Иной Зверь

— Йохан боится смерти сильнее, чем кто-либо. Именно поэтому он хочет остаться единственным выжившим. Тем последним, кто увидит сцену конца мира. Чапек замолчал, смотря на безымянного ребёнка своими холодными, равнодушными глазами. — Я буду давать тебе книги. Для чтения. Они не похожи на те, что ты читал в киндерхайме и у меня на занятиях. Сначала тебе будет тяжело. Постепенно привыкнешь. Начнёшь с этой. — И Чапек протянул ему «Бесов» Достоевского. — Он дал мне ряд книг… читать было сложно, я не мог… я не мог понять персонажей. То, что волновало меня, не волновало их, и наоборот… это был совсем иной мир, чем мой. — Кристоф замолчал, нахмурившись. — Ещё он дал мне Новый Завет. Вернее — первые три Евангелия. Как вы думаете, герр журналист, о чём они? Дайте краткий ответ. — О том, каким должен быть настоящий человек? — сказал Гриммер после короткой паузы. — Хороший ответ. Надо сказать, при первом прочтении я их почти не понял… только некоторые моменты очень запомнились. И кое-что я… припомнил. Их беседа продолжилась неделю спустя. — На кого ты обратил внимание в этой книге? — Ставрогин. Он словно бы набросок… Йохана? Я узнавал… только Йохан… завершён, а Ставрогин — нет. — Любопытное наблюдение. Но я бы обратил твоё внимание на иного персонажа. Пётр Верховенский. Пётр, верховный апостол… он соблазняет Ставрогина стать Йоханом. Вместо человека стать «Иваном-царевичем», персонажем, существующим для бесчисленного числа его последователей. Но обрати внимание — он теряется на фоне Ставрогина. И одновременно прикрывается им. Первый раз приезжая в городок, он уже может с лёгкостью организовать убийство того, кого пожелает. Вспомни Федьку-каторжника. И, несмотря на это, его никто не принимает всерьёз. Все взгляды обращены лишь к демоническому князю. И никому нет дела до беса. Они необходимы друг другу, понимаешь? У Ставрогина есть всё: красота, талант, великая духовная сила. Но у него нет воли… зло, как и добро, не в силах по-настоящему пленить его. А у Верховенского воля есть. Он действительно хочет зла. Ты необходим Йохану. Ты его второе лицо. Без тебя он не закончит ни один из своих великих планов. Они слишком быстро будут наскучивать ему. А теперь… я дам прочитать тебе особую книгу. Вернее — главу из неё. Часть христианской Библии, называющаяся «Откровение Йохана». Глава тринадцать. Безымянный ребёнок открыл книгу, и вскоре его руки затряслись. … и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами… …и видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела… …и дана была ему власть над всяким коленом, и народом, и языком, и племенем… Безымянный ребёнок узнавал черты того ужаса, который овладел 511-м детским домом в самом конце. Вот, кого они на самом деле боялись. — Читай дальше, — тихо и властно приказал Чапек. — И увидел я иного зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон. Книга затрепетала в руках подростка. — Как, — с каким-то почти что ужасом спросил он у Чапека. — Зверя два? — Да. Теперь ты поймёшь, почему Йохан оставил тебя в живых. Чтобы ты смог стать одним из них, его отражением. Христиане называют того, кто останется единственным выжившим в конце мира… антихристом. В их книгах он один… и только в Откровении Йохана их как бы два. В ней у последнего врага два лица. Часть того, что я тебе сейчас скажу, ты, наверное, не поймёшь сразу, поэтому просто слушай. Христос, «Помазанник», означает Мессию, спасителя мира. У иудеев времён Иисуса было представление о двух Мессиях. Мессии-царе, мировом правителе, который установит царство добра в мире и мессии-священнике, который помажет его на царство. Это представление отражается в Откровении Йохана на образ двух лжемессий. Лжемессия — царь, последний мировой правитель, которому поклонится весь мир. И лжемессия — священник-пророк, который будет последним духовным главой человечества в последние времена. Как думаешь, что ближе Йохану? Подписывать указы, проводить совещания, объявлять войны — или