в последний раз взглянул в сторону своего погибшего друга. Горечь и обида, словно кинжал воткнулись в его сердце. «Больше никто не должен погибнуть... Никто...», подумал он, покидая шестнадцатый этаж.