Море в клетке

Я не была к этому готова. К серому, затянутому пыльными тучами небу. К позвякивающей сети, натянутой над городом. К людям вокруг меня, от которых так и веяло страхом. Я не была готова, и тем не менее, я стояла на промозглом ветру, кутаясь в ободранный школьный шарф. — Всем распределиться согласно вашему расписанию! — рявкнула панна Далибора, и я вздрогнула. И ощутила себя такой одинокой, такой маленькой в этом огромном злом мире, что, казалось, сейчас меня раздавит. Цепь упадет, ударит по голове и расшибет ее на кусочки… Я стиснула зубы. Я знала, что умру. Я знала это, я ощущала мягкие шаги смерти за спиной, и, пожалуй, я даже не боялась. Потому что я знала, за что именно я умру. За то, чтобы Магдаленка улыбалась и дальше, чтобы у нее был хотя бы ещё один день. За то, чтобы Марек оставался солнцем, опаляющим, обжигающим, от которого осколки моей маленькой души превращались в прозрачное стекло. Этого достаточно. Этого хватит. Марек коснулся моего плеча, и я вздрогнула, опасаясь, что каким-то невероятным образом он услышал или мысли, но он только ободряюще улыбнулся, и мы пошли. Ждать мелких тварей долго не пришлось. Огромная темная туча аспидов заполонила небо, они бросались на цепь, и она протяжно звенела, и ученики рядом с нами охали от ужаса, потому что они умирать не собирались. А я ощущала, как бурлит ментум от страха, от ярости, он почти взрывался, и нырнуть туда — будто нырнуть в водоворот, который бросит меня о скалы. — Приготовься, — хрипло прошептал Марек сжимая кулаки, и вокруг его рук заплясали искры. И цепь лопнула. Волна тварей хлынула в город, заполонила его, будто чума, впиваясь во все, что могла бы сожрать. И Марек вспыхнул пламенем, и в пламени этом была вся его ненависть, вся его боль, которые и привели его сюда. Я закрыла глаза и вышла в ментум, и там… там все крутилось, трескалось, и тысяча маленьких сознаний тысячи маленьких тварей металась туда-сюда. Я схватила одно и пробежалась по нему, ощущая каждую нить, и вот одна, которая связана с сердцем. Дёрнуть со всей силы и увидеть, как гаснут остальные. И дальше, следующий, следующий, убивай их, убивай, пусть умрут, и прежде, чем вцепятся мне в горло, я продам свою жизнь дорого, так дорого, что никто не расплатится. Сколько прошло времени? Час, два? Сознаний все не уменьшалось, хотя я разрывала их все. Я ощутила жар и вернулась в реальность. Усталость навалилась мгновенно, но я увидела Марека, который с трудом держал щит, и десяток аспидов царапал, рвал его. По щеке Марека текла кровь, вокруг — мертвые ученики. Не получилось… Не получилось! Даже новая магия не смогла справиться! И тут голос позади: — Джина! Марек! Я иду, я иду! И внутри будто огромный водоворот — Магдаленка! Что она здесь делает, глупая? Но она бежала к нам, совершенно настоящая, бежала в этот визжащий, рычащий ад, и я вдруг представила, как они разрывают ее. Сзади вскрикнул Марек — тварь впилась ему в руку. Ещё одна кинулась на меня, и он, щёлкнув пальцами, сшиб его потоком ветра. — Джина! Чего стоишь?! Убей их! Убей! Убей их. Что ж, я убью. Я убью всех. Я закрыла глаза и снова вышла в ментум, и он, злой, беснующийся, попытался оттолкнуть меня, но не так-то просто оттолкнуть того, кто собрался умереть. Ради того, чтобы у них был хотя бы ещё один день. И я схватила аспидов, всех аспидов, и разом разорвала их сознание, ощущая, как они умирают. Это чувство разлилось по телу, по душе, полынной жгучей горечью, а я хватала и хватала, сознание за сознанием, одно за другим, и рвала, рвала на кусочки, потому что они не смеют, никто не смеет… Погасить искру, погасить жизнь, снова и снова, бесконечный лабиринт бесконечной смерти, я заблудилась в нем, я потерялась, но мне не нужен выход, только эти твари. Я не знала, как далеко от своего тела я забралась, не знала, как долго я была в ментуме, и кто я вообще, и только странно знакомый голос напомнил мне: — Вернись! Вернись, ты же погибнешь! Нет, рано, рано. Ты слишком далеко и слишком близко, и я бы вернулась, только чтобы посмотреть в твои глаза в последний раз, пожалуйста, но ещё остались эти маленькие твари, ещё одна, ещё, ещё… И ментум превратился в бесконечную пустоту.