властвовать над душами? Ответом на вопрос было молчание, но Чапек видел, что его поняли правильно. — А если ты сомневаешься в замысле моего учителя… который построил модель воспитания для Йохана… обрати внимание на это имя. Почему именно оно? Это имя любимого ученика Распятого… но и имя его предтечи. Средневековые христиане, мысля об антихристе, видели его как бы зеркальным отражением Христа. Они подобны друг другу — и в этом подобии совершенно различны. И, видя в Откровении Йохана двух лжемессий, они сделали лжепророка предтечей, помощником лжецаря. Имя Йохан выбрано Бонапартой именно для иного, второго зверя. Который должен стать предтечей и помазать на царство первого зверя, подарить тому демоническую власть над всяким языком и народом мира. Безымянный ребёнок молчал. Он боялся сказать… боялся открыть Чапеку то, что тот сейчас раскрывает ему их же с Йоханом план. Только теперь будущий Кристоф понял, откуда этот план вырос. — Подумай вот ещё о чём. Когда Распятый вышел на проповедь, его родственники приняли его за сумасшедшего. Они не могли поверить, что тот, кого они знали как плотника, решил провозгласить себя Мессией. Антихрист будет подобен ему в этом. Он выйдет из моря, из бездны, никем не ожидаемый, и все будут дивиться ему, недоумевая, откуда, как к ним явился новый мировой правитель? Если бы им был Йохан, то кто удивился бы тому, что он воцарился бы над миром? Его красота пленила бы всех, все внесли бы во власть его на руках… ты иной. Тебе предстоит выйти из бездны никем не ожидаемым. Кроме того, прошлое Йохана известно. Его родители зафиксированы. Мать антихриста должна быть еврейкой из колена Дана. Мать Йохана… не из этого народа. Но о твоих родителях никто ничего не сможет сказать. Тебя породила бездна 511-го детского дома. Ты вобрал в себя всех его детей. Чапек говорил совершенно спокойно, но взгляд его горел каким-то безумным огнём. — Ты нужен Йохану. Без тебя он не доведёт до конца ни одно из своих великих дел. Йохан нужен тебе, чтобы обольстить мир его образом. Он даст миру то, что тот ждёт с момента своего возникновения… Кристоф ненадолго прервал рассказ и задумчиво спросил у Гриммера: — Вы помните, герр журналист, что я вам говорил о цифрах, которые заменили имена детям в 511-м? Сумма цифр в имени всегда равнялась тринадцати или восемнадцати. Сможете угадать, почему? Гриммер ответил после короткой паузы. — Тринадцать… думаю, это несчастливое число. А восемнадцать… три раза по шесть, так? Кристоф улыбнулся половиной лица. — Неплохо, хотя могло быть и лучше, герр журналист. — Печать зверя. Шестьсот шестьдесят шесть. Если вы хорошо знакомы с Откровением Йохана и Библией в целом, то заметите это… в ней имя противостоит безымянности. Подобно тому, как добро противостоит злу. Когда человек находит новый путь, который воспринимается автором как священный… Бог даёт ему новое имя. Симон становится Петром, Аврам — Авраамом… в Третьей книге Ездры праведники приходят на суд с именами, грешники — с делами. Монстр без имени имеет много дел… и, наконец, а Откровении Йохана… «побеждающему дам белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает». Это с одной стороны. С другой — Зверь и его пророк. И имя Зверя, которое даже нельзя записать. Которое есть, и которого нет. Число шестьсот шестьдесят шесть, которое будет записано на челе и деснице всех, принявших его царство. В иудаизме того времени был обычай — носить имя Бога в филактериях, на челе и на деснице. Понимаете? С одной стороны — люди, нашедшие подлинные имена и отмеченные именем Бога, с другой — безымянная толпа, у которой имена заменило число Зверя. Главная деталь нашего с Йоханом плана… главная загадка… мы обещали друг другу придумать, что это будет. Как забрать имена у всего мира. У всех, кто пойдут за нами. Чтобы, лишившись имён, поверив числу Зверя, они истребили сначала тех, кто пожелает сохранить имена, а потом — друг друга. Чтобы в конце только мы с Йоханом остались последними выжившими. Таков был наш план. Чапек… с ним было тяжелее всего. Я многое рассказывал ему… почти всё. Потому что он был необходим мне. Его связи. Его знания о Йохане и Бонапарте. Его знания… обо мне. Я рассказал ему про наш с Йоханом план. Про то, что на самом деле произошло в самом конце 511-го детского дома. Не сказав только, что это был именно наш с ним план. Сказал лишь то, что его придумал Йохан для себя. И посвятил в него меня как «одного из». Чапек должен был думать, что всё идёт по его плану. Кстати, я учил языки. Когда я прочёл, что тому зверю покорятся все языки мира, то мне пришло в голову воплотить это буквально. Выучить все языки всех стран мира. Потом я сильно сократил свои амбиции, но всеми основными языками политической карты я владею достаточно сносно. Можете не проверять, герр журналист. Ещё я полюбил «Бесов» Достоевского. Много раз перечитывал эту книгу. Маска Петра Верховенского оказалась очень хорошей. Когда я покинул 511-й, то почти никогда не улыбался. Теперь улыбаюсь постоянно. Бесом оказалось быть очень просто. Кристоф растянул губы в пошловатой улыбке. — На чём я остановился… Бонапарта. Нам потребуется ещё одна книга. Прочтите… Минутой спустя, выбрав из стопки книг нужную, Гриммер раскрыл её. «Тайна зверя без имени» — гласило название. …Бог мира может дать имена каждой вещи. Но он молчит. Бог мира может дать имена каждому животному. Но он молчит. Бог мира может дать имена каждому ангелу. Но он молчит. Сотворив человека, Бог заговорил. И сказал он Адам: «Нареки имена всему живому и неживому». И нарёк Адам имена всем вещам. И всем животным, которые пришли к нему. И хотел наречь имена все ангельскому миру. Но возмутился дьявол, и сказал так: — Не хочу, чтобы вчерашний прах нарекал имя мне, величайшему из духов! И пришёл он к Адаму, и сказал: — Только старший может нарекать имена младшим. Докажи, что ты старше меня, отгадай мои загадки! Начал он загадывать загадки, но Адам легко находил имена, спрятанные дьяволом за другими именами. Испугался дьявол — не хотел он получить имя от вчерашнего праха. Устроил он совет с демонами — какую бы ещё загадку загадать Адаму. И посоветовал ему один бесёнок спросить имя чудовища с семью головами и десятью рогами, которое было, нет его, и выйдет однажды из бездны. И не сумел отгадать загадку Адам. И пошёл он к древу познания Добра и Зла, и съел от плодов его… а дьявол и слуги его так и остались навеки безымянными. Сказка закончилась, не вызвав у Гриммера никаких особых чувств — так, пища для размышлений. Рисунки были куда интереснее содержания. — Неудачная сказка, правда? Совершенно никудышная. Чапек написал её, опираясь на два источника. Первый — древняя легенда о том, что Адам, нарекая имена животным, нарёк имена и всему ангельскому миру. Это мнение очень редкое, лишь небольшая часть христианских богословов считала, что человек задуман выше и совершеннее ангелов… и в этой перспективе наречение Адамом имён всему живому включало в себя ангелов… и демонов. Второй источник — записная книжка Бонапарты. В ней он записывал… идеи для сказок. Которые он так и не написал и которую отдал Чапеку перед тем, как исчезнуть. Чапек как-то сказал, что больше всего на свете хотел бы увидеть написанными сказки, идеи которых были кратко записаны там. Я хотел бы увидеть её… эту записную книжку. С тех пор как Чапек умер, немалая часть моих людей ищут её… но пока не нашли. Я хочу… я хочу найти свои корни. Он посмотрел на Гриммера. — Понимаете, я так и не знаю главного. Был ли я в замысле Бонапарты. Рождение близнецов — это случайность? Или Бонапарта с самого начала планировал заняться той семьёй в плане, в которой родятся нужные ему близнецы, мальчик и девочка? Если нет, если планировался один мальчик… а иного мальчика должен был дать 511-й киндерхайм… это одно. А если с самого начала планировались два близнеца, как два лица одного зверя… мне казалось, что ответ обо мне можно найти в этой книжке… о которой мне рассказывал Чапек, но даже существования которой я пока не могу подтвердить. Он криво ухмыльнулся. — Очень жалею, что так и не смог встретиться с Анной Либерт. Этого я ещё коснусь… позже… а пока расскажу то немногое, что знаю о Франце Бонапарте. Учитель моего учителя… гениальнейший психолог и психиатр. Он написал сказки. Придумал программу 511-го киндерхайма. И Дома Красных роз. Про детский дом я уже много рассказал, теперь коснусь второй половины эксперимента. В отличие от киндерхайма она была добровольной. Дети могли ходить на неё… а могли и не ходить. Если ребёнок не демонстрировал успехов, то его просто отстраняли от участия. Там не было лекарств. Имена становились ненужными сами собою. Дети… они продолжали казаться самыми обычными. Но, насколько я понял, с ними происходило то же самое, что и с нами. Они лишались эмоций… некоторые сходили с ума. Мне кажется, они были… набросками. Бонапарта раз за разом, раз за разом пытался изобразить идеального ребёнка. Йохана… он… он абсолютный материалист. Душа, Бог, дьявол для него… это то, чем он управляет. То, что он может препарировать, вскрыть самую суть и вложить в человека. Не спрашивая ни самого человека, ни Бога, ни дьявола. Его сказки… как думаете, кто их герои? Возьмём Монстра без имени. — Йохан…? — Нет. Если бы безымянный мальчик, читавший эту сказку в детстве прочёл бы её, как сказку о мальчике, в которого залез Монстр… много людей бы остались живы. «Монстр без имени», «Бог мира», «Человек с большими глазами и человек с большим ртом». Их главные герои — монстр без имени и дьявол. Единственные герои. Мы в 511-м детском доме понимали сказки именно так. Когда я придумал мою сказку… она была не о мальчике. Она была о тайне дьявола. Она была о Дьяволе. Лишь много позже я понял, что её можно было прочитать и как сказку о мальчике. Бонапарта… его сказки овеяны злом. Бог в зеркале видит Дьявола и убивает… его? Себя? Не имеет разницы — заключать сделку с дьяволом или нет, всё равно ты придёшь к нему. Монстр без имени войдёт в тебя… и весь вопрос в том, съест ли он тебя изнутри или будет есть твоими руками и твоим ртом других людей. Гриммер молчал, вспоминая мультфильм «Невероятный Штайнер». Когда он смотрел его, там, в 511-м детском доме… кто был для него главным героем? Обычный мальчик-неудачник, столь напоминавший его самого? Или — его тайный друг, совершавший подвиги и побеждавший злодеев? Ответ… он знал ответ. Там, в киндерхайме, именно «невероятный друг» был самым важным в его жизни. Он, как и Кристоф… как и другие дети эксперимента приняли «сказочных друзей» за реальность большую, чем те персонажи сказок, которые напоминали их самих. — Бонапарта… — тем временем продолжал говорить Кристоф. — Помните мой вопрос о Евангелиях? Мне кажется, вы правы… люди меньше персонажей книг. Только два человека больше своих образов. Агнец и Зверь… весь мир, по словам любимого ученика Распятого, Йохана, не вместил бы написанных книг. Бонапарта хотел… хотел написать книгу, которая дала бы идеальный образ иного человека. Зверя. Он написал три книги. И хотел написать четвёртую. Написал её… в мальчике. Он придумал идеального персонажа, который ожил и сошёл со страниц книги. Который ходит, говорит и убивает, как люди, являясь и не являясь человеком. Кристоф говорил совсем иначе, чем обычно. Его лицо теперь вновь напоминало лицо тяжелобольного. — Я долго думал об этом. Я хотел как можно больше знать о Йохане… чтобы иметь возможность контролировать его. Как видите, я ничуть не умнее Чапека. Честно говоря… честно говоря, иногда мне кажется, что я редкостный дурак. Сынок богатого папаши, дорвавшегося до денег и власти. — А вы не такой? Лицо Кристофа дёрнулось, он усмехнулся. — Хотел бы я и в самом деле быть таким… когда моё обучение у Чапека было завершено, он дал мне моё новое «имя» — Кристоф, от «Христос» — мессия… и продал одному из богатейших людей западной половины Германии, герру Сиверниху. Он был одним из тех, кто, как и Чапек, хотел контролировать Йохана и прийти вместе с ним к власти…